Диоскурия-Διοσκουριάς

Чусио.

Приблизительно к трём часам, дня оставив позади последний перевал, и могилы безымяных красноармейцев, мы очутились на равнине. Передвигаться Мальчику стало намного легче, и мы с отцом, ускорили шаг. Пройдя таким пешим макаром, несколько км., мы вышли вплотную к реке Бзыбь, и увидели висячий мост соединяющий два берега. Противоположная сторона берега реки, красовалась сплошной стеной дремучего леса. На крохотной поляне стоял пастуший балаган с деревяной изгородью, служивший наверное загоном для скота. Пройдя мост, который при нашей переправе, раскачивался в разные стороны, дед Афанасий, видя мой измотанный вид сказал. – Остался последний подъём. Через два часа мы будем на месте. Там и находится источник наз. Нарзаном, а местность эту наши греки окрестили Чусио. За этими высокими вершинами, что ты видишь перед собой, находится Северный кавказ и Кубань. Взяв на одном дыхании последний подъём, мы наконец то завершили своё восхождение. Первым делом, освободили Мальчика от поклажи, а потом все трое пошли поглядеть на источник. На первый взгляд, это был обычный родник, обложеный с трёх сторон камнями. Но здесь, откуда – то из недр земли, на поверхность пробивалась вода, с пузырьками газа, наполняя водоём живительной влагой. Далее, источник убегал вниз по склону, образуя ручей. Камни на дне водоёма, и ручья имели огненно – красную окраску, от избытка наверное в химическом составе воды примесей железа. Вкусовые качества этой минеральной воды, с первого раза, не располагали к частому её употреблению, но отец мой, и дед, с удовольствием выпили по полной крушке каждый. Невдалеке от источника, уже находились три палатки с отдыхающими, и чтобы не терять времени даром, и успеть к закату солнца, мы соорудили шалаш, накрыв его напоследок большим целофаном. На ночь каждому из нас, досталось ватное одеяло, и вопрос с жильём, был окончательно решён. Дело в том что Пархар, и Чусио, издавна славились своим курортом, и кроме греков, проживающих в городе Сухуми, и в её сельской местности, никто другой, и понятия не имел о таком виде отдыхе, в горах Кавказа. В знойные периоды лета, греки отправляли сюда своих стариков и детей, а чтобы поправить им здоровье, непременно пригоняли с собой скот, используя альпийские луга, как пастбища. Молочные изделия, приготовленные в этих местах, по вкусовым качествам, и ароматным свойствам, не имели себе равных, и пользовались повышенным спросом у отдыхающих. Здесь, можно было купить у сельчан, мясо, молоко, сыр любого вида, и даже кукурузную муку, для приготовления мамалыги. Такие продукты, как хлеб, водка, и табачные изделия не курсировали в продаже. Утро следующего дня, началось у меня с подъёма на завтрак. Рядом с шалашом, уже горел костёр, над котороым дед Афанасий что-то готовил в казане. Он подошёл ко мне, и в приказном тоне сказал. – Вставай и быстро умываться. Скоро мамалыга будет готова. Я нехотя встал и пошёл умываться. Буквально в нескольких метрах от Нарзана, находился ещё один источник, но с обыкновеной родниковой водой, служивший отдыхающим, в чисто бытовом плане. Невдалеке, чуть выше от подземных источников, с отвесной скалы, на огромную каменую глыбу, вниз падал водопад, разбрасывая вокруг себя, и на многие метры, мельчайщие брызги воды, и свежую прохладу. Закончив с обзором местности, и туалетом, мне ничего не оставалось делать, как поспешить на манящий аромат настоящего сливочного масла, исходивший со стороны нашего шалаша. Свареная мамалыга, уже была вывалена из казана на чистый лист фанеры, и нашпигована со всех сторон ломтиками копчённого сыра сулугуни. А на макушке этой горячей мучной массы в углублении, сделаной ложкой, таяло вышеупомянутое мной масло, завораживая окружающий мир апетитным ароматом. Кушать мамалыгу надо было руками. Днём, как обычно, я пропадал у водопада. Купался, или загорал на солнцепёке, слушая музыку из транзистора, который идельно ловил здесь, все самые популярные радиостанции всего мира. Однако шли дни, и однажды я вдруг заметил, что вокруг Нарзана вырос целый городок из палаток, и шалашей, наподобие нашего. Подсчитывая их количество, я обнаружил около ста двадцати палаток, с вновь прибывшими отдыхающими, желающими попить Нарзан. Некоторые лица мне были знакомы по г. Сухуми, но основную часть палаточного городка, составляли сельские жители. Вечерами курортный городок преображался, и жил другой жизнью. Мужики, где – нибудь на открытой полянке, собирались группами и резались в карты, играя в 66, или в скамбил, ставя в банк, как и положено в таких случаях, не деньги, а проиграную водку. После распития спиртного, начиналось самое настоящее музыкальное представление, сопровождаемое игрой на кемендже. Вокруг импровизированой сцены, собирались поглязеть на своих хмельных мужей, вторая половина человечества, а самые бойкие из них, веселили народ пляской и шуточными куплетами. На десятый день нашего проживания у Нарзана, в гости к нашему шалашу пожаловал на своём коне дядя Константин, который привёз деду табак, и водку, и ещё какие – то продукты. Табак, употребляемый дедом для курения, относился по свей родословной к Трапезундским сортам, и был настолько терпким, что я порой закуривая цигарку, принимал устойчивую позу, чтобы не свалиться на землю. На исходе дней нашего отдыха в Чусио, отец мой, как – то вечером сказал мне. – Послезавтра у нас с утра намечается спуск к Пархару, а потом через сутки, возвращение домой. Двадцать дней достаточно для отдыха. Я отчётливо понимал, что навряд – ли ещё разок мне доведёться увидеть красоту этих гор, так глубоко запавших мне в душу. С другой стороны хотелось домой в Сухуми, к суетной жизни города, и к прелестям Чёрного моря. За день до нашего возвращения к Пархару, я попросил у отца разрешение, на самостоятельный спуск к висячему мосту, сославшись на желание половить в реке рыбу. – Хорошо так и быть, – получил я добро от родителя. – Заночуешь в пастушьем балагане, который находится рядом с мостом. И не забудь взять еду, и куртку. Не дай бог замёрзнешь, там ночью. Прихватив с собой всё, что требовалось, и леску с крючками, которые дал мне накануне дядя Константин, я навсегда покинул Чусио. Размах моих шагов, при спуске к реке можно было бы сравнить с тройными прышками олимпийского чемпиона Санаева. Такого прилива сил и энергии, в своём организме я не ощущал больше никогда, в своей жизни. Нарзан за эти дни, дал мне очень многое, и даже с избытком про запас. Почти играючи, я скатился к реке, и отыскал в лесу своё временное пристанище. Балаган пустовал, и я был безумно рад такому обстоятельству. Наладив удочку, и отыскав под листьями дождевых червей, я спустившись к реке, и попытался поймать золотую рыбку. Никакого ожидаемого эффекта в течении получаса. Здесь, при таком стремительном потоке воды, река Бзыбь, оказалась дикой и своенравной. Другое дело, когда я ловил рыбу в низовьях, и там не было таких убийственных течений реки. Оказавшись в довольно дурацком положении, я вдруг увидел трёх мужиков, шедших из леса по направлению к реке. Они подошли поближе, что позволило мне разглядеть их физиономии. Нетрудно было определить, что это были славяне. Лица бородатые, и у каждого рюкзак и ружьё за спиной. Один из них держал в руке лоток для мытья золота, а другой бородач сжимал в правой руке удилище, а в левой кукан с рыбой. Они поздоровались первые, сказав мне, что являются геологами. – Вы не подскажете мне, как в этой реке ловится рыба?, – обратился я с вопросом к рыбаку с удочкой. – Что – то у меня ничего не получается. Мужик посмотрел на мою снасть, и не сказав ни слова, стал переделывать её на свой лад, нацепив на леску свой поплавок. – А на какую наживку ты ловил?, – поинтересовался он. – На дождевого червя, – поспешил я с ответом. Рыбак усмехнулся, и пояснил – Ловить форель надо на кораеда. Пошли со мной. Отойдя немного в лес, он быстро нашёл поваленое дерево, и подойдя отодрал с неё рубашку. Под корой, и на голом стволе валежника, находились белые черви называемые кораедами. – Вот, на них и надо ловить форель, – произнёс он, устремившись к реке. Остальные двое, молча курили в сторонке, и не торопили своего друга. – И ещё запомни главное, – продолжал он поучать, нанизывая наживку на крючок.– К воде необходимо всегда подкрадываться, чтобы не вспугнуть рыбу. А забрасывать надо под какой – нибудь камень, совсем близко от берега. Вторично в одно и тоже место не бросай, а постоянно меняй позицию, перемещаясь берегом реки. Говоря всё это, рыбак в считанные секунды, вытащил из воды рыбу, и протягивая её сказал мне. – Ну вот, а теперь лови сам. Запомни, наживка от поплавка, не более 20 см. Я сердечно поблагодарил геологов, и долго ещё смотрел им в след, пока они не растворились в лесу. Следуя урокам рыбной ловли, я шустро наловил несколько рыбёшек, и сделав кукан, прихватил их с собой. Начинало смеркаться, и мне пришлось поспешить в балаган, чтобы заготовить себе на ночь дров для костра, и приготовить ужин. Деревяный домик, в котором мне предстояло провести ночь, вполне соответствовал всем требованиям, нелёгкой жизни пастухов. Возле нары из досок, имелось место для разведения костра, и даже дымоход зияющий дырой на крыше. Учитывая прохладные ночи в горах, и присутствие рядом реки, я натаскал в балаган побольше дров, и приготовил себе на костре рыбу. Было вкусно и приятно. Подложив себе под голову куртку, я растянулся на наре, и крепко уснул. Проснулся я наверное, часика через два, окоченевший от холода. Костёр мой едва горел, сизым пламенем, мигая мне в темноте крошечными угольками. Пришлось снова налаживать с огнём, пока пламя не разгорелось, как следует. Погладывая на прожорливые языки огня, я впал в какое – то дурацкое умиротворённое состояние, абсолютно не замечая того, что запасы моих дров улетучиваются на глазах. Ничего не подозревая, я прихватил с собою спички, и вышел за дверь в кромешную тьму леса, в надежде найти там дрова, и продержаться с костром до рассвета. Плутая вслепую в темноте, я неожиданно напоролся на изгородь, и чтобы слегка оглядеться, чиркнул спичкой. Вспышка огня, только ослепила меня, и вдруг рядом со мной, раздался дикий крик, вспорхнувшей птицы, который и был сигналом, для полного пробуждения всего зверья в лесу. Со всех сторон доносился хруст ломающихся веток, и топот бегущих ног. Следом раздался ужасающий вопль и ещё какие – то звуки, напоминающие звериные разборки по пожиранию друг друга. Очумев от страха, я стоял словно поражённый молнией, не соображая ничего. Потом видимо сработал инстинкт самосохранения, который позволил мне развернуться на 180 градусов, и пулей влететь обратно в балаган. Я закрыл наглухо дверь на задвижку, и ещё долго не мог прийти в себя. Стоял и думал одно, что дожидаться рассвета без костра, смерти подобно. Выждав паузу, я снова решил штурмовать темноту, и долго не мешкая, открыв дверь, набросился на изгородь, затащив значительную её часть, вместе с кольями, себе в ночлежку. Проснувшись утром, я вновь занялся рыбалкой держа под прицелом тропу, на которой должны были появиться мой отец и дед Афанасий верхом на Мальчике. Вскоре они появились, и я доволный результатами рыбалки, шагнул навстречу деду, и спросил его. – А что мне делать с рыбой. На что мне старик ответил. – Выброси её назад в реку. В дороге она непременно испортится. Надо торопиться, и чем раньше мы дойдём до Пархара, тем лучше для нас. Переправившись через мост, на другой берег реки Бзыбь, мы благополучно одолели спуск, и ровно в шесть часов вечера были уже в балагане у Константина Афанасьевича.

В ту пору, моему деду Афанасию Исааковичу было 78 лет, и жил он со своей старухой Ефросиньей, на своей горе, куда он вернулся в 1958 году после сталинских репресий. Гора, на которой раньше проживал весь наш многочисленный род, за период высылки греков подверглась варварскому нашествию, со стороны новых переселенцев из Менгрелии, которые не желали селиться высоко в горах, и обрабатывать в угоду Советской власти, такие огромные участки земли. Поэтому чтобы не платить государству налоги, и всякого рода подати, менгрелы в частности на горе Мустопуло (Ти Мустогли то раши,) разрушили все греческие дома до основания, спилили под корень фруктовые сады, и засыпали камнями и всяким бытовым хламом колодцы, с питьевой водой. Основными местами для проживания, они избрали пустующие греческие дома в г. Сухуми, и в её области. Некогда греческое село Кума, было переименовано на грузинский лад, и стало называться Шрома, что в переводе на русский язык, означает труд. Кто мог тогда подумать, что во время войны абхазов за свою независимость, против грузин в 1991 – 1993гг. именно в селе Кума пройдут самые жестокие бои, за взятие г. Сухуми. История в этом случае расставила все точки по своим местам. Летом 1972 года после непродолжительной болезни скончался у себя на горе дед Афанасий. Народ всё пребывал и пребывал. Проститься с ним, особено в первый день, пришли трапезундские армяне, из соседнего села Цукуровка, знавшие деда не один год. Во дворе дома на длинных самодельных столах стояли глиняные кувшины с красным вином и закуской. Стояла летняя жара и хотелось пить. Взяв со стола кувшин с вином я уеденился под орехом и налил себе стакан. Вино было прохладное и очень вкусное. Сам того не замечая я за несколько минут осушил весь графин. Через полчаса последовало лёгкое воздушное опьянение что не мешало мне мыслить и вести себя пристойно. Это вино дед Афанасий сделал специально для своих похорон. Приготовление прекрасного вина в нашем роду считалось традицией, и секреты виноделия передавалсь следующим поколениям. О чём и говорит фамилия Мустоглис. Через два месяца после похорон деда Афанасия молодой виноградник выращенный им возле дома зачах и высох. Бабка Ефросинья прожила ещё год после смерти мужа и тоже померла. Покоятся мои старики по отцовской линии на греческом кладбище в селе Кума которым я со временем уделил внимание и поставил памятники. Да будет земля им вечным домом. Пусть не оскудеет память человеческая глядя на многочисленные могилы наших предков разбросанные по всему белому свету. Вечная им память.

* * *

Дед Афанасий прожил долгую и красивую жизнь. Он родился в 1890 г. у своих родителей которые поселились на этой горе в 1850 г. приехав из Трапезунда. Село в Турции где раньше проживали предки моего деда наз. Мустогландо и находилось это поселение в местечке Санда. Там было семь сёл. В 1912 г. дед был призван в царскую армию и воевал с немцами в Первую мировую. В двадцатых годах прошлого столетия принимал активное участие в помощи греческим беженцам бежавшим от произвола турков. Он наделял им земли и участки леса для строительства домов на своей горе. Помогал семьям хлебом и семенами для будущих урожаев. Пользовался уважением и авторитетом среди греков. Потом Вторая мировая война и истребительный батальон. Следом за всем этим десять лет прожитые в ссылке в Казахстане. Вернувшись в Абхазию он как настоящий мужик восстановил постройки своего разрушенного дома и стал выращивать для государства табак. Благо столетний сад на его участке чудом уцелел. Всё сам и никогда ни у кого не просил помощи, даже у своих сыновей. Пример для подражания скажете вы. Нет он был посто человеком.

 
Под ногами галька
и морской песок.
Рядом лежит Галка
лакомый кусок.
 
 
На морском песочке
мы зачали дочку.
Через годик Галка
высохла как палка.
 
 
Яйца.
Рядом взорвалась мина
буквально в десяти шагах.
Все осколки пролетели мимо
а один запутался в штанах.
 
 
Упал я от боли в канаву
и зарылся носом в песок.
Сразу вспомнил Нюрку шалаву
и её противный голосок.
 
 
Провожала меня на вокзале
когда я уезжал на фронт.
Напоследок она мне сказала
береги свои яйца Федот.
13. 0 1. 2 0 1 7 г.
Ангелы спустились на землю
и раздают всем добро.
Мне досталось целебное зелье
очень похожее на гавно.
* * *
По реке плыл окурок
рядом с удочкой сидел придурок
И попался на крючок
его величество бычок.
* * *
Раньше я жил в пещере
и питался сырым мясом.
Называли меня Кощеем
высочайщего класса.
* * *
Склероз.
Пошёл покакал
а пописять забыл.
13. 02. 20017г.
Снова мороз на улице
пробирает до костей.
Жинка моя умница
погнала своих гусей.
 
 
Ты сходи Семён за хлебом
и купи молока.
В магазине сроду не был
всё валяешь дурака.
 
 
Вот дружок твой Кошкин Толик
взял червонец у меня
Он несчастный алкоголик
а жена его свинья.
 
 
Целый день сидит на лавке
и кусает всех подряд.
Говорят что курит травку
а потом жрёт шоколад.
* * *
Шнурок.
Получил сегодня шок
на туфле порвал шнурок.
Туфли мои новые
а шнурки хреновые.
 
 
Обвязал туфлю верёвкой
и зашёл в соседний бар.
Подошла ко мне воровка
я её всю ночь видал.
Туфли мои новые
а шнурки хреновые.
 
 
Просыпаюсь на диване
нету хримата в кармане.
На полу лежит воровка
и грызёт моя морковка.
Туфли мои новые
а шнурки хреновые
2. 02. 2017г.
 
 
Всадник.
 
 
По дороге столбовой
мчится всадник удалой.
Скачет конь голопом
и виляет попой.
 
 
Перед вывесткой Трактир
тормознул богатырь.
Захотелось ему водки
пересохло в глотке.
 
 
Привязал он коня
и вошёл в заведенье.
Я гонец Короля
молвил он с призреньем.
 
 
Поднесли ему стакан
водочки столичной.
И застыл истукан
в позе нерпиличной.
 
 
Огляделся вокруг
и нахмурил брови.
В зале восемь подруг
занимались любовью.
 
 
Подошла к нему Марго
пригласив на танец.
Заиграл оркестр танго
и запел голодранец.
 
 
По дороге столбовой
мчится парень молодой.
Скачет конь голопом
и виляет попой.
* * *
 
 
Всю ночь трещала кровать
лопались стальные пружины.
Она многодетная мать
а он чернокожий мужчина.
 
 
Через месяц к ней во двор
залетела тучка.
Довела тебя любовь
собирайся сучка.
Там на небе Петя спит
ему тоже нужен Спид.
* * *
Рыжая.
С Любой я познакомился на танцах
и сразу влюбился, как болван.
Представился я иностранцем
и купил ей в киоске банан..
 
 
Волосы у Любы рыжие
а на щеках цвели веснушки.
Какая она девочка бестыжая
возмущались её подружки.
 
 
Носила туфельки из лака
и повязан на шейке платок.
Облизал я её, как собака
и домой к себе уволок.
 
 
Через месяца два нагурация
заявилась ко мне её мать.
У Любаши нема минструации
и давай меня обнимать.
 
 
Целовала зятька в лобешник
обещая красивую жизнь.
Подарила на свадьбе подсвешник
и потрёпаный временем джип.
 
 
Родилась рыжеватая Доча
а потом и сыночек Костя.
Нам по кайфу город Соча.
и домишко в местечке Хоста
приезжайте летом в гости.
* * *
Неужели я вижу сон
продолжительный и страшный.
Стол на несколько персон
с овсяной и постной кашей.
* * *
Иногда на глаза
наварачиваются слёзы.
Понимаю что нельзя
жить на полном серьёзе.
* * *
Служитель муз
Сергей Есенин.
Козырный туз
притом осенний.
* * *
Шаг и ещё шаг
и вниз ведут ступени.
Безмозглый ты ишак
и лопоухий гений.
* * *
Любовь быть может
доживает последние дни.
Зачем всесильный боже
погасли милые огни.
* * *
Задули снежные метели
а на душе лежит тоска.
Средь бела дня меня раздели
и обманули дурака.
* * *
Ведь бывает встретишь кралю
и душа заноет вновь.
Удивишь своей печалью
и игрой не нужных слов.
* * *
Какая скверная погода
то хлещет снег то град.
А по заснеженой дороге
бредёт российский депутат.
* * * (Пред. компания 1989 г.)
Под окном твоим
я пою серинады.
Ароматный жасмин
оболдел у ограды.
* * *
Крепким сном уснуло море
а прибрежная волна.
Захлебнулась с ветром споря
и на дно легла.
* * *
Холодный ветер
срывает листья с тополей.
Нещадно ветви треплет
и гнёт к земле силней.
* * *
Спать бы да спать
и не просыпаться вовсе.
Лето красное проспать
захватить бы даже осень.
* * * (Мечта заключёного.)
Ничего я не могу с собою поделать
и куда подевать эту горечь во рту.
Все надеюсь понятное дело
что по жизни без вкуса иду.
* * *
Всю ночь бомбили город
горел в огне соседа особняк.
А он сидел на лавке полуголый
и матерился как дурак.
* * *
Земля моих отцов
и древних моих предков.
И что же я в конце концов
стихи слогаю редко.
* * *
Я безумно люблю
твои сладкие губы.
И лесной аромат
белокурьих твоих волос.
Знаю точно родная
что друг друга мы любим.
Но признаться нам в этом
лишь сейчас довелось.
* * *
Весна.
Какая блаженная тишь
и воздух какой чудотворный.
И капельки падая с крышь
мотив создают стихотворный.
* * *
Всю ночь меня штормило
кидало по волнам.
Ещё разок Людмила
прильни к моим губам.
* * *
Поиск должен быть поиск
иначе жизнь теряет смысл.
Иначе отойдёт желаный поезд
и навсегда уедет мысль.
* * *
Не знаю что мне делать
куда от всего бежать.
На этом свете белом
легко лишь в гробу лежать.
* * *
Чужая душа потёмки
Ах зачем мне чужая душа.
Когда уж в своею душонке
порой разобраться нельзя.
* * *
Я не могу влачить существованье
мне не посильна эта роль.
Жизнь мне природы дарованье
а жизни дар сплошная боль.
* * *
Человек так страно создан
что вся жизнь его борьба.
Но бывет очень позно
говорит о том судьба.
* * *
Судьба моя судьба
что делать мне поэты.
В кармане ни рубля
лишь жалкие монеты.
* * *
Не говори мне больше ничего
устал тебя я слушать.
Твоё грузинское харчо
притивно стало кушать.
* * * (Рускогрузинские отношения.)
Чем дальше в лес
тем больше дров.
Ты прав мой Гесс
сказал Адольф.
* * *
Уже которое время
ничерта не лезет на ум.
Отвези меня Емеля
на свое печи в Сухум.
* * *
Через подземный переход
вышел я к базару.
Продавал чесной народ
всякую заразу.
* * *
Тоска какая?
Она без конца
и без края.
Как пшеница
в чистом поле.
Морем колосиста
горем голосиста.
* * *
Кто такие янки?
Петухи и лизбиянки.
*
Тяжело Яшке
в собачей упряжке.
*
Что такое радость?.
Это здоровый образ жизни.
*
Гомик, – это сексульный комик.
*
Живёт и в ус себе не дует.
Большой живот себе надует.
*
В жизни минутка, – проститутка.
*
Все дороги ведут в Рим.
(Запомни это Ромеос.)
*
Одно ко одному
лишь мне одному.
*
Отколол однажды номер
взял дурак и помер.
*
Я вам не чета
таких у чёрта дочерта.
*
Жизнь проклятая, – голь перекатная.
*
Бездельник, – это человек без денег.
*
Турок, держал в зубах окурок.
*
У табачного киоска
стоял Джугашвили Ёска.
*
 
 
На лесной опушке
стоит избушка.
В ней живёт хомяк.
Вечерами лёжа на подушке
смотрит он порнушки
и глотает с апельсинами коньяк.
 
 
Заседает наш хомяк
в госудатственной думе.
У него большой кабак
в городе Сухуми.
* * *
Мне на завтра сложи чемодан
уезжаю опять на Канары.
Я над тундрой лечу в Магадан
прямиком на железные нары.
 
 
Не забудь положить мне махряк
и полтонны цейлонского чаю.
И всё будет родная нишмяк
за слова я свои отвечаю.
 
 
Через годик забуду Москву
и тебя дорогая подруга.
Будет выть нагоняя тоску
за окошком голодная вьюга.
 
 
Как нибудь отсижу свой трояк
и вернусь я к тебе на рассвете.
И всё будет родная нишмяк
если ты меня с радостью встретишь.
 
 
А Канары видать далеко
и напрасно я жил в Магадане.
На прощанье махну всем рукой
и со справкой уеду в кармане.
* * * (Семск. Посв. Ольге Офлиди.)
 
 
Перестук колёс и поезд мчится
из Москвы в далёкий Магадан.
Еду я на сварщика учиться
а в камане у меня наган.
 
 
Я его достал в Мытищах
и патронов взял на тыща.
В Магадане жизнь малина
там сестра живёт Марина.
 
 
У неё мужик ментяра
а зовут его Котяра.
Он на прииске начальник
сомородки прячет в чайник.
Обещал он мне зарплату
мне бы сварщиком ребята.
* * *
 
 
С немецкой девочкой Мартой
я учился за одной партой.
Носила она школьную Форму
а на шейке нежной
воротник с кружевами помню.
 
 
На восьмое Марта
подошла ко мне Марта
и улыбаясь сказала.
– " Мальчик!, так и быть
научу тебя любить.»
 
 
А потом в городском парке
у пруда кормили хлебом
стаю белых лебедей.
Мне пришлось признаться Марте
что с девчонками я не был
а готов скреститься с ней.
 
 
Кувыркались мы на небе
и всё время целовались.
Мне оно сейчас не треба
только в памяти осталось.
 
 
Позвонить желаю Марте
ей и мне не мало лет.
Есть в кармане телекарта
автомата рядом нет.
* * *
Путешественник Конюхов.
Переплыл я Ла – Манш
на резиновой лодке.
Мне помог лаваш
и бутылка водки.
* * *
Пригласил я свою девчонку
полетать на воздушном шаре.
Прихватила она собачёнку
по кличке Шарик.
 
 
Заплатил я грузину
ровно двести баксов.
Первые в корзину
залезли Волочкова и Басков.
 
 
На высоте птичьего полёта
произошла утечка газа.
Освободились от помёта
Волочкова и Шарик зараза.
 
 
Приземлились на брюхо
в кукурузном поле.
Вылезай старуха
сказал Насте Коля.
* * *
 
 
Некрасов.
Повесть.
(Часть первая.)
 

Тудно найти в России человека, кто не был бы знаком с творчеством великого поэта Некрасова. Ещё в раннем детстве, мы по учебнику лит – ры в школе, проходили его, и помним наизусть эти строки. – Гляжу поднимается медлено в гору, лошадка везущая хворосту воз. Некрасов, – он и есть Некрасов. Повествование пойдёт о другом человеке, никоим образом не связанным родственными узами, с поэтом эпохи возраждения крамолы на Руси. Говорить будем о простом русском парне, а точнее, о нашем современнике, носящим точно такую-же фамилию.

Детские годы и отрочество Некрасова Павла Геннадьевича, прошли в пригороде г. Свердловска, в небольшом рабочем посёлке, который находился рядом с заводом Металоконструкций города. В былые годы, здесь на пустырях, заводское начальство распределяло земельные участки для своих рабочих. Мать Павла – Елизавета Васильевна, работая на этом предприятии крановщицей, получила помимо участка, ещй и готовый финский домик, в котором и поселилось

м-во Некрасова. Немаловажным фактом для получения всего этого добра было и то обстоятельство, что Елизавета Васильевна была партийным лидером на заводе, искренно верившая в победу коммунизма. Даже заводское начальство слегка побаиваись её, за резкие выступления на партийных собраниях. Жизнь и достаток в семье Некрасова, складывлся по тем временам, как нельзя лучше. Дети незаметно подростали, и почти одновременно пошли в школу. Павел был старше своей сестры Анюты, всего лишь на один год, и он всячески, начиная с раннего детства опекал сестру, и заботился о ней. Вскоре судьбе было угодно, отнять у детей отца, и дальнейщая жизнь Павла Некрасова, обросла сиротскими воспоминаниями.

Воспоминания о прошлой жизни, порой, захлёстывали сознание молодого парня, и не давали ему покоя. Павел отчётливо помнил пионерский галстук, который он частенько таскал в кармане своих штанин. Помнил рогатки и особенно дробовики, которые он конструировал, и изготовлял на заводе, куда притащила его мать, в пятнадцатилетнем возврасте, определив его в слесарную мастерскую. А из далёкого детства ему запомнилось, как они с Анютой, ходили зимой в школу подстёгиваемые лютым морозом и злой вьюгой. Память это своего рода копилка снов, когда однажды увиденное и пережитое, оставляет неизгладимый след на жизненном пути каждого человека. Павел прекрасно помнил, и тот случай, когда они трое друзей, после выпускного вечера в школе рабочей молодёжи, купили у старика Силантия бутыль самогона, и испили её всю до конца. Силантий дал им на закуску немного самосада, и выпроваживая их сказал. – Идите домой пацаны. Уже позно. Родители будут беспокоиться.

Стояла глубокая летняя ночь, и заводской посёлок дремал, мигая тусклыми уличными фонарями. А чуть дальше на улице Ленина, возле площади Джерджинского было светло как днём. Здесь друзья присели на лавочку, и стали крутить самокрутки. В неумелых руках у ребят самосад соскальзывал с газетки и падал на асвальт. – Были – бы папиросы что – ли. Другое дело. Как курить охота – пробурчал кто – то из друзей. – И купить нигде нельзя. Магазин закрывают, как всегда в десять. – А что Пашка давай разобьём стекло в Сельпо и возмём себе по пачке Беломора, – предложил друзьям самый весёлый и находчивый. – Ну да разбить. – возразил ему Пашка. – Там – же решотки на окнах из арматуры. Попробуй их сломать. Лучше всего обойти магазин со двора, и сбить амбарный замок на двери, который ведёт в подсобное помещенье. – Давай, так давай – дружно подхватили пьные ребята. Сказано – сделано. Таким образом, друзья проникли в Сельпо, и набрели там, на табачные изделия, где на видном месте красовался Беломор – Канал. Они взяли себе по пачке папирос, а так- же три бутылки водки, хлеб и колбасы, которую нашли в холодильнике. Захватив все эти продукты они вернулись на лавочку к памятнику Феликсу Эдмундовичу и прогудев там до утра, разбрелись на рассвете по домам.

Наутро весь заводской посёлок, только и говорил о краже. – Уже который раз грабют маазин, и что только не вынесли черти – судачили по углам старушки. – Одежды сколько дорогой, и барахла разного импортного всякого. Посчитай на целый миллион будет. Сейчас, там следователь из прокуратуры со своими хлопчиками, и ревизор приехал из центру. Нетрудно было догадаться, что помимо ребят в магазине, побывал ещё кто – то другой, орудуя в резиновых перчатках. Через неделю юношей арестовали, и увезли в город для следственных экспериментов. В камере предварителього заключения, усердствовал оперативник из банды дознавателей. Допрос, следовал за допросом. – Куда дели краденое жулики. Сгною на Калыме, – орал он, как чёкнутый, и бил кулаками ребят по голове, выколачивая признания. – Поди и комсомольцы. Паршивцы вы эдакие, – бесновался служитель закона, так и не выяснив ничего с барахлом В итоге следователю, пришлось сфабриковать уголовное дело, и пустить его самотёком в судопроизводство. На третий день, юношей отвезли в Свердловскую тюрму, разбросав их, по следственным камерам.

Жизнь в тюрме, у новоиспечёных преступников протекала, как в пионерском лагере. Здесь они и познали азы уголовного мира, а в дальнейщем мало чем отличались от основной массы этой разношерстной публики. Однажды вызывали Некрасова к следователю, который ничего не спрашивая, попросил Пашку поставить подпись на бумаге, о завершении следствия, и так- же молча, удалился прочь. Ровно через три месяца, состоялся суд. Ребятам дали по пять лет каждому, с отбытием срока заключения, в лагере усиленного режима с выплатой иска, разделив всю сумму на троих. На суде громко плакала мать, и рыдала Анюта. А ещё через три месяца, Некрасова и его друзей, этапировали в лагерь усиленного режима, который располагался в Свердловской области. Там заключёные лагеря, работали на стр – ве гигантского сооружения, имеющее по завершению, какое – то военное назначение. Днём там работали заключённые, а ночью горбатили солдаты. По прибытию в лагерь, Некрасова и весь этап новеньких, отвели в штаб колонии, и раздали всем вёдра и половые тряпки. – Будете мыть полы в кабинетах, и в коридоре. Чтобы было везде чисто, и всё блестело – изрёк молоденький лей – нт из режимной части, в окружении дюжих молодчиков из активистов коллонии. Кто не согласен с постановлением нач. лагеря майора Полянского может отказаться, и не мыть полы. – Я отказываюсь. И не знаю, как это делается – возразил Некрасов. – Не знаешь – научим. Не хочешь – заставим!, – ответил Павлу куманёк, и по – боксёрски стукнул паренька в челюсть. Кто – то слева из активистов коллонии дал Пашке палкой по спине. Потом мордоворот справа, дубиной огрел его разок, и понеслась беспридельщина. Избитого и окровавленного бунтаря, отволокли в изолятор зоны, подарив ему для начала пятнадцать суток. Кто мог знать, что режимная часть в этой зоне, ставила перед собой основную залачу, сломить любыми методами волю и достоинство человека. Одним словом сделать из человека настоящую сволочь. Буквально, на второй день, после отсидки из изолятора, Пашку во дворе жилого барака, подозвал к себе лейтенант, который избивал его в штабе коллонии, и ехидным голосом сказал ему. – Некрасов, почему ты разгуливаешь по территории лагеря, в домашних тапочках. Знаешь – ли ты, что это является грубейшим нарушением, режима содержании коллонии. Сказав всё это режимник напрягся, и хотел снова врезать Пашке в челюсть. Но на этот раз всё произошло совсем иначе. Опережая ситуацию, Некрасов нанёс любителю бокса, мощнейший удар в глаз, от которого куманёк брякнулся на землю, и лишился чувств. Избивали менты Пашку, долго и старательно. После повторных пятнадцати суток изолятора, его определили в бур на полгода, исключая, тем самым возможность, выйти ему в будущем в жилую зону. В сравнении с тюрмой, этот лагерь для Некрасова, оказался сущим адом, и что самое печальное, он своей непокорностью, попал в чёрный список неисправимых, и подлежал административному суду в коллонии. Вскоре против него возбудили уголовное дело, вменив ему статью за избиение офицера лагеря, который находился, при исполнении служебных обязанностей. Приезжал к Некрасову в зону следователь, из какого – то пятого отдела. В разговоре с Павлом был вежлив, и дал ему пачку сигарет. Разрешил курить, а сам что – то записывал, поминутно смаркаясь в носовой платок. Закончив с писаниной, он сказал заключённому. – Послушай Некрасов, что я тебе скажу. Припаяют тебе к твоему сроку, ещё один год, и отправят в крытую тюрму. По ходу и режим содержания изменят. В любом случае тебе Некрасов, с этой зоной придётся распрощаться. Да и к тому – же, – эта зона голодная и беспридельная. Здесь в этих бумагах, что я написал, ничего лишнего нет. Нужна лишь твоя подпись молодой человек. Пашка, не глядя рассписался. Через два месяца его осудили, и как говорил следователь, добавили год к его неотсиженному сроку, поменяв режим содержания на строгий. Сказал следователь, и как в воду смотрел. Вскоре Пашку из Свердловской тюрмы, этапировали в Перьмскую область на лесоповал.