Утром в королевский замок прискакал наследник престола принц Эоггей со своим новым другом бароном Грюфаром. Их объединяли любовь к крепким винам, юным простолюдинкам, а так же жаркие споры по самым разным вопросам. Ларнар завтракал на утопающем в зелени балконе одной из башен.
– Я велел явиться тебе одному, а барон пусть отправляется в свои владения и приводит в порядок дела, пока у него еще есть на это время. Возможно, вскоре ему придется сменить удобный бархатный кафтан на натирающие промежность жесткие доспехи, – раздраженно бросил король при виде опустившихся на одно колено и почтенно склонивших голову визитеров.
– Не гневайся, отец! – воскликнул в Эоггей. – Я приказал барону Грюфару сопровождать меня до замка, поскольку нашел в нем верного друга и преданного стража, а он, в свою очередь, несказанно обрадовался возможности засвидетельствовать свое почтение королю.
Добродушный монарх сокрушенно вздохнул, показывая всем своим видом бессилие перед прихотями сына, а когда гости расположились в обитых красным бархатом креслах, поведал как на духу подробности вчерашнего разговора с Крессом.
– Помню его. Он был в свите, когда мы посещали побережье Моря Парусов. Мутный тип, – сказал принц, внимательно выслушав отца. – Проще заколоть его самого, чем по советам безумца отправить на смерть лучших мужчин королевства, которые в отличие от таких вот придворных болтунов приносят пользу государству.
– Но доля истины в его словах все же есть, – перебил наследника король.
– Только не для тех, кому придется умереть ради сомнительных умозаключений. Ведь реальная угроза королевству со стороны внешних врагов отсутствует благодаря нашему мудрому властителю. А самое дорогое, что есть у твоих подданных – это данная Богами жизнь со всеми ее радостями и печалями. Уж я-то знаю, поверь. И вряд ли найдется много желающих раньше времени вернуть ее обратно или обменять на посмертную славу.
Повисшую после сказанного Эоггеем тишину нарушали доносящиеся издалека звуки рога и жалобный крик заблудившихся в утреннем тумане птиц. Отодвинув от себя широкую тарелку с окороком и сыром, Ларнар промокнул лоснящиеся губы салфеткой из дамаста и, взяв в руки яшмовую чашу, украшенную драгоценными камнями, обратился к Грюфару:
– Мой сын прав?
– Вне всяких сомнений, ваше величество, если речь идет о простолюдинах, – поднявшись с кресла, отчеканил барон. – Но для нас, дворян благородных кровей, нет более высокой чести, чем встать под знамена отечества и если потребуется пасть за своего короля!
Еле сдерживаясь от смеха, монарх небрежно махнул пару раз ладонью, предлагая Грюфару сесть на место.
Ну, раз такое дело, мне можно спать спокойно, – тихо пошутил он. – Жаль только, что мои дворяне разучились держать меч в руках и вряд ли способны отличить арбалет от лука, – властитель погладил бородку, прочистил кашлем горло и громко отхлебнул из чаши свое утреннее вино. – Но, если отбросить пафос и посмотреть правде в глаза, может ли военная кампания оздоровить атмосферу в королевстве? Как думаете, барон?
Доверительный тон, врожденное обаяние и добродушная улыбка монарха развеяли первоначальное замешательство Грюфара, и он без обиняков решил поделиться своими соображениями.
– Думаю, временно оздоровить может. Но при условии быстрой, я бы сказал молниеносной победы. Затяжная же кампания с незначительными тактическими успехами лишь усилит народное брожение и в целом усугубит ситуацию.
– Не обольщайся, Грюфар и прекрати вводить в заблуждение его высочество! – вмешался наследник престола, – Прирастание новыми землями не решит внутренних проблем, а лишь отвлечет от них внимание. Такая победа будет хуже поражения, ибо загонит болезнь вглубь!
Барон пытался возражать Эоггею, но тот с жаром приводил новые аргументы в свою пользу. Между ними быстро завязался спор, а когда он стал больше походить на перепалку, король громким хлопком в ладоши заставил обоих умокнуть и указательным пальцем правой руки властно указал на дверь. Зная, что возражать монарху себе дороже, неразлучные спорщики смиренно поклонились и без лишних слов избавили его величество от своего общества.