Попутчица. Книга II

Можно подумать, они могли забыть помыть руки. Спасибо, что не спросил, нужно ли кому-то посетить уборную!

Почему меня сегодня все так раздражает?!

Ладно, не все.

Я попыталась отвлечься на Риммин подарок. Это оказался набор мелочей, приятных и полезных. Она определенно воспользовалась маминым фирменным советом на экстренный случай, но я не обиделась. Гораздо больше меня волновало ее настроение. Мы не виделись дней десять; когда я зашла к маме на прошлой неделе, Римма убежала на свидание. У меня сложилось впечатление, что ее жизнь налаживается… в чем же тогда дело?

О том, как затухли их отношения с Пашей, я не знала практически ничего – в основном потому, что сама мысленно отмахивалась от этой темы как могла. В конце осени, когда я взяла себя в руки и в кои-то веки спросила, как у них дела, сестра коротко сообщила мне что-то сумбурное – мол, все кончено, но не факт, что не начнется опять, потому что они общаются. Следующее, что я выяснила о личной жизни Риммы, уже касалось нового бойфренда. Мои эмоции по этому поводу были смешанными, а на первый план вышло острое, болезненное ощущение обманутости, которое я даже не захотела анализировать.

Курица и картошка ждали в еще горячей духовке, так что подогревать ничего не пришлось. Рома настоял на том, чтобы самому разложить еду по тарелкам. Потом – как положено – с хлопком вынутая пробка от шампанского под мамино бодрое «уху-у!».

– Давайте выпьем за нашу прекрасную именинницу, мою старшую дочку. Мартуся, иногда мне кажется, что ты слишком хороша, чтобы существовать среди нас, но оставайся такой же, и, может, мы до тебя дотянемся, – проговорила она, любовно глядя на меня.

Я зарделась.

– О, я совсем не идеальна, но спасибо, мам.

Мы чокнулись.

– Как отметили на работе? – решил разговорить меня Рома. – Ты не успела рассказать.

Немудрено: с тех самых пор, как зашла домой, я крутилась как белка в колесе.

– Нормально отметили, чаем с тортом.

– Всего лишь чаем? Ну и праздник, – слегка улыбнулась Римма.

– В коллективе не принято пить алкоголь в рабочее время, так что да, чаем. Но с тортом!

– Надо же, я думала, журналисты довольно пьющий народ.

– Некоторые журналисты – возможно, но я-то в основном общаюсь с корректорами. Журналистов позвала, конечно, да они зашли больше из вежливости. Человек я относительно новый, меня не настолько обожают, чтобы ради меня надолго бросать свои дела, – пояснила я, пытаясь разорвать кусок курицы вилкой.

Я ненавидела есть руками и всегда до последнего оттягивала момент, когда придется взять куриную ножку пальцами. Мелочь, но в моем чуть взвинченном состоянии даже она имела значение. Я успела пожалеть о том, что мы с Ромой остановились именно на этом блюде.

– А по-моему, ты вполне способна быстро очаровать людей, – сообщила Римма прохладно (или показалось?).

– Думаю, последним, кого я и правда очаровала, был дипрук, и тот восторгался не мной, а дипломом, а в итоге бесплатное место в аспирантуре мне не предложили. И на работу меня взяли без слез счастья…

– А ты, Рома? Разве Марта покорила тебя не с первого взгляда? – перебила меня сестра.

– Ну, я сразу почувствовал, что сидеть на уроках хочу с ней, – хмыкнул мой парень.

– Как романтично, – фыркнула я с притворной обидой.

– Может, я плохо выразился… мне хотелось быть к тебе как можно ближе. Ты была такая серьезная, ни на кого не похожая, с прекрасной осанкой и как будто… ну, знаешь… ни в ком не нуждалась. Все девочки шушукаются с подружками, списывают друг у друга, записки кидают, а тебе и дела нет. При этом изгоем ты не выглядела. Скорее уж лидером.

– Непризнанным, – подхватила я саркастично.

В школе меня и не травили, и не любили. Некоторые уважали, но большинство просто игнорировали. Рома выразился метко: я ни в ком не нуждалась и хорошо училась, а в подростковом коллективе совокупность того и другого – почти преступление. Настоящим лидером у нас была девочка, которая жить не могла без всеобщего внимания, обожала спорт (занималась им в лосинах, обтягивающих донельзя) и еще больше – мальчиков. Начиная класса с седьмого все только и обсуждали, с кем же она встречается или хочет встречаться, с кем у нее что было или будет. Я ничего не испытывала по этому поводу – мы были просто с разных планет.

Аналогичная популярность родной сестры вызывала куда больше эмоций. В основном я за нее волновалась. Переживала, что попадет в очередную плохую историю, опять ответит взаимностью не тому парню, что-нибудь не то сделает на спор с многочисленными подружками, решится на какое-то отчаянное безрассудство за компанию. Но за сестринским беспокойством крылось и что-то еще.

В туре я призналась себе, что в некоторых моментах немного завидовала Римме. Но не желчной, мелочной завистью, заставляющей тайком точить ножи. Она проявлялась в периодических недоуменных вопросах к самой себе: «А что, разве я так не могу? Разве я хуже?».

Естественно, в детстве эмоции были ярче и острее, на то оно и детство.

Я вспомнила эпизод, который не всплывал в голове многие годы. Мне пять лет, я сижу у окошка и реву. Мне так горько, так больно, что кажется, я вот-вот лопну. Детское горе всегда самозабвенно.

Подходит папа.

«Солнышко, ты плачешь! Кто тебя обидел?»

«Вы… вы… – Сквозь неудержимые рыдания я не сразу могу выговорить то, что хочу. – Вы меня совсем не любите!»

«Мы с мамой очень тебя любим! Почему ты решила, что нет?»

Папа садится возле меня на корточки и берет за руки – вот так я потом десятки раз садилась перед сестрой.

«Вы подарили Римме подарки, стол для нее накрыли… и столько хороших слов ей… а мне?!»

«Котик, но ведь у твоей сестренки день рождения».

«Ну и что! Она такая маленькая, даже не поняла ничего! И когда мой день рождения?»

«Ты знаешь, когда. Скажи мне сама».

Хмурю лобик.

«Весной. В марте».

«Правильно. А сейчас у нас разве март?»

«Нет…»

«Запомни: мы любим вас обеих совершенно одинаково. А тебе вообще не подобает капризничать».

«Не подо… что?»

«Из вас двоих ты старшая. Ты должна оберегать сестру, подавать ей пример, быть спокойной и послушной. А не ревновать!»

«А не…?»

«Давай же, улыбнись. Я тебя люблю, Мартуся. И Римму люблю. И твою маму люблю».

Именно папа чаще других говорил мне, какой я должна быть в связи со своим старшинством. Выходило, что – идеальной. Я делала что могла, только он все равно нас оставил. Пять лет спустя наш дом вдруг превратился в средоточие ругани и криков, а потом отец исчез из него вместе с вещами.

Мама старательно изображала, что все в порядке, семилетняя Римма вообще, по-моему, радовалась, что скандалы закончились. А я долго не верила в то, что такое могло произойти с нами. Когда же наконец поверила и смирилась, у меня возникло чувство, что за старшую осталась я, – и детство закончилось. Я ни с кем не делилась этим суждением и даже, наверное, не формулировала его вот так – просто приняла, как принимают окончание лета, хорошего фильма, интересной книги.

Я без всяких просьб стала помогать маме на кухне, с уборкой, пыталась остановить, когда она наливала себе больше одного бокала вина за ужином – в те времена от алкоголя она становилась замкнутой и печальной. Мама, конечно, меня не слушалась, но я все равно считала своим долгом вмешиваться.

Но в тот день, второй день рождения Риммы, до этого было далеко, и, обнимая отца крепко-крепко, я думала, что если буду вести себя так, как он просит, его любовь ко мне никогда не иссякнет. Любовь – такая ненадежная штука, но со старших классов, оставаясь с Ромой, я усиленно пыталась доказать себе и другим, что это не так.

Боже, да по мне можно учебник писать. Я же находка для психолога – хорошо еще, если не для психиатра…

– А в целом поздравлений много получила? – спросила мама, почувствовав, что пауза затянулась.

– Достаточно. Знаете, даже объявился один неожиданный человек. – Не один, но о втором я упоминать не собиралась.

– Кто же? – поинтересовалась Римма, и фраза прозвучала на полтона громче, чем все остальные произнесенные с тех пор, как она переступила порог этой квартиры.

– Помнишь Октябрину?

– Та болтливая старушка, с которой ты подружилась!

– Какая старушка? – почти хором удивились мама и Рома.

– Да из тура… – начала я.

– С ней было не заскучать! – вспомнила Римма, вроде бы оживившись. – Песни за столом пела, все время что-то комментировала… и с Мартой у них прямо полная гармония сложилась, они сидели вместе в автобусе и потом телефонами обменялись.

– Было дело, – подтвердила я.

– Надо же, как мило! И вы общаетесь? – заинтересовалась мама.

– Вот во второй раз пообщались. Надеюсь, не в последний.

– Да-а уж, наконец наша Марта нашла интересного, по-настоящему равного себе собеседника, и он старше нее… на сколько, лет на пятьдесят?

– Ой, все, – шутливо отмахнулась я.

– Мы ушли от темы о Мартиных достоинствах, – ни с того ни с сего влез Рома.

– Я разрешаю опустить ее и спокойно доедать курицу. Комплиментов я наслушалась на год вперед.

– Нет-нет, я все-таки скажу. Твоя сестра спросила, покорила ли ты меня с первого взгляда. – Он проникновенно глянул на меня, повернувшись всем корпусом, так, будто кроме нас за столом никого не было. – В какой-то мере, конечно, да. Но важнее то, что это чувство не было мимолетным, стало взаимным, сохранилось до сих пор и, надеюсь, продлится всю нашу жизнь. Марта, я хочу спросить тебя…

О-оу.

Я сглотнула, понимая, что сейчас произойдет. Можно срочно отвлечь Рому на что-нибудь, вызвав недоумение мамы с Риммой и сбив его с толку, и усиленно отвлекать весь вечер, после которого притвориться, что смертельно устала, и завалиться спать. А можно принять неизбежное. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через месяц – он все равно это скажет, а мне придется отвечать.

Казалось бы, я уже все поняла, но в момент, когда Рома встал на одно колено у стола и вытащил из кармана брюк бархатную коробочку, по телу пробежали мурашки. Не приятные, а скорее такие, которые пробегают, если в фильме ужасов вдруг скрипнет дверь.

– Марта, ты выйдешь за меня замуж?

– Господи! Я прослезилась! – воскликнула мама, энергично обмахиваясь, будто ей стало нестерпимо жарко.

Римма молча сверлила взглядом кольцо – золотое, с маленькими камешками, вроде фианитами, и камнем побольше в центре. Вспоминала о том, как получила предложение сама и что из этого вышло?

Я решительно обрубила мысль о Паше.

(«Будь, пожалуйста, счастлива»).

Обрубила и внезапно пришедшую мысль об отце. Как он, мужчина на десять лет старше, делал предложение моей красавице маме, за которой вились поклонники? А как это было с другой женщиной, на которой он женат сейчас?

– Ты мне что-нибудь скажешь? – В голосе Ромы, вроде бы безупречно ровном, все же звенело напряжение.

Странно, когда задал, возможно, главный вопрос в своей жизни, а девушка молчит.

Если соглашусь, то дальше все предрешено. Гармоничная семья. То, что мы обсуждали, к чему вроде бы стремились. Тогда почему язык слушается с таким трудом, когда я произношу: «Да, конечно»?

– Это «да» на «Ты мне что-нибудь скажешь?» или на мое предложение?

Я облизнула пересохшие губы. Надо же, как непросто оказалось. А ведь я знала, что рано или поздно Рома сделает это вот так, торжественно, как положено. Но, наверное, я не люблю весь этот пафос.

– «Да» – на обе фразы, – вздохнула я. – Я…

Я так и не смогла выговорить «согласна», но этого никто не заметил, потому что меня перебила восторженная мама:

– Вау, вау, моя дочка только что помолвилась! Иди-ка сюда, и ты, будущий зять, мы сделаем праздничное селфи! Вдвойне праздничное!

– Подождите, сейчас я хоть кольцо на нее надену!

Несколько секунд – и на моем пальце появляется аккуратное золотое украшение. С французским маникюром, при абсолютном отсутствии других колец и браслетов оно смотрится непривычно и нарядно. Блестит. Я выставляю руку вперед, оценивая вид, и мама поспешно делает кадр с телефона на память.

– Поздравляю, сестра. – Римма смотрит на меня и улыбается, но глаза остаются грустными. – Поздравляю вас обоих.

***

– Я уже думал, ты откажешься. Такая театральная пауза повисла. Еще немножко, и твоя мама вместо тебя ответила бы.

Вечер, чрезмерно восторженный и бурный, наконец подошел к концу, мы убрали со стола, Рома перемыл посуду, а теперь свет в спальне был погашен, будильник заведен, и я почти привыкла к инородному предмету на своей руке.

– Я была ошеломлена.

– Неужели не догадывалась? Я думал, что выдал себя с потрохами, слишком сильно волновался.

– В какой-то момент я заподозрила, но потом отвлеклась, если честно. Очень насыщенный был день.

– Ты рада?

Такой наивный – и такой уместный вопрос.

«Ты счастлива?.. Можешь уже не отвечать».

– Конечно.

– Кольцо правда понравилось?

– Оно прекрасно.

– Прости, что отказался поздравлять тебя наедине. Мне показалось, так будет правильнее.

– Ну, сейчас-то я понимаю.

Я надеялась, что все мои реплики верны, сцена «Долгожданная помолвка» скоро завершится, за кадром произнесут: «Стоп, снято». Вот только это было лишь начало.

– Ты же знаешь, что заявление можно подать на сайте «Госуслуги»?

– Да, что-то такое слышала. И?

– Удобно – не стоять в очередях, не отпрашиваться с работы. Просто заполнил данные, выбрал загс, дату и время – все!

– М-м… здорово.

Помолвка, да пока еще даже переезд – все это было для меня достаточно огромно, мне требовалось время, чтобы осознать и принять это окончательно, а Рома сразу заговорил о бракосочетании.

– Мы можем заполнить заявку завтра же! – победно заявил он и повернулся ко мне, ожидая реакции.

По сложившейся традиции этого дня я молчала неприлично долго, а потом выдавила из себя:

– Завтра?

– А зачем тянуть, если мы уже все решили и живем вместе?

– Завтра? – опять повторила я.

– Ты имеешь что-то против? Или в чем-то сомневаешься? Во мне, в нас?

– Ну… нет, с чего бы. Это ты в нас сомневался.

– Когда? О чем ты?

– Забыл, что было в сентябре, перед тем как я уехала?

– Это был ужасный период, и я осознаю, каким эгоистом выглядел. Ты искала работу и была озабочена своим будущим, а мне так тебя не хватало… Будь мы и тогда постоянно рядом, я бы все воспринимал иначе.

– Понимаю.

Еще бы не понять, все так складно.

– Настолько классно, – он сжал под одеялом мою правую руку, и кольцо больно впилось в кожу, – каждый вечер проводить вместе, ложиться в одну постель, просыпаться вдвоем. Когда рядом близкий человек и ты в нем уверен, все невзгоды нипочем.

– Угу.

– Так ты во мне уверена?

Я пропустила свою реплику, а теперь Рома любезно напоминал, о чем я должна была сказать.

– Да.

– Как и я в тебе.

– Приятно. – Я высвободила руку, чтобы поправить подушку.

На сей раз он сам решил вспомнить о своих «грехах»:

– Тебе, наверное, показалось странным мое поведение в Москве, Сергиевом Посаде… Раз уж мы решили ворошить прошлое… да, я еще был обижен, чувствовал себя заброшенным, а тут этот гид, на которого ты так смотрела, а он на тебя… он действительно интересно рассказывал о разных городах, и сейчас-то до меня доходит, что тебя привлекало именно это, а не он сам. Ты ведь любознательный, неравнодушный человек. Но тогда да-а, я слетел с катушек. Даже не думал, что могу быть таким ревнивым. Как глупо.

– Очень.

– Когда вернулся домой и немножко остыл, я спросил себя, чего же боюсь на самом деле. Что ты уведешь этого гида у родной сестры? Что вы тайком поцелуетесь, займетесь сексом, обменяетесь контактами и станете переписываться, а может, тоже помолвитесь, раз он с этим особо не ждет? Задав себе эти прямые вопросы, я как будто нарыв расковырял и очистил. Через боль я разобрал по косточкам все свои страхи, и они оказались пустыми и смешными. Ты никогда бы так не поступила – ни с Риммой, ни со мной, ни, что самое важное, с собой. Ты совсем другая.

– Да. Я спокойная и послушная, как подобает.

– Что-что?

– Ничего, не обращай внимания. Я уже засыпаю.

– Жаль, а я думал…

– Не сегодня, ладно? Очень устала. Давай завтра.

– Ну что ж, не страшно, давай. И… поженимся в июне? Что скажешь?

– М-м.

– Марта?

– А? Да. Почему бы не в июне.

Римма

«Марта выходит замуж», – написала я и стерла, уже не в первый раз за последние дни.

Паша был онлайн, но вряд ли ради этой информации и ради моих сообщений в принципе.

«Марта выходит замуж, а мы с тобой никогда даже не увидимся». – Я выразила мысль до конца и стерла еще быстрее, чем предыдущую фразу. Как будто боялась, что рука сорвется и я отправлю.

В июне моя старшая сестра станет женой – вчера они подали заявление. Это было предсказуемо – почему же их помолвка так по мне ударила? Я с трудом сдерживала слезы весь следующий день – была уверена, что наконец заплачу сегодня, когда мы с мамой будем пить на кухне. Тем более что к этой пятнице мы заранее купили бутылочку медовухи. Почти медостав, который мы с Пашей и Мартой пили в Ярославле перед тем, как у нас с ним случилось подобие интима.

– Послушай, а может, он импотент? – предположила мама вечером, когда я тоскливо вспомнила о том, что было – и чего не было – в ту ночь. Какое счастье, что я могу обсуждать с ней такие вещи!

– Да нет. Когда мы, например, спали у него дома в Суздале после его предложения, все там было в порядке. Мы просто ни до чего не дошли, кроме обнимашек. Сначала я думала, что это романтично. Но когда тур уже заканчивался… ладно, ты права, это ненормально.

– Не хочу сыпать соль на рану, но он точно тебе не изменял?

– С кем, с Мартой? – вырвалось у меня, и я почувствовала, что краснею.

– Да ну, боже упаси. Что, в туре не было больше девушек?

– По Золотому кольцу – практически нет, и он смотрел только, блин, на нее. А в Суздаль и Владимир молодежь поехала, но это был всего один день, без ночевки, и у нас с ним тогда все было хорошо. Было хорошо, пока не появилась она.

Я глянула на стакан, в котором пока оставалась медовуха. Если бы я знала, что это поможет, то опрокинула бы его в себя сразу, а потом следующий и так далее. Но когда я пила слишком много, легче не становилось. Обычно меня либо тошнило, либо тянуло на приключения, и это раньше – теперь я была выжата, какие уж тут приключения. Я либо славно провела бы вечер, скрючившись над унитазом, либо все-таки написала бы Паше и ревела. Кстати, пока плакать не хотелось.

– А ты не пробовала с ней поговорить?

– С Мартой? О чем?

– Спросить, заметила ли она его внимание, нравился ли он ей и что это вообще было.

– Она ни за что не признается.

– Почему нет? Прошло много времени, у тебя другой, она без пяти минут замужем. Может, тогда и не призналась бы, а сейчас, если ты ее разговоришь, вполне… Вопрос только в том, будет ли тебе лучше от этого. Будет?

– Если она скажет, что ничего не было ни с его, ни с ее стороны и мне все показалось. Ну, как раз это она и скажет.

– Так спроси – и иди дальше уже наконец. Я даже обсуждать этого парня устала. Давай про новенького. Как у вас?

– В порядке, – рассеянно произнесла я. – Нет, слушай, ты думаешь, мне нужно, чтобы Марта соврала, и тогда я смогу забыть Пашу?

– Господи. Ты же хорошо читаешь по лицам. Она соврет – ты поймешь.

– Пойму – и что тогда делать?

– Выводы. Предположим, что у Паши что-то было с Мартой. Не верится мне, но просто предположим. О чем это говорит?

– О том, что ей не стоит выходить за Рому?

– Тьфу, Рома тут вообще ни при чем. О том, что твой Паша – отъявленный бабник и забивать им себе голову не стоит. Если бы вы поженились и он гулял, это отняло бы у тебя всю радость жизни. Уж поверь мне. – В голосе мамы звучала горечь.

– Папа тебе изменял? – не очень удивилась я.

– Не знаю и не хочу знать. Может и да. Но меня эти мысли не травят, для меня это все равно давно не актуально, а вот ты никак не можешь сдвинуться с места.

– Когда он делал тебе предложение, ты думала, что вы вместе навсегда?

– Ну еще бы. Кто же так не думает.

– Я не думала. Была счастлива, но ощущала, что это как-то противоестественно.

– Вы были мало знакомы, какое тут «навсегда», поигрались – и хватит. Но не смей даже допускать, что не заслуживаешь счастья.

– А его что, не надо заслуживать? Разве оно дается просто так? Или авансом?

– Хороший вопрос. Я сама всю жизнь гналась за счастьем и ломала голову, что же мне такого сделать, чтобы получить его.

– Ну а сейчас?

– Сейчас мне кажется, что оно давно со мной. У меня есть две прекрасные дочки, уютная квартирка в центре города, работа. А то, за чем я гналась… это не счастье, а так.

– Ты имеешь в виду любовь? Ее ты искала?

– Да, но все, что я принимала за большую любовь, ею не было. После развода я, конечно, хотела, чтобы мне помогали с деньгами, чтобы у нас снова была полная семья. Не проводить ночи в пустой постели. Смотреть с кем-то фильм в обнимку вместо того, чтобы сидеть с подружкой в баре.

«Почему же не срослось?» Этот вопрос сидел у меня на языке, но казался грубым. В то же время я должна была знать ответ. Мы с мамой были слишком похожи, и мне не улыбалось проснуться в сорок шесть лет и понять, что я зря потратила время и не встретила нужного человека.

– Не стоит, наверное, такое говорить дочери, но я скажу, потому что тебе это поможет. – Она хлебнула медовухи, как будто набиралась храбрости. – Я все делала неправильно. Примерно так, как ты. Торопилась, чересчур рано подпускала мужчин, была чрезмерно открытой, прыгала в омут с головой. И вечно казалось, что на этот-то раз – оправданно.

– Ой, – сморщилась я, – надеюсь, ты не имеешь в виду, что надо все делать годами, как Марта с Ромой.

– Годами – не надо. Надо – с правильными людьми и тогда, когда тебе сердце подсказывает, а не подталкивают обстоятельства или сам человек. Я по-настоящему дошла до этого только сейчас, представляешь? Хотелось бы, чтобы с тобой это случилось пораньше.

– Да как понять-то, что человек правильный? Вот папа – он был неправильным?

– Папа был неплохим человеком, просто не моим, а у меня не хватило опыта, чтобы разобраться. Это были мои первые полноценные отношения.

– Да? – поразилась я. – Ты никогда не говорила. Но ведь вы начали встречаться уже в… ой, получается, в моем возрасте, в двадцать!

– Те мелкие романы до него я не считаю. А он был таким взрослым, целеустремленным, не то что однокурсники… не выбрать его было невозможно.

– Так ты любила его или нет?

– Скорее была сильно влюблена.

– А если бы у тебя уже имелся опыт серьезных отношений, ты бы не..?

– Скажем так, не вышла бы за него. Но тогда не было бы вас, а это не жизнь, поэтому жалеть не о чем.

– И все-таки! Он был взрослый, интересный, ты влюбилась, он тоже – и в итоге вы разошлись. Как же понять, что человек тебе подходит, и не ошибиться?

– Нет рецепта. Только общаться и прислушиваться к себе. Чувствуешь ли ты рядом с ним тепло и уют, а не одну страсть? Нравится ли тебе его жизненная позиция? Не различаются ли глобально ваши взгляды на какие-то важные вещи? Представляешь ли ты себя с ним через год, через пять лет, десять? Есть ли вам о чем поговорить? Посмотри на Марту с Ромой – они «из одной песочницы». Оба спокойные, вдумчивые, осторожные, слегка занудные – что есть, то есть. Оба начитанные, у них общие интересы, масса общих воспоминаний. Считай, росли вместе. Это такой суперклей, который может держать людей рядом годами, если они сами этого хотят.

– Ну-у…

– А посмотри на себя и Пашу. Он любит путешествовать, а тебе это только казалось крутым и романтичным – на самом деле достопримечательности тебя не волнуют, ранние подъемы не радуют. И ты по-любому не смогла бы постоянно ездить с ним, так что подолгу оставалась бы одна, а ты этого очень не любишь. Причем одна в чужом маленьком городе, где особо некуда пойти, если ты не турист. Идем дальше. Паша привлекает девушек, ты ревнивая и вспыльчивая, а вы часто бывали бы порознь. Куча нервов. Он дружелюбный и простодушный – это я уже говорила, – и, похоже, у него мягкий характер. Это неплохо – тирана ты бы не потерпела. Но он нерешительный – вот это уже минус, ведь ты тоже не «решала». Лучше бы рядом был кто-то поувереннее.

– Почему он нерешительный? Предложение сделал быстро…

– На эмоциях. А потом, видно, засовестился и не сумел с тобой порвать. Ясно же, что у вас что-то пошло не так еще в туре, – мог бы там тебя отпустить, чтобы не мучилась. Звучит жестко, но это правда. Если лошадь сдохла, слезь. К тому же ваша лошадь и не рождалась толком, это был эмбрион лошади.

– Отлично. Теперь я знаю, как определить наши отношения: «эмбрион лошади», – усмехнулась я. – То есть ты считаешь, что нам не надо было и пробовать?

– Вы понравились друг другу вначале?

– А то не помнишь!

– Значит, надо было.

– Ты меня запутала! Только что же говорила…

– Я рассуждала о возможности именно серьезных отношений. А ты совсем молоденькая, дочка. Если в юности не пробовать гулять и общаться с разными парнями, которым симпатизируешь (я не о том, что нужно заниматься со всеми ними сексом – думаю, ты поняла), то так и не разберешься, что тебе на самом деле нужно. Какие недостатки ты готова принять, а с какими не смиришься. Я до вашего отца гуляла и общалась, но, видимо, все-таки недостаточно – и тоже воспринимала это не как необходимый опыт, а как поиск любви. И зря. Для тебя сейчас время узнавать себя, в том числе через других. И уж точно не страдать месяцами по молодому человеку, который того не стоит!

– Да, ты права… Напишу Паше, что больше не буду ему писать.

– А если просто взять и не писать?

– Он не поймет, что я перестала.

– Поймет – ты же перестанешь.

– Он может не вспомнить, что я вообще должна писать.

– Тогда зачем тебе это?

Когда мама так ставила вопрос, действительно оставалось ответить одно: незачем.

– Наверное, я влюб… – начала я и осеклась. – Или уже нет. Да, меня грела мысль о том, что я могу быть невестой классного парня…

– Ты можешь! И будешь. Только это будет другой классный парень – и попозже.

– Когда, например?

– Ну, я не Ванга.

– А по твоим ощущениям? Ты же меня знаешь, и у тебя опыт в таких делах.

– Скажем, года через три.

– Как Марта?

– Почему бы и нет? Хороший возраст.

– Значит, впереди три года беззаботных отношений и поиска себя?

Я даже улыбнулась – странно, но эта мысль меня не отвратила. А еще захотелось к новенькому – я немного соскучилась. Вчера настроение было таким паршивым, что я отменила наш поход в кино, сегодня он прогулял пары и мы не виделись, а про вечер я заявила, что у нас с мамой планы.

– Не три, наверное. Надо же его встретить, надо, чтобы вы как следует узнали друг друга до помолвки… но года два смело отмеряй. – Мама тоже улыбалась.

– Я тебе не рассказывала… в том туре я попросила счастья с Пашей у иконы – покровительницы невест. Но, видно, напрасно доверилась какой-то иконе.

Она посерьезнела и ответила без колебаний:

– Не напрасно. Если там, наверху, кто-то есть, он лучше тебя знает, что тебе нужно. И в любом случае он – или она, к кому ты там обращалась – услышал и уже работает над тем, чтобы сделать все как надо. Пусть даже не так, как ты просила.

– Ла-адно… – протянула я. – Посмотрим. Знаешь, мне полегче. Наверное, не буду ни о чем говорить с Мартой. Какая уже разница? И… – Я проверила время. – Ничего, если я выйду кое-куда? Постараюсь не допоздна, но как получится.

– Пусть только проводит тебя. Не на такси посадит, а проводит, поняла?

– Кто-о?

– Я не дура. – Мама допила медовуху, подошла и чмокнула меня в макушку. – Все у тебя будет хорошо, малыш. И у меня еще, надеюсь, тоже.

Павел

В кои-то веки пятница была моим выходным.

За время работы гидом я привык к плавающему графику и к тому, что свободные дни у меня часто не совпадают с таковыми у друзей. В этот раз мы с приятелем воспользовались случаем и сходили в бар выпить по паре кружек пива. Мы, местные, знали заведения, где туристов почти не бывает – видеть их вне работы было бы для меня уже слишком.

Я вернулся домой за полночь и в состоянии легкого опьянения. В холодильнике был еще алкоголь, я открыл дверцу, оценил ассортимент и захлопнул ее. Напиваться на самом деле не хотелось, хватало и легкого тумана в голове, который делал очертания вещей – и мысли – менее острыми.

Если бы, посмотрев на мое унылое лицо, меня спросили (меня, конечно, и спрашивали, сегодня в том числе), в порядке ли я, я ответил бы, что да. Что, собственно, было не так? Работа – при мне. Денег – достаточно, зарплату даже слегка повысили. Личная жизнь… ну, это наживное. Если бы я захотел… но ведь я не хотел.

Я включил планшет, дождался, пока загрузится соцсеть. Марта не меняла аватар пару лет и редко размещала посты, но я все равно то и дело к ней заходил. Она выложила штук десять фотографий из нашего тура, причем несколько – еще в его процессе. Я сто раз собирался их лайкнуть, но сначала казалось, что она подумает, будто я за ней шпионю – ее ведь даже нет у меня в друзьях, – а чем дальше, тем менее уместным это выглядело. Расстаться с человеком на ноте «если что-нибудь решишь, напиши», не дождаться сообщения и объявиться самому – как-то жалко. Да и зачем?

Конечно, я думал о ней, порой она мне снилась. Конечно, я скучал, но сейчас, спустя полгода, уже как по кому-то далекому, кого потерял и не смогу вернуть. Так это ощущалось большую часть времени, но не всегда.

И не сегодня. Сегодня тоска по маленьким лучикам нашего прошлого была яркой и болезненной – я почти пожалел, что нахожусь не в туре и работа не отвлекает меня от мыслей. Тоска была одной из причин, по которым я хотел выпить.

Все из-за того, что два дня назад я поздравил ее с днем рождения – дата отображалась в соцсети, и я ее просто запомнил. Не поздравить было невозможно, но эмоции, которые я при этом испытывал, едва не сожгли меня заживо. Я переписывал маленькое сообщение три раза и в итоге отправил то, в котором было меньше всего оригинальности – и больше всего печали, которую она не могла не почувствовать. И на которую ей точно было наплевать.

Я парень и должен делать первый шаг всегда. Но не в случае, когда могу помешать этим той, ради кого все делается, правда? Если бы хотела по крайней мере общаться со мной, Марта написала бы сама. Оставался крошечный шанс, что она думает то же самое обо мне. Несколько раз эта надежда окрыляла меня и заставляла открыть наш СМС-диалог и окошко для нового сообщения, но я закрывал все это, так ни на что и не решившись. Чем дольше молчишь, тем сложнее потом заговорить и тем более весомый повод для этого нужен. Ее день рождения был достаточно весомым поводом, но она ответила только «спасибо», и стало очевидно, что изначально я был прав: общение со мной ей не сдалось.

Наверное, это с тех пор мне так паршиво, что кусок в горло не лезет? С тех пор я просыпаюсь по утрам такой сонный и разбитый, будто и не дремал? А на что я вообще рассчитывал все это время?

Снова распахнул холодильник. Снова закрыл. «Сомневающийся нытик» – так она назвала меня в Москве – точно про меня, даже в мелочах.