Она шагнула в зияющую пропасть темноты, и ее шаги утонули в подстилке грязи. Сделав шаг, девушка почувствовала, что за ней кто-то наблюдает, тяжелым не человеческим взглядом. Она подняла глаза и в нерешительности застыла, глядя перед собой. В темном проеме переулка стоял кто-то еще.
Его широкая грудь загораживала проход, а голова почти доставала до свода арки. Нервная дрожь пробежала по телу девушки. Эта темная гора, отделявшая ее от дома, сделала шаг ей на встречу, и вышла в просвет. Ужас, охвативший девушку, не имел границ. Ей в лицо уперся жадный взгляд, голодных глаз. Чудовище из кошмарного сна двигалось к ней. С его заостренного подбородка капала пена. Девушка закричала, в ужасе сжав на груди руки, и отступила.
Гомункул почувствовал страх, который она испытывала. Он сочился из каждой ее клетки, наполняя его разум зверя предчувствием обеда. Он рванулся к ней. Собрав все силы, девушка бросилась обратно, по той самой улице, которая была минуту назад такой спокойной. Глухие шаги шлепали по грязи позади нее. Ее заплаканные глаза искали укрытие, но не находили его. От быстрого бега ее грудь ходила ходуном. Она задыхалась и готова была упасть без сил, когда тяжелые шаги сзади нее стали отставать и вскоре
затихли совсем. Девушка оглянулась, по позади никого не было.
На улице воцарилась тишина. Но внутренний голос подсказывал ей, что монстр не оставит своей добычи. Ноги подкашивались, но инстинкт самосохранения гнал ее дальше. Свернув в переулок, она пыталась найти другую дорогу, ведущую к дому. Но вдруг, из темной подворотни сверкнули алые уголья глаз. Девушка вскрикнула, и в следующую минуту, гомункул был рядом с ней. Зловонное дыхание зверя обдало ее лицо. Его когтистые лапы потянулись к нежному горлу. Девушка отпрыгнула, и точно испуганный, потерявший надежду зверек, побежала по улице, прочь от чудовища.
Охота продолжалась. Оторвавшись от преследователя, она подбегала к дверям и колотила в них руками, часто дыша. Но они были заперты. Свет в домах гас, лишая бедняжку помощи. Никто не открыл несчастной двери, боясь оказаться на ее месте.
Девушка устала. Расстояние между преследователем и жертвой быстро сокращалось. Пробежав еще немного, она споткнулась и упала. Грязь смягчила ее падение, но когда она встала, громко рыдая, то услышала сопение за своей спиной. Сильные лапы гомункула схватили ее, и одним рывком он развернул девушку к себе. Сквозь туманную завесу слез, она увидела алые губы, с острыми клыками. Комок подкатил к горлу, и она сильно закричала, но не единого звука не слетело с пересохших губ. Жертва хищника не могла пошевелиться – лапы гомункула держали ее в тисках.
Приблизив к ней уродливую морду, зверь втянул ноздрями воздух, вдыхая девственный аромат жертвы. Из раскрытой пасти показался раздвоенный язык, и коснулся лица, оставляя дорожку слизи на щеке. Гомункул смаковал ее неповторимый вкус. Он забавлялся, предвкушая.
Но игры были кончены. Когтями он разорвал платье девушки. Луна осветила белую грудь, вздымающуюся от частого дыхания. Его толстые губы коснулись шеи, где подрагивала несущая жизнь жилочка. В свете луны блеснуло два клыка. Смертоносное оружие гомункула, точно молния,
вонзилось в горло, кричащей девушки. Вопль ужаса сменился предсмертным стоном. Боль на мгновение заглушила волнение. Но в следующий момент, кровь фонтаном вырвалась из горла и обагрила грудь девушки.
На мгновение житель ада ослабил дьявольские объятия, и улучив момент, несчастная жертва вырвалась из лап зверя. Она сделала рывок, но силы оставили ее. Она упала в грязь возле ног монстра. Смотря расширенными от ужаса глазами на гомункула, она ползла по мостовой, цепляясь за камни и грязной ладонью сжимая рану на горле. Алый след от крови тянулся за ней. Зверь стоял на том же месте, наблюдая, как его жертва уползает в темноту, борясь за жизнь. Он не пытался ее догнать, разжигая аппетит.
Девушка, как рыба глотала воздух, пытаясь закричать. Но ее горло было перегрызано страшными клыками. Слезы, кровь, грязь – все смешалось, но она не чувствовала боли, утопая в страхе.
Гомункул сделал шаг, еще и еще один. Они были огромными, и он без труда настиг жертву. Ее голова кружилась. Жизнь покидала распростертое на земле тело, над которым в экстазе дьявольского смеха, выл гомункул. Он нагнулся, выбросив вперед руку и схватил добычу, поднимая ее над головой.
Казалось, он наслаждается ужасом и мольбой, которые читались в ее глазах. Пронзительно взглянув на нее, зверь вновь припал к ране на шее. Гомункул пил жадно, урча и вздрагивая. Холодная улица хранила покой.
На камни мостовой вползал туман, забираясь в самые потаенные уголки. Когда эта белая вата покрыла щиколотки чудовища, гомункул оторвался от шеи девушки. Он еще раз взглянул на ее мертвенно бледное лицо, в остекленевшие, но еще живые глаза. Кровь капала с его подбородка. Чудовище отшвырнуло тело и заревело, когда оно глухо стукнулось о мостовую. Повернувшись, гомункул пошел прочь, тяжело ступая.
А туман все поднимался с реки, скрывая под своим одеялом, бьющееся в предсмертной агонии тело молодой девушки.
На горизонте зарождалось утро нового дня. Размахивая крыльями,
прокричали петухи, разгоняя ночные силы зла. Залаяли собаки, заскрипели ставни и калитки – город просыпался от страшной ночи.
Проснувшись, молодая женщина долго лежала в постели, прислушиваясь к шороху, доносившемуся ото всюду. Какое-то шевеление, постоянная возня присутствовали в воздухе комнаты. Она повернулась к мужу. Он тоже не спал, стараясь понять причину шороха. Полумрак, царящий в спальне, не мог разрешить его сомнения. Посмотрев на женщину, и скрыв легкое раздражение, он начал обуваться. Ему не хотелось покидать теплую постель, где в полусне нежилась его жена.
Утренний холод обнял сонное тело, и он поежился, идя к окну. Под ногами что-то хрустело, точно весь пол в спальне был выстелен яичной скорлупой. Добравшись до окна, мужчина открыл ставни и остолбенел, взглянув на комнату. Всюду, точно безбрежное море, шевелились скорпионы. Их членистоногие тельца были везде, карабкаясь друг на друга. Они потрясали клешнями и перебирали лапками, неся в себе жало смерти. Усеянный ими пол, казался живым.
Мужчина стоял молча, пораженный увиденным. Женщина завизжала, и, повернувшись к жене, муж увидел, что к ней по подушке ползет ужасное насекомое. Она смотрела на него и чувство омерзения читалось на ее лице. Она подняла руку, что бы скинуть это маленькое чудовище. Мужчина хотел крикнуть, предупредить ее, но было уже поздно.
Женщина скинула тварь, подобравшуюся к ней, и вскрикнула, сжав ладонь от боли.
Смертоносный яд насекомого действовал мгновенно. Лицо женщины побелело, глаза подернулись туманной завесой, голова упала на подушки. Ее бесцветные губы что-то шептали, когда, подхватив ее на руки, мужчина уходил прочь, давя ужасных насекомых.
Прикрыв дверь спальни, он застыл – скорпионы наводнили весь дом. Из открытого окна доносились крики и стоны боли соседей, которых постигла та же участь. Мужчина посмотрел на жену. Еле заметный последний вздох сорвался с ее бледных губ. Карие глаза женщины застыли, смотря неподвижно в потолок. Он не мог ничего исправить, и в безысходности прижал холодеющее тело к своей груди. Ценой невероятных усилий он подавил стон.
* * *
Старый колдун не спал. Он, как паук, плел паутину смерти. Его старческие глаза покраснели от бессонницы, дыхание участилось, а голова беспомощно тряслась. Этот дряхлый старик, ненавидящий весь свет и людей, готов был пожертвовать жизнью, что бы возродить приемного сына. И эта нежная, отеческая любовь, доходила до самоотречения.
Она всегда поражала жителей городка, которые не могли понять, как у колдуна могли рождаться эти человеческие чувства в холодном недосягаемом сердце.
Старик думал, что ослеп, смотря не отрываясь в одну точку, куда теперь перенесся весь мир. Он не спускал глаз с сосуда, наполненного черноземом. В предрассветный час по земле пробежали искорки. Они походили на жилочки красного огня, при порывах ветра, исчезающие на пепле сгоревшей бумаги. Старик подумал, что ему это кажется. Он зажмурился, и, встряхнув головой, пристально посмотрел на сосуд. В земле что-то происходило. Скрытая от людских глаз, косточка прорастала.
Умиротворенный колдун следил за этим, стараясь не пропускать деталей. В доме царил покой. Сюда не доходили крики и причитания людей, которые затопили улицы. Горе толпы не могло сравниться с радостью колдуна, наблюдавшего за рождением своего единственного сына.
Сначала из земли показалось голубое свечение, напоминающее росток. Это свечение искрилось и раздвигало землю, выбираясь на поверхность из своей темницы. Словно маленький дубок, создание силилось вытянуться во весь свой рост. Оно было расплывчато и еле уловимо, но оно было. Эта
прозрачная дымка была душой умершего юноши, защищенная искрящейся аурой. Создание менялось на глазах и, вдруг застыло, приобретя человеческую фигурку.
Это было точно наваждение, и старик сидел в тишине дома и боялся дышать, не желая спугнуть великую тайну воскрешения. Он с любовью смотрел на фигурку, которая с каждым мгновением все больше походила на его сына. Глаза старика наполнились слезами. Этот хрупкий силуэт, колеблемый дыханием и светом, походил на ангела.
– Мальчик мой! – Прошептал старик. Он не мог отказаться от искушения дотронуться до своего сокровища. Но существо сжалось от его прикосновения.
Колдун не знал сколько он провел времени, любуясь своим сыном. Шум и крики, доносившиеся с улицы, привлекли его внимание. Он тряхнул седой головой и пошел к окну, завешенному шторами.
На улице в свете дня он увидел весь город, собравшийся у его дома. Люди стояли понурые. На их лицах читался гнев и страх. Они боялись подойти к дому, боялись войти в него, но не хотели уходить не отомщенные. Горящие факелы чадили.
Увидев их старик все понял. Казалось, выхода не было. Но прошаркав к столу, где стояли склянки, старик схватил колбу с зарождавшейся жизнью, и хромая отодвинул деревянный настил. В полу, черное, как преисподняя, темнело подземелье.
Спустившись в него, колдун оставил драгоценный сосуд и зажег свечу. Лишь только он закрыл вход в подземелье, как сухой стук оповестил о начале погрома. Камни крушили стекла, которые разбивались с оглушительным звоном. Люди изливали свое горе на зловещем доме. Кто-то кинул факел, который глухо ударился о крышу. Солома вспыхнула, и языки пламени забились на ветру. Огонь пожирал, как голодный зверь, все на своем пути. Он бесновался, заглядывая внутрь дома, пока не зашел в него полноправным господином. Люди долго смотрели, как взрываются сухие смеси и трещат дверные косяки, как вспыхивают травы и колятся сосуды с колдовскими зельями. Они ждали крик ужаса и отчаяния, боли и негодования. Люди жаждали криков старика, но их не было.
Старый дом не долго сопротивлялся огню. Перекрытия и крыша рухнули вниз, прикрывая тайный лаз и поднимая тучи искр. Жители стали расходиться по домам, в которых их ждали боль и страдания. А развалины дома тлели, и отсветы пожарища долго плясали в ночи.
Оглядев подземное убежище, колдун усмехнулся. Здесь было все, что могло пригодиться чародею. Тусклый свет свечи бросал тени на пучки трав и засохших гадов. Здесь была еда и питье. Сначала могильный холод объял старика, но пламя пожара прогрело подземелье.
«Глупцы! – Подумал старик, – я знал, что рано или поздно вы сделаете это. Вы думаете, что одержали победу? Нет, вы ошибаетесь. Ничто не убьет меня». – Он попытался улыбнуться, но не смог.
Колдун был слишком зол.
Проходили дни, а город не покидали страхи. Он был проклят и никто не мог разрушить проклятия. Каждую ночь жители слышали вой неизвестного зверя, хозяйничавшего на темных улицах. Крики обреченных жертв холодили кровь. А с первыми лучами солнца люди собирались у трупов, кожа которых была землистого цвета, а глаза полные страха.
Прошла неделя, и жители стали покидать город скорби. Повозки увозили прочь людей, которые, бросив дома и лавки, спасали сувою жалкую жизнь.
Ветер проносился по пустынным улицам, поднимая пыль и завивая ее в воронки. Никто из людей не верил инквизиторам, просивших остаться. Жители маленького городка не верили Богу, которому молились и просили избавить от сил зла.
Колдун праздновал победу. Выбираясь из-под обломков ночами, он вдыхал ночной воздух и воздавал хвалу его единственному божеству. Мир изменился. Добро и зло поменялись ролями, заставляя страдать людей.
Но радость старика была не долгой. Он стал замечать злобный взгляд гомункула, когда давал ему приказания. Чудовище перестало слушаться его. Уголья алых глаз источали зло, а убогий кровожадный мозг горел желанием покончить со своим создателем. Он не желал больше подчиняться.
И вот однажды, когда полная луна глядела на проклятый город, старик позвал гомункула, что бы дать задание.
Колдун видел, как растет его сын. Он был всего лишь тенью, лишь немой фигуркой, но нужно было подождать всего несколько дней и тогда…тогда увлажнить кровью летучей мыши – вампира землю, где лежала кость, и его мечты свершатся.
За спиной колдуна скрипнул песок. Он оглянулся. За ним со свирепой мордой стоял гомункул. Его глаза извергали ненависть, а зубы лязгали. Страх, нервной дрожью, пробежал по спине старика.
«Главное показать этой твари, что я не боюсь его!» – Подумал колдун, и сглотнув слюну, сказал:
– Ты пойдешь в пещеры за городом и принесешь мне до восхода солнца летучую мышь. – Он старался не смотреть в глаза чудовища, – Ступай!