Диоскурия-Διοσκουριάς

Урал – это средняя полоса России, где природа сохранила свои первозданные красоты, и несметные богатства. Здесь, как и на севере страны, располагаются крупнейщие промышленные центры росиян. Тайга таёжная, и трудно проходимая. Чтобы доставить лес потребителю, государству нужна рабочая сила, и разумеется очень дешовая. Для таких целей Министерством промышленности при содействии М. В. Д. были и соданы сети трудовых лагерей с заключёнными существующие и по сей день. Если лететь самолётом из Перьми до Ныроба, то такой полёт на лёгком воздушном транспорте займёт у вас не более часа. Под крылом кукурузника отчётливо проссматриваются просеки леса спиленые заключёнными. Всюду тайга и всюду квадратики. В городе Ныробе, как раз и находится Главное управление по добыче леса в Пермьской области под началом которого функционируют лагеря с людьми лишёнными самых элементарных человеческих прав.

Основным и единственным транспортом в тайге считаются мини – поезда, а если по народному то это мотовозы и кукушки, скользяшие с вагонетками по узкоколейке, вглубь тайги порожняком, а назад со спиленым лесом. Движение составов по узкоколейке, контролируется тоже заключёнными, имеющими вольное хождение. Всё довольно просто, и выгодно государству. Лагеря в тайге хорошо охраняются солдатами М. В. Д., проходящими здесь действительную военную службу. Обычный армейский горнизон живёт в казармах, рядом с жилой зоной для заключённых. Жилая зона, где содержатся каторжане обнесена наглухо колючей проволокой, и прочими загрождениями. По периметру вышки, где маячат часовые, с прожекторами и пулемётами. Офицеры, в отличии от солдат, живут более комфортабельно, чаще в отдельных деревяных домиках со своими семьями, с магазином, а порой, и со школой. Лагерный посёлок в тайге, это нигде не отмеченная точка на карте лесных массивов страны российской.

Коллония куда этапировали Некрасова, именовалась на языке заключённых – «Самой дальной командировкой,» – и была затеряна далеко в глуши леса. Из Ныроба, его и ещё нескольких бедолаг, более суток доставляли к месту отбытия срока. Ранним декабрским утром, Павел впервые увидел свой новый лагерь, и лес, плотной стеной торчащий, перед самым его носом. Высокие гигантские деревья, своими заснеженными макушками, казалось подпирали хмурое, уральское небо. Было очень холодно, и мёрзли у Павла ноги. Необъяснимая тоска, злой волчицей вокралась, в его юнную и легко ранимую душу. После дороги, им вновь прибывшим, выдали робу и отвели в баню помыться, после чего, в столовой накормили постной, овсяной кашей.

– Ну, что голубь ты наш Некрасов! Будем знакомиться. Моя фамилия Дубов, и я являюсь начальником учреждения, дробь такая – то, – мать его так. Капитан взял в руки Пашкино дело, и на минуту углубился в чтение. – Ты я гляжу, с усиленного режима, прямиком сюда, минуя значит крытку. А почему так получилось? Да ты видать, парень неплохой, – стал он с интересом вчитываться в досье заключённого. Но одно запомни Некрасов навсегда, – неожиданно повысил голос Дубов, и усмехаясь чему – то спросил Пашку. – Здесь в тайге, знаешь кто хозяин или нет? Помолчав чуток, он сам себе и ответил. – Медведь здесь хозяин. Это уж точно. И ещё Некрасов заруби себе на носу. В зоне у меня не шалить и в карты не играть, а то плохо будет. Обживёшься, а потом сам поймёшь, что хорошо, а что дерьмо собачье. Определю я тебя, горемычный мой, для начала в фуфловую бригаду, а там видно будет. Первый отряд и шестую бригаду сам найдёшь. Следущий.

Все строения на территории лагеря, были выложены из срубов, знающие мастерами своео дела. В бараках, крепкие деревяные полы, и потолки обшитые фанерой. и всюду, куда не кинешь взгляд, одно сплошное дерево. В жилых помещениях, где спали заключённые, стояли большие каменные печи, типа буржуек, где сжигалось огромное кол – во поленьев, загодя сложенное во дворе штабелями. – Здесь, никто не спит, – сказал Пашке, завхоз первого отряда. – Эта нара свободная. Можешь спать внизу, а если хочешь молодой, то спи на вертолёте, как тебе будет удобнее. После обеда, я принесу тебе постельные принадлежности и тумбочку. Так что устраивайся, и живи себе на здоровье. Сегодня все рабочие бригады на долянках. Вот придут они вечером с работы, может и земляки твои сыщутся. После вечерней проверки в барак где отдыхал на наре Некрасов, ввалилась каторжане. Посыпались вопросы – Откуда щегол, Какой срок, Какая статья???. А один из них, услышав, что Пашка из Свердловска, подошёл к нему, и протягивая руку, сказал ему по – свойски, – Будем знакомы землячок. Фомин моя фамилия, а зовут меня Фомой. Тебе пацан, не годиться жить в этом отряде. Шестая бригада не рабочая, а это значит, что питаться ты будешь из обшего котла. А на этой баланде, далеко не поедешь. Тебе нужно работать, чтобы деньги были на лицевом счету, чтобы смог ты на них оттовариваться в магазине, и покупать себе курево, чай и продукты. Здесь в тайге, необходимо нормально питаться, иначе потеряешь здоровье, и всякий интерес, к далнейшей жизни. Гляди, какой ты доходной. Да ещё говоришь, что иск имеется. Не расстраивайся, со временем всё утрясётся. Сегодня я поговорю с Авторитетом, насчёт тебя. Он поможет. А пока пойдём ко мне в отряд, чайку сварим. Я недавно посылку получил из дома. Мать моя, меня подогревает. Дай бог ей здоровья, и не хворать.

Авторитет сидел на табуретке, рядом со своей одноместной нарой, и печитывал газеты, недельной давности, когда Пашка с Фомой, пришли к нему на разговор. На вид ему было лет тридцать, с очень привлекательной русской внешностью. Одет он был, в полугражданский прикид. С первого взгляда, в его движениях, отчётливо проглядывались аристократические манеры поведения, исходящие, прежде всего, от бледной кожи его лица, и пальцев рук, тонких и играющих. – Присаживайтесь мужики, – предложил он им показывая рукой, на соседнюю от себя нару. Коротко расспросил Пашку, откуда он родом, и за какие грехи расскрутился, попав на строгий режим. Услышав историю, про накаутированного режимника, долго хохотал, и чуть было не захлебнулся от смеха. – Молодец парень, что постоял за себя. Другой раз задумается мент, прежде чем, кулаками махать. Потом Авторитет, подозвал к себе какого – то мужика, и попросил его – Слушай Степаныч, найди шустро в соседнем бараке, бугра из ломовой бригады, и волоки его сюда. Волгоградский кажется. Есть такой шельмец. Старик, утвердительно кивнул головой, и засеменил к выходу. Да, видать плохо там жилось, – снова заговорил Авторитет, обращаясь к Пашке. – Видать, ничего там не изменилось, с тех давних пор. Я и сам, по – молодости прошёл через эти ломки, и прекрасно помню Полянского. Говоришь, что начальником зоны стал, а тогда я помню, погоны лейтенанта носил. Начальником отряда у нас ошивался. Гляди, как время бежит Фома. Не успеешь оглянуться, а жизнь твоя прожита, в этих проклятых лагерях. Школа, на выживание. Фомин хотел что – то сказать в ответ, но вдруг появился Волгоградский, и встал, как пень между нарами. – Слухай Василий, – вывел его из оцепенения Авторитет. – Сегодня – же найдёшь нарядчика. А этого паренька, возмёшь себе на работу. Что – бы пахота была полегче. К примеру сучки отшибать, что – ли. А лучше прикрепи его к бульдозеристу, стропильшиком. Чтобы закрыл ему бабки в этом месяце, и последующие тоже. По ходу у него иск имеется, чтобы учитывал это, когда будешь наряды закрывать. Парень он молодой, и ему нужна работа. Что толку ему баклуши бить целыми днями в зоне. С тоски можно подохнуть, а в тайге, он сохранит здоровье и окрепнет. Волгоградский вытащил из своей фуфайки записную книжку, и начал что – то записывать в неё. – Как ваша фамилия? – спросил он у Пашки. – Некрасов Геннадий Павлович. Авторитет улыбнулся, и изрёк, глядя на бугра. – Вот тебе Василий, и некрасовский мужичок. Все дружно, и весело рассмеялись. На другой день Некрасова перевели в другой отряд, и вывели на работу, прикрепив его к бульдозеристу в качестве стропильщика, – помогать валять деревья и грузить их на плотформы. Через неделю, Пашка легко освоил навыки своей новой профессии, и даже научился управлять бульдозером. – Пригодится тебе эта профессия сынок на воле, – часто говорил ему бульдозерист Сан – Саныч, привязавшийся к юноше, как к родному. Вечерами после выпитого крепкого чая, Сан – Саныч, сидя на своей наре, впадал в рассуждения, и любил поучать своего напарника. – Жить сынок в тайге, очень сложно, особенно, когда работаешь на чистом воздухе. Здесь, на этой природе всегда хочется жрать, а зимой и подавно. Возникает волчий аппетит, что трудно передать словами. В другие времена года, ягоды и грибов в лесу завались, но зима, будь она проклята – злая и суровая, – не приведи господь. Хозяину Дубову, чтобы сдать план государству по заготовке леса пришлось, и сколотить ломовые бригады, наподобие нашей, закрыв глаза на некоторые погрешности в режиме. В таких бригадах заключённые работают, как волы, и не дай бог сачковать, ведь убьют мужики. Обычно когда видишь, что все как один пашут, то и сам не захочешь филонить. К тому – же, и чай здесь в тайге первое лекарство. Без чифира встанет вся лесная промышленность в России. Волгоградский, ежемесячно изымает у мужиков на нужды бригады, определённую сумму наличных денег, на которые покупаются с воли мясо, и продукты всякие. Так что мы иногда, сами готовим себе еду, не отходя от костра. Мы и конвой подкармливаем и поим, чтобы не возникали. Через них мы покупаем чай и сигареты, и даже водку. Одним словом – круговая порука. А иначе сынок, где взять в тайге физические силы, на такую напость. Ты Пашка поговори с бригадиром, чтобы он большую часть заработаных твоих денег, начислял на меня. Я отошлю их и свои деньги тоже, жене на волю, а потом она всю сумму назад пришлёт. Знакомый у меня мент, за зоной живёт. Он деньги получит, и пронесёт их через вахту. Мне за это ничего не надо сынок, только отдадим менту по червонцу, когда всё будет в ажуре. Какой тебе толк Пашка, полностью закрываться, ведь уйдут твои деньги на погашение твоего иска, в неизвестном направлении. Оставят тебе в бухгалтерии пятёрку на ларёк, и дело с концом, – вовсю возмущался бульдозерист. – А за наличку, ты сможешь купить себе всё, что пожелаешь. У нас в бригаде у всех мужиков, есть деньги в кармане. На майские празники, Некрасов уже имел свою наличность в кармане. Он купил в зоне у шныря, побольше чай и сигареты. Часть из них, Пашка отдал на общак зоны, а другую часть, отнёс Волгоградскому на нужды бригады. Отдавая чай и сигареты бригадиру, Некрасов вытащил из кармана четвертак, и протягивая деньги, сказал бугру – Вот Василий, возьми это. С этого дня я больше не нахлебник у мужиков. Бугор улыбнулся в ответ, и сказал – Молодчина Некрасов. Хочешь жить, – умей и вертеться. На второй день на долянке, он подошёл к знакомому солдату, и заказал ему две бутылки водки. По червонцу за каждый пузырь. Удачно пронёс их в зону, а вечером отослал бутылки Авторитету, за оказанное ему внимание. Впервые в этой зоне, Пашка почувствовал себя повзрослевшим и самостоятельным человеком. Деньги сделали своё дело. Услышав про водку, и непредвиденные расходы своего напарника, Сан – Саныч похвалил его, и как обычно, настроился на поучительную речь. – Ты послушай сынок, что я тебе скажу, потому как, это очень серьёзная вещь в нашей нелёгкой арестанской жизни. Отослал бухалово Авторитету, и правильно сделал. Он, чтобы ты знал, не какой – нибудь там фраер, которых я повидал не мало на своём веку, а человек с большой буквы. Это на вид он выглядит интелегентом, а в преступном мире Авторитет, при всех козырях, и нам мужикам на него молиться надо. Начальник Дубов кто? – на бумаге только. Бухарик, которых свет не видывал. Ему за эти пьянки уже два раза из майоров в капитаны понижали. Хозяин, и в бараки очень редко заглядывает, зная наперёд, что воры в зоне, и что там полный порядок. Хочешь работай, а желаешь отдыхать пожалуйста, на всё твоя воля. Хочешь в карты играй, но знай чем всё это закончится, если не выплатишь в срок. У нас в четвёртом отряде петушатник переполнен. Там для этих девочек, Дубов швейную мастерскую организовал. Они там круглосуточно рукавички шьют, и в зону им дорога заказана. Работают, как угорелые, – взаперти. Авторитет мужикам, и грубого слова не скажет, и мата не услышешь. А вот когда у них разборки по – серьёзному то в пору хоть уши закладывай. Нам мужикам лучше воровская масть, чем сучья. Сукам волю дай, так они такое натворят, что мало не покажется, как на усиленом режиме, где ты сидел Пашка. Правду я тебе говорю сынок или нет? – Сущая правда, – соглашался с ним Некрасов. – Мне Сан – Саныч здесь намного спокойнее живётся.

Вечерами после отбоя, лёжа на своей наре, Пашка всё чаще вспоминал дом, и своих родных. Ведь кроме матери и сестры, у него в жизни никого не было. Вспоминал, как он с поселковыми пацанами целой ватагой, ходили на танцы во дворец Металургов. Как приставали к девчонкам, как дрались с местными задирами, убегая назад к себе посёлок. Не было у Некрасова на свободе ни любимой девушки, ни заочницы, чтобы писать ей письма, коротая досуг, и нежить своё молодое воображение. Домой он писал очень редко, и всегда сухо, а чаще ограничивался открытками с поздравлениями на празники. Вот и сегодня, пришло от матери письмо, где она сообщала, что арестовали самогонщика Силантия, и что на днях у него состоится суд. Следствием доказана его вина за краденные вещи, и что с ребят скоро снимут иск. Эта новость обрадовала Пашку, и вселяла надежду на лучшие перемены в его нелёгкой судьбе – Теперь часть заработаных денег, я смогу отсылать домой, и помогать своей семье, – так размышлял Некрасов, перечитывая в который раз письмо от матери. Только через восемь месяцев, его однажды вызвали в спецчасть зоны, и ознакомили с постановлением суда над Силантием. – Ну и Силантий, – какой пройдоха! – негодовал Пашка. Подглядел всё – таки, что мы там вытворяли на площади. Воспользовался моментом гад, и подвёл нас под монастырь. Это он нас и продал, тогда ментам. Весь иск теперь, на него повесят. Ну, и поделом ему.

Время неумолимо бежало вперёд. За годом следовал другой, приближался третий. Порой Некрасову казалось, что он родился в тайге, и что зона его дом родной. До отбоя он, как и многие другие арестанты смотрел телевизор у себя в отряде, если показывали хороший фильм или спортивные передачи. Изредка ходил в гости к Фоме, но чаще его тянуло в проходняк к Сан – Санычу. Бульдозерист любил заваривать крепкий, как дёготь чай, и долго не раскачиваясь врубал рычаги своей речи. Обычный монолог начинался приблизительно так, – Человек сынок это странное, и загадочное существо. Народившись на свет божий, каждый индивидум испытывает свою судьбу, независимо от того куда – бы его, не забросила жизнь. Вот и мы с тобой Пашка очутились в тайге, и валим лес, на благо всего человечества. А знаешь – ли ты, сколько спиленого кругляка гниёт в тайге, не дождавшись своего потребителя. А сколько ещё леса ушло на дно, по рекам Каме и Оби. Одуреть можно, и не сосчитать. Нам зыкам что от этого. Мы валим лес и гробим тайгу, потому что вынуждены это делать, ведь нормальный человек с воли за маленькую зарплату, не пойдёт в тайгу работать. Вот и используют нас дураков, и вдобавок ко всему хозяин половину заработка забирает. Переносим молча все тяготы и лишения, и глядишь привыкаем, как рабы к скотскому своему существованию. Судьбе Павел всё едино, кому страдать всю жизнь, а кому нежиться на белоснежных простынях в обществе с какой – нибудь красоткой. Так что не отчаивайся сынок, будет и у тебя в руках счастливая лоторея в жизни. Сан – Саныч на секунду умолк, и протянул руку к кисету с махоркой, которая лежала рядом на тумбочке. Закрутив самокрутку, он глубоко затянулся, и как – бы невзначай, заговорил о своих бедах. – Вот не поверишь Павел, но я в этой зоне уже во второй раз. Прошлый срок у меня был два года, а сейчас восьмёрку тарабаню. Если посчитать, то у меня это седьмая ходка выходит. Спрашивается! Ну почему так невезёт мне в жизни?. Порой анализирую свои поступки, и прихожу к выводу сынок, что виною всех моих бед является – алкоголь проклятый. Совестно признаться, но это факт. Да и не только я один такой невезучий. Вот к примеру, если взять наш отряд, и спросить каждого, – За что попал?. А ответ однозначный, – Был пьяный. Процентов девяносто в лагерях сидят мужики порядочные и образованные, и у каждого срока связаны с употреблением спиртного. Жрём водяру до потери пульса, а потом не котролируем свое поведение. Вот к примеру взять мой последний срок. По натуре я мужичок тихий и спокойный, и семьянином был неплохим. Работал я в последние годы на воле столяром на мебельной фабрике. Вплоть до того, что мой портрет висел на проходной на доске почёта. Начальство меня уважало и ценило, как классного специалиста. Украсть, что – нибудь на производстве или бухнуть там, – упаси боже. Два года я там отработал, а глядишь какая вышла петрушка. В пятницу, как сейчас помню, после работы это случилось. Решили мужики выпить по случаю дня рождения нашего коллеги по цеху. Взяли в ларе две бутылки водки, и закусон, и оприходовали всё это в скверике. Четыре человека и две бутылки, – выходит по 250 гр. засадили. Бухнули и домой пошли. Иду я значит, пешком по улице, а кругом апрель чудеса вытворяет. Всё цветёт и аромат стоит душистый, как в раю. И вдруг музыка из кинофильма, – Весна на заречной улице. Гляжу, а на подокойнике незнакомого мне дома, транзистор стоит и играет. Взял дурак, и пошёл себе дальше. Хозяева кинулись, а музики нет. Догнали, и стали меня хором колотить. Повалили, и давай, ногами пинать. Ну, это самое, – у меня в кармане стамеска лежала. Вот и поцарапал, одного из них. Спрашивается, – ну зачем мне нужен был этот транзистор, ведь стоил он всего – то семьнадцать рублей?. А в другой раз, тоже пьяный спёр велосипед, и тоже срок дали. Никак не пойму Пашка, откуда по бухе у меня тяга к воровству возникает. Ну, спроси ты меня – зачем мне старому велосипед. Надоели эти лагеря, – спасу нет.

Плохо – ли или хорошо, но срок заключения у нашего героя, перевалил за четыре года, а потом и за пять, что повлекло за собой мучительные переживания и стресы. Некрасов, стал чаще просыпаться по ночам, и сидя в одиночестве на своей наре, страшно курил и бредил свободой. Интересно, как там дома мать и Анюта поживают. Недавно снова отослал им деньги. Получили перевод или нет. Вот будет радость, когда я вернусь домой, – грезилось ему. Через годик на свободу. Скорее – бы конец моим мучениям. Ровно в шесть часов утра, в бараке звенел звонок на подъём. -" Вставай бригада!,» – орал завхоз отряда.-" Пошёл к чёрту,» – кричали в ответ ему мужики. Заключённые нехотя поднимались, и одевались с вечными расспросами о табаке и чае. После скорого завтрака, бригады строем по пятёркам в ряд, уходили через вахту в тайгу. А остальные заключённые, пересчитывались на платцу рядом со штабом коллонии. Вездесущий нарядчик, со своей бухгалтерской доской бегал, как заводной между бригадами, подъитоживая общую численность заключённых. Если всё совпадало, то строй на платцу, растворялся в бараках по – бригадно бить баклуши.

Однажды вечером, Некрасов зашёл на посиделки к Фоме, и засиделся там у него допозна. После выпитого чифира обоим абсолютно не хотелось спать. Говорили о многом. Некрасов больше молчал, и слушал излияния своего земляка, который не умолкал, ни на секунду. Речь его была интересная, и поучительная. А самое главное выяснилось, что Фома старше Пашки на целых десять лет, и что сидел он на малолетке вместе с Авторитетом, и даже на усиленом режиме, они оказались рядом. Далее Фомин, совсем неожиданно заявил Пашке. – Освобождаюсь я на днях землячок. Не успел оглянуться, а пятёрки нет. Можешь поздравить меня. – Поздравляю я тебя с освобождением от всей души!, – произнёс Некрасов. – Ты это самое, когда откинешься на следующий год, то заходи ко мне в гости. Рад буду встрече. Я тебе здесь на клочке бумаги адресок напишу, а ты когда прийдёшь к себе в барак, то для верности перепиши куда – нибудь понадёжнее, чтобы не потерял. Найти меня в Свердловске по этому адресу проще простого. Можно запросто запомнить две двойки, а улица Сапёрная.

Через несколько дней, наш герой неожидано, был приглашён на проводы своего земляка, и не кем – нибудь, а самим Авторитетом. Глубокой ночью, когда Павел крепко спал на своей наре, его разбудил шнырь восьмого отряда, дыхнув ему в лицо спиртовым перегаром.– Это ты будешь Некрасов?. Тебя хочет видеть Авторитет. Одевайся по – шустрому. Там твоему земляку Фоме, устроили проводы. Сам дорогу не найдёшь, потому как они пируют в другом бараке. Пашка быстро оделся, и поспешил за посыльным. Восьмой отряд находился в новом бараке, построеный по указанию Дубова совсем недавно, и был заселён заключёнными не полностью. В самом конце коридора во тьме, виднелась едва заметная дверь, на которую, и показал рукой шнырь.– Там они кайфуют, а я пойду на шухере постою. За празничным столом в центре восседал сам Авторитет собственной персоной, с корешками и приятелями. Стол ломился от закусок, и всевозможных бутылок с иностранными этикетками. Справа от Аторитета, сидел повеселевший Фомин, и два каких – то парня, которых Павел не знал совсем. По другую сторону стола, ковырался вилкой у себя в тарелке вор Цапля, и карточный шулер по кличке Куш. А остальных пирующих, в таком густом табачном дыму Павел, при всём желании не смог – бы разглядеть.– Проходи Некрасов – произнёс Авторитет. – Бери табуретку, и давай ближе к столу. Вот гуляем и пьём за здоровье твоего земляка. Фома по всем показателям, заслуживает такое внимание. Я его прекрасно знаю, начиная с малолетки и по сегодняшний день. Трудяга Фома, и карманник от бога. Это он, фактически изъявил желание пригласить тебя на свои проводы, и посидеть по людски. Налейте Некрасову штрафную, и давайте выпьем за всё хорошее. Ты не суетись Некрасов, – вновь он, обратился к Пашке. – Давай закусывай, как надо. Ешь тебе говорят. Наложите ему побольше мясо с картошкой. Пусть жрёт пацан. В просторном помещении, где происходило это торжество, от раскалёной печи было тепло как летом. На потолке горела, всего лишь одна лампочка, а окна смотревшие наружу, были аккуратно завешаны байковыми одеялами. Все меры предосторожности, были соблюдены по всем правилим арестанской жизни. Разговор за столом вёлся непринуждённый, и пустой. Говорили о вольной жизни, деньгах и женщинах. – Опять эти бабы, – возник Авторитет. – Лучше сыграй нам Одесса, что- нибудь душевное, – попросил он, сидевшего рядом с Пашкой чернявого парня, у которого в руках, вдруг появилась гитара. – Сделай нам гибель Титаника. По кайфу эта мелодия. После прозвучайшей мелодии про гибель лайнера, которая почему – то запала в душу Пашке, чернявый одессит слегка настроил гитару, и тихим голосом запел, вертуозно подыгривая себе аккордами.

Я – бы спел вам,

да голоса нету.

зажевал – бы ваши губы

да нет зубов.

Вы просто мне противны

и к Вам я не поеду.

а помчусь на север

пилить тайгу.

На лесововале жизнь малина

кругом непроходимая тайга

Подругой станет мне рябина

и очень длинная теньга.

Что толку от одних одъятий

меня измучила проклятая нужда

Быть может я легонько спятил

но мне другая жизнь нужна.

Хочу купить себе машину

последней марки кадилак

Солидный с виду я мужчина

и вроде братцы не дурак.

Куплю в Крыму себе хибару

и буду розы разводить.

Мою богатенькую харю

любая сможет полюбить.

Фомин овободился. После его освобожденя прошло ещё полгода. Зима сменила лето. Всё это время Некрасов, пребывал в скверном рассположении духа. Сильно переживал, вплоть до того, что завёл себе личный календарь, и каждый вечер вычёркивал по деньку из оставшегося срока. В этот злополучный день, начиная с раннего утра, моросил летний дождь, и несмотря на плохую погоду все рабочие бригады очутились на долянках. Весной и летом в тайге дождю, всегда рады. Как правило, особенный восторг, проявляют пожилые мужики и деды. – О сегодня дождь!. Это хорошо!. Ягоды и грибов в этому году, бедет завались. Ну, какая к чёрту сегодня работа. Погода шепчет, – Достань и выпей. Эй бригадир, – кто то окликнул Волгоградского. – Как ты на это смотришь?. Ближе к обеду охотливые до водочки стали соображать, спрашивая у каждого мужика по возможности. Сан – Саныч слез с бульдозера, и подойдя к Пашке сказал. – Раз мужики просят, то гони и ты сынок свой червонец. Коллектив желает выпить. Дождь, как по заказу прекратился совсем, а на небе заиграло лучами ласковое июльское солнце. Местами на долянке догорали костры, у которых заключённые варили в алюминевых крушках чифир, и сушили промокшую от дождя робу. Приблизительно через час, рядом с бригадирской каптёркой, уже шла незаметная раздача спиртного. Это солдаты доставили на долянку обед из зоны, где в одном из термосов для борща, находилась купленая мужиками водка. Пили все, и конвой в том числе, закусывая, как и положено, – чем бог послал. От первой неполной крушки, Некрасов опьянел сразу, чувствуя теплоту в желудке, и колокольный перезвон в голове. Ноги в тяжёлых кирзовых ботинках стали, на удивление воздушными. Пашка хотел высказать Сан – Санычу, своё положительное отношение к нему, сказать, что уважает его, как родного отца, и прочие хорошие слова. Но язык у нашего героя, просто – напросто не слушался его, и присыхал к нёбу. После второй крушки, Некрасову захотелось летать, а если точнее, он погнал гусей не в том напрвлении. Бульдозерист, пытался несколько раз остановить, и успокоить своего напарника, но Пашку было не удержать. При ходьбе его кидало в разные стороны, и изрядно мутило. – Смотрите, как Пашку штормит. – Нализался некрасовский мужичок, – слышались весёлые возгласы со всех сторон. – Пойду с земляками пообщаюсь, – сказал напоследок Павел, протрезвевшему Сан – Санычу, и поплёлся искать своих свердловчан. Дальнейщие похождения Некрасова, остались, видимо за кадром. Впервые в своей жизни память изменила ему, и отключилась полностью. Водка оказалась сильнее Некрасова. Очнулся наш герой, поздним вечером, спящим на земле возле громадной сосны. Голова трещала, и лопалась попалам. Шевельнулась первая трезвая мысль – Где я нахожусь?. Где все, и где бригада?. Они, наверное снялись, и ушли в зону?. Меня точно ищут менты, как беглеца. Куда я забрёл, – чёрт – бы меня побрал. Неужели я всё время шёл, и не останавливался?.. Некрасов пытался ответить на все эти вопросы, и не мог найти на них ответа. Кроме деревьев, и диких зарослей кустарников, вокруг него ничего не было. Дремучая тайга жила своей таёжной жизнью. В порыве отчаянья, он попытался найти верное направление, и выбраться из леса, назад к зоне, но всё без результата. До самой темноты продолжались его поиски, пока он не выбился из сил, от усталости и пьяного похмелья. Громко кричал на всю тайгу, и звал людей на помощь. – Эй люди помогите!, – орал он, до хрипоты в голосе, пугая всю живность в лесу. Никаких людей, Пашка так и не увидел, и никаких светящихся огней посёлка. В неописуемом изнеможении, Некрасов брякнулся на землю и моментально уснул, провалившись куда – то в происподню. На утро наш герой, снова возобновил свои поиски, но быстро устал, смирившись наконец – то с мыслью о безнадёжности своего положения. – Надо идти только в одном направлении, – приказал он себе. – Туда куда заходит солнце. Может выйду, куда – нибудь, – не торчать же мне здесь на месте. Четыре дня Некрасов плутал по тайге, обходя стороной густые непроходимые дебри леса, и валежник на своёи пути. Собирал ягоды и утолял голод, находил на дне лесных впадин лужи, и жадно пил мутную дождевую воду. Порой останавливался и кричал, надрывая свой голос. Судьба сыграла с нашим героем злую шутку. Нетрудно человеку пропасть в тайге или стать жертвой волчьей стаи, но госпожа Фортуна, наблюдавшая за Павлом всё это время, проявила сострадание, и пришла к нему на помощь. Вдруг совсем неожиданно, наш беглец набрёл на небольшой ручей, и ковыляя вдоль него, вышел на просторную поляну. Здесь Павел увидел двух бурёнок, которые мирно щипали сочную зелёную траву, перезваниваясь между собой колокольчиками. Пастуха не было, а это говорило о том, что рядом должны находиться люди. При мысли о людях, Некрасова охватил самый настоящий панический ужас, и страх за свою жизнь. Ему почему – то вспомнились лагерные овчарки, и содаты в тяжеленых сапогах. – Как пить дать, натравят на меня псов, – поймал себя на этой сцене бедный Пашка. – А те вцепятся в меня зубами, и будут рвать в клочья моё тело. А солдаты начнут издеваться, и пинать меня сапогами до потери пульса. Разве им объяснишь, что я не по своей воле отбился от бригады, и стал беглецом. Ещё и срок добавят твари. Нет – уж перебьются. Назад в зону, я больше не ходок. У ручья он, как мог привёл свой внешний вид в порядок, и очутившись тем временем на просёлочной дороге, смело зашагал навтречу новым приключениям.

Таёжный посёлок, на который набрёл Некрасов, чем – то напоминал ему их лагерное поселение, только деревяных домиков здесь, и всякий строений было намного больше. – Здесь раньше наверное стоял лагерь, а потом его перевели подальше в тайгу – подумал Пашка, видя многочисленные пни точащие везде, и повсюду. Нисколько не тушуясь за свою безопастность, он уверено зашагал по посёлку, не обращая внимания на прохожих, попадающиеся ему на пути. Прошагав таким пешим макаром несколько улочек, он вдруг очутился перед строеним с вывесткой – «Сельпо.» Дверь магазина была распахнута настежь.– Здравствуйте!. Добрый день! – громко произнёс Некрасов, приветствуя пожилую продавщицу, сидящую за прилавком.– Вот радость у меня мать. Освободился вчера подчистую. Хочу купить у вас что – нибудь из одежды. Стыдно ходить мне в этих лохмотьях и пугать прохожих. Мне в Пермь добираться, а там у меня мать больная. Приехать не смогла. Ждёт сейчас не дождётся. Продавщица улыбнулась ему в ответ, внутренне радуясь случайному покупателю, чтобы спихнуть ему весёлому залежавшийся товар.– У меня костюмы есть в продаже заграничные, и сорочки, – вон висят на вешалке. Туфли есть хорошие, и разные. Выбирай парень, что тебе понравится, только вот цены кусаются.– Ничего страшного мать, – решил успокоить её Пашка.– Я за весь срок немалые деньги заработал. Могу себе позволить. Костюм покупателю достался на удивление финский, и пришёлся Пашке в самую пору, а вот с обувью, пришлось изрядно повозится. Отечественные башмаки были грубые и непрактичные. В итоге, выбирая, он купил всё – таки туфли фабрики «Скороход.» Битые полчаса наш герой ухлопал в магазине, выбирая себе одежду, пока не предстал перед зеркалом в новом совершенно обличии. В зеркале отражался, уже не беглый катаржанин, а молодой привлекательный парень с приятной русской внешностью. Единственным и главным недостатком Некрасова на тот момент, была одна немаловажная вещь, а именно, – в кармане у нашего героя не было никаких документов, удостоверяющие его гражданскую личность. Напоследок Пашка купил себе нижнее бельё, галстук и кожаный портфель, куда запихнул все свои покупки, исключая, то что было уже на нём. – И ещё пожалуйста, – попросил он хозяйку магазина. – Мне бы буханку хлеба, и перекусить чего – нибудь в дороге. Да и ещё чуть не забыл, – решил слукавить беглец. – Не подскажете, как удобнее будет добираться до Ныроба. Просто не хочется трястись по узкокалейке, и часами простаивать на переездах. Нервов не хватит. Хочется поскорее уехать в Пермь, и увидеть мать. Продавщица глянула на часы, висевшие на стене над её прилавком, и быстро отреагировала на его просьбу. – А зачем по узкокалейке, когда можно на грузовике, который у нас почту по посёлкам развозит, – успокоила она Некрасова.– Кстати грузовик через час будет возвращаться назад в Ныроб. Попросишь водителя, он и довезёт тебя на кузове. Распотрошив заначку в зыковском кителе, Павел со словами благодарности расплатился с ней, и уходя хотел было захватить свои лохмотья. но продавщица опередила его, сказав, – Сынок оставь их в магазине. Я эту робу потом вынесу вместе с мусором и сожгу. Есть такая примета в народе, чтобы не попадался больше. Вечером того – же дня Некрасов был уже на вокзале г. Ныроба. Поезд до Перми пришёл с опозданием на целых двадцать минут, а потом ещё долго стоял на путях, дожидаясь встречного. В плацкартном вагоне поезда пассажиров почти что не было, и пользуясь случаем, наш беглец выложил на откидной столик продукты, которые купил в привокзальном гастрономе, и приступил к трапезе. От тех рыбных консервов, съеденых в кузове грузовика у Павла в желудке, остались самые прискверные ощущения. – Странное дело, – рассуждал Павел, глотая копчённую колбасу с огурцами. – Все эти четыре дня я практически ничего не жрал, и держался молодцом, а сейчас аппетит, как у моржа. Всё никак нысытиться не могу. От обильной пищи, ему вскоре стало дурно, и потянуло на сон. – Откеда будешь,» – спросил его проводник поезда, проходящий по вагону. – " – Отседа я буду», – в такт ему пробурчал Некрасов. В железнодорожной кассе мне сказали, что поезд на Пермь запаздывает, и что я смогу купить билет у проводника, – солгал Некрасов. – Мне, пожалуйста, один билет до Перми. Купив проездной билет наш бедолага, запрыгнул на верхнюю полку вагона, подложив себе под голову портфель, и моментально уснул. Времени и сил у него для дальнейщих раздумий, просто не было. Измотаный до придела плутаниями в тайге, Пашка наконец – то очутился на свободе, и опьянёный этим благородным чувством, всё остальное в миг забыл, как кошмарный сон. Поезд до Перми прогудел пару раз, и тронуся с рельс, набирая скорость. За окном навстречу составу, как -бы набегая на боковые стёкла вагона, проскакивали деревяные столбы элекропередач, повязанные проводами. Тайга невдалеке маячила, как вкопанная, – безразличная ко всему, и не возмутимая. Всю ночь до Перми, Некрасов лежал на полке не просыпаясь. Разбудил его утром, какой – то мужичок, ехавший с ним в одном вагоне.– Проснись парень!. Приехали!. Ну ты дрыхать чемпион. Видно любишь по девкам шастать. Эх молодость!, – тяжело вдохнул он, и поспешил к выходу. Пашка быстро спрыгнул с полки, и последовал за мужиком.