О ведьмах, магистрах и «заколдованных принцах»

– Да шо ведьма, шо маг – это всё бесовское, – отмахнулась старуха. – Не от богов эта сила, и до времён Старого леса не было ничего такого в нашем мире.

– А как же пресвятая Прокофия…

– Прошу прощения, – прервала я старосту и, когда он перевёл на меня удивлённый взгляд, непреклонно сказала: – Я сегодня целый день в пути и очень устала. Давайте мы уже поедем к вашему дому.

– Ну вы правы, – кинул он на кумушек раздражённый взгляд и отмахнулся. – Да и что с этими старыми разговаривать.

– Старыми? – вскочила та, что помладше. – Потапович, ты это кого старой назвал?!

– А ты что, молодуха, Радомира? – огрызнулся мужчина. – Уже третий десяток разменяла, а всё румянец себе девичий рисуешь… Тьфу!..

Я закатила глаза и дёрнула за поводья. Гербера послушно пошла вперёд. За спиной ссора набирала оборот, послышались проклятья и обещания убийства. Громко лаяли собаки, просто убийственно пахло пирогами с яйцом и лучком. Голова начала раскалываться, и виски болезного сдавливало.

Так, мне нужен самый большой дом с красной крышей, на которой стоят деревянные фигурки зайцев и уток.

Гербера медленно шла, а я смотрела по сторонам, выискивая нужное место.

Впереди появилась какая-то фигура. Сначала я не придала этому никакого значения, но когда она приблизилась, у меня сперло дыхание от неожиданности.

Аромская империя почти всегда воевала или находилась в военном положении. Поэтому одним из условий при получении степени магистра была годовая военная подготовка. Маги-магистры считались живым оружием и призывались на поле боле в качестве последней меры. В мае 1512 я в составе ста восьмого магического отряда приехала в форт «Светлая заря» на военную подготовку. Тренировки были чудовищными, но была одна вещь, которая стоило всего сошедшего пота. В том же форте обучали дружинников для княжеской личной охраны. И уж женская половина магов по достоинству оценила подобное «соседство». Особенно когда поутру молодые парни в одних штанах выходили на утреннюю тренировку. Там такие были тела! Подтянутые, загорелые, в лучах утреннего солнца…

И сейчас ко мне приближался мужчина, фигура которого с лёгкостью затмила бы воспоминания о всех дружинниках. Он был высоким, метра под два точно, с широким разводом плеч. Нёс коромысло с двумя наполненными до краёв ведрами, и мышцы на его мощных руках напряглись и бугрились. Когда он подошёл совсем близко, мне показалось, что время вокруг словно замерло.

Ему явно было за тридцать, и я впервые видела, чтобы у мужчины было такое необычное лицо. Не по-женски миловидное, а… даже не знаю, как сказать. Необычно притягательное? Ромбовидной формы и с чистой, загорелой кожей. С пронзительными и очень светлыми голубыми глазами, уголки которых были приподняты. С полными губами и прямым носом, круглым подбородком. Растрепанные, торчащие в разные стороны светлые волосы, правда, портили всю картину. Их цвет и голубые глаза относили его к аромским. Но черты лица и необычный разрез глаз явно указывали на иную примесь в крови. Но чью?

Путкино располагалось на самом краю империи, дальше только Старый лес, разросшийся на множество вёрст на север. Что за ним, никто не знает. В своё время в лес было отправлено множество экспедиций, но лишь единицы вернулись оттуда живыми и с не очень обнадёживающими сведениями. Я точно знаю, что в Старом лесу никакие племена дикарей не живут. Так откуда тут он?

Пока я размышляла, незнакомец прошёл мимо. Даже ни разу не посмотрев на меня! Я оглянулась и проводила его взглядом.

Задница у него тоже хороша. Брачного браслета не видать. Неужели до сих пор никто к рукам не прибрал? Или он вдовец? Интересно, дети есть?..

В следующую секунду что-то ударило меня по голове. Да с такой силой, что я слетела с лошади и потеряла сознание.

Глава 3. О том, как бывают невежественны и жестоки люди

– …А-а-ха-ха!.. Вот это она об ветку головой приложилась!.. Ха-ха!..

– …а нечего было на лошади по улице ехать!..

– …вот именно! У нас тут дети, собаки и утки бегают, а она на лошади!..

– …можется, пока срежем пуговки-то?..

– …бабка, а ну стоять!..

– …она небось на Сено засмотрелась…

– …ещё бы! Сено у нас парень просто загляденье…

– …А-а-ха-ха!.. Жаль только, в голове вместо мозгов солома!.. Ха-ха!..

– …Милан, а ну цыц!..

– …ну пап…

– …видит Славен, когда-нибудь я отрежу твой длинный язык!..

– …ах!.. А крови скока много…

– …шрам небось останется…

– …жалко-то как… Красивая она…

– …Да шо с ведьмой станется…

– …А-а-ха-ха!.. Ведьма?.. Ха-ха!..

– …А то! Я своими глазами…

– …Матфеевна, говорю ж тебе, она магистр из Великого института!..

– …Фе!.. И в каком месте она красивая?

Множество голосов доносились до меня, словно из-под воды. Я простонала и открыла глаза, огляделась. Надо мной склонился староста, те две кумушки и ещё несколько незнакомых мне людей. Голова ужасно болела, на лбу лежало что-то мокрое, кожу неприятно стягивало.

– Магистр Рейвен, вы как себя чувствуете? – староста взволнованно заглянул мне в глаза.

– Что произошло? – спросила пересохшими губами.

Помню, что увидела очень красивого мужчину, а потом меня что-то ударило по голове и я слетела с лошади… Неужели меня нашли? Так быстро?! Это невозможно! Я же подчистила все следы!

– Ну вы это, – Мирослав Потапович смутился, – об ореховую ветку головой приложились.

– А-а-ха-ха!.. Загляделась на Пустую Башку!… Ха-ха! – с издевательским смехом добавил какой-то высокий и щуплый парень лет восемнадцати. Волосы у него рыжие-рыжие, глаза ярко-зелёные, а лицо такое веснушчатое, что почти не было видно чистой кожи.

Мать Марина, какая стыдоба! Засмотрелась на задницу мужика и не заметила ветку дерева!

– Ну, Негомир, убери его! – цыкнул староста.

В поле моего зрения появился ещё один человек – высокий и мускулистый мужчина лет сорока в кожаном фартуке. Волосы у него были чёрные, выстрижены «горшком», брови толстые и мохнатые, сросшиеся в одну линию, а борода густая, длинная, закрывающая почти всё лицо.

Мы встретились взглядами. Глаза у него оказались миндалевидной формы, а радужки тёмно-карими, почти чёрными. Значит, он, как и я, не чистокровный аромский. Неужели тоже гренвин? Только у этого народа имеется такой разрез глаз и цвет.

Мне тёмные волосы и карие глаза достались от бабки по отцовской линии – урождённой гренвинки, ставшей военным трофеем, который дед забрал с собой после победы. В книгах истории потом рассказывали романтичную сказку, как генерал влюбился в принцессу воюющего королевства, а после привёз её на родину и взял в жены. На деле всё оказалось не так романтично и радужно. Я нашла информацию во внутренних архивах семьи, где сказано, что бабка отравила себя после рождения второго ребёнка. Официально, конечно, было указано о какой-то внезапной и смертельной болезни, чудом не заразившей остальных.

Для меня тринадцатилетней это стало настоящем шоком. Ведь история дедушки и бабушки с детства была моей любимой, и нянюшка мне всегда рассказывала её перед сном. После этого я стала верить только в факты, желательно заверенные документально.

– Милан! Я тебе что сказал! – гаркнул новоприбывший хорошим командным басом и схватил сына за ухо. – А ну пошли поговорим!

– А-А-А-А!.. Па-а-а-а-а-ап!… Ухо!.. Отпусти, пап!.. А-А-А-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Ну так… – продолжил староста, когда крик рыжего отдалился, – вы налетели головой на ветку ореховую. Да с такой силой, что разбили себе лоб и слетели с коня!.. А я говорил Славену, чтобы давно спилил её! А он: «Никто до неё не достаёт»!

– И сейчас говорю! Ежели бы ведьма на лошади не ехала или смотрела бы по сторонам, то обошлось бы! – раздался гневный голос. Его обладателя я не видела. Наверное, он стоял с остальной толпой где-то сбоку.

– Она магистр! Тьфу!.. Сколько раз нужно повторить?!

Я подняла руку и хотела прикоснуться к травмированной части головы, чтобы проверить, насколько всё плохо, но меня мягко, но настойчиво остановили. Перевела вопросительный взгляд на женщину, которая сидела возле меня на коленях. Она светло и по-доброму улыбнулась.

– Лучше не трогай, милая, – голос её был мягкий и мелодичный, – я на ранку пару травок приложила, должно кровь остановить. Как ты себя чувствуешь, милая?

То ли был виноват её голос, то ли улыбка и сочувственный взгляд светло-голубых глаз, но я неожиданно для себя честно ответила:

– Умираю с голоду… А тут ещё так пирогами с яйцом и луком пахнет…

– Ох, милая. – Женщина погладила меня по волосам, и это отрезвило. – Давай мы сначала зашьём твою рану…

На это раз я остановила её руки и ответила спокойным, но не терпящим возражения голосом:

– Не надо.

– Ну она действительно может помочь, – вновь склонился надо мной староста, и в его глазах виднелась обида. – Это Любавушка – знахарка из Бортомира! У нас на днях Аленька, дочка моя меньшая, понести должна, вот я и пригласил…

– Я могу сама! – ответила немного резко.

Перебивать мужчину не хотела, но сил больше не было слушать. Завтра… вот завтра я хоть про каждого деревенского послушаю, а сейчас дайте мне просто поесть и поспать!

С усилием, но приподнялась, перевернулась и встала на колени. Мокрая тряпка с травами упала со лба. До носа донесся запах сока крапивы и тысячелистника – одних из лучших трав, усиливающих свёртывание крови.

Нужно будет потом поблагодарить знахарку, всё же она хотела как лучше.

Опустила ладони и зарыла пальцы в земле. Дорога тут была утоптана, и у кого-то другого такой фокус бы не вышел, но твердь сама расступилась, словно впуская меня внутрь. Прикрыла глаза и сосредоточилась.

Целительная магия была одним из труднейших видов магии. Чтобы стать целителем, нужно иметь огромный резерв, терпение, выдержку и пять-шесть лет свободного времени, потраченного на обучение. Меня эта отрасль никогда не интересовала, но при получении степени магистра целебная магия была обязательной. Подходил даже минимум: остановить кровотечение из раны на собственном теле, обеззаразить её и продержаться, пока до тебя не доберётся целитель. В идеале ранение залечить самолично и вновь отправиться в бой, но таких магов было единицы. Я находилась где-то посередине: какую-нибудь колотую рану в живот заживить не смогла бы, но порез на лбу – запросто.

Перед глазами проносились золотые точки и соединённые с ними линии: тонкие и длинные, яркие, наполненные энергией, и тусклые, почти отжившие своё.

Ещё одна причина, почему меня не интересовала лечебная магия, была в том, что целители не просто заживляли раны, а брали на это энергию из другого объекта. Равноценный обмен… А мне всегда было трудно забирать. Наверное, потому что маг земли острее воспринимает окружающую его природу.

У кого бы взять? У цветущих хризантем? Будет слишком мало, и на следующий год они не распустятся. У тех, кто уже спит, брать тем более нельзя, иначе у них не хватит сил пережить зиму. Был бы лес, было бы проще, он всегда с радостью даёт. Тогда, может, у дерева? Самая яркая точка оказалась у ореха…

Прости меня. Это моя ошибка. Обещаю, когда отдохну, обязательно верну.

Листва на дереве зашуршала, хотя ветра не было.

Я подняла руки, и окружившие меня люди ахнули, увидев, как от моих пальцев тянутся золотые нити. На лбу выступил пот, стёк и попал в рану. С усилием, но сдержалась и не зашипела, только прищурила правый глаз. Провела руками круг, собирая золотые нити в единый шар, и приложила его к ране. На несколько секунд голову словно опалило огнем, а потом боль прошла. Но навалилась такая усталость, словно мне на плечи упала каменная плита. Откат не заставит себя ждать, поэтому нужно поскорей оказаться в доме, иначе я опять разлягусь на дороге и без помощи ветки.

– …Мать Мария!.. – выкрикнул кто-то.

– …глядите! Рана-то затягивается!..

– …вот бесовское отродье!..

– …пап, дай посмотреть!..

– …стоять! Мы ещё не договорили!..

– …ну па-а-а-а-ап!..

– …эх! Плакали золотые пуговки…

– …бабка!..

– …я же говорю: ведьма она!

– …магистр!..

– …всё же чудеса это всё!..

– Дай посмотреть, милая, – обратилась знахарка вновь с этой своей располагающей улыбочкой.

– Всё хорошо, рана зажила, – отмахнулась я и оглянулась, выискивая Герберу. Но люди так плотно окружили меня, что между ними ничего не было видно.

– Вижу, – мягко ответила она. – Как и то, что ты умеешь позаботиться о себе. Ты молодец, милая.

Ага. Сама знаю.

– Кстати, спасибо за травки. И можете, пожалуйста, меня так больше не называть, – вернула женщине улыбку. Не такую светлую и добрую, но говорящую.

С трудом, но поднялась на ноги, проигнорировав несколько протянутых рук. Знахарка встала следом, хотела было отряхнуть мою спину от пыли, но я остановила её.

– Спасибо, но не нужно, я сама. – Затем повернулась к старосте: – Мирослав Потапович, можете, пожалуйста, подвести мою лошадь? – попросила с вежливой улыбкой.

Что бы ни случилось, нужно улыбаться – этому матушка учила с самого детства. Однажды родительское поместье посетил княжич с царевичем, а я так не вовремя залезла на дерево, свалилась с него и сломала несколько рёбер. Но это не остановило матушку от того, чтобы вытащить меня из постели, облачить в парадный туалет и представить правящей семье. И я улыбалась, кланялась, выказывала радость от знакомства, а то, что в обморок упала… наверное, слишком переволновалась. Что с молодой и глупой девчонки взять-то?

– Ну мы быстрее дойдём, – ответил староста и махнул куда-то рукой, – моя хата совсем рядом, на соседней улице.

– Боюсь, дойти не смогу, – улыбка дрогнула и стала ещё шире, – поэтому, пожалуйста, подведите мою лошадь.

– Понимаю-понимаю, – закивал мужчина.

Да что ты понимаешь?! Что ещё несколько минут – и мне будет всё равно: я лягу прямо там, где стою!

Я прикрыла глаза, тяжело вдохнула и выдохнула максимально вежливо:

– Пожалуйста…

Мои слова утонули в мощном крике:

– Сено! Иди сюда! Быстро!

Люди расступились, и к нам шагнул тот мужчина, на которого я засмотрелась.

Сердце в груди вдруг забилось, как сумасшедшее, а губы вытянулись в совершенно глупую улыбку. Неожиданно мне захотелось посмотреть в зеркало, поправить волосы… и с ужасом представила, что бы там увидела: я же помятая, уставшая, с растрёпанной причёской и в испачканной одежде!

Стыдоба!

– Сено! – хлопнул староста мужчину по плечу. Он был ему где-то по грудь, поэтому выглядело это довольно комично. – Видишь, это магистр!

Мужчина сфокусировал на мне взгляд, широко улыбнулся и ответил:

– Ага!

Моя улыбка померкла. Не знаю, что именно меня насторожило, но что-то было не так. Наверное, слишком невинное, даже слегка глупое выражение лица, а улыбка по-детски широкая и радостная. Да и взгляд расфокусирован, ни на чём не задерживался.

– Возьми. И. Отнеси. Магистра. Домой. – Мирослав Потапович сделал руками жест, словно подхватывает меня, и потоптался на месте. – Взял. И. Отнёс. Понял?

– Ага! – кивнул тот, но по невинному выражению лица было совершенно непонятно, так ли это.

Я стояла, что громом поражённая, и до конца не могла поверить в происходящее. Это было так… абсурдно! Зачем заставлять кого-то меня куда-то нести! Просто подведите ко мне лошадь!

– Давайте… – начала было я, но меня опять перебили.

И на это раз это был крик ярости и злости:

– Я! СКАЗАЛ! НЕСИ! ДОМОЙ! БЫСТРО!

– Ага!

Мужчина шагнул ко мне, обхватил руками и… закинул на плечо, словно мешок с картошкой. А потом ещё положил свою большую руку на мою… ну ту, что ниже талии (видно, чтобы не упала ненароком), и бодренько зашагал вперёд.

– НЕТ! ДУБИНА! ОТПУСТИ! – Это кричала не я, а староста. Ко всему он ещё прыгал на месте и размахивал руками, в желании привлечь к себе внимание.

– СЕНО! ОТПУСТИ! ЖИВО! СКАЗАЛ!

Мужчина остановился и… скинул меня прямо на землю. Спасибо хоть наклонился, а не бросил с высоты своего роста. Мне помогли подняться на ноги чьи-то руки и на этот раз всё же обтёрли. Сил сопротивляться не было. Вся эта сцена высосала остатки моих моральных сил.

– ПУСТАЯ! ТЫ! ГОЛОВА! Я! СКАЗАЛ! ОТНЕСИ!

Так он и нёс. Сделали то, что приказали. Зачем теперь на него ругаться?

Улыбка у него так и не погасла, и смотрел он на старосту с всё тем же невинно-непонимающим выражением лица. Словно пёс, которая не осознаёт, почему, когда он лезет ластиться, его пинают ногой.

Мне стало тошно.

Мирослав Потапович не производил впечатление человека, способного так себя вести. Но что меня поразило больше всего: деревенские хохотали! Словно ненормальные, до слёз, тыкая пальцами и громко выкрикивая, что Сено – вот Пустая Башка! – опять что-то учудил на потеху остальным. Лишь несколько человек, включая знахарку, не присоединились к «всеобщему веселью». Я посмотрела в лицо Любавы и увидела, что она хмурится, глядя на старосту.

– Я! ТЕБЕ! КАК! ПОКАЗЫВАЛ! ЕЁ! НЕСТИ! – Мирослав Потапович стянул науруз с головы и хлестнул несколько раз мужчину по груди и плечам. Тот виновато опустил голову, но ни разу не дёрнулся, хотя, уверена, с одного удара смог бы отправить старосту в нокаут.– ПОЧЕМУ! ТЫ! ПОСТОЯННО! МЕНЯ! ПОЗОРИШЬ! ПУСТАЯ! ТЫ! БАШКА!

Так! Это уже ни в какие ворота не лезет!

– Прекратите! – повысила я голос и даже не пыталась сдержать злость.

Староста тут же замолчал, обернулся, неловко улыбнулся мне.

– Простите, магистр Рейвен. Это Сено, брат мой младший. Он с детства таким уродился, немного…. Ну сами видите.

Младший? Со стороны и не скажешь. Да и не похожи они совсем, несмотря на то, что оба блондины с голубыми глазами.

– Сено? – недоумённо переспросила я. – Что за имя такое странное?

– А-аха-ха! Потому шо в голове у него одна солома! Ха-ха!

– Милан! – зло гаркнул Мирослав Потапович и вновь улыбнулся мне. – Это сокращённо от Сенослава… Он хороший парень и совсем безобидный. Прошу за него прощения.

– Всё нормально, – холодно отрезала я и взглянула в лицо Сенославу.

Он опять улыбался: наверное, был рад, что его перестали бить шапкой.

– С детства такой, говорите?

– Ага-ага! Ну что мы всё на улице стоим, – неожиданно заторопился Мирослав Потапович. – Пойдёмте же в дом. Сено…

– Приведите! Мою! Лошадь!

Староста удивлённо, с долей непонимания и обиды глянул на меня. Видать, не понравилось, как я скопировала его тон.

Герберу мне таки подвели и даже помогли взобраться в седло. Обернулась, последний раз посмотрела в сторону Сенослава. Попыталась встретиться взглядами, но не вышло.

Что ж… Жаль.

Глава 4. О том, как Сено стал Сеней

Богдана тонкими ломтиками нарезала запечённую с бузиной и горчицей буженину и складывала на деревянную тарелочку. Мясо было сочное, подрумяненное, с сальными прожилками. А как пахло!

– …гусь с яблоками… Мы готовим его по особому рецепту: закапываем в землю казан, а под ним угли. Ну он там всю ночь томится. Мясо получается такое нежное и сочное…

Действительно. Красное мясо легко сходило с кости и просто таяло во рту, а яблоки добавляли немного кислую нотку.

– …сало с чесноком и черемшой. Сам солил!..

Сало было жирненькое, с приличной прослойкой мяса. Немного острое из-за травок, но какое же вкусное! Я рассасывала белую мякоть, а потом с наслаждением жевала шкурки.

– …картошечка с укропчиком. Ну в этом году она у нас уродилась на славу! И жук её ещё почти не поел…

Красная сладкая картошка была немного горячей, но это меня не останавливало. Я обжигала пальцы и нёбо, но продолжала жевать.

–…вот огурчики малосольненькие… Или вы больше солёные любите? Ну так я сейчас отправлю Светослава в погреб – он мигом принесёт…

Холодный, мокрый, кисленький огурчик помог остудить рот после горячей картошки. А как он аппетитно хрустел! Я ещё кусочек сала взяла и соединила всё это… Мать Марина, как же вкусно!

– …хлеб свежий. Это Богданушка моя пекла. У неё вообще не руки, а золото настоящее!..

Не пирог с луком и яйцом, но тоже неплохо. Особенно когда хлеб только из печи, пахнет так, что слюни текут, а какой мягонький и вкусный! С хрустящей корочкой!

– …наливка грушевая… Этот рецепт ещё мой пра-прадед придумал! Ну и сколько уже лет она от отца к сыну переходит! Все деревенские облизываются, даже в Бортомире о ней знают! Я обычно на ярмарку привожу – так всё скупают!

Запах наливки ударил в нос, и я моргнула, словно вынырнула из дрёмы, в которой находилась до этого. Уже осмысленным взглядом обвела комнату.

За столом сидели Мирослав Потапович, его жена Богдана Негомировна, два сына – средний Премислав и младший Светослав, – невестка Неждана, самая младшая дочка Алёна и её муж Негомир. Сенослава за стол не посадили. Насыпали еды на тарелку и вместе с тремя внуками отправили на двор. Ибо, по словам главы семейства, не детское это занятие – сидеть за столом со взрослыми!

Впрочем, шума от этих взрослых было, словно от детей. Все что-то бурно обсуждали, ругались или шутили, громко смеялись. Особенно звонкий голос был у Алёны. Иногда она хваталась за живот и ойкала от боли, но когда попускало, опять начинала хохотать.

Мне подобное поведение за столом было чуждым, ведь даже на светских раутах дворяне предпочитали беседовать вполголоса. Если какая-нибудь дама и засмеётся, то это могла быть только молодая леди. Уважаемая дворянка никогда не позволит себе подобное – только улыбку, спрятанную за веером.

– Ну, за вас!

Староста звонко стукнул своей рюмкой об мою и одним залпом осушил её. Я же сделала небольшой глоток и покатала жидкость на языке. С удивлением отметила, что горечь алкоголя вообще не чувствуется. Лишь ароматный, сладкий вкус груши и ещё каких-то травок, которые не смогла распознать.

– Ну что вы! Пить нужно до дна! – Мирослав Потапович налил себе ещё приятной на цвет золотистой наливки и осушил залпом, довольно выдохнул: – Благодать!

Я вежливо улыбнулась и ответила:

– Напиток действительно очень приятный на вкус, но я не люблю пить.

– Ну мы и не пьём, так – балуемся! – Мужчина повторно опустошил рюмку, не замечая, как на него покосилась жена. – Ко всему, моя грушовочка пьётся, словно компотик! И голова от неё на утро не болит, несмотря на то, скока ты выпьешь! Ну уважьте меня, магистра!

Мирослав Потапович смотрел на меня уже немного пьяными глазами. Может, на вкус это и не чувствуется, но градус там, похоже, приличный. Отбиться не получилось и две рюмки выпить всё же пришлось. От этого в груди потеплело и разум немного затуманился. Интуиция подсказывала, если сейчас не уйду, то к двум присоединится и третья. Я поднялась из-за стола и, извинившись, сказала, что мне нужно выйти.

– Вам в нужник? Он у нас за домом, в конце огорода! – громко сказал Премислав, который сидел по левую от меня руку.

Кинула на него взгляд и вежливо ответила:

– Благодарю.

Хотя и без подобной информации, ко всему сказанной за столом, я бы могла обойтись. Когда выходила из комнаты в сени, услышала шепотки за спиной:

– …чего это она на него зыркала?!.

– …ну потому что нужно говорить не нужник, а клозет. Так в столице говорят…

– …тут ей не столица…

– …во-во! Як приспичит – и в нужник сходит!.. Хе-хе!..

Развернулась и с широкой улыбкой шагнула назад к столу.

– Если приспичит, я и в кусты могу сходить, но благо у вас есть для этого более комфортные условия. – Перевела взгляд на старосту: – Как там с баней?

– Ну так готово уже всё! Банька натоплена, ток вас и ждёт.

– Благодарю. Можно у вас полотенце одолжить?

– Богданушка? – перевёл мужчина взгляд на жену, и та поднялась со своего места. – А пока ждём… может, ещё по одной?

Когда вышла из хаты, сделала глубокий вдох прохладного воздуха. Внутри было слишком душно, да и наливка хорошо ударила в голову, несмотря на то, что я выпила всего три стопки. Отчетливо чувствовался запах навоза, сена, грязи и ещё чего-то приторно-сладкого. Огромная луна и тысячи звёзд светили с неба, и это было изумительное зрелище. Я несколько минут стояла и любовалась, а потом двинулась к бане. Где-то на середине дороги решительно остановилась и развернулась, направилась в другую сторону. Нужно посмотреть, как разместили Герберу, и заодно почистить. Я хоть попросила старосту поухаживать за ней, но она у меня дама с характером и чужому в руки не дастся.

Окна в конюшне горели. Я заглянула в одно и увидела Сенослава. Он под светом лучины чистил мою лошадь. Было видно, что делал он это не впервой, движения были бережные и профессиональные. Гербера так вообще млела, особенно когда мужчина проходился массажными движениями по бокам. Видно, тут кожа особенно устала после подпруги.

Меня это удивило: откуда он так ловко научился управляться с лошадьми?

Зашла внутрь, но мужчина даже не поднял голову на скрип двери, настолько был поглощён работой. И выражение его лица было такое счастливое, что я невольно залюбовалась, как недавно луной и звёздами.

– Славного… – не успела закончить приветствие, как он вздрогнул, отшатнулся от лошади и кинул на меня испуганный взгляд.

Не знаю даже, кто растерялась сильнее: он от моего неожиданного появления, или я от его реакции.

– Не… Не… Не скажи батьке, – быстро и испуганно начал говорить Сенослав. – Не скажи батьке.

Это он про Мирослав Потаповича? Странно, чего это он брата «батько» называет.

– Успокойся, – мягко сказала я и улыбнулась, – не скажу.

Он улыбнулся в ответ – широко и радостно.

– Спасибо! Можно? – кивнул он на лошадь.

– Да.

Сенослав вернулся к работе, но стал действовать заметно медленнее. Неужели нервничал из-за моего внимательного взгляда? Но я ничего не могла с собой поделать и любовалась его широкими ладонями с длинными пальцами.

– Сенослав, тебе нравятся лошади? – спросила через пару минут.

Он мне не ответил. Даже взгляда не кинул.

– Сенослав?.. – позвала ещё раз.

Опять-таки никакой реакции. Странно, почему он не реагирует на своё имя.

А если попробовать…

– Сено?

Он, наконец-то, кинул на меня взгляд, широко и довольно глупо улыбнулся, но ничего не ответил. В глазах удивление и непонимание.

Значит, собственное имя для него слишком сложное для восприятия? Но почему они сократили его до «Сено», а не «Сени»? «Сено», скорее, кличка для собаки, а не имя для человека… Хотя, считают ли они его человеком?

– Нет, называть тебя я так не буду! – произнесла решительно. – Буду звать Сеня!

Во взгляде всё такое же непонимание и удивление.

– Можно? – вновь кивает он на Герберу.

Подошла ближе, провела ладонью по гриве и попыталась встретиться с ним взглядом.

– Любишь лошадей?

Несколько секунд Сеня, казалось, смотрел сквозь меня, а затем медленно повторил с вопросительной ноткой:

– Лю… би… шь? – В глазах привычное удивление, непонимание и что-то ещё, что я не смогла рассмотреть, так как мужчина опустил голову и повторил ещё раз, на этот раз увереннее, но всё так же с вопросительной ноткой: – Любишь?

– Да, – вновь погладила Герберу. – Любишь лошадей?

– Любишь лошадей! – повторил он радостно и сам погладил мою кобылу. – Любишь лошадей!

Кажется, меня неправильно поняли.

– Нет-нет, – покачала головой и повторила жест рукой: – Это «гладить лошадь».

– Г-ла-ди-ть? – опять удивлённо и по слогам повторил он.

У меня сложилось странное впечатление, словно он слышал подобные слова впервые.

– Да.

– Гладить лошадь! – Улыбка была такая чистая и добрая, что я не сдержалась и повторила за ним. Но при этом мне было грустно, что с таким наивным, добрым и светлым человеком так по-свински ведут себя деревенские и собственная семья.

Это было очень несправедливо… Впрочем, жизнь не всегда бывает справедливой. Наверное, даже хорошо, что он не понимает, что над ним издеваются.

– Любишь? – Сеня вопросительно заглянул мне в глаза.

Он хочет, чтобы я объяснила ему значение этого слова? Ох, это будет непросто.

Пока я думала над вопросом, в конюшню зашёл староста. По раскрасневшемуся лицу и остекленевшем глазам было понятно, что он пьян. Запах, который зашёл в барак вслед за ним, лишь подтвердил это.

– Магиср! – расплылся Мирослав Потапович в радостной улыбке. – Вы почму не в бне?

Он мямлил так, что я еле могла понять его речь.

– Я лошадь свою пришла почистить.

Надеюсь, пьяный взгляд не заметит, что щетка находится в руках Сени, в не в моих. Хотя всегда можно будет сказать, что я попросила его мне помочь.

– Ну брсте ма..ик!..гиср, – махнул мужчина рукой и пошатнулся, схватился за косяк. – Мой Све…ик!..тлав мигм вшу лошдь так, поч…ик!…ть, что она будэ свркать, как сто…ик!…вое себро! О-хо-хо!

Пожалуй, от такого предложения я откажусь.

– Гербера у меня лошадь норовистая, чужаку в руки не дастся, – ответила с вежливой улыбкой. – Да и Сенослав мне помог.

– Кто? – тупо спросил староста, прищурился, а затем его лицо удивлённо вытянулось. – Ах, эт ты!.. ик!… Прихлбнк! Брсь! – замахал он двумя руками. – Брсь! С газ моих!

В шоке я смотрела на Мирослав Потаповича. Как так можно себя вести?! Сеня стоял и широко улыбался, смотрел с невинным непониманием. Какой же он всё-таки ребёнок, несмотря на то, что выглядит как взрослый, рослый мужчина лет за тридцать.

В конюшню вошла Богдана, кинула быстрый взгляд на меня и накинулась на мужа:

– Мирослав, чё ты сюда припёрся?! Я ж тебя сказала, в кровать иди!

– Богдудушка, – расплылся в пьяной улыбке староста, – я отльть… то есть в козет!

– На выход, козет! – гаркнула она так, что даже я подскочила, мужчина и вовсе выскочил из конюшни, как пробка из бутылки шампанского. Переведя на меня взгляд, она раздражённо добавила: – Ваша комната возле крольчатников. Я постелила свежее бельё.

– Благодарю, – вежливо улыбнулась.

– Вы вроде в баню торопились?

Богдана была из тех женщин, что, даже родив троих детей, остаются при тонкой фигуре. Лицо у неё было с сильно выделяющимися скулами, острый подбородок и нос, тонкие губы и большие тёмно-синие глаза под тонкими подведёнными бровями. На лбу залегли морщинки, видно, из-за того, что часто хмурилась. Рядом с мужем они смотрелись странно: он – словно круг, а она – острый угол.

– Я кобылу свою чищу.

Вот она уже заметила щётку в руках Сени, и её взгляд потяжелел. Улыбка у мужчины пропала, он понурил голову.

– Он доставляет вам проблемы? – Голос женщины звенел от холода.

– Напротив, помог.

– Фхэ? – Богдана издала странный звук, словно хотела одновременно фыркнуть и сказать «фи». У неё даже рот скривился, словно в лицо навоз сунули. – Какая с него помощь? Одним проблемы! И жрёт, как не в себя!

– Мне Сенослав не доставил никаких проблем. – Моя же улыбка, напротив, стала шире. – Как я и сказала, помог с чисткой лошади. Тут осталось немного, так что мы сейчас быстро закончим. Спасибо за еду, всё было очень вкусно. Пусть Мать Марина защитит ваши сны.

– Фхэ!.. Да защитит ваши сны Мать Марина.

Наконец-то она ушла. Тяжело мне с ней разговаривать, ибо уж очень сильно напоминает мою уважаемую матушку. Благо Богдане я имею право ответить.

– Сеня, – позвала я, но мужчина продолжал смотреть в пол. Сделала шаг ближе, дотронулась до плеча, заставив его вздрогнуть, но поднять на моё лицо взгляд. – Сеня, можешь, – кивнула в сторону Герберы.