Глава 4 Свидание
«Олеся, давай встретимся» – смс повергло Олесю в шоковое состояние. То, чего она так долго ждала и хотела – случилось. Павел предлагает встретиться. Несмотря на то, что Олеся в этих отношениях обычно бросалась в омут с головой, сейчас решила сразу расставить все точки над i. В ответ полетело: «Зачем?». И тут же получила еще более душевный и интимный ответ: «Я соскучился».
Олеся задумалась: «А стоит ли? Не окажусь ли я снова у разбитого корыта? Я не знаю, чего он хочет, зато уже сейчас могу намечтать и напридумывать всяких небылиц, которым не суждено осуществиться. Результат неоправданных ожиданий – мои страдания. Смогу ли просто так, ничего не требуя и не желая, выслушать его холодным сердцем и трезвым рассудком? Я должна дать ему шанс, если он хочет поговорить. Я знаю, как это важно – своевременно выговориться. Я люблю его и желаю счастья. Самоотверженно и пафосно? Есть немного. В этих отношениях отдаю я, практически ничего не получая взамен. Возможно, в этом и состоим мой урок. Я встречусь с ним».
Олеся шла по липовой аллее, вдыхая аромат распустившихся желтых соцветий. Первое свидание с Павлом Ивановичем. С Пашей. Как это возможно? Сколько раз в своих мыслях и тогда в школе, и сейчас, будучи взрослой женщиной, она представляла себе этот момент. Она думала, что наденет свое самое лучшее платье, а в этот миг на ней были обычные джинсы и футболка. Она намеренно не стала наряжаться и украшать себя. Она замужняя женщина, позволила себе эту встречу только потому, что должен же быть какой-то конец у этой истории. Она не знала, что будет. Не знала, чего она хочет, чего сможет себе и ему позволить, а чего – нет. Она ничего не знала, и шла, чтобы это понять. Она хотела крепко обнять своего Пашу и вновь, как и много лет назад, почувствовать его руки на своей спине. А там видно будет что и как.
Не в силах сдержать волнение, Олеся села на скамейку отдышаться: «Может, не ходить, не искушать судьбу?». Однако желание его видеть было сильнее, она посмотрела в маленькое зеркальце, оценила прическу и, чуть поправив челку, продолжила путь. Мысли роились в голове, одна на другую напрыгивая, обгоняя и устраивая полный переполох всегда серьезному и рассудительному мозгу отличницы: «Наверное, он уже ждет меня. Не могу поверить в это. Свидание с Павлом Ивановичем. Фантастика. А если он захочет секса? А если я его захочу, вот это еще страшнее. Ему-то можно отказать, себе – сложнее. Боже мой, он может и вообще не за этим меня позвал. А зачем тогда?».
Олеся увидела Павла. Он стоял прямо напротив памятника, где еще сохранились цветы после митинга 9 мая. Они лежали внушительной горой у подножия и явно просились быть убранными. Олеся в очередной раз пожалела срезанные цветы и тут же порадовалась небольшой кедровой рощице, высаженной несколько лет назад в шестьдесят пятую годовщину Победы прямо за памятником погибшим войнам. Деревца были крохотными, некоторые не прижились и на их места подсаживали новые – когда-нибудь здесь вырастит мощный и стройный кедровый бор – отличная память потомкам.
Павел смотрел в другую сторону, на автобусную остановку, ожидая появление Олеси. На нем тоже были джинсы и светлая футболка-поло. «Отлично, – отметила про себя Олеся, – как раз то, что нужно – встреча «без галстуков». Ему очень идет такой стиль. Вообще-то ему все идет. Вообще-то ты в него влюблена, поэтому ему все и идет. Стоп. Я уже пришла».
– Здравствуйте, Павел Иванович.
– Здравствуй, Олеся, а я думал, ты на автобусе приедешь.
– Я шла пешком, по аллее.
«Чудно. Как к нему обращаться? На «ты» непривычно, на Вы – странно в такой ситуации», – размышляла Олеся. Она и выбрала именно это место для встречи – в парке, у памятника, чтобы как-то разрядить обстановку. Олеся хотела свободы передвижений и открытого пространства. В кафе так бы не получилось. Как только она представила, как будет чопорно сидеть за столиком и нервно теребить салфетку – отмела эту идею как неприемлемую.
Павел поцеловал ее в щечку – как обычно, привычным движением.
– Давай на «ты». Согласна?
– Да-да, давай на ты. Паша.
Он нежно улыбнулся. Больше глазами, чем губами.
«Я назвала его Пашей. По-настоящему, не в мечтах», – мысли Олеси летели впереди ее разума, она нервничала и не могла унять их хаотичный бег.
– Нам ведь давно уже нужно было поговорить, я даже не знаю, как тебе сказать… – Павел задумался, – в общем, кретин твой ПалИваныч.
– Самокритика, однако – ответила Олеся игриво, – пойдемте вдоль реки, там сейчас красиво, кувшинки распускаются. Ой, то есть пойдем. Пойдем к воде.
Она взяла его под руку, и они тихим, неторопливым шагом, пошли по хорошо протоптанной, местами посыпанной мелким гравием, тропинке. Олеся успокоилась, пришла в себя и ощутила покой и умиротворение. Ей и слов не нужно было. Вот так идти рядом с ним, касаться руки; украдкой, искоса разглядывать его лицо, волосы, шею. «Странно. Я так стремилась высказаться, выплеснуть наружу эмоции, хотела, чтобы он меня выслушал, а сейчас ничего не хочу. Хочу идти рядом с ним. И все. Переболело. Перекипело. Зажило. Как легко мне с ним сейчас, как хорошо!» – Олеся удивлялась собственным ощущениям и до конца не могла поверить в реальность происходящего.
Над водой истошно кричали чайки, то тут, то там, взмывали в высь стаи стрижей, в кустах отцветшей сирени резво и бойко копошились воробьи.
– Хорошо здесь, да? – Павел повернулся к Олесе.
– Да, – она кивнула и чуть улыбнулась в знак согласия.
Они ушли с основной тропинки на более узкую, ведущую вглубь парка, на полуостров. Встречных прохожих становилось все меньше и меньше. Лишь изредка их обгоняли велосипедисты. Они остановились у кромки воды, под старой ивой, глубоко клонившей тяжелые ветви к воде. Павел повернулся к Олесе, сжал ее руку в своей и несколько секунд просто стоял: его лицо было молчаливо и не выражало никаких эмоций.
– Олеся… Я… Знаешь, мне сейчас очень хорошо с тобой.
Он осторожно привлек ее к себе. Олеся снова почувствовала его руки на своей спине. «Как давно это было? Сколько лет прошло с нашего последнего танца? Больше пятнадцати… Ничего не изменилось. Такое же ласковое, доброе тепло от его прикосновений. И мне шестнадцать лет. И я, как тогда, его боготворю и вижу в нем свое счастье». Она смотрела вдаль, через его плечо. Там, на другом берегу, в зарослях осоки неспешно и важно плавала утиная семья: мама-утка и семь пушистых маленьких комочков-утят.
– Олеся, – голос Павла осекся и в нем появилась хрипота, – Олеся, я во много был не прав.
Она повернулась к нему, посмотрела в глаза и нежно коснулась его губ, как будто давая понять, что все понимает и прощает. Он обнял ее еще крепче, и на его глазах проступили слезы.
– Старый дурак. Я так обидел тебя, моя девочка…прости меня.
– Я давно простила, не нужно, давай не будет вспоминать. Пойдем дальше, погуляем, – предложила Олеся, чувствуя, что сейчас в голос разрыдается и пытаясь освободиться из объятий. Он отпустил. Олеся прижалась спиной к стволу дерева, кора была грубая, местами колола и больно врезалась в спину – сейчас это было то, что нужно. Физический дискомфорт отвлекал от душевной боли, вдруг вновь настигшей Олесю. Павел подошел к ней и снова заключил в объятия, с силой, по-мужски, прижав к себе. Она не сопротивлялась: смело смотрела ему в глаза и ждала поцелуя. Он медленно приблизился к ее губам, на несколько секунд замер, как будто, выжидая и спрашивая разрешения. Она обняла его за шею, касаясь кончиками пальцев затылка, провела рукой по волосам и, утонув в чистоте его бездонных серых глаз, чуть приоткрыла рот навстречу их обоюдному желанию. Павел легко закусил ее верхнюю губу, давая старт их первому, такому долгожданному и пленительному поцелую.
Олеся не думала сейчас о Саше, не думала, что поступает плохо. Она не о чем не думала, только ощущала движения его губ и языка, она отдавалась этому поцелую вся целиком и хотела, страстно желала продолжения.
Вдалеке послышался лай собаки, и они тут же отстранились друг от друга как два подростка, боявшихся быть пойманными с поличным. Однако уже через мгновение дружно рассмеялись своему такому детскому испугу. Смех помог им снять накопившееся напряжение, и теперь они оба чувствовали себя более свободно и просто.
Павел прижал к себе Олесю и начал быстро целовать ее шею, плечи, руки… Олеся, более никого не стесняясь, движением руки, требовательно, привлекла его лицо к своему и со всей своей нерастраченной страстью впилась в его влажные и теплые губы. Уже никто и ничто не могло им помешать.
Нет, это был не людус. Не страсть и даже не любовь в ее земном понимании. Это было единение небесных душ, на время забывших о своих ролях и позволив себе на минуту уйти со сцены за кулисы жизни.
Вечер вступал в свои права, а они все еще целовались.
– Милая, что же нам теперь делать?
– Я не знаю, Паш, я не хочу сейчас об этом думать.
– Я хочу тебя.
– Я понимаю…
– Давай встретимся. Только ты и я. И одна… большая кровать.
– Паш… я… я не знаю. Я ведь замужем. Целоваться – это одно, а…а… ну это совсем другое, – Олеся возвращалась в настоящее, в реальность.
– Да, да, прости, я должен быть это предвидеть. Но я так хочу тебя, моя девочка, – он снова прижал ее к себе и начал целовать.
– Мы мучаем друг друга. Я не знаю, как все это закончить, – Олеся плакала.
Он сквозь слезы продолжал целовать ее волосы, шею, глаза и губы.
– Олеся, милая моя, я так и не сказал тебе самое главное: я люблю тебя.
Она плакала у него на плече.
– Я знаю, Паша, знаю. А сейчас мне нужно домой. И тебе тоже, – отрезвляюще произнесла Олеся.
Он посмотрел на нее долгим взглядом.
– Это еще когда-нибудь повторится?
«Я ничего не знаю. Я замужняя женщина и не готова рисковать своей семьей ради сиюминутного удовольствия. Я должна переболеть, перетерпеть, пережить. И тогда я стану себя уважать. Наверное. Опять. По второму кругу», – думала она.
– Я не знаю. Я ничего не знаю, что готовит нам судьба. Но я надеюсь на ее благосклонность.
– Если бы тогда я тебя не оттолкнул, мы могли бы, мы бы уже могли быть…– путаясь и волнуясь начал Павел.
– Не важно, что бы мы могли. Нужно исходить из того, что есть сейчас, – прервала его Олеся.
– Ты жестока.
– Учителя хорошие были, – немного грубо ответила Олеся, и тут же опомнилась, – извини, мне тяжело сейчас.
Ей хотелось скинуть с себя одежду, расстегнуть ремень на его джинсах и немедленно снять все эти мешающие их окончательному сближению вещи, упасть на траву прямо здесь, не обращая внимания на прибрежную сырость и возможных прохожих. Она хотела почувствовать, как его тело прижимает ее к земле, как их ноги сплетаются в желании обладать друг другом, как его губы осыпают поцелуями все ее тело, и она отвечает также страстно, пытаясь дотронуться губами до самого недоступного.
Олеся мечтала, а Павел, немного помолчав, продолжил.
– Вот мы уже и ссоримся. У нас с тобой все происходит в ускоренном режиме, – он ухмыльнулся, подошел к Олесе и вновь потребовал поцелуй.
– Однако, нам все же пора домой, – напомнила Олеся после того, как смогла отстраниться от губ любимого.
Павел снова и снова просил продолжения. А она снова и снова уступала. Он поднял ее футболку и с наслаждением рассматривал ее груди. Она расстегнула бюстгальтер, и Павел припал к ее соскам. Олеся застонала от разливающего по телу возбуждения. Старая ива и разросшийся внизу молодняк надежно скрывали влюбленных от чужих взглядов.
– Паша, остановись, пожалуйста, – взмолилась Олеся, – я не могу так больше.
На этот раз он ее послушал. Отстранился, подошел к воде и кинул камешек: голышек трижды подпрыгнул, прежде чем скрыть в толще воды.
«Зачем ты остановился? Это было только сомнение, всего лишь сомнение, отголоски совести. Я хочу, я хочу продолжения, я хочу тебя, слышишь, я тебя хочу!» – мысленно сожалела Олеся.
Павел все стоял на берегу и бросал камушки, давая время Олеси привести себя в порядок.
– Пойдем. Спасибо тебе за все это. Я даже не думал, что могу так любить. Жил и не знал, что бывает такая вот любовь. И не жил вовсе, так, существовал. Я теперь и не знаю, как дальше быть. Как вернуться к этой безрадостному течению времени, если я знаю, что может быть по-другому?
– Может быть, мы и должны были это узнать? Так было задумано. И начать ценить все, что есть в жизни, каждый миг и каждый день. Любить близких, заботится о них. У тебя внук растет, это же счастье!
– Да, милая моя, все это счастье, только уже не мое. Мне шестой десяток. Страшно подумать.
– Ну, знаешь, и мне не шестнадцать! – с напускной игривостью пыталась взбодрить его Олеся.
– Да. Вот такое счастье на старости лет!
– По домам. Все. Я ухожу, – засобиралась Олеся.
– Я посижу еще здесь. Ты ведь на обидишься, если я не пойду тебя провожать?
– О, да! Конечно, обижусь! – нервно рассмеялась Олеся.
Павел не понял, шутит она или действительно обижается.
– Пока, – Олеся попрощалась и быстро коснулась губ Павла.
– Пока, любимая. Моя Олесенька, – он сжал руками ее плечи и также быстро поцеловал. Олесе показалось – она прощается с ним навсегда.
Павел присел на старое, местами заросшее зеленым мхом бревно, и долго еще смотрел на тихую гладь запруды. Желтые кубышки уже спрятались в тугие бутоны, по поверхности воды повсюду бегали водомерки, «ходил» малек, оставляя за собой множество маленьких кругов, рыба постарше копошилась в иле, поднимая на поверхность цепочки бегущих пузырьков воздуха. Павел вспоминал свою молодость, шестнадцатилетнюю Олесю, так пылко и безнадежно в него влюбленную, оценивал свои поступки, краснея и понимая, как трудно бывает простить самого себя. То, что случилось сегодня, уже казалось ему вымыслом, сказкой, чудесным сном. Разве думал он тогда, много лет назад, что будет целовать это юное создание, что будет просить, чуть ли не умолять о близости? И случится ли продолжение этой истории? И нужно ли оно ему? Он был счастлив и благодарен судьбе за чудо любить и быть любимым: «Пусть она будет счастлива в своей семье, моя девочка, я не должен ей мешать». Всегда и во всем ты можешь на меня рассчитывать, всегда и во всем я приду на помощь, только позови – эти слова он написал ей в смс-ке. Без всяких смайлов.
Глава 5 Завершенный гештальт
С момента их свидания прошло полгода. Зима вступила в свои права. Павел сдержал обещание, и чтобы не просила Олеся, помогал ей во всем. Было приятно осознавать надежную стену за своей спиной, и все же она не злоупотребляла его покровительством. Он же интересовался ее жизнью, школьными делам Юли, спрашивал, устраивают ли ее учителя. Олеся получила прямое доказательство любви Павла – он заботился о ней. Стоило ей только заикнуться о какой-нибудь проблеме – все решалось молниеносно. Настолько, что Олеся порой боялась делиться с Павлом мелкими неурядицами, без которых невозможна школьная жизнь, опасаясь неоправданного вызова «на ковер» одного из учителей Юли.
С ее чувствами происходили не совсем понятные, а потому пугающие метаморфозы. Энергия ее любви не стала меньше, напротив, она начала думать о Павле Ивановиче как о живом, реальном мужчине, возможном партнере. Мысли были нездоровые, доставляли боль. «Я так и не завершила гештальт. Я все время о нем думаю. Наверное, мне нужно пройти этот путь до конца, что в нашем случае значить стать его любовницей». Для нее это звучало дико. Она не могла себе позволить изменить Саше, но и так продолжаться больше не могло. Она старалась отвлекаться, не думать о нем, но, когда вновь его видела, готова была тут же выскочить из платья. Ее охватило незнакомое и постыдное чувство, страстное и безудержное влечение. Нужно было или совсем, окончательно расставаться, переводить дочь в другую школу, либо лечь с ним в постель. Олеся все больше тревожилась и нервничала. Неудовлетворенная страсть сжигала ее изнутри.
Павел позвонил в середине декабря. Путаясь в словах и нервно дрожащим голосом, откровенно признался, что хочет ее и не знает, как жить дальше с этим желанием. Сетовал на то, что он старый дурак, говорил что-то про «седину в бороду» и прочие нелепые вещи. Олеся понимала, как сложно ему сейчас с ней объясняться. Он не привык быть в амплуа просящего, чуждо и неведомо было это ощущение мольбы о сближении с замужней женщиной, ему – женатому мужчине. Оба понимали – влечение запретно, идет в разрез с устоявшимися моральными нормами, с их воспитанием, жизненной мудростью. Однако и сдерживать себя уже не получалось.
– Олеся, если я приглашу тебя в отель, ты придешь? – Павел, наконец, решился задать вопрос, ради которого позвонил.
Олеся задумалась. Разум боролся с сердцем. Любовь – с долгом. «Да, мы уже целовались, и это тоже измена. Да, я все время о нем думаю. Что скажу Саше, как буду смотреть ему в глаза? Как лягу в постель с мужем после встречи с Пашей? Как все это будет возможно? Не захочу ли я продолжения? Как долго может тянуться двойная жизнь? Смогу ли жить с неподъемным грузом вины перед мужем?» – в один миг Олеся задала себя множество вопросов.
– Я приду, – ответила она после некоторого молчания, понимая, что второго шанса может и не быть.
В трубке раздался вздох. Облегчения или испуга – не понятно.
– Я жду тебя завтра, адрес пришлю смс-кой. Хорошо?
– Да. То есть нет, давай, только не завтра. Через три дня.
– Не спрашиваю почему, просто соглашаюсь. Договорились.
Олеся нажала отбой, задумавшись и забыв попрощаться.
Вечер прошел тревожно. Она пыталась быть сама собой, при этом ее не оставляло ощущение преступности затеянного. Она собиралась украсть себя у своей семьи. О семье Павла она сейчас не думала. Он никогда ничего не рассказывал о жене, Олеся не знала, какие у них отношения и не хотела знать. Так было проще. Как и в прошлый раз, она совсем не собиралась наряжаться, только белье выбрала самое лучшее, какое у нее было. Покупать что-то новое она себе не позволила – было стыдно перед мужем. Какие только страхи ее сейчас не посещали: она боялась неловких движений, неумелости и неопытности в сексе – из партнеров у ней был один Саша, опасалась своего неприятного запаха изо рта (особенно это случалось во время стресса), но больше всего переживала, что кто-нибудь или что-нибудь помешает их встрече: один из них передумает, назначат важное совещание – и он не сможет прийти, случиться что-нибудь страшное дома – и уже она сама не сможет прийти. Мысли кричали в голове как стая изголодавшихся чаек, с диком криком носившихся над поверхностью водоема в поисках редкой рыбы. Не было ощущения счастья, предвкушения сбывшейся мечты. Основное место в сознании и сердце занимал неуправляемый невротических страх. Олеся уже жалела о трехдневной отсрочке свидания несмотря на то, что сама попросила об этом, желая еще раз обдумать ситуацию. «А вдруг он передумает, а вдруг снова испугается, исчезнет, не придет?» – вновь и вновь она задавала себе одни и те же вопросы, тщетно пытаясь остановить поток деструктивных мыслей.
Жизнь шла своим чередом. Олеся готовила ужин, помогла Юле с уроками, прочитала Диме сказку на ночь. В голове свербело: «Зачем мне что-то еще, у меня все есть. Что, если Саша узнает об этом и не простит? Как я жить без него буду? Стоит ли рисковать устоявшейся, родной семьей ради непонятного влечения? А если воспринять это как лекарство? Может быть, права Марина, переспав с Павлом, я вылечусь от любовной зависимости? Нет. Отговорки все это. А что, если мне понравится? Если одного раза будет мало? Что, если эти отношения затянут в пучину постоянных измен? Нет. Я не пойду».
Город активно готовился к Новому году. Улицы пестрели и переливались многокилометровыми гирляндами-тоннелями, почти полностью закрывающими небесный свод, фонарями, стилизованными под бокалы искрящегося шампанского, мигающими вывесками и наряженными елками. Олеся смотрела на этот щедрый праздник света и цвета и не могла унять тревогу. Наблюдала за гуляющими молодыми и не очень парами, откровенно им завидуя. Вряд ли она когда-нибудь сможет просто так пройтись с Павлом по улице, держась за руки и ничего не опасаясь. А так хотелось. Все, что они могли себе позволить – тайную встречу в отеле. Больно и страшно было это осознавать. Хотелось праздника. На завтра Павел забронировал номер, завтра она могла бы оторвать маленький кусочек счастья для своей беспокойной жизни. Однако решение уже принято: она не пойдет, не будет искушать судьбу, только как сказать об этом Павлу, Олеся не знала.
Она ехала по МКАДу, ругая себя и навигатор за столь неудачный маршрут. Все пять полос стояли насмерть, что впереди – неизвестно. Может быть, авария, тогда есть шанс ее проехать, а может быть Новый год, тогда стоять ей здесь до ночи. Знала ведь, знала – в конце декабря нельзя соваться на МКАД, никогда, ни за что, ни за какие коврижки. Она и не поняла, как тут оказалась, ехала на автопилоте, полностью погруженная в свои невеселые мысли и подчиняясь голосу навигатора. Включила радио. В голову стремительно ударили слова песни Максима Леонидова:
«Где-то далеко летят поезда,
Самолеты сбиваются с пути…
Если он уйдет – это навсегда,
Так что просто не дай ему уйти».
«Если он уйдет – это навсегда…» – глаза Олеси вмиг стали влажными, она быстро смахнула слезы и устремила взгляд на дорогу. При скорости 3 км/ч вряд ли ей что-то серьезно угрожало, однако расслабляться нельзя.
«Это навсегда… Так что просто не дай ему уйти».
Слезы потоком лились на щеки, смывая тушь, растекаясь серыми полосами по лицу и шее. Олеся плакала в голос – отчаянно, гнетуще жалея себя. «Навсегда» – разве это не то, что она хотела? Навсегда от него избавиться. Спустя столько лет, она понимала, что он, ее Паша, действительно может уйти навсегда, только любовь ее никуда не денется, любовь навсегда останется в сердце и будет продолжать терзать ее своей безысходностью и саднящей болью. «Да нет, же, я не могу его вот так отпустить, как же я жить потом буду, если потеряю шанс прикоснуться к его телу, стать его женщиной, пусть на час, хотя бы на час», – вновь муки выбора нахлынули с неимоверным натиском, заставляя разум и сердце пребывать в вечной борьбе.