Уставившись глазами в толпу я пыталась найти его, но одна масса уже успела сменить другую и ни фотоаппарата ни клетчатой рубашки я не нашла. Осталось лишь догадываться, зачем кому-то понадобилось меня фотографировать.
– Надо же как бывает…– сказала я вслух, разговаривать с собой вошло у меня в привычку с недавнего времени. Однако окружающие не привыкли видеть шизофреников-иностранцев, поэтому я почувствовала на себя взгляд со стороны. Кто-то обернулся услышав, мои слова. Из любопытства я повернула голову и увидела того самого фотографа, который присел как оказалось рядом со мной.
– Значит русская? – с интересом подметил он.
Я не сразу сообразила, что со мной ведут речь на родном языке. Порой бывает, когда неожиданно услышишь русский язык в чужой стране, не сразу можешь разобрать, что было сказано. Поэтому я просто молчала, честно говоря, я была немного шокирована. А парень, похоже? Наоборот был очень рад встретить человека, говорящего на одном с ним языке. От него ощущалась такая радость и любовь к жизни, которых мне давно не хватало.
– Прости что ослепил, – начал он, – я просто увидел с каким безразличием ты смотришь на одну из лучших стран мира и просто не мог пройти мимо. Посмотри, что получилось, – парень протянул мне окошко с фото, на котором была грустная я с отрешенным взглядом, грустное зрелище. – Ты похоже живешь здесь? – спросил он.
–
Да, три года уже… – зажато ответила я.
–
Прости, я так вторгся, ты может хотела побыть одна или кого-то ждешь? – он был таким живым и говорил без умолку, а я похоже отталкивала его своей зажатостью и смущением. Он встал и поправил рюкзал на плече? Как будто собрался уйти. Я успела остановить его, слегка коснувшись его руки.
–
Не уходи, – я просто немного неожидала такой встречи. – Давай выпьем кофе, – начала я раскачиваться.
–
Конечно, что будешь? – радостно спросил он.
–
Капуч.. – хотела сказать я по привычке, но тут же решила свернуть, – возьми на свой вкус, что-то горячее.
Он поставил рюкзак на соседний стул и положил фотоаппарат на стойку – окошко с моим снимком все еще было включено. На этом фото отпечаталась вся моя грусть, в которой я пребывала уже почти месяц. Я посмотрела в сторону кассы, мой новый знакомый, имени которого я еще не знала, что-то объяснял на английском и смотрел на меня с улыбкой. Рассвет наконец-то настал. Внутри меня появился свет способный потихоньку вытягивать меня из темноты грусти.
Пора переключиться
Я была на самой нижней ступени своего эмоционального состояния, когда он внезапно появился и протянул мне руку. На его первом снимке я была мрачной девушкой с отстранённым безразличным взглядом на окружающий мир, а на совместных снимках, которые меня делали на его камеру, я была заряжена влюбленностью и мой взгляд был наполнен смыслом. Этот смысл я нашла в нем.
Я засыпала и просыпалась в объятиях счастливого, жизнерадостного парня. Теперь, когда я слушала песню Unchained melody и смотрела на закат, я четко знала о чем сейчас думаю – это было давно забытое теплое чувство. Я чувствовала, как он тянется ко мне, как спешит скорее провести со мной время после своих лекций по фотографии.
Это парень приехал всего на три недели в Саппоро по программе молодых фотографов и уже на третий день своего пребывания он встретил меня. С ним в группе было еще несколько ребят из России, иногда мы тусовались все вместе – я не была дома уже почти год и только сейчас поняла, как сильно я соскучилась по общению, по компаниям, но больше всего мне не хватало чувств.
Нашим самым чувственным было свидание на смотровой башне станции Саппоро, когда он рассказал мне о своей семье, о том, как он любит свою бабушку, мы думали о том, что через неделю он улетит и вместе плакали об этом. Мы постоянно целовались, он снимал меня и ставил таймер, чтобы запечатлеть нашу страсть. Не понимаю зачем мы делали эти фото, ведь после расставания они не имели бы ценности, но я как человек испытывающий бескрайнюю тягу к ностальгии сохранила все снимки. И чувства к нему я тоже сохранила, потому что он вытащил меня из паутины печали. За две с половиной недели проведенные с ним, я практически не вспоминала о Sodjiro и всей трагедии. Мне даже удалось найти ему оправдание. Я решила для себя, что он покончил с собой из-за тяготы японской системы. Якобы для его упрямого нрава это было слишком непосильно. Каждый по-своему справляется с тем, что преподносит ему жизнь: кто-то плачет навзрыд, кто-то уходит в себя, кто-то начинает пить, а кто-то кончает жизнь самоубийством. Кто мог знать какова на самом деле правда, но я оправдала его и была счастлива за то, что он обрел свою свободу.
Я провожала всю их группу в аэропорту. Нас с ним невозможно было отлепить друг от друга, мы находились в объятиях друг друга пока не объявили о завершении регистрации на рейс. На память о себе и с мыслью, что снова вернется, он оставил гитару, которую не знал, как увезти с собой.
Мы переписывались с ним каждый день, он показывал мне свои новые снимки. А еще он играл мне на гитаре и пел Bouleward of broken dreams.
В этой стране я снова осталась одна, моя любовь далеко, все мои друзья давно пошли вперед, уехали отсюда и живут на полную, а я продолжала жить со странной любовной привязанностью к парню, который покончил с собой и снился мне почти каждую ночь. Все это конечно же затормаживало меня, я долго жила в меланхолии, но этот парень, ослепивший меня фотовспышкой, как будто зарядил меня энергией и мне захотелось двигаться дальше.
А что касается моей привязанности к прошлому, прекрасные дни обязательно вернутся, их надо лишь помнить. Нужно помнить прекрасное, но не топить свои мысли в бездне прошлого. Нужно жить как живет солнце, помнить, как помнит луна и уметь мечтать, как мечтают яркие звезды. Я взяла блокнот и ручку и стала записывать прошлое, чтобы ничего не забыть.
Книжные полки
Солнце раскалило асфальт и казалось, что мои сандалии вот-вот расплавятся. Я брела по улице утомленная столь жарким днем, но вдохновленная последними событиями своей жизни. Каждый вечер перед сном я наблюдала в окне Skype своего романтика, а затем засыпала слаще сладкого. Несмотря на то, что сегодня в университете мне предстоит объяснять свои прогулы, я все же была в хорошем расположении. Птицы умолкли, наверное, их маленькие горлышки пересохли от жажды, и они попрятались в гущи деревьев прочь от палящего солнца. Единственный природный шум, сопровождавший меня – это устлавшее стрекотание каких-то насекомых.
Для начала я зашла к своему куратору, который с видным переживанием усадила меня за стол и начала объяснять что-то не столь относящееся к делу. Судя по ее искривленным объяснениям дела мои были поправимы, но весьма сложным образом. Мне предлагалось обратиться к заведующей факультета с прошением о пересдаче пропущенных мною тестовых работ. В глазах куратора все выглядело так наивно, но я-то понимала, что прошение заведомо обречено на провал. Светлый человек, мой куратор, никогда не ставила грани между иностранными и японскими студентами, что конечно было приятно мне и не совсем отвечало действительности. Дело не в тестах на японском языке (они не отличались особой сложностью), а вот с виду миловидная 47-летняя незамужняя женщина заведующая кафедрой, или как ее именовали студенты «госпожа завфака», вполне могла устроить проблемы. Она воплощала непоколебимую стену японского врожденного или приобретенного национализма и, несмотря на присутствие в университете уже более чем трехсот иностранных студентов (из всех стран в общей сложности), вовсе не собиралась принимать нас наравне с японцами. Она никогда не упускала шанса напомнить о проблемах с учебой, которые, я уверена, она не только преумножит на этот раз, но и поспособствует тому, чтобы я осталась терпеть их натянутые улыбки еще полгода. В голове своей я уже обрисовала эту ситуацию и настроение мое начало меняться. Но если мой куратор говорит "надо идти", значит преподаватели уже всем составом в курсе моих проблем и моих дальнейших действий. То есть сам коллектив и решил, что мне надо идти, а милый куратор в виде доброго совета мне это преподнесла. Наверное, госпожа завфака уже и речь подготовила, полную колких намеков на мое иностранное происхождение, а также пророчеств, сводящихся к тому, что мне ни за что не дано познать хотя бы наполовину "великий язык богов". На ее лице будет сиять улыбка самого светлого человека на свете, но изнутри, я знаю, ее будет разъедать ненависть.
Собрав все вспыльчивое и негативное в себе и откинув это куда подальше, я с понурым видом виноватого студента (хотя в действительности ничего полезного я не пропустила) начала свой путь от одного очень светлого кабинета куратора к адскому убежищу госпожи завфака.
Три классических стука в дверь и послышалось звонкое "хай", даже голос у нее притворно жизнерадостный. Войдя в кабинет с извинениями, я приготовилась было начать свою полную раскаяния речь, но вдруг завфака меня перебила. У меня сердце задребезжало от волнения, я ожидала ее реакции несколько позже. Но ее речь была для меня не менее неожиданной. Она говорила, что понимает мое состояние, что, прожив в молодости какое-то время заграницей, она заметила, что иностранцы тяжело переносят такого рода потери. Университет якобы тоже скорбит о потере своего выпускника и их весьма поразила моя привязанность и преданность этой дружбе. Эти слова могли бы звучать трогательно от кого угодно, но только не из уст госпожи завфака. Это звучало как фальшь, это выглядело как плохая актерская игра. Однако итог меня поразил куда больше.
– Мы готовы войти в ваше положение и простить вам пропуски, от вас потребуется лишь сделать доклады на каждый предмет – сказала госпожа завфака, не снимая своей фальшивой улыбки.
Так я избежала мытарства, и, хотя я была освобождена и от зубрежки тестов и избежала нападок, что-то в глубине души меня терзало, я никак не могла понять, что заставило ярого противника гайдзинов, пойти им на уступки.
Я вернулась в кабинет куратора и сообщила ей о решении завфака. Куратор выразила искреннюю радость, но на лице ее отразилась некая осведомленность. То есть ей не удалось убедительно сыграть удивление. Было понятно, что она уже была в курсе. Неизвестно только как так быстро ее осведомили. Спрашивать что-либо было бы напрасной тратой времени, ибо только мы открыты для всего состава преподов, а их рычаги управления нам знать не положено.
Хождение по кругу
Выходя из университета, я наткнулась на свою знакомую Aoi – японскую студентку, которая еще до моего знакомства с Sodjiro давала мне дельные советы как вести себя с Yoshifumi. Рекомендации были хорошие, но в моем случае они никак не работали. Мое внешне непохожее на японцев лицо уже говорило о том, что все, что бы я не делала, не будет выглядеть по-японски.
– Ты сегодня здесь? Я думала, что ты уехала в свою страну на каникулы, – приветствовала Aoi, – как ты? – спросила она и посмотрела на меня глазами полными грусти.
– Aoi, как давно мы не виделись, – воскликнула я и похоже немного смутила ее своей радостью. Подруга удивлено подняла брови. – Я уже почти в порядке, спасибо, – заверила я. – Не было сил здесь появляться, много пропусков накопилось. Мне уже лучше правда, – скромно улыбаясь повторила я. – Давно же мы не виделись.
– Да давно. То, что случилось ужасно, я за тебя переживала, – сказала Aoi не сводя с меня глаз. – Слушай, ты знаешь кто еще сегодня попался мне в библиотеке? – переключилась она.
– Даже и намека нет, если честно, – ответила я и задумалась о том, кого я еще могла быть рада встретить в этом месте.
– Yoshifumi здесь, – игриво сказала она, – Он спрашивал про тебя! – словно сплетню шепнула она мне на ухо.
Мы не виделись с Aoi, пожалуй, несколько месяцев. За это время потеряла своего единственного друга и успела влюбиться в начинающего фотографа, но моя подруга этого не знала, как и того, что во после отъезда Sodjiro, у нас с Yoshifumi произошла случайная встреча и странный разговор на берегу моря! Расскажи я такое Aoi, она непременно завизжала бы от восторга. Мне не хотелось этого ворошить, да и мысли мои были о другом парне.
– Пойдем, – подначивала она, – ты чего растерялась?
– Вовсе нет, – уверенно ответила я, – конечно идем.
Мы прошли между рядами, но Yoshifumi нигде не было. Мой интерес к тому, зачем же он искал меня, потихоньку ускорял биение сердца и отсутствие Yoshifumi немного расстраивало. Одна из книг привлекла мое внимание, и я отстала от подруги. Это был словарь пошлых выражений на английском языке с переводом на русский. Когда-то мы с друзьями падали со смеху от этих выражений.
– Смотри, кого я встретила случайно, – заговорила Aoi в соседнем ряду. – Я здесь, – отозвалась я, думая, что она обращается ко мне, но в этот момент в мой ряд завернул Yoshifumi, а моя подруга так и не вернулась, наверное, решила оставить нас вдвоем.
– Привет, – застенчиво произнес он, – Мы можем выйти отсюда?
– Не ожидала тебя здесь увидеть, – растерялась я. – Все в порядке?
– Я зашел к своему старому наставнику за советом, встретил твоего куратора, и она сказала, что ты здесь.
– Куратора? – переспросила я и тут же поняла, что во времена моей отчаянной влюбленности в Yoshifumi все были в курсе о моих чувствах, – Не бери в голову, – тут же добавила я. На десятый?
Yoshifumi кивнул.
Десятый этаж самого нового и самого высокого здания университета был чем-то вроде смотровой. Из окна открывался панорамный вид на городок и в любое время года здесь было приятно находиться. Впервые это место мне показал Sodjiro co своим лучшим другом. Пришли мы сюда осенним вечером, световой день, который в Японии, и так, достаточно рано заканчивается, как раз подходил к концу. Наступили сумерки, а вскоре и вовсе стемнело и мы втроем смотрели на ночной городок и радовались моменту.
Здесь же я призналась Yoshifumi в любви и услышала от него о том, что он начал встречаться с девочкой и что ничего общего не может (не желает) иметь с иностранкой. Это место я посещала и одна. Мне нравилось наблюдать из окна и искать знакомые мне объекты: трехэтажный дом, в котором я жила, парк, который по ночам наводил страх, знакомые магазины и, конечно, железнодорожную станцию. Отсюда видно мост, за которым находился дом Sodjiro.
Сегодня городок расплавился под жарким солнцем, на улице практически не было людей, изредка по дороге не торопясь проезжали малолитражки.
Увидев Yoshifumi снова на этом месте, я вспомнила тот день, когда в ответ на мои признания в чувствах я услышала, что, между нами, ничего не может быть. Его слова стали для меня так неожиданностью, потому что я была уверена, что он просто не решается мне открыться. Я никогда не видела его с девушкой и когда он сообщил о своих отношениях с одногруппницей, это полностью разбило меня. Он окончил учебу и пропал из виду, я погрузилась в дружбу с Sodjiro и почти забыла обо всем, пока не встретила его случайно в парке и не увидела кольцо на его пальце. Но больший осадок во мне оставила та странная беседа на море и наше нелепое прощание. Только как бы он не волновал меня и какие бы чувства я не испытывала к нему тогда, случай с Sodjiro перевернул мое сознание и вокруг меня выстроилась стена, пробить которую смог только мой новый друг.
Yoshifumi молчал и смотрел в окно, я смотрела на него, но думала о парне с фотоаппаратом.
– Я недавно узнал, что у тебя погиб друг… – глядя в окно сказал Yoshifumi, – я помню того парня, с которым ты очень много времени проводила, мы учились вместе на первом курсе, а потом он перевелся. Я всегда наблюдал за вами, мне казалось, ты ему очень нравишься. Но потом я случайно встретил его в городе с очень модной и красивой девушкой. Они шли за руку, поэтому выглядели вполне как пара, но знаешь, его глаза совершенно не светились счастьем. С тобой он выглядел другим…
Я посмотрела на профиль Yoshifumi, который, не отрываясь, смотрел в окно, глаза бегали из стороны в сторону, словно искали что-то в панораме городка. Почувствовав на себе мой взгляд, он посмотрел на меня.
– Знаешь, прошло какое-то время, и я почти перестала плакать, но думаю о нем постоянно. Мне ведь казалось, что я так хорошо его знаю, поэтому должна была увидеть в нем что-то неладное. Хотя… была в его глазах какая-то непонятная грусть – я задумалась, Yoshifumi вкрадчиво смотрел на меня и будто не знал, как себя вести.
– Сейчас все в порядке, я приняла это, – сказала я, чтобы помочь ему выйти из ступора, – люди не знают, как реагировать на чужое горе, но на самом деле это просто сверившийся факт и с этим просто нужно жить дальше. Я знаю, что тебе неловко, но ты расслабься, не бывает правильной реакции и правильных слов, потому как что бы кто ни сказал, ничего не изменится.
Мои слова похоже еще больше смутили Yoshifumi, он смотрел на меня с такой растерянностью, будто ждал пока я заплачу, но плакать мне не хотелось.
– Ты о чем-то хотел поговорить, – спросила я, переключая мой грустный монолог на тот настрой, который Yoshifumi мог осилить.
Эмоции на его лице изменились, но все еще чувствовалось, что ему непросто начать разговор. Я молчала. Мы оба молчали, но думали, похоже, каждый о своем.
– Я хотел сказать, что мне очень неловко за то, что я тогда испугался твоего появления в моей квартире, – проговорил Yoshifumi, убегая глазами в пол, – Я хотел тебе написать, но это было бы так нелепо. Я все это время думал об этом и когда узнал, что ты сегодня здесь, был рад возможности сказать об этом лично, – он произносил это с таким трудом, как будто невероятно жалел о содеянном, но та странная ситуация не стоила этого.
– Yoshifumi, не переживай за это, все в порядке. Я бы тоже испытывала неловкость, находясь у тебя. Ничего не случилось, я нормально добралась до своей кровати, – мне было действительно неловко слушать, что он так переживает.
– Ты не понимаешь, – не успокаивался он, – я хочу сказать что-то важное, – сказал он с придыханием, но тут же замолчал, как будто набираясь смелости. Он сжал кулаки и растерянно смотрел на меня так, будто молил задать ему уточняющий вопрос. Я смотрела в окно и ощущала его взволнованный взгляд, но не испытывала никаких эмоций. Ничего. Пустота.
Год назад мы стояли на этом же месте и все было ровно наоборот – мои глаза молили его полюбить меня так же, как любила его я, но сегодня в моих глазах была пустота, а мысли мои были ни о нем. Мысли мои были в том дне, когда на этом месте стояли мы с Sodjiro и его другом – тот же вид из окна, только вечером, я влюблена в Японию, Sodjiro весел и все мы улыбаемся.
С мыслей о Sodjiro я плавно перешла на трепетные воспоминания момента знакомства с парнем, который меня ослепил. Я почувствовала тоску, мне хотелось купить билет и лететь к нему.
– Я хочу встречаться с тобой – набравшись сил тихо сказал Yoshifumi.
Тут ему удалось обратить на себя внимание. Мои мысли внезапно испарились, но не от радости, а скорее от неожиданности. Я перевела взгляд на Yoshifumi, который с улыбкой и волнением смотрел на меня в ожидании ответа. Его лицо выражало уверенность в том, что мой ответ будет положительным, но я не чувствовала в себе желания сближаться с ним. Напротив, меня это даже немного разозлило.
– Как грустно, – отрезала я, – как жаль, но это не имеет сейчас никакого значения, – добавила я. Yoshifumi видимо не ожидал такого ответа и стоял, чуть ли не раскрыв рот от удивления.
– Но тогда на море, я ведь все тебе объяснил, – с трепетом сказал он.
С того дня произошло слишком много разных событий, мои чувства к Yoshifumi померкли. Красивая история могла получиться, но слишком много воды утекло за эти два с лишним месяца. И вот мы вернулись к тому, с чего начали только двинулись в обратном направлении: теперь он хочет быть со мной, а у меня есть другой. Мои хрупкие отношения на расстояния я предпочла оставить при себе, но не нашла ничего подходящего и просто сказала:
– Дай мне время прийти в себя, и мы поговорим, – и ушла.
Замри!
Я, наверное, не из этого мира… Живу как будто не своей жизнью. Смотрю со стороны на кадры чьей-то жизни и представляю себя в оболочке их тел. Как бы мне хотелось найти себя. Хочу как все уметь думать, хочу видеть жизнь такой какая она есть, а не питаться мечтой о лучшем будущем, утопая в ностальгии по прошлому. Эти моменты пройдут, а в памяти останется лишь пыль. Надо просто набираться сил и броситься туда куда зовет сердце.
Прошло уже несколько дней с тех пор, как мы мило пообщались с парнем, а после он просто перестал выходить. Все было понятно без объяснений. Пару раз во время нашего общения по скайпу он играл на гитаре и пел мне про бульвар разбитых грез, только в отличие от героя песни бродить по пустым улицам в одиночестве будет не он, а я. Перечитывая наши сообщения, я добралась до его признаний в любви. Это было так мило, что глубокой ночью он написал мне три самые романтичные слова на свете, а я прочитала это утром.
Все это потеряло свою актуальность. Мой романтичный герой двинулся дальше, он в каждом человеке мог найти что-то необычное и завораживающее, поэтому было вовсе неудивительно, что он открыл для себя кого-то еще. Вот бы и мне обрести такую суперспособность двигаться вперед.
Нет никакой обиды и злости, просто мне стало тоскливо и охватила ностальгия, ведь это было так здорово, что напомнило мне о том, ради чего стоит жить – ради тех влюбленных глаз, что смотрят прямо в душу.
Люди начинают понимать, друг друга оказавшись в одинаковом положении, но вскоре у одного из них обстоятельства меняются, и они становятся разными настолько, что забывают друг о друге. Они лишь хранят где-то в сердце дни, проведенные вместе. Кому-то достается звездное небо, а кто-то сжимает в руке медальон с надписью "на память". Кто-то слушает шум моря, а кто-то ставит на стол неумело нарисованный парный портрет. Где-то там в прошлом они по-прежнему вместе и поддерживают друг друга, но здесь в настоящем они друг другу чужие. И лишь покинувшие этот мир одновременно остаются и там, и здесь навсегда. Ты всегда будешь со мной, Sodjiro.
В библиотеке душно, несмотря на открытые окна. Студенты, занимающие в общей сложности 3 стола, лениво листают учебники по медицине. Это ребята с факультета физиотерапии – там учатся самые усердные "белые халатики" они же самые обаятельные парни университета. По ним сходят с ума многие девочки в университете, одной из таких когда-то была и я. Во времена учебы Yoshifumi я сидела в библиотеке мечтая лишь поймать его взгляд, а он сидел над книгой с задумчивым видом, делая какие-то записи и бормоча при этом что-то себе под нос. Рядом с ним всегда были его друзья такие же красавчики. Сейчас мне нет дела до трех дохляков сидящих в этой библиотеке, да и появись здесь даже Yoshifumi, это не заставило бы меня просиживать здесь снова. Поэтому лучше поскорее найти нужные книги и убраться отсюда.