Хроники Мастерграда. Книги 1-4

У простых кочевников – имелось не менее 30–50 лошадей, не менее 100 овец; у богатых – до 26 тыс. лошадей, несколько десятков тыс. овец (богатые составляли около 11% всего населения).

Эпоха GPS – навигации на ближайшие столетия канула в лету, и пилоты вновь освоили старинное искусство летать по ориентирам. Долетел круглого, как пиала, степного озера, сверился с висевшей на металлической трубе каркаса картой и с компасом.

– Южный, докладываю: наблюдаю ориентир 4, поворачиваю на ориентир 5. – проговорил в микрофон гарнитуры.

В наушниках зашуршало, потом донесся хрипловатый голос РП:

РП – руководитель полетов.

– Принято! Что наблюдаете на земле?

– Все то же, попалась пара отрядов кочевников, все мирные.

Летчик одобрительно улыбнулся, рука аккуратно наклонила трапецию, аппарат плавно и послушно начал разворачиваться влево.

Нащупал на поясе фляжку. Не отводя пристального взгляда от земли, жадно прильнул губами к горлышку. В памяти всплыла полузабытая песня, соответствующая настроению. Слегка фальшивя, напел вполголоса, перекрикивая шум двигателя и вой ветра:

Призрачно все в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь.

Вечный покой сердце, вряд ли, обрадует,

Вечный покой для седых пирамид.

А для звезды, что сорвалась и падает,

Есть только миг, ослепительный миг.

И замолчал – дальше не помнил. Он слышал ее несколько раз по телевизору, но это была песня предыдущего поколения.

Спустя полчаса на горизонте засинела узкая полоска реки Тобольки. Сергей добрался до крайней точки патрулирования. Заозирался. Небо стремительно заволакивали рыхлые сине-черные тучи, ветер быстро усиливался и упорно сносил хрупкий аппарат в сторону от маршрута и приходилось постоянно манипулировать трапецией и газом. На предполетном инструктаже предупреждали только о небольшом усилении ветра. Сергей нахмурился. «Опять ветродуи напутали».

Ветродуй – метеоролог, сленг пилотов.

Он собирался поворачивать назад, на временный аэродром в районе угольного разреза, и предвкушал заслуженный отдых, когда на горизонте появилось пыльное облако, какое бывает при откочевке массы скота и всадников. Взгляд метнулся на циферблат. Горючего, судя по показаниям, больше половины бака. Вполне хватит для возвращения. «Ладно, гляну что там», – решил пилот и повернул к очередному кочевью, аппарат спланировал вниз, словно с горки.

Сергей прищурился, пытаясь рассмотреть сквозь плотную пелену пыли животных и людей. Внизу проплывали тысячные гурты скота, метались всадники. Вроде все как обычно, но что-то ему не понравилось, но что именно? Не понять… Сергей нахмурился и заработал трапецией, одновременно передвинув вперед ручку газа. Двигатель взревел басовитее, аппарат начал тяжело поворачивать на круг, одновременно набирая высоту. Ветер еще усилился, ощутимо мешал управлению. Внизу, в сотне метров, проплывали стада, метались испуганные лошади со всадниками и без. Стоп, мелькнула мысль, а почему так мало арб? Если это мирные кочевники, то где они перевозят свое добро? Лицо летчика исказила гримаса удивления. Перед полетом инструктировали: при проверке кочевий обращать внимание на странности и одной из примет, позволяющих предположить, что внизу не мирные кочевники, а замаскированный воинский отряд – незначительный объем перевозимых вещей.

– Южный, я жаворонок 3, как слышно, прием?

– Слышу вас, – знакомый голос РП прошелестел в наушниках.

– Наблюдаю отряд кочевников, почти совсем без вещей, иду на второй круг.

– Принято, вам десять минут и возвращайтесь на базу, погода ухудшается!

– Понял, выполняю…

«Блин! Везучий случай, сел на вынужденную и ничего себе не сломал!» Трясущимися руками летчик отстегнул скользнувшие змеями по телу ремни, шагнул на покрытую жесткими, выгоревшими стеблями землю, немного шатнуло.

Безразличное солнце плавило выцветшую синеву небес. Тишина, нарушаемая только однообразной песнью цикад и заунывным воем южного ветра, казалась после победной песни мотора особенно томительной. Летели вихри горячей, сухой пыли, по выжженной солнцем морщинистой земле неторопливо катили клубки высохшего до состояния проволоки перекати-поля. Все, как и тысячи лет тому назад.

Летчик наклонился над аппаратом. Переживания потом, вначале что с мотодельтапланом. Сильно пахло бензином. Одна из лопастей винта, примерно посредине, обломана, из поврежденного топливного трубопровода сочилась тонкая струйка на горячий, измазанный окровавленными перьями неудачливой птицы, двигатель, а оттуда часто капало на потемневшую землю. Летчик машинально смахнул их ладонью и, брезгливо поморщившись, вытер руки о брючину. Починить на месте не получиться. Нда … положение. Он сглотнул жесткий ком в горле. Наконец, справившись с чувствами, посмотрел на юг и поднял сложенную козырьком ладонь к глазам.

До горизонта высохшая, пропахшая пыльным ковылем степь. Многотысячные стада животных, среди которых прятались степные бандиты, в паре километров позади. Коннику хватит десяти минут прискакать к месту падения мотодельтаплана. Огляделся по сторонам. В сотне метров на север вздымался в небо, господствуя над окружающей местностью, заросший высохшей травой, с крутыми склонами холм –могильный для давным-давно погибшего древнего воина. Века и века он спал в степной постели с верным другом – боевым мечом. С вершины холма взирал на мир косыми глазами памятник неведомых эпох – надгробный камень в форме застывшего идола – обатаса, человекообразного существа с обвисающими усами и чашей в руке.

Что делать? Бежать? Всего результатов – умрешь уставший. На плоской равнине конники догонят пешего на раз, заарканят или издали стрелами превратят в ежика. От пистолета, даже современного, против десятков или даже сотен конных бандитов в голой степи проку мало, всех не перестреляешь. Искать место, где спрятаться и дождаться помощи? Нет такого в плоской, словно доска, степи, а заросшая вечнозелеными соснами долина Тобольки далеко.

В памяти встали страшные фотографии погибших геологов– их в обязательном порядке показывали военнослужащим и сотрудникам полиции. Искаженные нечеловеческим страданием лица, окровавленные тела, багряные острия, пронзившие тела, вышли в районе ключиц. Это было страшно, это противоречило самой природе и чувствам человеческим. Ноги похолодели, несмотря на палящее солнце спина покрыло липким противным потом. Сергей нервно облизал губы и, как-то незаметно для самого себя поборол шок, весь подобрался. Хотя сердце все еще билось учащенно и неровно, но от недавней беспомощной растерянности не осталось и следа. Пока жив, его обязанность – быть верным долгу, который был для него категорией абсолютной, твердой основой душевного склада. Как отцы, деды и прадеды, он готовился драться до конца по принципу: делай что должен – и хрен бы с тем, что будет.

Глубоко выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, все – к бою готов. «Степные уроды думают, что поймали легкую добычу? Не, так не пойдет, если что, отправлю в гости к гуриями».

Сергей снова повернулся в сторону бандитов. Из табуна один за другим выезжали всадники. Сверкали искры на металле оружия и доспехах. Всадники на ходу сбивались в кучу и рысили к месту падения мотодельтаплана. Аэродром подскока, откуда придет помощь, в пятидесяти-шестидесяти километрах севернее. Значит, с учетом сборов, помощь следует ожидать где-то час, полтора. Оглянулся, взгляд вновь остановился на увенчанном надгробным камнем холме. Склоны крутые, так что всадник на лошади не взберется на вершину, а с пешими бандитами он еще посостязается в меткости. Слава богу, до Переноса в тир летчиков водили регулярно. Решено – укроется на господствующей над местностью вершине. Это единственный шанс дождаться аварийно-спасательной группы.

Сергей поспешно вытащил из крепления сумку с авиационным носимым аварийным запасом. Рванул молнию. Так, паек, рация, это, не то! Наконец-то! Схватил пистолет. Рифленая рукоять АПС –внушила уверенность. В кармашке запасные обоймы и почти двести патронов и две гранаты РГД-5. Поспешно снарядил обойму. С хищным щелчком она вошла в пистолет. Разгрузка упала на плечи, застегнул липучки. Небрежно засунув оружие в карман, забросил сумку на плечо и порысил к холму.

В густой тени каменного идола упала сумка, присел на корточки. Верхушка холма представляла из себя почти идеальный круг метров пятнадцати в диаметре, заросший хрупким, выгоревшим на степном солнце ковылем. Ветер усиливался, качал сухими ветками кустов. Первым делом снарядил запалами обе гранаты. Все четыре запасные обоймы, снаряженные патронами, нашли место в карманах разгрузки. Все, он готов стать неприятным сюрпризом для степняков.

Над курганом почти неподвижно висела точка степного падальщика. Чует, тварь, скорую поживу! Один против сотни, а то и больше врагов… даже с учетом его вооружения. расклад неравный. Возможно и повезет дождаться спасателей, но шанс маленький. Навалились воспоминания о навеки потерянных матери и отце. Матушка родом из донских казаков, а отец – из центральной России. После Переноса первые дни отчаянно тосковал по родителям и ужасно сожалел, что не попросил отпуск зимой и не навестил родителей. Теперь ничего не исправишь. В детстве отец учил его: в драке берут не силой, а яростью и готовностью идти до конца. Ну что же, покажет бандитам, каков в бою русский офицер! Рот пересох, сердце бешено колотилось о ребра. Мысли из головы улетучились, осталось только стремительно, как, степной пал, разгорающееся пламя ярости. Приходите! Вам понравится! Как говорили в фильме про спецназ: ПОТАНЦУЕМ!

Когда внизу послышались гортанные крики преследователей, «крышу» у него окончательно сорвало. Ну наконец-то! Он яростно оскалился. Из кармана появился пистолет. Перекатился на живот и осторожно выглянул из-за идола. Лицо исказила быстрая гримаса удивления. Ого! Сколько их, – мысленно присвистнул и облизал губы. Не меньше двух десятков степных бандитов столпились у подножия холма. Галдят, показывая руками на вершину. Часть пыталась забраться на крутой склон холма верхом на коне, но самые догадливые спешивались. Еще пара десятков подъезжало. Хотя, какая разница, сколько их там? Шакалы за моим скальпом пожаловали, но как бы самим не уйти стриженными!

– Эй, летчик, – послышалось на русском языке с едва уловимым акцентом, – сдавайся, и мы сохраним тебе жизнь!

Бандиты: в одинаковых грязных халатах и железных доспехах, кто кричит, не разберешь. «Ага, только шнурки поглажу. Я русский, а русские не сдаются!» Он родился в эпоху, когда еще помнили о подвиге Маресьева, когда мальчишке с питерского или уральского двора предать просто немыслимо. Прикинув расстояние, где-то метров сто, Сергей взял пистолет обеими руками. У Стечкина, да еще при стрельбе очередями, отдача будь здоров! Пока степняки в куче, грех не попытаться обезвредить нескольких бандитов. Сдвинув предохранитель на автоматический огонь, выкатился из-за идола и прицелился по самой большой группе.

«Тра-та-та» – пистолет забился, словно живой.

– Вас сюда не звали! – прошептали побелевшие губы. И тут же снова короткая очередь: тра-та-та!

Несколько бандитов попадали вместе с конями на землю. Остальные, словно тараканы, застигнутые ночью на кухне хозяином, брызнули в стороны. Дикое ржание бьющихся лошадей, крики раненых. Мертвые застыли в нелепых позах.

– Ааа, – с тонким, детским, стенящим криком, раненный бандит полз, медленно перебирая руками по иссохшей, помертвевшей земле.

Гримаса дикого восторга на миг исказила лицо русского и тут же пропала. Все, больше стрелять нельзя. Лакомых целей не осталось, а одиночными на большом расстоянии степняков не достанешь. Гортанная команда. Бандиты проворно вскинули луки к небу. Дистанция слишком велика для прямого выстрела, бандиты метнули стрелы вверх, Стрелы с шуршащим свистом ушли высоко в небо, закладывая дугу…

Позади пронзительно свистнуло, спустя миг снова. Сергей оглянулся. Почти отвесно в паре метров в иссохшую землю ударила стрела и еще, и еще, делая ее похожей на колючую шкуру ежика. Русский яростно оскалился. заполз за каменную тушу идола. Все что оставалось – ждать пока степняки пойдут на штурм и молиться чтобы не зацепила стрела.

Гортанные крики с подножия холма, свист стрел и надрывный, в котором не осталось ничего человеческого, крик раненого. Вдруг он утих, завершившись коротким и отчаянным всхлипом. Сердце в груди словно остановилось. Прирезали, понял Сергей, если со своими так, то как они поступят с пленным? Проверять не хотелось.

Ливень стрел приутих. Сергей осторожно выглянул из-за идола. Глухо бабахнуло, метрах в двух фонтанчиком брызнула земля вперемешку с травой. Он торопливо отпрянул обратно. Кто-то из стрелков внизу вооружен огнестрелом попаданцев. Хреново. Техническое превосходство, на которое Сергей так рассчитывал, оказалось фикцией.

Высунулся с другой стороны идола. Ага! Посреди толпы аборигенов пятнистая фигура с вполне современного вида охотничьим ружьем целится в вершину холма. Тщательно прицелился. На, получи!

«Тра-та-та!» – коротко прорычал пистолет. Попал! Незадачливый стрелок беззвучно рухнул. Ноги в сапогах в темпе чечетки застучали по земле, выбивая пыль. А вот нечего переходить на сторону насильников и убийц! Выдернув чеку из гранаты, метнул вниз. Крикнул:

– Держите подарочек!

Предупредить, что именно сбросил вниз попаданец, оказалось некому. Скуластые лица бандитов нависли над ребристым яйцом гранаты.

«Бах!» – славно громыхнуло. Огненная стихия разметала в разные стороны, поломанные тела бандитов. Хищная улыбка пробежала по губам Сергея. Немало отважных аскеров и по совместительству убийц получили свое. Вокруг вновь засвистело, дождь стрел усилился. Сергей судорожно прижался спиной к каменному памятнику, взгляд скользнул по ребристому бочонку последней «лимонки». Эта… для себе, если что.

Словно по сигналу обстрел закончился, и тут же на верхушку холма прыжком вскочил мужик в грязном халате, под металлическим шлемом горят злобой узкие глаза. Торжествующе взвыл, из ножен вылетела узкая и длинная сабля.

Пистолет бабахнул, руку дернуло отдачей. Дикий крик. Бандит, сбитый пулей, словно ударом доброй дубины, с истошным воплем покатился с холма. Через миг со всех сторон враги густо полезли на холм. Сергей юлой закрутился вокруг памятника.

«Бах!» – краем глаза углядел нового бандита. Выцелил стволом.

«Бах!», – потом еще. – «Бах!»

Неистовые и злобные крики, вой раненых, гулкие одиночные выстрелы и короткие очереди из пистолета слились в какофонию боя. Вроде бы сам что-то яростно орал в ответ, но утверждать, что именно так и было, он бы не стал. Дважды торопливо вбивал в пистолет новый магазин. Наконец, все закончилось. Сергей, тяжело дыша, укрылся за идолом и злорадно ухмыльнулся, чрезвычайно довольный собой. Их много, но победил он! Казалось, что штурм длился невыносимо долго, но, когда все закончилось, и он посмотрел на часы, оказалось, все длилось от силы пару минут, а от момента, когда вызвал спасателей, прошло полчаса. Снизу слышались вопли раненых, всего в трех метрах перед Сергеем валялся в алой луже крови, успевшей натечь с простреленной головы, мужик с копьем, намертво зажатым в руке. Шустрый оказался, почти успел добежать. С другой стороны памятника слышался надсадный вой раненого. Скверные у него раны, в живот и грудь, не факт, что даже продвинутая медицина двадцать первого века такого спасет. А в условиях семнадцатого-практически верная смерть!

Вновь начался обстрел, значит, пока не полезут. Занудно засвистели, вонзаясь в сухую, омертвевшую землю стрелы. Сергей облизал сухие губы и расстегнул ворот, сверкнул невзрачный серебряный крестик. Летчик поднес к сухим губам, торопливо зашептал:

Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

да приидет Царствие Твое,

да будет воля Твоя…

Сергей замолчал. Текст молитвы он забыл. Хотя его и крестили в детстве и считал себя православным, но церковь посещал от силы раз в год и даже Перенос не изменил этого. Но… на войне даже коммунисты становятся немного религиозными и молятся богу. А над головой темнело распахнутое настежь небо, цвета штормового океана. От него делалось тоскливо на сердце, в то же время и глаз не оторвать.

Раненный с другой стороны памятника, всхлипнул, вой прекратился, видимо получил свое от «дружеской» стрелы. Сергей вновь посмотрел на наручные часы, и робкая надежда затеплила в душе. Осталось совсем немного продержаться. Поискал взглядом, где сумка с боеприпасами. Вот она, в двух шагах от памятника, пока крутился, отбиваясь от бандитов, случайно отбросил ее на пару шагов. Аккуратно подтянул ногой и принялся торопливо снаряжать магазины.

Он набивал последний, когда правую руку обожгла дикая боль, словно на обнаженную кожу плеснули кипятком. Сергей вскрикнул, очередной патрон упал, блестя медными боками покатился по земле и исчез в жухлом ковыле. Скосил глаза. Пущенная наугад стрела нашла долгожданную цель. Пронзила насквозь правую руку, пришпилив к животу. Из-под стрелы засочились алые капли. «Черт, черт, черт! Ну вот и все, в таком состоянии я не боец». Летчик спиной осел на идола. Попробовал пошевелить пальцами правой руки и вскрикнул – тело пронзил новый огненный разряд боли. Липкий, тягучий пот потек по позвоночнику.

Лицо стремительно побледнело, только губы –точно яркая алая лента.

Там, где кровь тонким, щекотным ручейком стекала на землю, отчаянно зачесался бок.

Боль немного уменьшилась. Было обидно, до слез обидно. Ну почему это случилось именно с ним? Потом лицо исказила презрительная гримаса. «Думаете, уроды вонючие, возьмете меня? Да хер вам!»

Кулак ударил по спекшейся до каменного состояния земле. Рану словно прострелило жгучей молнией, из груди вырвался новый стон.

Левой, здоровой рукой подтянул последнюю гранату, вытащил чеку и взял ее в руку, продолжая прижимать спусковой рычаг. Стоит отпустить и все…

Закружило голову. Изо всех сил сжал зубы. Только не потерять сознание и дождаться. Чтобы не зря. Уходить один он не желал. Только в окружении сонма врагов!

– Боже, – взмолился, – если ты есть, не о жизни тебя прошу я, дай мне уйти так, чтобы стыдно не было…

И тут нахлынуло осознание, что это все. Что остались считанные секунды или минуты. Умирать не хотелось отчаянно. Хотелось жить так сильно, что рука едва не разжалась. Перед глазами встали родители. «Прощайте, мама и папа! Я виноват перед вами… не будет внука или внучки, о которых вы мечтали… прощай друг Сашка». И так ему стало себя жалко, так растравил самого себя, что по пыльным щекам поползли мокрые борозды. Да что там, он попросту рыдал, по-мальчишески всхлипывая и размазывая по лицу кулаком с намертво зажатой гранатой грязь, кровь и слезы. Ярился на себя до зубовного скрежета, но ничего не мог с собой поделать.

Слезы вовсю застилали глаза, мир расплывался, разбойники, выставив копья и сабли, осторожно приближались.

Со сведенных судорогой губ оскаленного, бледного Сергея вырвался поток невнятных, перемешанных с матерной руганью слов. Ярость, охватившую его, можно сравнить только с яростью берсеркера, в чем мать родила, бросающегося на закованных в железо воинов и побеждающего!

Разбойники остановились. Это было невозможно, невероятно. Он один, раненный, безоружный, а их много, но они боялись его.

А потом все изменилось. В глазах русского появилось странное выражение, он даже задышал вольнее, наконец-то покинуло страшное напряжение, будто, наконец, свободен, свободен от всего!

Что происходило дальше, видели только выжившие враги да степной стервятник, висевший над холмом в восходящих потоках воздуха. Он терпеливо дожидался, когда глупые двуногие наконец уйдут и дадут полакомиться свежей мертвечиной.

Когда кольцо врагов, повинуясь командирскому окрику, сомкнулось над привалившимся спиной к идолу человеку в синем, пилотском костюме, из глотки человека вырвался сходный с волчьим рык-вой. С громовым ревом вырвалось яростное пламя, тела в окровавленных и грязных халатах, разбросало по вершине холма. А у каменного идола осталось лежать изломанное, окровавленное тело в окружении сонма трупов и неистово вопящих раненых. Смерть была милостива к молодому герою. Она избавила от мучений агонии, от последних конвульсий, он погиб мгновенно и даже уснув навеки, он пугал бандитов победной улыбкой, навеки застывшей на губах. Эхо взрыва, понеслось по степным просторам и вскоре затихло. Только усилившийся ветер, видевший и не такое, пел скорбный реквием погибшему герою.

Двадцать минут спустя хмурые и неразговорчивые после осознания чудовищных потерь бандиты заканчивали грузить на арбы погибших и легкораненых, тяжелых прирезали сами, переводя в категорию мертвых. Молодой бандит в перепачканном землей дырявом халате обладал самым чутким слухом или, возможно, обостренной «чуйкой» на опасность. Неожиданно остановился, из-за чего напарник, тащивший вместе с ним труп товарища, споткнулся о камень и отчаянно засквернословил. Не обращая внимания на ругань, молодой несколько мгновений с видимым недоумением смотрел на север. С хмурого неба на грани слышимости доносился отдаленный гул, а на горизонте родилась постепенно растущая точка. Наконец, уверился, что это ему не кажется, протянул руку на север и гортанно выкрикнул. В коротком бою не выжил ни один выходец из двадцать первого века, поэтому объяснить, что это летит неотвратимое возмездие в виде вертолета МИ – 8, было некому, но угрозу разбойники смогли понять.

Невыразимый ужас проник в черные сердца степных разбойников. Послышались громкие тревожные крики. Им вторило испуганное ржание коней. Бросая все: арбы с трупами и легкоранеными, бандиты спешно садились в седла. Оставляя камчой кровавые полосы на лошадиных боках и, грохоча копытами по выжженной земле, горстка всадников стремительно понеслась на юг. Но попытка обогнать на лошади стремительного небесного дракона заранее обречена на неудачу. Не прошло и пяти минут, как светло-серая туша винтокрылой машины с большой красной звездой на корпусе, выросла до размеров корабля, плавающего по морю, которое потомки назовут Каспийским. Понеслась низко над землей вслед за беглецами, пригибая степные травы к земле. Грохот газотурбинных двигателей давил физически, стал почти невыносимым.

Одни, часто оглядываясь на догоняющего их дракона, мчались изо всех сил. Другие соскакивали с коней и бросались ничком на землю, моля богов, чтобы небесный дракон не обратил на них внимания. Все тщетно! Над всадниками машина немного приподнялась. Горохом полетели к земле небольшие, размерами с гранату, осколочные бомбы.

«Бах! Бах! Бах!» – невиданные огненные цветы распустились над степью, молотом ударили по барабанным перепонкам, разметав изломанные, окровавленные людские тела и туши ни в чем не повинных лошадей. Остались только раненые и оглушенные. Вертолет резко сбросил скорость, повис на месте, затем неторопливо провалился, бешено взбивая воздух винтами и подымая в небо густые пыльные тучи. Наконец винты остановились, из открывшейся в корпусе узкой двери упала веревочная лестница.

Над степью тягуче и хрипло несся вой раненых бандитов:

– А-а-а-а-а…

– Уу-у-у-у…

Один за другим десяток бойцы в броне, с казачьей шашкой в одной руке и безотказным ПМ – ом в другой, торопливо спрыгнули на землю. В спецназ города набрали воинов, прошедших суровую школу Чечни, так что крови они не боялись.

Пробежались по выжившим. Напрасно раненые, оставляя на высохшем ковыле кровавую дорожку, пытались отползти. Жалости бойцы не знали.

Карающей молнией сверкала казачья шашка и очередной душегуб, признанный безнадежным или тяжелораненым, захлебываясь кровью, отправлялся в ад.

В любом случае городской суд знал только один приговор убийцам – смерть, так зачем заниматься бюрократизмом? За прошедшие после Переноса месяцы горожане ожесточились сердцем и зверскую расправу с геологами прощать не собирались. Легкораненых бандитов пинками согнали в кучу. Потом с ними поработают дознаватели. Для города жизненно необходимо выяснить все обстоятельства нападения бандитов на геологическую партию. Между тем вертолет не стал дожидаться бойцов, вновь поднялся в небо, совершив крутой вираж, подлетел к холму, на котором принял последний бой Сергей. Над вершиной машина сбросила скорость, тарахтя двигателями, зависла неподвижно в метре от поверхности. По степному ковылю наотмашь ударил ветер, вжимая стебли в землю, из открывшегося люка спрыгнула пара вооруженных бойцов, тут же припали на колено, контролируя автоматами окрестности, за ними спустилась женщина-медик в белом докторском халате. Вертолет вновь поднялся в небо и полетел в сторону кочевья с рабами и их охраной. Каждый получит то, что заслужил.

Костяк вырезавшей геологическую партию группы составили посланные повелителем Джунгарии в Казахские степи разведчики и диверсанты, к ним за время пути к Южному Уралу прибились разноплеменные бандиты и отщепенцы. К сожалению, главари банды и примкнувшие к шайке попаданцы погибли в бою, так что ничего больше следователям ФСБ узнать не удалось.

***

Узкий, шириной десять километров и, плоский, словно стиральная доска коридор, ведущий из Джунгарии в Казахстан, не раз выплескивал на евразийские равнины орды алчных завоевателей, сметавших все на пути, рушивший казавшиеся несокрушимыми империи и царства. Лазутчики давно предупредили Тауке-хан о предстоящем вторжении, и владыка казахов отправил гонцов во все концы орды с приказом о сборе войска.

К середине лета на заросшей буйной степной травой равнине, раскинувшейся перед Джунгарским воротами, гигантской кляксой расползся гигантский войсковой стан. Тысячи разноцветных юрт, палаток, теснились на крайне небольшом для многочисленного войска – десятки тысяч человек – месте. В воздухе витала кислая смесь запахов конского навоза и человеческого общежития, смешавшаяся с ароматами степных трав. Между станами племен паслись многотысячные табуны коней, блеяли, мычали пригнанные для пропитания бесчисленные стада овец и коров, оставляя после себя вытоптанную, взлохмаченную копытами землю. Впрочем, хаос, только кажущийся. Казахи разбили становища строго по племенам, ближе к озеру Алаколь, одному из самых больших в Казахстане, кереи, найманы, аргыны и кипчаки, дальше к горному проходу все остальные.

Экспедиция попаданцев, направленная в помощь казахам 2 июля достигла конечного пункта маршрута. Лагерь разбили на краю орды Тауке-хана: на берегу озера Алаколь внутри круга из фургонов стояли четыре пятнистых, цвета летней степи, палатки. Между ними вздымалась в небо тонкая мачта радиостанции, негромко тарахтел движок электростанции. Из трубы полевой кухни вился ароматный дымок, порывистый ветер с озера доносил мясной запах исходящей соком жареной баранины, заставляя прогуливающихся вдоль охраняемого периметра часовых сглатывать голодную слюну. Повар в застиранном фартуке открыл крышку кухни, половником помешивает варево. Суп почти готов, поспеет к возвращению с фортификационных работ бойцов.

Второй день русские с утора до вечера рыли окопы и блиндажи под взводный опорный пункт и позиции для минометной батареи. Александр сегодня дежурил и оставался в лагере. Под вечер, воспользовавшись тем, что появилось немного свободного времени, ушел к озеру.

Солнце клонилось к горизонту, кровавя подпирающие темнеющие небеса вершины горных хребтов: Джунгарский Алатау и Барлык, бросало алые отблески на равнину – поле будущей битвы. Подложив руки под голову, лежал на галечном берегу, ощущая лицом последние лучи и бездумно смотрел на озеро. С тихим, умиротворяющим плеском на пустынный пляж накатывали прозрачные волны. Тихо шелестели степные травы, нежные пальцы ветра касались разгоряченного лица. Было невыразимо приятно. Все мирно и спокойно. Словно на курорте в Сочах, куда приезжал с родителями подростком, словно не предстояло впереди сражения. В этом диком мире была собственная, странная красота.

Бездонное небо стремительно темнело, вершины гор за спиной – стена в пару километров все еще ярко освещена, ниже выжженные безжалостным светилом горы теряли форму, все сливалось в серую, постепенно темнеющую массу.

За последние дни и недели Александр изменился. Не только внешне: загорел до черноты, волосы до белизны выгорели на южном солнце, взгляд стал уверенным и непреклонным, поменялся и внутренне. Война, огонь сражений, гибель товарищей опаляют не только тело человека, но и душу. Из юноши, в меру честолюбивого и в то же время легкомысленного, готового лететь туда, куда подует ветер, вылупился на свет человек, который твердо знал, что именно хочет, и умеющий ради целей, коль они поставлены и признаны жизненно важными, идти напролом, не обращая внимания на любые ограничения, запреты и трудности, ломая об коленку мешающих и сопротивляющихся.

Тьма летом в этих широтах наступает поздно, но падает стремительно, как атакующий ястреб; вроде еще сумерки, потом раз и, словно щелкнул невидимый выключатель, и воцарила тьма. Перевернутый ладьей плывет серебряный месяц, яркие южные звезды словно подмигивали с небес.

Об Оле он думал с нежностью: то были мысли человека, разом потерявшего все, и привычный мир и родичей и, которого держал на плаву единственный якорь по имени Оля Соловьева. А еще, пожалуй, долг перед друзьями и сослуживцами. Память упрямо подсовывала прекрасное девичье лицо, склоненное набок, обрамленное водопадом темных локонов. Раннее, свежее, тихое утро. Влюбленные гуляют по осеннему саду, небо улыбчивое – словно в ноябре опять началось бабье лето. Оля поворачивает голову с милым вздернутым носиком, озорно стреляет огненно-черными глазками. Пухлые, жадные губки шепчут что-то… он так любил их целовать. Сердце забилось неровно, и каждый удар, будто звон набата, отдавался в голове, порождая протяжные сладкие отклики эха: Оля, Оля…

По телу пробежала ледяная волна. Ноздри раздулись, почти ощутил манящий до дурноты аромат девичьих кос, но… нет. Показалось.

Усилием воли отогнал женский образ. Бой, возможно, завтра. По донесениям разведки войско повелителя джунгар разбило лагерь у озера Жаланашколь, ближе к выходу из джунгарских ворот, и, если завтра враги двинутся вперед, приблизительно к обеду наткнутся на преграждающее им путь казахское войско.

– Тащ. старший лейтенант, – хрипло прокричал повар, – пробовать ужин будете?

Александр поднялся с гальки.

– Конечно, – ответил, надел на голову кепку и направился мимо придвинутых вплотную друг к другу в оборонительный круг фургонов к кухне, откуда шел густой аромат варенного мяса и специй.