8.2 Мыгури-Рыкатау: церемония
Эту свадьбу все гости до последнего момента считали шуткой. На руку невесты были еще как минимум два-три претендента куда солиднее. И еще все предвкушали хорошенькую драку в финале. Но неужели?.. Нет, мы, конечно, чего только на своем веку ни повидали, но это… Они, что, и правда вот так взяли и?.. Ужас. Да будет им стыдно!
***
– Вы же знаете, что место встречи засекречено?
– Я даже не знала, что вы женитесь!
– Черт. Представляешь, если в последний момент большинство откажется?
– Ну мы тогда выгадаем в деньгах, на аренде зала, организации обеда. Меня трясет. Я просто комок нервов. Комок нервов! Организовать свадьбу в другой стране не так уж сложно. Но я ужасно злюсь.
– Платье-то ты уж сама выбирай. Раз мы отказались от вызова духов вуду и тростниковых юбочек, факелов и тамтамов… Надень, что захочешь. Любого цвета, любого фасона.
– А… ты оплатишь?
– Само собой. Нет, на машинке сошью. Ха.
– Не смешно. Надеюсь, ты затеваешь это не исключительно для того, чтобы мне угодить?
– Мы уже год живем вместе. Что тут странного? Мне хочется устроить праздник. Чтоб – красиво, гармонично, искренне. А тебе – разве нет?
– Просто ты так хлопочешь… Будто последний день живем. Отделаться, и черт с ней.
– Нет. Нет.
Она отложила одно платье, расшитое золотыми чешуйками. Она в нем напоминала русалку или богиню карнавала. Платье было длинным, подол сзади держался на проволочном каркасе и колебался при каждом движении хозяйки. В комплекте к платью шли хрустальные туфли сорок третьего размера.
– Я выбираю этот.
– Ты хорошо подумала?
– Учитывая, что на свадьбе все гости будут со стороны жениха, это – самый выигрышный наряд.
Это храм Успения Божьей Матери. Он деревянный, и как бы сказать? камерный, располагающий к близкому и открытому диалогу. С Богом. Ой, как тут красиво, и вправду, очень уютно, умиротворяет. И цвет убранства… Такой… Ваш. И звездочки!
Маленькая покосившаяся церквушка, вросшая в землю, покрытая зеленым мхом, со слепыми окошками и ржавым крестом, в который регулярно ударяют молнии. В этих горах грозы частые и сильные. Внутри прохладно и сыро. Фрески облупились, видны неясными бледными очертаниями. Пластиковые белые цветы как бедное украшения алтаря. Грубо нарисованные деревенскими кустарями иконы, зато буйство красок в орнаменте оклада, алые маки и синие васильки, и сценки разгульной жизни в явно чуть не вчера подновленной картине страшного суда. Нацарапанные по-польски, латиницей, и по-староболгарски, кириллицей, неприличные слова и рифмованные строчки. Граффити вечной тематики "здесь был Аттила" и "Маттьяш – лох". Часть стены просто выбелена, но работы остановлены, и кисть на длинной палке так и стоит, прислоненная к стене. На венчание могли зайти в часовню только человек пять-семь или по очереди поздравлять брачующихся уже на выходе.
– Дрыгуц мя, речь, речь!
– Доамнелор! Сегодня мы собрались здесь, чтобы счастливо справить нашу с Аишей свадьбу. Зи дупа зи, ноапте зи ноапте. Не скажу, что неожиданно. Я полгода назад предупреждал. Хотя многим до последнего не верилось. Ты знаешь, я никогда не люблю наполовину. Назад пути не будет.
– Знаю, ты удивишься, но именно это мне от тебя и надо.
Уважаемые гости столпились вокруг венчающихся. Все мужчины – как и жених – в белых костюмах, только галстуки по-разному повязаны и разного цвета носовые платки и носки, выглядывающие из черных блестящих туфлей. Свечи дико коптили, пахло ливанскими благовониями.
– Берешь ли ты, Беркаши Ласло, в жены Айтсуйу Мбваленгенге?
– Да.
– А ты, Айтсуйу Мбваленгенге, назовешь ли Беркаши Ласло своим мужем?
– Да.
– Кольцами обменяйтесь.
– Уже.
– Тогда какого черта?! Вы теперь – муж и жена! Вовеки, и присно, и мямлмямлмямл. Есть кому что возразить? Нет? Точно нет, я спрашиваю? Второй раз спрашиваю – кто-нибудь хочет открыть миру такие вещи, которые воспрепятствуют этому браку?
– Отец Павел…
– Да?
– На пару слов.
– А теперь обменяйтесь флешками!
– Но там же компромат.
– Тем более поменяйтесь.
Пирожки дистанционно_карантинные
Во сне пристал Ванюшка Грозный,
Порвал комплект контУрных карт.
Во всем вините #огурество
Да, там тевтонский каганат.
Марьванна грустно выпивала.
Листала дневники в тоске.
Кто знал, что и на удалёнке
Девятый гэ забьет матеш.
Два друга зажигали в скайпе.
Трансляция про третий рейх.
Тут чьё-то чадо прибежало:
Пойдем уже пытать тебя!
Чай заварю, поглажу пёса,
Полью цветы, сварю обед.
Ну а на глупые вопросы
Пусть отвечает интернет.
Я стал дичать. Мне трудно выйти.
С ведром до мусорки, в магаз.
Нет, раньше, помню, то же было.
При чем вообще тут карантин?
Пловчихи тонут в тесных ваннах.
Штангист в рывке поднял диван.
Один я, от плиты до ванной,
Бегу на лыжах марафон.
Практиковал я пенье в дУше.
Я вечно пел в моей душЕ.
Теперь узнали и соседи,
Какой я оперный талант.
Открыл домашнюю кофейню.
Назвал её "Кафе Соблазн",
А надо было самогонный
Купить по скидке аппарат.
9. Oops I did it again
(фрагмент моей веселой повести С.А.Л.О. про беглецов и неудачливых махинаторов)
Аиша приходит из ванной с полотенцем на голове, задумчивая. Подходит к Шуряйке, без объяснений запускает пальцы в его волосы, гладит, нюхает. Глядит на Барсика, отметает какую-то мысль. Переводит взгляд на Ксандра. "Так вот…" – начинает она, развязывая тюрбан. Волосы моментально приобретают хорошо известную по фото молодого Майкла Джексона форму шара. "Ты должен мне шляпу. Да, это был последний тюбик маски с экстрактом подсолнуха "Укрощение строптивых (волос). Гладкое сияние и нежный аромат луга". И не надо было пустой тюбик наполнять водой для создания видимости, чито он полный, и всё так и было, мамой клянусь. И вообще я его еще в Румынии покупала, и здесь такого не достать… да-да! Потому что мы не настолько богаты, чтобы не выскребать со стенок. Экономия должна быть экономной."
Пока Аиша произносила всю мысль целиком, интонация фразы двигалась по нисходящей, потому что до неё дошла нелепость выдвинутой гипотезы.
Шур: "как ты догадалась, что мы в дрова?"
Аиша: "нет, я не буду просить тебя повторить 'хроносинкластический инфундибулум'. Достаточно убедиться, что на шею ты повязал штаны, а на ноги надел шарф. Думаю, это-то тебя и выдало. Мальчики, никто не брал мой крем от кругов под глазами?.. Нет, мне не жалко. Просто если он вам так нравится, я вам подарю такой же еще один. А вот на кой вам мой тональник?.. Я всё равно ведь замечу, кто первый превратится в мавра."
9.1 Гараж(здесь – с купюрками)
Сидят в гараже Шур, Арсен, Коля-маленький, Денис.
Коля: Мужики такие же сплетники, как и бабы. Просто темы для разговоров иные. Я поработал и там, и там, мне есть, что сравнить. Если девушки в курилке разговаривают, и одна уходит, то все начинают обсусоливать её мнимые недостатки. Кривые ноги, полные бедра, разные брови, устаревший фасон юбки. Мужики – о том, как плох начальник, как мало платят и заставляют много работать. Нет – тогда футбол и военную геополитику.
Шур: Не, ну могут еще и про инопланетян, людоящеров, Атлантиду и зомби трепаться. Или про машины.
Коля: Слушай, некоторые ведь настолько поглощены собой, так себя превозносят, что прям неудобно делается. Я лучше сделаю вид, что с ним не знаком. По мне, мужик должен быть мужиком. С нормальными понятиями.
Денис: Ты о нашем общем друге, Саше З.? Но он же вполне положительный голубенький старичок, положительный и содержательный, как столик из ИКЕИ, ахахаха, чего его-то избегать? Ты же его года три знаешь, даже квартировал у него. Нет, конечно, в бизнесе дружбы нет, друзья друзьями, а деньги врозь, ахахаха. Верно, ты прознал, что он слиток золота хранит в носке в нижнем ящике красного китайского комода?
Коля: Я его неоценимую помощь помню, да, но во мне прям всё восстает, я и не хочу его обижать, но с языка само собой срывается. Ужасно неудобно. Когда мы наедине, так почему-то не происходит. А при свидетелях – в меня будто бес вселился.
Шурик: Ты так пытаешься доказать всем, что меж вами нет ничего общего? Дистанцироваться? Что ты – человек рабочий, правильный пацан, а он – чудо в перьях, неведомая птичка заморская, петушок? А не стыдно? А по сопатке? Мы с Барсиком тебе тоже противны?
Арсенчик: Коляааааа, солнышко… Телёночек, Шур, не переходи на личности. Я тут королева драмы. Лучше уж поговорите о тачках.
Коля: Я когда в военной части работал водителем, у нас были две тачки – "буханка" и "газон". Я вообще не понимал, в каком я времени. Вдруг, это портал в другое измерение, и я нахожусь в пятидесятых прошлого столетия?
Шур: Отличные машинки, а чё? Отечественный автопром – это столп экономики и обороноспособности. Ты не согласен? Горе России – дураки на дорогах. А реформы армии, перевооружение в такой большой стране – это же вечный процесс. При царе вон стреляли еще из кремневых ружей крымской кампании. Заможский когда служил, в шестидесятых, у них вообще лошадь с обозом была приписана. Прям – конармия Буденного, ять.
Арсенчик: Ой, Шурочка, ты рассказываешь про эру проводных телефонов? Тогда у них еще в части должен был состоять кузнец, чтоб подковывать лошадку. И стог сена, чтоб Дусеньке… – Арсен посмотрел на Дениса и прикусил язык.
Коля: У нас тоже был кузнец, между прочим. Как раз для обслуживания этих машин. Детали узловые чинил. А ты где служил?
Арсенчик: В элитной части, по контракту. "Морские котики", "черные береты".
Коля: А не врешь? Ты?! В морском десанте?!
Шур: Не врет. Геворг Арапетович его туда всунул после школы. Для поддержания славной офицерской традиции.
Коля: Что-то мне кажется, Арсен там всё больше развлекал комсостав в травести-шоу.
Арсенчик: Ахахаха, то есть, ты хочешь сказать, что для тебя всё едино, что "морские котики", что шоу "ты – супермодель"?
Дениска: Ты просто, нося штаны расцветки милитари, ничего не смыслишь в армейской жизни, баклан.
Шур: Да, в армянской жизни я ничего не секу. Я – злостный уклонист. У меня всё через… Живу во сне. Совершаю множество необдуманных хаотических телодвижений.
Шур скорчил рожу, стиснул зубы, вскочил, сплюнул и пошел молотить каучуковый манекен. У Коли закончилось пиво "Балтика". Он вытряхивает пену на цементный пол и смотрит через донышко, как в подзорную трубу:
– Таааааак… И кто тут самый зеленый, чтоб сгонял в магазин? – он оглядывает поочередно всех собравшихся, особенно долго поглядывая то на Арсена, то на Дениса. – Так, понял, двинул сам.
Коля высунул нос из гаража – там вода со льдом стеной.
– Ахахаха, кто-нибудь горячий заказывал здесь ливень из коктейля? Жаль, Александр Феликсович не в городе. У него всегда при себе зонтик.
– Это оттого, чито он когенной ленинггадец. Давай я с тобой, под резиновым ковриком добежим?! Я тебя угощу, так и быть, – вызвался Арсен, поднимая свою пышную нюанс с груды покрышек.
Вернулись, хохоча.
Коля "Ёжик" Полубояринов: щас я вам расскажу отвязную тему! Притча во языцех. Про Яшу и коленчатый кран. Самоубийственный эпик. Я еще не был прорабом. Мы с Ахмедом работали тогда в Т.Э. Хорошая контора, ничего деньгу зашибали. Я там пока учился, много веселого увидал. Но с Яшей… У мужика трудовой стаж сорок лет, не вру. Надежный, отличный работник. Но иногда… Будто первый день вышел. Ладно, когда Зафар не моет ведро и оставляет на ночь в смеси шпатель. А утром чешет темя – хоть об пол бей, оно же закаменело. "Выдайте мне новый инструмент. – Еще не подвезли. – И что мне делать? – Ждать." Прям диверсант. Но Яша… – не может от смеха говорить. – Он делает качественно и бесстрашно своё дело. Он – на высоте. Но… – вспоминает эту историю и падает. – Рифат всё время работает в ночную смену и так поставит кран, что мы его потом полдня выводим на точку. И сколько мы с ним ни выясняли, ни договаривались, ничего не действует. Мы с Ахметом свою норму сдали, всё проверили, подняли Яшу на нужный уровень. Попрощались, пошли по своим делам. Ахмет мне и говорит – "слушай, а по-моему там уровень солярки низкий, ему не хватит. А хотя ладно, посигналит." Мы ушли с чистой совестью, а Яша остался. Надо сказать, он только вышел с больничного. Лежал со сломанной ногой. Пока лежал, заделал третьего сына. И вот – солярка закончилась. Яша застрял меж небом и землей. Нажимает на пульте кнопки – а ничего не происходит. Проводок отпаялся. И главное же что? Ни поссать, ни посрать, во дилемма. Застрял меж небом и землей. Чисто ангел. И вот утром приходит заказчик, я его отвлекаю, пока за его спиной Мустафа и Ариф о чем-то бешено ругаются по-славянски. Кран приходит в движение, стрела опускается. Видали б вы, как Яша бежал!
9.2 Последствия
Снова мои байки о вампирах Петербурга.
Не бойтесь, они беззубые и совестливые.
Ни одной живой души в этой главе не пострадало.
Издранные места из главы про вечеринку любителей черно-белого синематографа.
***
Андрей, загружаясь в авто: извини, что я с ребенком, мама с женой на дачу уехали, а мне – куда деваться?
Ксафа: это-таки нисколько не пг'облема. Она станет почетной гостьей нашей вечог'ынки. Она заочно объявлена ког'олевой бала, её ждут щедг'ые подношения. Фюр иннер кляйнэ принцессин, я?..
– Ох, как же давно мы с вами не виделись! Больше года прошло? Как наши знакомые поживают?
Они стояли на светофоре, пан Заможский поглаживал руль, будто это нечто живое и способное почувствовать ласку.
– Эмм… Я всё правильно понял, что вы продали ту квартиру на Невском, и мы едем на другой адрес?
– Так.
– На улице академика Попова?
– Вроде, еще вчера была профессора?..
У моих так уж повелось, что Андрейка является как раз на очередное новоселье. Так что он явился с тортиком для юношества и с пузырем для тех, кому за. Весь проспект стоял в пробке. В витиной волге все зеркала были предусмотрительно отвинчены. Заможский вертел головой так и этак, прикидывая, как лучше съехать с центральной полосы на крайнюю правую, чтобы попасть в переулочек, а оттуда уже, сделав крюк, добраться дворами до логова. В длинных вечерних тенях, в оранжевом свете солнца, он более чем когда-либо напоминал очаровательную фарфоровую марионетку.
– Вы опять, как в том году, снимаете квартиру вчетвером?
Тут поток машин резко тронулся. Ксафа молча улыбался своим мыслям, не торопясь их высказывать, выбирая самую удачную формулировку.
– Так. Ньец, это собственность Вити, мы не дольщики, не соседи, не аг'ендаторы. Иногда собиг'аемся, вот как сегодня.
– А ты где живешь теперь?
– Ой, тут 'стог'ия тг'акикомическая, не на один такой вечог'… Я – бездомный в г'одном гог'оде, почитай. Г'азог'ился окончательно. Своего жилья неймам, обитаю днем в хог'ошую погоду во двог'е, в плохую – в студенческом кафе, ну а ночую где пг'идется. Да, да, типичная судьба стаг'ой ночной бабочки.
Андрей посмотрел пристально в лицо собеседнику, не знаю, что он там хотел увидеть? Стыд, разочарование? Но увидел беззаботную лисью улыбку жалобщика и рассмеялся.
– Андг'э, мон анж, не затг'уднит вас пог'екомендовац мою скг'омную пег'сону кому-нибудь из ваших коллег, знакомых молодых бизнесменов?.. – протягивает визитку, да-да, ту самую, в виде розового сердечка, – …своего офиса у меня пока нет, но, повег'ьте, я беру по-божески, вы таких цен днем с огнем не сыщите, а уж опыта мне не занимать, я делаю всё и в наилучшем виде. Бухгалтег'ия, аудит, налоги…
Мирослава, сидя на руках у папы, была удивительно спокойным ребенком. Казалось, она всё-всё понимает. Она слушала их россказни, когда все смеялись – улыбалась. Когда поднимали серьезные темы – хмурила безволосые еще бровки. Когда искали дорогу покороче – тоже вертела головой, выглядывая в окна. Визитку она забрала себе. Вклад на будущее! Опять смеются.
Черная Волга медленно-медленно проползла по череде дворов-колодцев, немилосердно подскакивая на выбоинах в асфальте.
Дом с запыленными окнами, с решеткой и маленькой дверью, такой старой, что она не закрывается на замок – её прочно заклинило, и пожарной лестницей, которая никуда не ведет. На доме выцветшая вывеска кафе "сухуми". Объявление о сдаче жилья. И деревца, выросшие на крыше и мансарде, затянутой зеленым газом, типа – "осторожно! Здание на реконструкции!" На дверях прилежно пришпилена записка "Нотариус принимает только по предварительной записи". И – телефончик.
Хорошо, что окна слепые, можно не тратиться на занавески.
Из знойного гудящего пыльного города они попали в прохладную тьму прихожей. Ксафа включил свет, но, вилять, экономия же должна быть экономной! Лампа в одну свечу, не иначе. На стене, на крючках почему-то висели зимние пОльта и кожанки. Тряпочные самосборные этажерки рядочком выстроились вдоль стен, заполненные какими-то коробками и тюками.
Андрейка: вы, что, завели большую собаку? Я слышал рычание за дверью.
– О, нет… Это всего лишь Витя.
Андрейка недоумевает откуда в доме у Вити столько тапков! "жена принесла… с работы…" – "она у вас, что, на фабрике войлочной работает?....и…и… почему тогда они все такие погрызанные… и .... только левые?" У вас точно нет никаких больших зверей? – спросил Андрюша, опуская дочуру на пол, чтобы дальше она путешествовала на своих двоих или четырех, что вернее.
– У нас есть козел.
– Что? Ктооо?
– Козел. Но мы его заперли в дальней комнате, чтобы не мешался. И четыре милых пушистых питомца – два кота и две кошки. Но они пока еще спят, забрались, где повыше. Я послежу, если чито.
Из комнаты доносились дивные звуки авангардной неоклассической музыки, что-то успокоительное и нежное, фортепьяно, флейты и гитары. Еще, правда, доносились резковатые голоса, непонятно, до градуса спора еще не дошло, но уже и не дружеская беседа. Впрочем, кажется, они засмеялись в конце.
– У вас там нигде в зоне досягаемости нет открытых пакетов с удобрениями, стиральными порошками, строительными смесями?.. – продолжал Андрей, доставая из сумки всё, что может понадобиться молодому отцу – баночку питания, бутылочку, подгузник. Также смешную розовощекую гусеницу-каталку с погремушкой и всякими вставными элементами – в форме кубиков, шариков, звезд.
– Ах, какая пг'елесть!
– Да, ей тоже нравится.
– Ньец, всё-всё убрано-таки. Ског'ее наш козел до них добег'ётся пег'вее, но он поистине всеяден. Он съел на свадьбе у бг'ата Молохова мои пег'чатки, цэцэцэ.
– Наш козел Анаксимандр подслеповат. Он как кабан – привык атаковать всё попавшее в поле зрения. Но то, что меньше его ростом – он игнорирует.
Арсен взял с собой белого шпица Принца. Это он… не подумав. Как обычно. Принцу вообще не понравилось… ничего. Ни то, что его куда-то повезли из дому, ни гнездо упырей, ни его обитатели. Он рычал и выл и кидался на всех, шерсть дыбом, оскал… Ну Ксафа с милой улыбкой подхватил его на ручки за-под передние лапки и за секунду внушил хорошие манеры. Тогда шпиц принялся везде бегать и всё разнюхивать; молча. Тут он столкнулся с кошачьими четверолапыми хвостатыми хозяевами. И… у бедного животного открылась аллергия! Бегает дальше чихающий и фыркающий белый шарик по дому… И встречает Анаксимандра…
Ну прям былина о Колобке… Сакральные тексты русского народа…
Перед Анаксимандром лежал огромный кусок сырого мяса. Козел смотрел на него, блеял и тряс бородою, переводил взгляд с Принца на мясо и обратно. Подсчитывал калории? Принц же, опровергая все ранее высказанные Арсеном аксиомы о его врожденном аристократизме, а также о вкусовых пристрастиях, что у Принца дома, у Каринки, семь плошек, и он ест крайне скудно, избирательно, исключительно заводской корм такой-то марки… Вцепился в этот шмат, уполз с ним под кресло и растерзал.
Козел процокал копытцами к непонятному покусителю. И когда тот, фырча и чихая, весь перемазанный в пыли, известке, высунул нос – Анаксимандр лизнул его.
Званые гости ничуть не лучше татарина. *смеются*
Андрей: а чиво вы тортик не едите?..
Ксафа: у меня диабет.
Шур: у меня спортивное питание.
Витя: а я просто не люблю тортики.
Все: как?! Как?? Можно?? Не любить… Котиков?!
На кладбище
– Чу, полночь! – Маргарита потянула носом влажный воздух, вскочила с тюков, расправила плечи. Довольная улыбка освещала её пьяненькое, обычно такое жесткое и угрюмое лицо.
– Переезжаете?.. – Ксандр кивнул на кульки, его блеклые, потускневшие глаза полузакрыты, расчихался, прячется за платок.
– Я? Я? О, нет! Так, кое-какие вещи кое-кого всё выкинуть времени не было. Прах к праху. Хорошо, вчера Дьюла помог разобраться. А что, тебе любопытно стало? Нет, нет там ничего стОящего, уверяю. Ни тебе золота, ни гобеленов. О, как же маняще пахнет эта ночь! Чуешь?! Свежими травами, грибами, жирным навозом, сыростью.
Она внезапно плюхнулась на колени, встала на четвереньки и, раскачиваясь по-змеиному, всё с той же блаженной улыбкой принялась обнимать землю, цепляясь потрескавшимися пальцами за корни ив и осин, втягивая ароматы пробуждающейся весны.
– Ке фу, ке малёрёз… – Ксандр нервно отступил на шаг, скорчив гримаску, видимо, посчитав свое присутствие при подобной сцене как-то непристойно.
Маргарита засмеялась, перевернулась на бок, ноги белели под задравшейся юбкой. В селе за опушкой выли и лаяли собаки.
– Еще довольно холодно. Маргит, вставайте.
– А мне всё едино. Как думаешь, мертвецы не чувствуют холода? А, Ксафа?.. А боли, обиды? Мертвецы мстительны! Мертвецы всегда побеждают. Как семена в земле, холодные и мертвые, лежат там, среди жуков, червей и корешков, в глине, лишенные света, зрения, звезд… Но они не глухие, нет. У них чуткий слух. Бедненькие.
Она снова засмеялась, перекатилась на другой бок.
– Нет, я не встану. Оставь меня в покое. Лядраку тоата. Кто бы знал, как я устала. Полежу хоть вечность, спокойно, в тишине.
Её ресницы подрагивали, она с упоением всасывала ночной воздух. Ксандр с едва слышимым скрипом и вздохом оперся спиной о замшелый каменный крест и закурил. Зеленая вспышка фосфора осветила его бледное восковое личико.
– Милая моя, вставайте. Ву н'авэ па дё резон.
– Ой, что это я! – Маргарита с искренним, таким детским, непосредственным ужасом опомнилась и села. Она нащупала в карманах пальто грязные стаканы, по стакану в каждом кармане. И бутылку цуйки в объемистом декольте. Нетерпеливо потребовала:
– Наливай! До дна! За здоровье не предлагаю. Давай, не чокаясь. Что было не воротишь. Ну даст бог, отец Павел на свечи и молитвы не скупится. Ему щедро плочено. Ксафа, кёшёнём, че фрумош, организуешь мне встречу?..
– С кем, пшепрашам? – Ксандр от деланного удивления лязгнул зубами об стакан и расплескал содержимое на брюки.
– С твоей бабулей, едрит-мадрит!
Маргит начинала злиться и трезветь. Она обхватила себя руками, утешая, чтоб не дать волю чувствам и когтям, рывком поднялась, покачиваясь и неверно ставя ноги. Ветер хлопал и трепал её пальто, словно черное знамя.
– Не отмалчивайся. Как друга прошу.
Ксандр стоял неподвижно, скрестив руки за спиной, избегая встретиться с ней взглядом.
– Да или нет? Да скажи же что-нибудь. Спишь что ли?
– Этой ночью луна слишком яркая. Глазам больно.
Он двинулся медленно вдоль могил в тень дерева. Одетый, как всегда, элегантно, от пары кожаных ботинок до галстука и перчаток, в вечных министерских брюках и синем бархатном пиджаке, в голубом свете огромной луны, как в свете неумолимого лагерного прожектора.
– Ты не меняешься. Всё такой же. Норок! – подняла над головой и опустошила еще стакан. – Что тебе предложить, чтобы ты согласился?
Ещё стакан, и её зеленые глаза стали чудным образом одновременно мутными и пронзительными. Слово за слово, незаметно, они перешли на понятный им обоим немецкий. Голоса звучали тише, тише, фразы выходили сухими, как старая шкурка ящерицы.
– Дорогая, вы могли бы воспользоваться обыкновенным телефоном.
– Такая весна, скоро черёмуха проснется! Ты мне всё о технологиях, о прогрессе! Я так не могу. Это слишком личное, понимаешь? Мне не нужна эта трескотня в пустоте. В проклятых горах часты грозы и землетрясения.
Словно в ответ, в тишине, вдали громыхнуло, и отблески молний надломили синий небосвод трещинами, выхватили на миг приблизившиеся пики черных громад. Собаки вновь бешено залаяли и завыли. Маргит прорвало:
– Они напуганы. Ты же знаешь, в этом чертовом доме даже не всегда есть электричество. Нет газа, нет воды. Связи тоже нет. Ты же талант и душка, ну, организуй нам встречу? Давай на будущей неделе, в Сфанта-Ана? Знаешь, где Сфанта-Ана? О, вот если бы в миске чорбы как по волшебству можно было прозреть будущее!
Она хрипло рассмеялась.
– Дай закурить. Скажи, а твой стеклянный глаз видит будущее или прошлое? О, мои дети, молодые и гордые, жадные, как и мы когда-то. Они не понимают пока всей тяжести моего чувства вины. Бывает, среди ночи слышишь знакомые шаги, кто-то ходит хромой, вокруг дома, силуэт высокий, в черном. Что рыщет, чего потерял? Спрашиваю – молчит. Странно, да? Наверное, цыгане опять провода срезать хотели. Мертвецы, как коты, любят поиграть с живыми, с трепещущей добычей. Да, Ксафа? И что нам остаётся сегодня? Ждать и курить, рабдаре ши тутун. Ах, Сашенька, я ж тебе так завидовала, когда ты был жив, пока не сделался, как мы, вечно голодный и бесприютный, да. Твоим ногам, твоему голосу. Он спорил с тобой лишь затем, чтобы подольше послушать, чтобы заставить задержаться у нас, я знаю, это меня жутко бесило, и всё же я ждала, когда ты к нам заглянешь. Парадиз д'элеганс. Все машины поломались. Василь в Брэиле квартиру снимает. Дьярдья к себе давно не зовет. Весна, весна! Огород затопило. Всё богатство – бесплатное, подсолнухи да кузнечики.
Загрохотало ближе. Порывы ветра стали более резкими. Начал накрапывать дождь. Ксандр раскрыл над ними зонтик. Легкий поклон, слова почти потерялись в шелесте листвы:
– Мне очень жаль, Маргит, но напомню, у нас соглашение.
Она посмотрела на него устало и неприязненно. Глухим грудным голосом сделала выводы:
– Всё по букве, по протоколу, у, щелкопёр. Ждала тебя, как праздника. А чего ждала?
Спутанные волосы развились, давно отросли, седина в половину головы, кончики огненно-рыжие, крашены хной. Подведённые глаза в сетке морщин. Юбка и пальто испачканы землей, как и огрубевшие пальцы.
– Вы так и не научились читать и писать? Я прав? В этом заключается ваша проблема?
– Нет, не так. Мы просто говорим на разных языках. Нет, не так. Я не знаю правильных слов. Ты же у нас дипломат, амбассадор. Подумай. Помоги мне, пожалуйста.
Ксандр некоторое время сосредоточенно молчал, слушая дождь, ветер и раскаты грома. Голова его едва заметно механически покачивалась в такт ровным мыслям.
– Хорошо. Я передам вашу просьбу. Но вы знаете, это не гарантия ответа. И тем более – положительного ответа. И тем паче – немедленного ответа.
– Значит, ждать и курить? Дай мне еще две сигаретки, они у тебя непростительно сладкие и легкие, как грёзы гейши в послеполуденный час. Пшик! Вот и жизнь, она такая. В полночь весна. На рассвете лето. На закате осень. И камень на холме. Всё. Не провожай меня, не надо!
Она со смехом отвела поданную ей руку.
– Как вы поедете?
– Поездом. Помнишь вокзал в Клуже? А, нет, тебя тогда с нами не было. Мы везли подушки и большую бутылку сыкырикы. Была весна, как сейчас. Цвели яблони и сливы. В открытые двери к кассам с важным видом вошли утка и селезень… – она резко сменила тему: – Думаешь, я не пробовала дозвониться? Я несколько раз специально ездила на почту, там есть телефон. Но каждый раз короткие гудки. То ли занято, то ли номер спутала. Делала запрос в справочное. Отправляла телеграмму. Она тебя обязательно послушается.
– Ву'зэт фу, – повторил Ксандр, вытащил из её ослабших рук выпивку. Вблизи стали хорошо видны его мелкие, острые зубки, длинные, как набор напильников, как зубы хищной рыбы, – оскал трупа, трупа с припудренными как крыло бабочки щеками, трупа с шуршащим накрахмаленным тугим воротничком. – Вы же не задались целью сегодня напиться в стельку?
– Всё равно. Кому какое дело до пьяной старухи? Да-да-ди-да, да-да-ди-да! – она напела мелодию забытого вальса. – Начхать мне, что они подумают.
Она расслабленно откинула голову назад. Уголки рта печально опущены вниз, губы иссиня-черные, припухшие. Мокрые волосы липнут к лицу.
– Правда, мне было грустно продавать дом с виноградниками, он бы еще простоял сотню лет, но мне не оставалось другого выхода. Дети и внуки, а их у меня шестеро, все отказались, он был им не нужен. Сейчас, в новое время, другие темпы. Никто не захочет пахать и трудиться, как их предки, есть козий сыр да мамалыгу, спать на тюфяке сена в землянке. Результат нужен быстрый, прогнозируемый. А тут то засуха, то тля, то саранча. А дел хватит не на одно поколение, так что и результатов, может, никогда не увидишь.
Гроза прошла стороной. Тучи рассеялись. Луна медленно, величаво склонялась к западу.
– Серьезно, может, это моя первая и последняя просьба к тебе? Сделай это ради памяти Феодора, если опасаешься рисковать за-ради меня своей многострадальной и многоопытной *нюанс*.
– Вы странно возбуждены сегодня и говорите много вздора. Мадам Марго, вы живете здесь уединённо, в счастливом неведении, и не в курсе, как после войны изменилась расстановка сил. У меня с моими бывшими могущественными союзниками отношения не просто испортились, а, я бы сказал, основательно подгнили.
Маргит усмехнулась и долго пристально разглядывала его, хитро прищурясь:
– Черт… А ведь не врешь. Мне ужасно повезло встретить в Трансильвании единственного честного покойника. Скажи, пожалуйста, если всё так изменилось, не может ли однажды всё поменяться обратно?
– Трудно сказать.
Он вздохнул и потупился. Переступил с ноги на ногу, как журавль.
– К чему такая секретность? Мы могли спокойно поговорить, не скрываясь, в любом месте. Думаете, до нас еще есть кому-то дело? Уверяю вас, нас уже все забыли. И почему именно здесь? Вы же знаете, ма шери, чито эта могила пустая? У меня самого теперь в Ленинграде два фальшивых надгробия.
Маргарита слушала невнимательно, крутила на пальце прядь волос.