В паутине пророчества

Смирнов решил воспользоваться подвернувшейся ситуацией.

– Да, конечно, Петр. Он очень переживает за Марину и девочку. Если позволите, то я хотел бы поговорить с ней наедине.

– Да, да, конечно. Не буду вам мешать. Если понадоблюсь, то позовите меня, я буду внизу.

С этими словами, Анфиса подошла к девочке, поцеловала ее в щечку и вышла, закрыв за собой дверь.

Смирнов направился к Марьяне, но остановился на середине комнаты, как будто наткнувшись на невидимую стену. Только тогда девочка обернулась и посмотрела в глаза пришедшему в ее комнату человеку. Она слышала, о чем говорила подруга мамы и незваный гость, но сделала вид, что внимательно смотрит в окно на стремящихся к ее дому людей в темных одеждах. Убедившись, что в комнате больше никого нет, Марьяна медленно встала и стала приближаться к доктору. Тот не смог выдержать ее прямой взгляд и отвел глаза.

– Смотри на меня! – услышал он властный женский голос, явно не принадлежавший малышке.

От неожиданности Смирнов вздрогнул и посмотрел на девочку, стоящую перед ним. Перемена, произошедшая с ней, заставила доктора отпрянуть назад. Он не верил своим глазам, а по спине пробежали мурашки. В развевающемся от неизвестно откуда взявшегося ветра платье, перед ним стояла девочка с огромными зелеными глазами, в середине которых, вместо зрачка, бушевало желто-красное пламя. Ее волосы напоминали золотых змей, обвивающих голову и тело.

– Это ты, ты виноват! – продолжал вещать голос, хотя Марьяна не открывала рта, – тебя должны были сегодня хоронить!

Смирнов, наконец, обрел дар речи и с трудом произнес:

– Почему? Что я сделал?

На что голос ответил:

– От таких, как ты, всегда страдали такие, как я!

– Я… я не понимаю… – промямлил Смирнов.

– Тебе и не надо ничего понимать, – продолжил голос. – У тебя есть то, что принадлежит моему роду.

С этими словами, рука девочки поднялась и указала на грудь доктора, а голос продолжал:

– Отдай амулет и, может, я пощажу тебя!

Смирнов прикоснулся к груди и нащупал маленький круглый, плоский предмет, висящий на старой тонкой бечевке. Когда-то, более 30 лет назад, будучи молодым студентом, при очередных поисках людей со сверхспособностями в Сибири, он познакомился со стариком. Тот утверждал, что обладает способностью лечить людей силой мысли. Спутники доктора посмеялись над ним, а на следующий день одного из них нашли мертвым. В порыве злости, молодые люди ночью подожгли дом старика, подперев дверь толстым бревном, чтобы он не смог выбраться. Смирнов не остановил своих спутников, а стоял и наблюдал за пожаром. Вместе с хозяином сгорела его дочь, которая, по словам старика, тоже обладала необыкновенными способностями, но отказавшаяся общаться с незнакомцами. Утром на пепелище было найдено два обгорелых тела. Местные жители говорили, что в доме жила еще тринадцатилетняя внучка старика, но куда она исчезла, никто не знал. Именно в этом, сгоревшем почти дотла доме, Смирнов и нашел необычную вещицу, совершенно не тронутую огнем. Сохранилась даже бечевка, на которой висел круглый деревянный предмет, на котором были вырезаны три маленькие геометрические фигуры, расположенные друг под другом: круг, квадрат и треугольник. Смирнов никому не показал свою находку, а впоследствии постарался забыть тот случай. Но иногда его мучили ночные кошмары, в которых неизменно было присутствие высокой молодой женщины в белом развевающемся платье с золотыми кудрявыми волосами и пронзительными зелеными глазами, которая тянула к нему руки, а потом, объятая огнем, страшно кричала и исчезала с клубами дыма. И вот теперь его ночной кошмар стал явью. Только вместо женщины перед ним стояла маленькая девочка, но дыхание смерти от нее исходило такое же, как и во снах. Разум говорил Смирнову, что он немедленно должен отдать проклятый амулет, который не снимал много лет, но тщеславие заглушало голос разума.

Страх стал постепенно оставлять доктора. «Ведь передо мной стоит живое доказательство моей правоты! Столько лет напрасных поисков, и вот – она здесь! Мне только нужно позвать кого-нибудь, чтобы появился свидетель моего триумфа». Вслух же он сказал совершенно другое:

– Конечно, конечно! Я отдам тебе все, что ты захочешь. Только я не могу снять этот амулет. Веревка слишком короткая и крепкая, не снять и не порвать. Нужно разрезать чем-нибудь острым, – и он попятился к двери, как будто в поисках острого предмета.

– Наверняка, в твоей комнате я ни чего найти не смогу. Схожу в комнату твоей мамы и сразу вернусь, – продолжил он и направился к двери.

– Стой! – ее крик словно пригвоздил Смирнова к полу. Но он добился, чего хотел. В коридоре послышались шаги и обеспокоенный голос Марины.

Глава 4

Марину не пустили проститься с мужем, так как боялись за ее психическое состояние. Закрытая в спальне, она била в дверь руками и ногами, умоляя выпустить ее. Поняв бесполезность своих усилий, Марина подошла к окну, чтобы хоть издали последний раз посмотреть на своего любимого мужчину. Услышав, что Марина успокоилась, Петр неслышно отпер дверь и спустился вниз. Присматривать за ней остался молодой полицейский.

Под окном шла процессия людей в траурных одеждах, а катафалк вез закрытый черный гроб, обложенный со всех сторон цветами.

Около ворот стоял начальник полиции Угримов и разговаривал с представителем страховой компании Болотовым.

– Владимир Иванович, – начал страховщик, – расскажите по подробнее, что случилось с Эдуардом Ольховским?

– Это странная история, Алексей Вениаминович. – Отвечал Угримов. – Я не могу достоверно вам ничего пока сказать. Все покажет экспертиза. Но похоже на то, что в машину Ольховского ударила молния.

– Постойте, какая молния? – удивился Болотов. – Ведь в ту ночь, когда исчез Ольховский, не было никакой грозы, а тем более молнии.

– Вот в этом-то и странность. – Изрек Угримов и жестом подозвал своего старшего помощника.

О чем-то пошептавшись с помощником, Угримов отдал страховщику несколько страниц, вложенных в прозрачную голубую папку.

– Здесь результаты экспертизы, Алексей Вениаминович, надеюсь, они все разъяснят.

– Может, ознакомимся с ними в доме? Похороны действуют на меня очень угнетающе, как, наверное, и на многих людей. Кстати, – добавил Болотов, – почему гроб закрыт?

– Как бы вам сказать… Просто от Ольховского осталась… кучка пепла…

Болотов округлил глаза от ужаса при этих словах.

– Боже! Бедный Эдуард! Какая ужасная смерть! Ведь он был таким молодым. Я слышал, что на днях в его доме был какой-то праздник.

– Да. Семья Ольховских отмечала день рождения их маленькой дочери. Жаль жену и малышку. Остались совсем одни.

Болотов покачал головой в ответ.

– А почему Марины Ольховской нет на похоронах?

Угримов поднял голову и посмотрел на дом, где на втором этаже в закрытом окне виднелась замершая черная фигура.

– Родные посчитали, что вид гроба с ее любимым мужем просто убьет бедняжку. Они очень любили друг друга.

Они подошли к открытым дверям дома, в котором совсем недавно были слышны звуки музыки и веселый смех. Теперь же дом выглядел таким пустым и печальным, как будто вместе со всеми оплакивал потерю своего молодого хозяина.

Угримов и Болотов прошли в гостиную и устроились в удобные кресла, стоящие около большого дубового стола на резных массивных ножках. Болотов открыл папку и разложил на столе ее содержимое. Он внимательно изучал каждый лист, после чего аккуратно складывал его обратно в папку. При изучении последнего листа, седые брови страхового агента поползли вверх. Он снял очки, протер их белым платочком, снова водрузил на нос и перечитал второй раз все, что было написано. Положив листок на стол, он встал, прошелся пару раз по комнате и снова сел в кресло.

Угримов молча наблюдал за Болотовым, раскуривая сигарету. Увидев замешательство в его взгляде, начальник полиции склонился над столом, чтобы взять в руки листок бумаги, вызвавший у Болотова такую реакцию.

– Я думал, что вас ничем не удивишь, Алексей Вениаминович, – изрек он, прежде чем приступить к чтению, – что вас так взволновало?

Но прежде, чем он успел прочесть несколько слов, пепел с сигареты упал точно в центр листа, как будто легкий ветерок сдул его. Бумага резко вспыхнула и в одну секунду превратилась в золу. Угримов и Болотов оторопело сидели в креслах и смотрели на то место, где только что лежал необычный документ.

– Чт-т-то это было? – заикаясь, спросил Болотов.

Угримов очнулся, затушил папиросу и посмотрел на Болотова.

– Я…я не знаю. Чертовщина какая-то…

Он встал, сделал несколько шагов вдоль стола, как будто искал объяснение тому, что только что произошло у него на глазах. Ничего не найдя, он подошел к креслу, пододвинул его ближе к бледному, трясущемуся мелкой дрожью Болотову, сел, огляделся по сторонам, и тихо спросил:

– Что было написано на этом листке?

Тот сглотнул слюну, тоже торопливо огляделся, как будто кто-то мог подслушать их разговор, и прошептал:

– Такой экспертизы я еще никогда не встречал… Вы уверены, что она подлинная? Ваши эксперты не могли ошибиться?

– Исключено, – отрезал Угримов. – Не тяните, говорите, что вы прочитали, ну, же!

Болотов пододвинулся еще ближе, так что его лицо чуть-чуть не касалось лица начальника полиции.

– Хорошо. Там было написано, что Ольховского убил огромный заряд электрического тока, похожий на шаровую молнию… При этом никаких повреждений автомобиля нет, кроме небольшой дыры в лобовом стекле.

Болотов замолчал, переводя дыхание.

– Да, это не совсем обычная история, но может на машину упал электрический провод, что объясняет дыру в стекле, – высказал свое мнение Угримов.

– Вы не дослушали, Владимир Иванович, – слегка обиделся Блюмс. – Во-первых, дыра была с оплавленными краями, словно через нее прошла молния, а во-вторых, эта дыра находилась напротив пассажирского сидения, а Ольховский сидел за рулем. Именно там, на водительском сидении и нашли пепел и несколько фрагментов обугленных костей – все, что осталось от Эдуарда.

– То есть, вы хотите сказать, что электрический разряд прошел через стекло и… повернул в сторону водителя?!

– Именно так сказано в экспертизе, – подтвердил Болотов.

– Вы уверены? – переспросил Угримов.

– Конечно, уверен. Если бы вы были аккуратнее и не курили над столь ценными документами, то тоже бы убедились в этом, а не ставили бы сейчас под сомнение мои умственные способности! – Болотов демонстративно отвернулся от Угримова.

– Ну, что вы, я совершенно не собирался вас обидеть, – засуетился Угримов, – поймите и вы меня. Я достаточно долго служу в полиции и всякое повидал при расследовании преступлений. Но такое я вижу впервые. Поэтому должен быть полностью уверен в ваших словах.

Угримов вскочил с кресла и суетливо стал искать в кармане записную книжку с номерами телефонов. Найдя там нужный номер, он подошел к стеклянному столику, на котором лежал телефон. Быстро набрав номер, Угримов стал с нетерпением ждать ответа.

– Экспертная служба полиции, слушаю вас, – сказал далекий суровый женский голос.

– Добрый день. Начальник полиции Угримов. Могу я поговорить с Федором Мысовым?

– Да, конечно. Соединяю вас, – ответил тот же голос, но уже значительно подобревший.

Короткие частые гудки понеслись в трубку. Угримов нетерпеливо закусил губу. Наконец, послышался легкий стук поднимаемой трубки и вялый сонный голос эксперта Мысова:

– Алле, я слушаю.

Скорей всего, суровая женщина не предупредила эксперта о том, кто дожидается его на другом конце провода, так как иначе, сонливость Федора как рукой сняло бы.

– Мысов, ты опять спишь на рабочем месте?! – рявкнул Угримов.

– Владимир Иванович?.. Я..я не сплю… Что вы, я работаю, честное слово! – запричитал Мысов, ясно понимая, что премии в этом месяце можно не ждать.

– Я проверю! – не унимался Угримов, взбешенный такой халатностью своего сотрудника в такой неподходящий момент.

– Ладно, – решил он сменить тон, иначе от напуганного эксперта ничего не удастся добиться, – отвечай мне, кто из вас, лентяев, делал отчет по экспертизе о смерти Эдуарда Ольховского?

– Ольховского? – явно успокоился Федор, – я, Владимир Иванович! Что-то не так? – беспокойство вновь овладело им.

– Все в порядке. Но мне нужно, что бы ты сейчас же прислал мне копию… Хотя нет, лучше прочитай мне по телефону все, что там было написано.

– Хорошо. Минутку, пожалуйста, подождите, я найду в компьютере нужный файл.

Пока Угримов ждал, прижав красное от напряжения лицо к трубке телефона, Болотов нервно кусал ногти на руках и не сводил взгляда с Угримова.

Наконец, легкий щелчок в телефоне вывел начальника полиции из оцепенения. Сжав побелевшими костяшками пальцев трубку, Угримов услышал сначала нерешительное покашливание, а потом тихий голос Мысова:

– Владимир Иванович… я… не знаю, что случилось… Его нет…

– В чем, черт возьми, дело? – прервал нерешительное мычание Федора Угримов. – Ты можешь внятно мне сказать, что произошло? Где документ?!

– Я все проверил… Документа нет, как будто и не было никогда… Но я точно помню, что делал этот отчет сегодня утром!

Угримов побагровел и готов был сорваться и наорать на нерадивого сотрудника, но перевел дыхание и почти спокойным голосом продолжил разговор.

– Ладно, предположим, что документ действительно исчез, испарился! Но ты хоть можешь мне приблизительно сказать, о чем там шла речь?

– Ну, не знаю… Дело в том, что я не помню… Я помню, что делал этот отчет, но о чем он был, хоть убейте, вспомнить не могу… Хотя это на меня совершенно не похоже. У меня прекрасная память, – не мог не похвалить себя Мысов.

Угримов выпустил трубку телефона из рук и сел мимо кресла на пол. Не обращая на это внимания, он обхватил голову руками и закрыл глаза.

В то время, когда начальник полиции и представитель страховой компании пытались разобраться в необъяснимом исчезновении документов по делу Эдуарда Ольховского, на втором этаже дома происходили еще более необъяснимые вещи.

Марина, стоящая у окна в своей комнате, вдруг услышала приглушенный разговор в детской комнате, с которой ее отделяла стена. Голоса принадлежали мужчине и женщине. Женщина говорила на повышенных тонах, а мужчина что-то невнятно и тихо ей отвечал. Не узнав голосов, Марина встревожилась. Что делают незнакомые люди в комнате ее дочери? Беспокойство за дочь отодвинуло на задний план переживания последних дней. Марина отошла от окна и направилась к двери. Дернув ручку, она убедилась, что дверь открыта. Осторожно выглянув в коридор, Марина обнаружила, что он пуст. Решительным шагом она направилась к детской комнате.

– Марьяна? Милая, с тобой все в порядке? – не доходя до детской, спросила Марина.

Ответом было молчание.

Открыв дверь и войдя в комнату, Марина увидела доктора Смирнова, бледного как полотно. Напротив него стояла Марьяна, но вид ее был ужасен. Никогда Марина не видела свою дочь в таком состоянии. Девочкой как будто кто-то управлял, как марионеткой. Глаза, устремленные на доктора, были пусты и холодны, а голос, который доносился, словно из ниоткуда, был подобен ледяному ветру, пронизывающему насквозь.

– Стой! – повторил голос. – Отдай мне амулет или пожалеешь!

Марина бросилась к дочери, но наткнулась на выставленные вперед холодные руки. Задыхаясь от волнения, Марина прошептала:

– Что с тобой?!

Смирнов не стал долго стоять и смотреть, как будут развиваться события. Он стал пятиться к открытому окну, так как дверь была загорожена упавшей на колени Мариной, а Марьяна довольно далеко отошла от окна. Он надеялся, что пока девочка, или тот, кто в нее вселился, будет занят Мариной, ему удастся привлечь внимание полицейского, который стоял на крыльце дома.

Но Марьяна разгадала намерения доктора. Оттолкнув мать, она бросилась к Смирнову, подпрыгнула и вцепилась двумя руками в амулет. Марина поднялась на ноги и ошарашено смотрела на борьбу доктора с малышкой. Она поняла, что перед ней кто-то иной в обличии Марьяны. Не придумав ничего другого, она подбежала к дочери, схватила ее за талию и стала оттаскивать от Смирнова. Но силы были не равны. Маленькая девочка, не выпуская амулет, с силой оттолкнула мать второй рукой в сторону окна. Смирнов в этот момент собрался с силами и, схватив двумя руками тонкую бечевку амулета, резким рывком разорвал ее. От напряжения его ноги подкосились, и он рухнул на пол. Марина, оттолкнутая дочерью, вскрикнула, споткнулась о доктора, лежащего на полу и, перевалившись через подоконник открытого окна, вцепилась в него руками. Марьяна, услышав крик матери, как будто очнулась. Она схватила обеими руками руки Марины, и попыталась втянуть мать обратно в комнату. Доктор, окончательно пришедший в себя, оценил ситуацию и решил действовать в своих интересах. Он вскочил на ноги, схватил лежащую на подоконнике девочку за ноги и вытолкнул ее из комнаты на улицу. Все это произошло так быстро, что Смирнов даже не успел подумать о последствиях своего поступка. Единственным его желанием было спасти свою жизнь, ведь он понимал, что Марьяна, или тот, кто ею движет, не успокоится, пока не завершит начатого дела. Пока он боролся с девочкой за амулет, в его мозгу все части головоломки встали на свои места. Ведь в ту ночь, когда погиб Эдуард, Смирнов ехал вместе с ним на пассажирском сидении и первым заметил впереди огромный светящийся шар, очень быстро приближающийся к машине. Эдуард резко затормозил, машину занесло и развернуло. Шар мгновенно изменил направление и, сделав большую дыру в лобовом стекле, ударил в грудь доктора. Сколько Смирнов был без сознания, он не знал, но когда очнулся, то увидел, что на водительском сидении, вместо Эдуарда, лежат несколько обгоревших костей. В машине отвратительно пахло горелой плотью. Смирнов открыл дверь и буквально вывалился из машины на землю. Все тело болело и не слушалось доктора, а на груди остался небольшой ожог от раскаленного амулета. Кое-как Смирнов добрался до своего дома. Он вполз в прихожую и упал без чувств. Очнулся он только утром от телефонного звонка. Прежде, чем взять трубку, Смирнов убедил себя, что никто не должен знать о ночном происшествии. Все дни, пока продолжались поиски Эдуарда, доктор боролся с собой. Часть его призывала заявить о себе, как о свидетеле произошедшего несчастья. Но другая часть заставляла его начать собственное расследование, чтобы хоть как-то объяснить происхождение светящегося шара. И вот теперь, перед ним его потенциальная убийца. В ту ночь ей бы удалось задуманное, если бы на докторе не было спасительного амулета.

– Теперь никто не заберет мой амулет, а самоубийство отчаявшейся женщины, взявшей с собой ребенка, ни у кого не вызовет подозрений. – С этими словами Смирнов вышел из комнаты Марьяны и быстро спустился по лестнице на первый этаж. Теперь ему нужно позаботиться о том, чтобы у полиции не возникло сомнений в его добропорядочности.

Глава 5

В дом вбежал запыхавшийся молодой полицейский, который должен был следить за Мариной. Он на несколько минут отлучился, чтобы проводить траурную процессию за ворота, а когда подошел к двери в дом, услышал крик и глухой удар.

– Скорее, там… Там … – выкрикнул он и, повернувшись, выбежал обратно на улицу.

Угримов и Болотов незамедлительно выбежали следом. За ними бежал доктор Смирнов.

Под окном детской уже стояли несколько полицейских. Угримов подбежал первым и, отстранив руками одного из полицейских, увидел Марину и Марьяну, лежащих на каменной дорожке. Если бы не кровь, вытекающая из под головы Марины, можно было подумать, что мать и дочь просто лежат, закрыв глаза. Угримов присел на корточки и приложил палец к шее молодой женщины. Пульса не было. Затем он так же проверил пульс девочки и вздохнул с облегчением. Он вскочил и крикнул:

– «Скорую», быстрее. Она жива. Тело матери смягчило падение. Никому не подходить и не трогать девочку.

Взгляд Угримова упал на пробирающегося сквозь полицейских доктора Смирнова.

– Дмитрий Федорович? Откуда вы здесь? Я думал, что вы вместе со всеми ушли.

Смирнов немного отдышался и проговорил:

– Я, по просьбе родственников, поднялся в комнату к малышке, чтобы проверить ее состояние. Девушка, сидевшая с ней, оставила нас, но я не успел побеседовать с девочкой. Ворвалась ее мать, и, схватив Марьяну, выпрыгнула из окна. Я, к сожалению, ничего не успел сделать. Скорей всего, у бедняжки совсем помутился рассудок после такой ужасной гибели мужа. А девочку не захотела оставлять сиротой, вот и… – Смирнов многозначительно замолчал.

– Да, – согласился Угримов, – наверное, вы правы. Может, пока не приехала машина скорой помощи, вы осмотрите девочку?

– Девочку?! – Смирнова как будто окатили холодной водой, но он постарался взять себя в руки.

– Да, девочка жива, – подтвердил начальник полиции, – только без сознания.

Смирнов, делая вид, что озабочен состоянием девочки, наклонился над Марьяной и стал ее осматривать. Все его планы рушились на глазах. Неужели все было сделано зря? Но он еще может незаметно для окружающих приблизить девочку к смерти. После осмотра Смирнов понял по ее неестественной позе, что у девочки явно поврежден позвоночник. Нужно только слегка нажать на нужную точку и всё…

В эту минуту во двор въехала машина «Скорой помощи» с воющей сиреной. От неожиданности Смирнов вздрогнул и отдернул руку от Марьяны. Он не мог завершить начатое им дело на глазах у квалифицированных врачей. Уж они-то быстро распознали бы, в чем причина внезапной смерти выжившей после падения девочки. Смирнов поднялся с колен и отошел в сторону.

Врач, выбежавший из машины, попросил полицейских разойтись, а сам приступил к осмотру девочки. Ее аккуратно подняли и переложили на носилки. На вторые носилки положили тело Марины. Загрузив носилки в машину, врач подошел к Угримову и спросил:

– Расскажите, что здесь произошло и как зовут пострадавших.

Угримов вздохнул и сказал:

– Сегодня здесь были похороны мужа погибшей женщины. Ее зовут Марина Ольховская, а девочку, ее дочь, Марьяна. Они выпали из окна. Скорей всего мать совершила самоубийство, а дочь с собой решила забрать. Более ничего не могу вам сказать. Картина станет яснее после расследования.

Врач кивнул и сел в машину.

Как только машина «Скорой помощи» уехала, Смирнов, подслушивающий разговор начальника полиции и врача, подошел к Угримову и, с трудом сдерживая волнение, спросил:

– Я случайно услышал ваш разговор с врачом. Вы будете проводить расследование? Разве не понятно, что бедняжка просто не захотела жить без любимого мужа?

Угримов достал сигарету, не торопясь, ее раскурил, и только потом ответил:

– Знаете, с этой семьей не все так просто, как кажется. Эта странная смерть Ольховского, а теперь и Марина. Слишком много вопросов, слишком много.

– Каких вопросов? – Смирнов напрягся.

– Извините, – Угримов пристально посмотрел на доктора, – а почему вы так интересуетесь этим делом?

Смирнов отвел глаза и промокнул выступивший на лбу пот платком.

– Что вы, просто я не посторонний человек для этой семьи. Мы с отцом Эдуарда вместе служили в армии, и дружим до сих пор. Мне не безразлична и судьба малышки. Что теперь с ней будет? Кто будет заботиться о ней, о бедной сироте?

Смирнов вытер платком несуществующую слезу и высморкался. Угримов похлопал доктора по плечу и пошел к своей машине. Болотов, все это время стоящий в стороне и наблюдающий за происходящим, был очень удивлен, увидев еле заметную легкую улыбку, на лице только что плачущего доктора Смирнова.

***

К центральной городской больнице подъехала большая синяя машина. Из нее вышел Сергей Ольховский. Открыв заднюю дверь, он протянул руку и помог выйти своей жене Ларисе. Она еще носила траур по сыну, поэтому была одета во все черное.

Поднявшись по лестнице, ведущей на второй этаж больницы, они остановились перед дверью в палату интенсивной терапии, в которой уже месяц лежала в коме их внучка Марьяна. Лариса посмотрела на мужа и взяла его за руку. Он поцеловал ее в лоб и нежно обнял. Как он мечтал, чтобы его сын Эдуард прожил такую же долгую и счастливую жизнь в браке, как и он сам. Но счастье сына продлилось всего три года. И теперь только маленькая девочка, лежащая за этой дверью, напоминает об их любимом сыне и о его трагической гибели.

Сергей тихо открыл дверь, и они вошли. У кровати девочки, в отсутствие родственников, постоянно дежурила медсестра на тот случай, если Марьяна выйдет из комы. Увидев вошедших, она встала и покинула палату. Ольховские подошли к кровати и остановились. Лариса погладила малышку по руке и прижалась к маленькой мягкой ладошке щекой. Слезы одна за другой тихо скатывались по лицу Ларисы и превращались в маленькое соленое озеро в ладошке девочки. Сергей положил руку на плечо жены и сильно сжал. Она вскинула голову и встретилась взглядом с Марьяной.

– Она очнулась! Врача, Сережа, позови скорей врача!

Но его не нужно было просить. Не успела Лариса договорить, как дверь за мужем уже закрылась. Она быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони и улыбнулась малышке.

– Милая, ты наконец-то проснулась! Как я рада! Мы так долго ждали этого!

Марьяна обвела взглядом палату и посмотрела на бабушку.

– Где я? – было первым, о чем она спросила. Второй вопрос очень обеспокоил бабушку и вбежавших мужчин.

– Кто ты?

Врач подошел к кровати, проверил все датчики, и только после этого наклонился над девочкой.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Марьяна поморщила лоб, немного помолчала и ответила:

– Не знаю.

Ольховские встревожено переглянулись.

– Что это значит, доктор? – обеспокоенно спросил Сергей. – Она не помнит свое имя?

– Скорей всего, это следствие небольшого удара головой при падении. Я надеялся, что, кроме повреждения позвоночника, у девочки больше нет травм. Но, боюсь, что у вашей внучки амнезия. Насколько она серьезна я смогу судить только после проведения нескольких тестов. Пока больше ничего не могу вам сказать.

– Когда это будет известно? – спросил Сергей.

– Думаю, завтра. Приезжайте после двух часов, и мы обо всем поговорим. А сейчас, пациентке пора на процедуры.

Ольховские поблагодарили доктора, и вышли из палаты.

По дороге домой у них состоялся непростой разговор о будущем Марьяны. Его начал, после долгого молчания, Сергей. Он тяжело вздохнул и спросил у жены:

– Что ты обо всем этом думаешь?

Она как будто ждала этого вопроса, потому что, без малейшего промедления, ответила:

– Конечно, ситуация не простая. Нашего бедного Эдуарда больше нет, его жена, что бы ею ни двигало, ушла за ним. Но мне не дает покоя один вопрос: зачем она хотела той же участи для несчастной малышки? Я не могу поверить, что Марина настолько была не в себе, чтобы решиться на такой ужасный шаг! Что теперь будет с Марьяной, одному Богу известно. Ее лечащий врач сообщил мне, что, скорей всего, она всю жизнь проведет в инвалидной коляске. А теперь еще эта амнезия! – Лариса заломила в отчаянье руки.

Сергей посмотрел на ее лицо, искаженное гримасой душевных мук.

– И что ты предлагаешь? – настороженно спросил он.

– Я… Я не знаю, что делать, дорогой. Мне так тяжело смотреть на нее. Она постоянно напоминает мне о гибели сына. Когда ее выпишут из больницы, нам нужно будет ее забрать. Но… Мне кажется, мы не сможем со всем этим справиться. Мы уже совсем не молоды, а за малышкой нужен будет постоянный уход. Что будет с ней, когда нас не станет?

Помолчав, она добавила:

– Это такая огромная ответственность!

– Ты хотела сказать – обуза, ведь так? – спросил Сергей, пристально посмотрев жене в глаза.

Она опустила голову и промолчала.

Весь оставшийся путь Ольховские молчали. Каждый думал о том, как изменится их размеренная, спокойная и сытая жизнь после появления в ней никого не помнящей девочки-инвалида. Все свое время им придется отдавать ей. Другие многочисленные родственники вряд ли будут помогать. Не так давно все восхищались красотой и умом их маленькой внучки, а теперь, когда с ней случилось такое несчастье, никто, кроме Петра, ни разу не навестил малышку в больнице. У всех появились срочные неотложные дела, не позволяющие уделить больной девочке даже несколько минут. Поэтому, кроме бабушки и дедушки, Марьяна была ни кому не нужна. Больше на эту тему Ольховские не говорили, но, впоследствии, мысленно каждый из них возвращался к этому разговору довольно часто.

Все врачи разводили руками, признавая свое бессилие. Они испробовали все известные им методы, чтобы восстановить, хотя бы частично, потерянную память девочки. Но она словно не хотела вспоминать ничего из своей прошлой жизни. Возведя стену в своем сознании, девочка стала замкнутой, не отвечала на вопросы и часто плакала. Она не покидала своей палаты, несмотря на то, что ей была предоставлена маленькая удобная инвалидная коляска. После двух месяцев пребывания девочки в больнице, лечащий врач сообщил семье Ольховских о ее грядущем возвращении домой.

Наступил день выписки Марьяны из больницы. С самого утра в доме Ольховских было необычайное оживление. Лариса сновала из комнаты в комнату, проверяя, все ли готово к приезду внучки. Сергей давал указания охраннику и прислуге. Комнату девочке подготовили давно, оборудовав ее специальной кроватью и тренажерами, а также, расширив дверной проем для коляски. Дождавшись прихода нанятой сиделки, Ольховские поехали за Марьяной.

Их встреча состоялась во дворе больницы, куда коляску с Марьяной вывез лечащий врач. Лариса, улыбаясь, подошла к внучке и прикоснулась к ее руке. Девочка подняла голову на стоящую перед ней пожилую женщину и отдернула руку. На ее лице читалось полное безразличие к происходящим вокруг нее событиям, а в глазах застыли непролитые слезы. Лариса присела перед ней на корточки и, заглянув в блестящие зеленые глаза, сказала:

– Здравствуй, Марьяна! Ты помнишь меня? Я твоя бабушка, я часто приходила к тебе в палату.

В глазах девочки сверкнули злые огоньки, а с плотно сжатых губ не сорвалось ни слова.

Эту сцену наблюдал Сергей. Он встал рядом с женой и сказал, обращаясь к девочке:

– Дорогая, мы приехали за тобой. Ты будешь жить со мной и бабушкой в нашем доме. У тебя будет своя комната, где очень много игрушек. Тебе обязательно понравится у нас! – и он погладил девочку по голове.

Марьяна дернулась, как будто от прикосновения большой теплой ладони ее пронзил электрический ток. Она замотала головой и закричала, захлебываясь слезами. Врач отодвинул растерянных родственников от девочки и крикнул медсестре, уже бежавшей к ним:

– Успокоительное, скорей!

Он сделал укол и отошел в сторону.

Прежде, чем лекарство подействовало, девочка успела укусить Сергея за руку, когда он пытался удержать ее. От неожиданности, он отпрянул, задев коляску. Та перевернулась, и Марьяна упала на землю. Она билась в истерике, не подпуская к себе никого. Это продолжалось несколько минут. Лариса, при попытке подойти ближе, получила такой удар рукой, что не удержалась на ногах и упала. Врач помог ей подняться, но никто больше не делал попыток успокоить девочку. Наконец, лекарство подействовало, и Марьяна, закрыв глаза, затихла. Врач взял ее на руки и понес к машине Ольховских. Те плелись позади, боясь приближаться. Все сомнения и страхи вновь ожили в их памяти.