Краем глаза Итан заметил, как Стэн локтем пнул капитана первой группы и засмеялся ему в лицо.
– Это не считается, – отрезал тот и отвернулся.
– И так, урок окончен, – она тяжело вздохнула, покачала головой и вместе с качком двинулась в сторону входной двери, в медпункт. – И что же вас подвигло на такой подвиг, мистер Андерсон? – он жалобно заскулил, она – улыбнулась.
Глава 2
Рич Тейлор
В комнате было тихо, совсем как в морге или на кладбище, или на колесе обозрения в Припяти. Окна были зашторены и лишь тусклый ламповый свет, отражался от лакированной мебели, пуская блики по комнате. Стрелки часов остановились шесть часов назад, когда Рич пришёл со школы – он вынул батарейки. Постоянное тиканье начало раздражать его, потому что он хотел побыть в тишине, в одиночестве, в спокойствие.
Он лежал на кровати смотря на белый потолок, существовавший для него как чёрная дыра. То, что знают о чёрной дыре учёные – совершенно не то, чем она является для Рича Джо Тейлора. Пожалуй, на это есть простой пример: человек, находясь в темноте начинает думать. Причём думать значительно спокойней, рассудительней, если он конечно не болен никтофобией и не параноик. Смотря на одну точку, Рич погружается во мрак – в свою чёрную дыру. Сознание начало засыпать, уступая дорогу нечто большему.
«Ритуал Хензи, – мыслил Рич. – Позволяет читать мысли людей. А читая мысли людей, мир можно привести к гармонии, к взаимопониманию. И тогда больше не будет войн».
«Но как?»
«Понять, что нужно одной из сторон, чтобы объединить их в одну».
«Нет, люди всегда хотят больше. Такова их сущность. Они потребуют невозможного, чтобы сохранить то, что у них есть. Они не согласятся, не придут к взаимопониманию, если это не выгодно обоим сторонам»
«Хорошо, – Рич приподнял голову, достал конский хвост, перекинул его на плечо и не сводя взгляда с мнимой точки, разросшейся до чёрной дыры, он начал перебирать волосы. – Но что тогда выгодно? При каких условиях, люди объединятся?»
«При общей угрозе, разумеется. В истории многие нации не раз объединялись для борьбы против более сильной нации»
«Или же слабая примыкала к сильной, боясь быть уничтоженной. Хотя, если посмотреть со стороны, что такое «Нация», она будет уничтожена в любом случае. Разница лишь в том, что если они примкнут к сильной стороне никто, быть может, не пострадает, а если проявят сопротивление, то количество жертв возрастёт»
«Значит, нужен общий враг. Достаточно сильный, чтобы напугать людей и заставить их объединится. И так, что у нас есть в арсенале?»
«Пришельцы, падение метеорита, глобальное потепление – превращение Антарктиды в воду, уничтожение планеты от солнца и сильнейшее божье оружие – всадники апокалипсиса».
«И того никакой вариант не годится. Пришельцы –ждём-ждём, а толку ноль. Падение метеорита – тоже не катит, долго ждать, как и в случае с солнцем. А то, что не касается людей не их проблемы. Ведь это-то поколение умрёт, на кой чёрт им разгребать дерьмо следующих поколений? Нет, уж лучше на диване перед ящиком повалятся. Глобальное потепление тоже – не сегодня. Всадники апокалипсиса скорей миф, чем правда, но будь оно наоборот, людям бы уже ничего не помогло. Нужно мыслить менее масштабно, но в тоже время в этой небольшой сфере нужно пытаться выжать максимум из людского страх. Есть идеи?»
«Да. Отбрось эту идею. Нужно просто пойти в политики, стать президентом и заключить мир с остальными странами»
«Ага, то есть это звучит более реально?»
«Да»
«Нет»
«Хм и почему же?»
«Потому что политики и президент в том числе – это люди, ходящие по площадям с высоко поднятыми плакатами «Наша страна – лучшая страна». Смекаешь? У них в голове не мысли о том, как сделать мир лучше, а как сделать свою страну лучше. Поэтому, вряд ли они примут нашу кандидатуру выше, чем на мэра города. Разве что мы можем поступить, как они, политики, солгать, а после достижения цели показать своё истинное лицо».
«Ну это не так плохо. В нашем случае уж точно. Мы же будем объединять мир, а не разделять его кухонным… – Рич запнулся. Его сердце забилось часто-часто, как после испуга, а в голове видеосъёмкой прокрутилось решающие в его жизни событие. К лёгким подключили насос и теперь там была вода, которую организм решил вывести из глаз. Закашлявшись, Рич пустил слезу, но поспешно вытер её. – а не разделять его. Мои планы приведут к миру во всём мире»
«Гитлер, Наполеон и прочие говорили также»
И сквозь размышления Рича прорвался тихий шёпот.
«Ты и вправду готов убить родных, чтобы обрести способность читать мысли?» – это был голос женский, успокаивающий. Для Рича этот голос всегда назывался благоразумием, но три месяца назад, он сунул его, вместе со многими прочими вещами в сундук, ключ от которого он выбросил. Но сейчас он явно слышал этот женский голос.
Он поднялся с кровати, так ничего и не ответив. В глазах яростно пылал тусклый ламповый свет, и мнимая точка исчезла. Подойдя к столу, стоящему возле зашторенного окна, он достал из дневника книгу. Открыл её на первой странице и стал всматриваться в крохотный, аккуратный шрифт с широкими буквами: «Собственность РДТ – Рича Джо Тейлора». Надпись появилась сама при вручении книги Миктлантекутли, но он её заметил только вчера. Этот аккуратный шрифт принадлежал Ричу, но он этого не писал. Никто не писал, потому что никто, кроме самого Рича Джо Тейлора, не пишет «Р» с закруглённой основой и возвышающимся вверх над петлёй остриём, напоминающим остриё пики. Однако у него появилась теория, объясняющая надпись на первой странице его почерком. Нет, Рич не мог пропустить эту надпись при первом открытии книги. Её там попросту не было. Вот только, общаясь с Богом смерти Миктлантекутли, он писал своим нормальны почерком. А из букв, Миктлантекутли, вполне мог составить имя, что он в принципе и сделал. Но почему это произошло лишь вчера? Ответ гораздо проще, чем кто-либо мог предположить. Рич не писал первое слово предложения с большой буквы, удостаивая подобной чести лишь название городов, ритуалов и имена людей.
С книгой в руках, он прошёл к шкафу, ловящему на себе ламповый свет. Открыл его. Среди школьного и спортивного костюма висело несколько вешалок с Джинсами и отцовское пальто, старое с протёршимися локтями и без верхней пуговицы, вместо которой торчали нитки. Сунув книжку подмышку, он взялся обеими руками за рукав школьной формы и достал иголку. Закрыв шкаф, вернулся на кровать и полупрыжком, полуприсядем запрыгнул на неё.
Открыв книгу, он начал её листать.
Страницы с характерным звуком переворачивались парой чаще, а парой реже. Кое где Рич останавливался, что прочесть абзац, который он забыл, но в целом, информация усваивалась в его голове очень даже хорошо. Ещё одно подтверждение тому, что ему просто надоело учиться. Дольше всего он задержался на последней прочтённой странице с подзаголовком: «Ритуал Хензи». Наскальный рисунок фотографией нанесённый на страницу книги изображал: мужчину, держащего в обеих руках сердца от которых лучами, шла кругообразная волна; чуть ниже, под ногами мужчины лежали старик внешними чертами схожий со стоящим над ним и пожилая женщина; в самом верху, по центру в позе лотоса сидел Миктлантекутли, из его рта выходило облачко с припиской, совсем как в комиксах: «Человек не ведающий – слеп, потому что он ещё новорождённый». Рич задержался ещё несколько минут на этой странице, после чего перевернул её.
Вначале он подумал, что страницы каким-то образом скопировались между собой: тот же наскальный рисунок, изображённый в виде фотографии по центру и тот же подзаголовок: «Ритуал Хинзи», и одинаковое содержание текста. Он перевернул страницу назад, потом вперёд и так несколько раз, пока не заметил разницу в заголовке «Ритуал Хензи» и «Ритуал Хинзи». Текста, написанного на странице было немного, но Рич растянул жалких три абзаца на полчаса, изучая каждое предложение. Однако написанного было слишком мало, более того недостаточно для усвоения. Потому Ричу пришлось добавлять предложения своими мыслями, завершая их логически.
«Жизнь и смерть минуют век» – прочёл он последнюю строчку и перевернул страницу. На последующей странице, как Рич и предполагал, было написано совершенно иное, не касающиеся ритуала Хинзи, однако на его же удивление тут было написано не про ритуал. Страница была исписана разными именами, в основном на непонятном Ричу языке, только последние два, одно из которых его собственное, на английском. Второе имя было написано прямо над именем Рича. Без сомнений, это был прошлый владелец книги или скрижали. И в голове Рича фейерверком зажегся вопрос. Он пролистал книгу до последней страницы, уселся на кровати и проколол палец.
«Кто такой Питер Грин?» – написал он и застыл в ожидании, как ученик, ожидающий оценки за контрольную. Из горла выходил горячий воздух, словно он съел целый чили, а глаза округлились, будто это (Съесть перец чили) доставило ему кайф.
«Рич Джо Тейлор, – начала появляться надпись, кровь с которой маленькими ручьями стекала вниз, на кофту Рича. Он уложил книгу в горизонтальное положение и кровь застыла. «Что за чертовщина, такого раньше не было?», – ты знаешь, ответ на свой вопрос. Зачем ты это спрашиваешь у меня? Убедится?»
«Да, – ответил Рич и переместил иглу на следующую строку. – Если Питер Грин был владельцем скрижали-книги, – написанное слово «Книга» исчезла, дав Ричу понять, что Питер Грин владел именно скрижалью, – то он был до меня, верно?»
«А ты проницателен, Рич Джо Тейлор»
«Тогда почему я видел воспоминания… – какое-то время Рич медлил, прокручивал у себя в памяти воспоминания, когда он коснулся скрижали. Вемэтин, Ашкий и Венона – вспомнились ему имена. – … Вемэтина. Почему я видел его воспоминания?»
Молчание. Рич ждёт минуту. Две. Пять. Появляется рисунок улыбающегося черепа приписка снизу: «Растерянно улыбаюсь». А следом за рисунком кровавым шрифтом возникает ответ:
«Ты можешь видеть воспоминания умерших владельцев, Рич Джо Тейлор, – отвечает ему Бог смерти Миктлантекутли. – Воспоминания – это нити, из которых шьётся полотно. И пока владелец жив – полотно не завершено, а значит ты не сможешь заглянуть на него. У кого-то полотно длинней, у кого-то – короче, но суть одна – все они завершённые. Длина полотна никак не влияет на узоры, нанесённые на него. Красивые узоры могут быть на маленьком, совсем крошечном полотне или же просто линии – на длинном».
«Значит, прошлый владелец тетради жив?»
Вновь появился улыбающийся череп и приписка «Улыбка».
«Живо его тело, но ненадолго, – и весь остаток страницы исписали гнусные «Ха-ха-ха», после чего надпись появилась с чистого листа. – Знаешь Гая Юлия Цезаря? Знаю, что знаешь. Так вот его имя живо, а тело – нет. А в случае с Питером Грином всё как раз-таки наоборот»
«Ты знаешь его имя?» – на сверхчеловеческой скорости написал Рич. Сердце в страхе забилось «Бум-БУМ-бум-БУМ», как старые часы, с которых он вытащил батарейки. В голове его воцарился страх, тихо шепчущий: «Он придёт к тебе, за своей собственностью. Придёт за своей книгой-скрижалью, и ты первый, кто падёт от него руки. Разве мамочка тебе не говорила Ричи, что чужое трогать нельзя? За это ты лишишься рук, ног, а после и самой головы, как Дарвин»
«ДА» – медленно появилась надпись, каждая палочка букв выводилась так, словно Ричу ответил не Бог смерти, а дошкольник, который учится выводить буквы и соединять их между собой.
«Ты скажешь мне его имя?»
«Нет»
Рич поднёс иглу к листку бумаги, но тут же убрал. И что я ему напишу? «Мы же друзья, ты обязан сказать» или «Я владелец книги и в твоих интересах мне помогать», или «Ты всё ещё верен прошлому владельцу?», но Рич остановился на простом, всеми используемом:
«Почему?»
«Потому что он мой, и нет тебе смысла знать, новое имя владельца. Настоящего вполне достаточно»
«А что если он сейчас…
Элвис Ван Хутен
… идёт по Митчел-Стрит, на которой располагается рынок. Он ловит на себе озлобленные и недоверчивые взгляды, как продавцов, стоящих за прилавками, так и покупателей. Все они с остережённые посматривают на Элвиса – бродягу с нечёсаной бородой и немытыми волосами. Смердело от него за милю, и каждый, кто поворачивался на этот запах желал смерти этому незваному гостю: покупатели из-за вони, уничтожающий их носовые рецепторы, а продавцы уже более-менее привыкшие к такому запаху (Тухлая рыба и тухлые яйца пахнут куда хуже) из-за того, что этот бродяга распугивает клиентов.
– Мама, тут кто-то обкакался, – говорит маленькая девочка с жёлтым воздушным шариком, плавно покачивающимся на ветру.
– Тише, Мэгги, тише, – отвечает ей мать и ловит взгляд Элвиса. Она тотчас отворачивается, дёргает дочку за руку и теперь они вместе смотрят на прилавок продавца. – Какое яблочко ты хочешь, милая?
– Вот это, – отвечает девочка и показывает на красное яблоко с жёлтым оттенком возле хвостика, напоминающий растущие среди пустыни дерево.
Женщина протягивает продавцу доллар, видит боковым зрением мимо проходящего Элвиса и свободной рукой прижимает ребёнка к себе. Девочка приподнимает голову и смотрит на маму непонимающим взглядом. «Что такое, мама?» – спрашивает этот взгляд. На что мать улыбаясь кивает и протягивает ей красное яблоко с жёлтым пятнышком возле хвостика.
«Все боятся Элвиса. Элвис им отвратителен. Но Элвис никогда не воровал и никого не трогал» – бормотал про себя бродяга, ковыляющий среди рыночной площади и продолжающий ловить на себе взгляды, совсем как яркий фонарь мошек и комаров. Он продвигался вперёд, глаза его, косые, смотрели толи на прилавок с мясом, толи на конец улицы, а следом за ним парил по воздуху невидимый Бог Вони. Но никто его не видел, кроме самого Элвиса. «Псих» – услышал он как-то от пожилой дамы, одетой как королева Англии, зашедшей навестить мужа на кладбище, а наткнувшейся на Элвиса, спящего недалеко от надгробия её мужа. Вот только Элвис знал, что он не псих (Все психи считают себя нормальными – это норма. Так что, Элвис, ты нормальный, совершенно обычный псих); знал, что в Кургане живёт зло; знал, что правительство, пообещавшее избавиться от Кургана этого не сделало и никогда, наверное, не сделает, потому что тёмная магия Кургана не позволит им. И единственный способ помешать Кургану – не дать никому подходить к нему. Оберегать его, как мать оберегает ребёнка, как русские оберегали Родина во вторую мировую и как мужчина оберегает свою честь (Мужчины, которых становиться всё меньше и меньше, и вид которых близится к вымиранию). Но мальчишка, Лисий хвост, не послушал его, не послушал старину Элвиса. Он подходил к Кургану и мысль об этом зудом разносилась в голове Элвиса. Он буйствовал. Хотел разорвать мальчишку. Однако страх овладевал им, когда в голове зарождалась мысль, что мальчишка поднимался под Курган («Поднялся на Курган и свалился вниз» – Поднялся под Курган). Страх и ярость – отличное сочетания, способное превратить тебя в статую, не дав решить: идти тебе вперёд или убежать. Но что в этом случае делать? Идти.
И Элвис шёл.
Он уже вышел с рынка и шёл по безлюдной, заброшенной улице, обстановка на которой напрягала его. Перевёрнутые мусорные баки, обломки деревянных заборов и вырезанные дыры в – железных, сетчатых, поверх которых линией проводилась заржавелая колючая проволока; Детские качели-весы жёлтого цвета с красными сиденьями, покачивались вверх-вниз, собачья будка с разваленной крышей и свисающей табличкой «Блэк Джек» заграждающей проём. Консервные банки, бутылки из-под: пива, газировки и алкоголя разбросанные по всему тротуару, как игрушки в любой детской комнате. Вся эта картина склоняла чащу весов с ярости на страх, заставляя Элвиса бежать.
«Улица. Почему она такая заброшенная, – гадал он, словно это было нечто большее, чем просто тревожащий его мысли вопрос. Он оказался прав. – Где дворники? Они должны убирать все улицы, но тут разбросаны бутылки, как новогодние игрушки до и после рождества».
Он резко остановился и чуть не упал – вздрогнула старая нога. Посмотрел ввысь. Солнце стояло высоко над горизонтом. Он прикрыл один глаз, посмотрел на солнце, второй – и проделал тоже самое, а когда протёр их разом – ужаснулся. Он увидел Око. Красный глаз вместо белка, с чёрной радужкой и белым зрачком, но стоило Элвису моргнуть, как тот исчез.
Тяжело сглотнув, он оскалил зубы и сказал, достаточно жалостно, не соответствуя своему виду и характеру:
– Я знаю, что это твоих рук дело, Петушиноголовый, – в ответ тишина. – Боишься меня, а? – ни звука не прозвучало. – Молчишь, значит согласен.
Громкий, протяжный смех, от которого веяло ехидством, прозвучал в голове бродяги.
– Ты видимо, забыл кто я.
– Всего лишь Петушиноголовый, которого плохо закопали.
Опять смех.
– Я вижу, ты не потерял оптимизма.
– С чего бы это? – спросил Элвис и сам же ответил. – Я ещё молод и верю, что тебя когда-нибудь уничтожат, истребят и до конца закопают, Петушиноголовый.
– Меня нельзя уничтожить, я Бог смерти, я Миктлантекутли – владеющий жизнью и смертью.
– О-о-о, – протянул Элвис, запевая, словно Пресли. – С каких пор ты владеющий жизнью? Я думал, что ты лишь отбираешь жизнь и даруешь смерть. И кажется я не ошибался, верно?
Молчание. Смех. Молчание. Протяжный смех.
– Тебя же это раньше не волновало, а теперь…
– Теперь я стал мудрей! – прервал Элвис. – И я знаю, что если человек умирает, то значит такова его судьба.
– Слишком поздно, – говорит Миктлантекутли и голос его слабеет. Всё вокруг начинает растворятся. И заброшенная улица превращается в поросшую деревьями Уитчем-Стрит. – Слишком…
– Вот он, – кричит женщина, указывая санитарам на Элвиса. – Он псих, разговаривает с солнцем.
–…поздно…
– Мы вас поняли, мэм, – ответил один из санитаров, и они оба ринулись к Элвису.
– …Питер Грин…
Элвис опустил голову, заметил санитаров и развернувшись побежал. Правую ногу пронзила скорей неприятная, чем сильная боль и он упал на землю: Эливс наступил на лежавший булыжник и подвернул ногу. «Я знаю, что это твоих рук дело. – Шепчет он. – И камень, и женщина, позвавшая санитаров и сами санитары».
– Хватаем его, – говорит санитар и набрасывается на Элвиса, пытающегося уползти.
– … мальчишка, убивший девчонку, – заканчивает Миктлантекутли и стихающий смех заменяется ветром, стучащим по листве.
Глава 3
Рич Тейлор
Он проснулся, когда стрелки часов в его комнате должны были встретиться на двойке, но они остановились на одиннадцати более двенадцати часов назад. В голове звенело, совсем как это показывают в кинофильмах: непонятный звук, который режет тебя изнутри скальпелем. Он то нарастал плавно, то подскакивал вверх, вынуждая Рича подняться с кровати и взять книгу. Но Рич лишь переворачивался из стороны в сторону, перебирая все доступные положения лёжа: калачиком прижав колени к груди, буквой «С» согнувшись по полам, на спине, на животе, на левом и правом боках. Даже одеяло сбросил, но ничего не помогало. А в голове, сквозь звон прорывалась мысль-напоминание: «Я же вчера чистил уши».
Сон начал медленно отступать, а через десять минут окончательно сдался, проиграв схватку головной боли, вызванной непонятным звоном. Вставать было по-прежнему лень и Рич всячески упирался в эту позицию под совершенно разными предлогами, основным из которых был: «Я заболел, чтобы отдохнуть, а не вставать в час ночи». Что-то, может какая-то часть его, хотела, чтобы он встал, проснулся и был готов. Вот только готов к чему? Он поднялся и теперь сидел на краю кровати, одеяло свисало с его коленей, а обнажённый торс покрылся мурашками и дрожа от холода молил Рича вернуться под одеяло.
Зевнув, Рич поднялся, накинул одеяло на плечи. Нащупав ногами тапки, сунул в них ноги и пошлёпал ко столу, возле которого стоял стул с лежащей на нём одёжкой. Каждый шаг звучал за два: приземляется тапок, приземляется нога, приземляется тапок, приземляется нога. Не скидывая с себя одеяло, он натянул носки и штаны. Чтобы одеть майку, а затем свитер, ему всё же пришлось скинуть одеяло, но не на долго. Он положил одеяло на стул, зная, что скоро туда вернётся, и вышел из комнаты.
В коридоре было темно, как в погребе или в подвале («Или в катакомбах Кургана» – промчалась мысль-автомобиль, едва задев сонную голову Рича краем бампера). Свет включался возле лестницы, справа от комнаты Рича, а ванна находилась с противоположной стороны, в нескольких метрах. Как-то раз, на третий день после приезда, мать говорила, что прошлой ночью на втором этаже споткнулась о цветок и разбила вазу, при этом она выругалась на Архитектора, что додумался поставить выключатель возле лестницы (Конечно Рич мог задать ей весьма логичный вопрос: «А где нужно было поставить выключатель, кроме как возле лестницы?»). И Итан, тогда предложил поставить лампочки, которые включаются двойным хлопком, сказав, что ни один раз видел такие в фильмах. Не знаю, чем тогда думал Джо Тейлор и был ли он трезв вообще, но он принялся объяснять сыну, как снимают кино. Сказал, что, когда актёр хлопает, люди за кадром переключают выключатель и лампочка загорается, совсем как по волшебству. Так вот, сейчас Рич был не прочь дважды хлопнуть в ладоши, чтобы зажегся свет – чёрт знает, где сейчас стоит ваза с цветком. Кэтрин их переставляет каждую неделю, оправдываясь словами из женского журнала (Деньги-загребалки): «Цветы, как люди. Они не любят долгое время пребывать на одном месте, поэтому им нужно новое место, желательно менять его каждую неделю» (Но чёрт вас подери, редакторы, почему тогда цветы уютно растут в природе и ни на что не жалуются? А, кажется, знаю. Наверное, в каждом лесу обитает ещё неизученный вид животного-ботаника или гномов. Да, скорей гномов, ведь раньше, вы писали, что статуэтки гномов способствуют порядку на газоне и клумбе).
Рич аккуратно, прощупывая ногой каждый метр, зашёл в ванную и включил свет. Из приоткрытой двери он выглянул в коридор. Света из ванны хватало, чтобы осветить большую часть коридора; дальняя терялась во мраке, как куст в нескольких метрах, при сильно густом тумане. Зелёная ваза в виде бочонка стояла, как понял Рич, в другом конце коридора, там, где правила тьма, возле комнаты Итана. Что ж, ладно. Он плотно закрыл дверь, чтобы шумом воды не разбудить родителей, а главное брата. Да, Итан мог причинить ещё больше вреда, чем родители. Однако, в последнее время, он старается держаться подальше от брата. Закрыв дверь, он повернул замок и механизм щёлкнул.
Раковина стояла напротив двери, слева от ванны и справа от душевой. Душевая закрывалась двумя дверьми, перемещающимися по небольшим углублениям, напоминающим рельсы. Ванная же по своим размерам могла бы порадовать баскетболиста, играющего на позиции центрового и имела длинную в два метра. Занавеска, прикреплённая к перекладине, идущей от двери к стене напротив, была разрисован в гавайском стиле: оранжевый фон, солнце и жёлтые листья. Помимо лампы, в ванной был ещё светильник, располагающийся над зеркалом и умывальников. Он не раз выручал Джо Тейлора, когда тот равнял усы или бороду. На небольшой, полукруглой подставке, выходящей из стены между зеркалом и раковиной, стояло четыре стакана с наклеенными на них пластырями. Слева на право: Джо Тейлор, Кэтрин Тейлор, Рич Тейлор, Итан Тейлор. В каждом из которых лежали: зубная щётка, зубная паста, зубная нить, бритва, ушные палочки.
Включив светильник, Рич зевнул, положил руки на вентиль с холодной водой. Ещё раз зевнул, стекло запотело, и повернул кран. Сунул руки под кран, вздрогнул. Сложив их чашечкой, он наклонился над умывальником и резким движением омыл лицо. Хотел вздрогнуть, но выдохнул и энергично качая головой повторил процедуру умывания лица ещё дважды. Вода хлопалась о раковину, как рыба о лёд и стекала по водосточной трубе, забирая с собой то желание вернуться под одеяло. Вот только Рич понимал, причём очень хорошо и убеждался в этом неоднократно, что желание это вернётся сразу, как только найдёт выход из водостока, стоит только ему заскучать. Вытерев руки о полотенце, он взял щётку и открыв тюбик выдавил горошину зубной пасты на неё. Во рту царствовал привкус мяты. Рич не любил мяту, но именно не натуральную: в конфетах, в зубных пастах и жвачках. Однако запах настоящей мяты, ему нравился. Раньше до приезда в Луизиану он часто пил чай с мятой и называл его: «Чай бодрости», потому что после него сон отбивало напрочь. Смыв со щётки остатки зубной пасты, он вернул её в стакан, куда минутой ранее отправился тюбик «Colgate». Склонившись над умывальником, наполнил рот холодной водой. Зубы заболели мгновенно, а в голову словно молотком стукнули. Прополоскав рот, он сплюнул воду, набрал ещё раз и снова сплюнул. Закрыв вентиль и выключив светильник, он взял полотенце и вытерев им лицо вышел из ванны.
В комнату Рич вернулся быстрей, чем выходил из неё. Закрыл за собой дверь и подошёл к столу.
Книга лежала по среди стола, а поверх неё лист бумаги с иголкой. Какое-то время он просто смотрел на неё, как Голум на кольцо всевластия, наслаждаясь что эта прелесть его и только его. «Нет, есть ещё один владелец. Настоящий владелец, а не второстепенный, как ты» – Твердил ему голос, похожий на собственный. Он уселся за стол и накрыл одеялом ноги. Открыв нижний ящик в столе, достал чистую тетрадь и ручку. Он отложил две эти вещи в сторону, затем подвинул к себе книгу и попытался её открыть. Стоило ему дотронуться обложки, как та внезапно открылась и страницы, как при сильном дуновении ветра, начали перелистываться слева направо.
«Добрый день, Рич Джо Тейлор» – увидел он уже готовую надпись.
Слегка отодвинул книгу и потянулся к иголке, лежавшей под обложкой. Безымянный палец левой руки был весь исколот и когда Рич им шевелил, боль была настолько сильной, что её можно было сравнить с сильным порезом. И с каждым проколом эта боль усиливалась, случайно задавая вопрос Ричу: «Как думаешь, как много ещё крови осталось в этом пальце?». Игнорирую предупреждения разума, он всё прокалывал и прокалывал палец и теперь он, напоминал маленький нос, осыпанный веснушками. Кровавыми веснушками, из которых должна была просачиваться кровь, но её не было. Взяв иглу, он посмотрел на исколотый палец. «Он похож на дикобраза из которого вытащили иголки. – Сравнил Рич и переложил иглу с правой в левую руку. – Ладно, нужно ему дать время восстановится». И с этими словами он проколол безымянный палец на правой руке. Боль была не такой как на пальце левой руки. Может всё дело в том, что палец на левой руке привык? Может.
Подвинув к себе книгу, он написал.
«Я спал Миктлантекутли»
«Да, я знаю, Рич Джо Тейлор, – медленно начали появляться буквы. Шрифт стал ровней и Рич это заметил, – но разве тебе не скучно, не одиноко?»
«Порой бывает, – подумал Рич, но только подумал, писать не стал, – но это моё личное».
«Вижу, ты стал аккуратней писать, – записал Рич красивым ровным и широким почерком. – Что, своих каракулей разобрать уже не можешь и решил исправить это небольшое недоразумение? – опустив иглу чуть ниже он нарисовал смайлик: две вертикальные палки и полумесяц под ними»
Спустя минуту, появился ответ.
«Это что? – и стрелка, указывающая вверх, на смайлик»
Рич засмеялся, приглушённо, не открывая рта. Проведя стрелку от смайлика вниз, он написал.
«Значит улыбаюсь»
Ответ последовал незамедлительно, прежним, корявым почерком. Ну не умеет он пока красиво и быстро писать. Пишет, совсем как курица лапой.
«Гриб какой-то. И то, не полный. Ты что, рисовать не умеешь? – один за одним на целую строчку начал расползаться знак вопроса. И уже со следующей строчки появилось два слова и стрелка от них, ведущая вниз. – Вот улыбка».
Снизу нарисовался уже знакомый череп с перьями в виде короны и припиской снизу «Смеюсь».
Рич покачал головой, и правая губа изогнулась в улыбке. «Писать красиво и быстро не умеет, зато рисует отлично, совсем как… – он помедлил с мыслью, решая стоит ли произносить его имя. – как Итан».
«Я не умею рисовать, ты не умеешь писать. Всё честно, Миктлантекутли»
Текст начал появляться медленно и ровным шрифтом.
«Но в отличие от тебя, я учусь красиво писать. И надеюсь следующий владелец книги не будет таким как ты… серьёзным и придирчивым мальчишкой»
«Хо-хо, я думал мы друзья-товарищи, а тут такой аргумент. Не хорошо, Миктлантекутли, не хорошо».
Нарисовался ещё один череп, точно такой же, как предыдущий и лист очистился от крови. «Интересно, – подумал Рич. – а куда девается кровь. Может он её слизывает или что-то вроде того? – он поднёс иглу к листку и уже хотел было написать свой вопрос, как начали появляться буквы, перерастающие в слова, а те в предложения»
«Ладно, настало время перейти к главному, тому зачем я разбудил тебя посреди ночи. Я хочу задать тебе вопрос, Рич Джо Тейлор. Ты никогда не задумывался что происходит после смерти?»
«Нет, – кратко отвечает Рич, а потом дополняет. – И думать об этом не хочу. В ближайшие лет шестьдесят точно. А потом, быть может, перед сном подумаю, если конечно ты мне напомнишь, а то знаешь, память у стариков не из лучших, могу забыть»
«Тебе не придётся об это думать потом, потому что я намерен рассказать тебе всё сейчас. – Рич сглотнул, облизал верхнюю губу и застыл в ожидании ответа. Длительного ответа. – Ты, наверное, слышал про два таких знаменитых места, как «Рай» и «Ад», ведь ты христианин. – Рич инстинктивно кивнул. – Эти два места существуют лишь для тебе подобный, то бишь христиан. Подземный мир или же Царство Аида – для Греков. Мир иной для индейцев. Иными словами, каждый попадает в мир, по своей вере, а хорошее это будет место наподобие «Рая» или плохое, как «Ад», зависит от поступков тут, на земле. С давних времён, все мы, Боги разных мифологий, живём в мире, и никто из нас плохо не отзывается друг о друге. Всё шло хорошо, но пока вы, не устроили войны во имя нас, «Богов». Начали организовывать «Крестовые походы» и прочее. Вы начали уничтожать религии других государств, подсовывать им своё блюдо «Христианство». Всё это длилось и длится долгое время. Нам, Богам, как это не по-идиотски звучит, надоело. И мы, собравшись за столом «Иным» обсудили, что же нам делать. Мы сидели долгие годы, обсуждая различные идеи, а тем временем вы убивали миллионами себе подобных. И вот наконец у нас зародилась мысль. Мысль, которая сотворило бездну, центр вселенной – чёрную дыру, мрак, чистилище – у каждых это место называется по-своему. И это место откуда никто и никогда не возвращается; место непрерывных войн, где идут вечные схватки между фанатиками собственных религий. Там невозможно умереть и невозможно избавиться от мыслей, с которыми ты умер. Безумцы, обитающие там, вечно сражаются, так и не понимая зачем. Раны их пылают огненной болью и никогда не утихают. Но с каждым новым ударом меча боль усиливается, обретая всё большую силу и тогда разум начинает раскалываться, сводить человека с ума. А он всё бьёт и бьёт, усиливая собственную боль. С каждым днём приходят всё новые фанатики и масштаб битвы возрастает, но место не имеет начала и конца. Лишь мрак и кровь, лишь боль и ярость, лишь собственная вера и погибель. Ты Рич Джо Тейлор отправишься туда, – Миктлантекутли писал очень медленно и у Рича преждевременно перехватило сердце, но отпустило спустя минуту, – если твой путь не будет выбран. Ты христиан, использующий индейскую магию. Человек не определивший свой путь: Рай или Иной мир. Я не был обязан тебя предупреждать о «Чистилище» (Христианское), но почему-то это сделал. Конечно, избавившись от книги ты не избавишься от меня и от веры в индейскую мифологию, ровно, как выбросив крест с распятием, ты не избавишься от веры в христианство. Ты боишься, я чувствую это, но не стоит, есть вещи куда страшней бездны, по крайней мере, я сужу по нам, Богам, – лист в третий раз стал чистым и сверху написалась последняя строчка длинного текста Миклантекутли. – Боятся смерти не трусы. Не боятся смерти – глупцы. А не обращают на смерть внимания – мудрецы.