Глава 5
Он ее любил? Герман задумался. Он никогда не смотрел на чувства с такой стороны. Лариса была чем-то постоянным. Что будет всегда. Она была прошлым и настоящим. Да и какая может быть любовь? Лариса права. У него скоро внуки будут. А он тут играет с девчонкой. Но ведь без него она пропадет? Лариса сейчас не в состоянии… Потом…
Решив пока оставить на потом эти мысли, Герман занялся решением проблем. Оформить ребенка. Отвести Ларису к врачу. Потом к другому. Отвести в поликлинику малышку. Бессонные ночи. Наблюдение у невролога. Прививка. Вроде все это было привычным и знакомым, но в этот раз все смешалось в череду двух месяцев, которые были словно один день.
Герман не заметил, как наступило лето. Оно ворвалось в окно с цветущей липой. С грозой и ярким солнцем, которое вышло сразу после дождя и рассыпалось на тысячи лучей, которые отражались от луж.
Они вышли с коляской. Герман смотрел на Ларису, которая неторопливо везла коляску. В последние дни она перестала вздрагивать от каждого звука. Только все время ходила задумчивой. Он пытался ее разговорить, но Лариса упрямо отмалчивалась, отказываясь с ним делиться тяжелыми мыслями. Герман решил на какое-то время от нее отстать. Поэтому последние дни просто наслаждался спокойствием и привычным бытом, которое вошло в русло.
– Ты был на могиле матери? – неожиданно спросила Лариса.
– Нет.
– Почему?
– Пока некогда.
– Не можешь смириться с ее смертью?
– Не в этом дело. Для меня память о человеке – это не гранитный памятник.
– Тебе надо туда сходить. Станет легче.
– С чего ты думаешь, что мне плохо? – спросил Герман.
– Ты места себе не находишь. Мне кажется, что тебя мучает совесть, что ты не был с ней рядом в ее последние дни.
– Если так подумать, то тогда я опоздал по всем пунктам. Как будто и жить опоздал.
– Почему?
– Прожил жизнь с нелюбимой женщиной, когда мог быть с теми, кто мне по настоящему дорог.
– Не говори так. Ты ее любил. Сейчас злишься из-за того, что чувствуешь себя преданным. И в тот раз ты чувствовал тоже самое, но не мог решиться. Знаешь, я думала над тем, что было в прошлый твой приезд. Мы вот так же гуляли с коляской. Ходили в поликлиннику. Готовили и убирались, а потом вечером пили чай. Мне казалось, что это и есть счастье.
– А сейчас?
– Сейчас думаю так же. Но это мое счастье. Твое должно быть в другом. Ты привык к более яркой жизни. Я видела фотографии с твоей страницы. Знаешь ведь, что бабушка любила собирать фотографии в фотоальбом. Я ей помогала выбирать их из социальных сетей. Потом мы их распечатывали и вклеивали.
– Я не видел этого альбома.
– Ты только старый рассматриваешь. Так их три. Первый с молодости твоей мамы и времен твоего детства. Второй посвящен твоей жизни, детям и жене. А третий был наш с Олей. Поэтому я знаю, как ты жил. Видела, как вы меняли квартиры. Как меняли офисы. Поездки на отдых. Какие-то праздники. Ты был создан для такой жизни.
– Какой?
– Успешной. Мне кажется, что когда твой отпуск закончится…
– Это не отпуск.
– Герман, это ты так считаешь. Скоро…
– Скоро мне все это надоест. Я понял твою мысль. Давай сегодня купим тортик. Отпразднуем свободу.
– Развелся?
– Да. Компания, квартира и дача достались Наташе. Мне же две машины. За них она мне выплатила компенсацию. Так что мы еще можем хорошо устроиться.
– Ты же вроде хотел все ей оставить.
– Хотел. Но вмешался Егор. Он чем-то надавил на мать, в итоге Наташа решила скинуть с барского плеча такую подачку. Спорить из-за этого я не хочу, – сказал Герман.
– Главное, что все закончилось.
Закончилось. Герман так не считал. Лето. Лужи. Легкость. Все только начиналось. Сейчас можно было… Он остановился, чтобы завязать шнурки. Лариса не стала его ждать и пошла с коляской дальше.
– Лорка! Сколько лет. А ты смотрю родила? И кто? Девка или парень? – словно из-под земли вынырнул подпитый мужик. – А я на полгода сел. Прикинь? Охренеть. А мать твоя дома?
– Она здесь больше не живет. И я не знаю, где ее носит, – сказала Лариса.
– Блин! Я у вас хотел пожить пару дней. Мы бы вместе с тобой опять кровать помяли. У меня даже бутылка есть, – он приоткрыл куртку, показывая начатую бутылку.
– Вали отсюда! – рявкнул Герман, подходя к Ларисе.
– Мужик, ты чего? Мы старые знакомые… Блин. Я же так… По дружбе, – сказал мужик, быстро удаляясь под злым взглядом Германа.
– Я его даже не помню, – сказала задумчиво Лариса. – Как думаешь, все это отразиться на малышке? Я про слухи.
– Не отразятся. К тому времени, когда она в школу пойдет, все забудут.
– Не хочу, чтобы про нее говорили, что она дочь шлюхи, с которой переспало половину города.
– Сначала так говорят, а потом начинают говорить, что вот, исправилась. Больше не гуляет, а ведет порядочный образ жизни. А какая мать! И все это с восхищением. Я это проходил. Хотя моя мать ни с кем и не гуляла. Поздно возвращалась от подруги в сорок семь лет.
– Она другое говорила. Про мужа.
– Он умер. А через три месяца после его смерти на нее напал какой-то пьяный мужик. Никто даже разбираться не стал. Сразу осудили, что гулять начала, когда еще муж в могиле не остыл. Потом приписали ей другие случаи. Но со временем языки заткнулись. Да и мы с ней как-то не реагировали на это. А со временем и это стерлось. Народ судачить любит. Но когда не подкидывать дров для сплетен, то они быстро затыкаются. Потом и вовсе забывают.
– Будем надеяться на это. Тебе все же надо съездить к матери, – сказала Лариса. – Ничего не говори. Не оправдывайся. Купи цветов. Покрась оградку. Тебе там нужно побывать.
Лариса говорила слишком убедительно. Герман вначале сопротивлялся, но все же решил туда поехать. Он знал, где была похоронена тетка с семьей. Там нашла упокоение и мать. Вначале Герман хотел взять Егора, но тот работал почти без выходных, потому что был сезон. Но пообещал съездить осенью, когда с работой станет проще. Он устроился на склад и вроде был доволен жизнью, хотя Герман все равно относился к действиям Егора, как к игре мальчика в самостоятельность.
Вечером Герман сходил за тортиком. Настроение у него было такое, что он поймал себя на желание пройтись по лужам, потрепать за ухом лохматую собаку, а то и вовсе притащить ее домой. Он словно вернулся в детство, когда впереди было много дорог. Осталось лишь выбрать понравившуюся.
Лариса готовила ужин. Малышка лежала в коляске и пыталась дотянуться до погремушек. Во дворе играла музыка. Прям красота, а не жизнь. Он даже представля, что когда Ларисе станет еще легче, чтобы он смог оставлять ее надолго одну, то он выйдет на работу. Будет вот так возвращаться домой, где они будут вместе ужинать. Где малышка будет бегать по коридору с куклами. А потом…
– Ларис, а что если мы с тобой поженимся? – неожиданно для себя сказал Герман.
– Ты только сегодня развелся.
– И?
– Если это шутка, то она не смешная, – сказала Лариса.
– Я серьезно. Давай попробуем. Знаю, что ты, наверное, мужчин видеть не можешь. Но у нас с тобой много общего. Мы неплохо в быту справляемся. Два месяца делим одну кровать на двоих.
– Ты сам сказал, что так проще к малышке вставать, – поворачиваясь к нему, сказала Лариса. Она вытерла руки полотенцем. Хмуро посмотрела на Германа.
– Я же ничего не говорю по этому поводу. Просто…
– Просто ты дурак. В тебе сейчас эйфория от свободы. Ведешь себя под эмоциями. Завтра о своих словах пожалеешь. Поэтому я сделаю вид, что твоих слов не слышала. Тоже мне. Герой нашелся! – последние слова она сказала недовольно, с ворчанием.
– Я серьезно.
– И я серьезно.
– Хорошо. Почему тебе не нравится мое предложение? Я же от тебя ничего не требую. Понимаю, что нужно время. Но вместе…
– Хочешь правду? – тихо сказала Лариса. Только глаза ее недобро заблестели. Явно она разозлилась. – Да, меня сейчас от мужчин воротит. Но не от тебя. Я тебя люблю. Давно люблю. Рядом с тобой забывается все плохое. Для меня ты – это свет, который исцеляет лишь тем, что находится рядом. Я кайфую от твоей заботы и всегда напоминаю себе, что это временно.
– Почему временно? – спросил Герман. Она ушла в комнату. Вернулась оттуда с несколькими бумажками.
– Вот поэтому. Или думаешь если спать с бомжами – это все останется без последствий? – сказала она, кладя листки с анализами на ВИЧ и гепатит с положительным результатом. – Я не говорю про постоянное желание выпить. Не говорю о том, что у меня депрессия. Что у меня зубы выбиты и сама я похожа на опустившуюся шлюху. Съел?
– А ты думаешь, что я дурак и не знал этого? – спросил Герман.
– Ты смотрел мои анализы?
– Нет. Предполагал, что такое возможно, – сказал Герман. – Последствия могут быть разные.
– И? Тебя это не волнует?
– Нет.
– Ты понимаешь, что говоришь?
– Понимаю. Жизнь на диагнозах не заканчивается. Да, это страшно. Да, это плохо. Это влияет на образ жизни. Но я не думаю, что должен из-за этого отказываться от идеи нам с тобой расписаться.
– А я думаю, что это глупость, – растерянно сказала Лариса. Она явно растерялась.
– Садись пить чай, – сказал Герман.
Он убрал бумажки. Разрезал торт. Положил по куску на тарелки.
– Я не могу.
– Сама говоришь, что ты меня любишь.
– Люблю. Но я не могу портить тебе жизнь.
– Я уже сам завидую себе. Вокруг меня такие хорошие люди, все хотят мне добра и поэтому отговаривают от того, что я хочу. Вначале сын не хотел, чтобы я приезжал сюда. Сегодня ты отказываешь мне, считая, что это будет лучше для меня. Но при этом никто не хочет спросить, что хочу я. Могу же я хоть немного пожить так, как хочу?
– Ты сегодня этого хочешь, а завтра? Ты начнешь меня обвинять…
– Не начну. Мы же с тобой давно друг друга понимаем. И ты знаешь об этом. Так чего мы друг другу мозг выносим?
– Для меня сейчас это слишком. Я не могу разговаривать.
– Подожди, Ларис, – она хотела уйти, но он не дал. Положил свою руку на ее. – Что для тебя слишком? Чего ты испугалась?
– Ты не понимаешь. Это же как сбывшаяся мечта. Я и думать не могла, а тут ты. И сейчас. Когда я не знаю, как мне жить дальше. Когда не понимаю. Каждый день я хочу напиться. Свалиться в привычное забытье. Закрыть глаза и не открывать их долго-долго, надеясь, что все решиться само собой. Но этого сделать не получается. Я не могу себе этого позволить. Мне теперь надо ухаживать за дочерью. Ты все время рядом. Не даешь мне расслабиться. И это как-то совсем странно. То мне нравиться, что ты рядом, то я хочу, чтобы ты как-нибудь ушел и не вернулся. Закрыл эту дверь и забыл про меня, как в тот раз.
– Я про тебя не забывал. Не мог остаться. И…
– Слышала! Не надо повторять. Ты говорил, что у каждого есть обязанности. Что мы должны доводить начатое. Ты говорил. Я все это хорошо помню. Знаю, что ты никогда не мог быть рядом. Вроде был, но при этом не был. А мне всегда было тяжело. Я столько всего не понимала. Совершала ошибки. И никто не мог подсказать. Поддержать. Да, я тебе благодарна, что ты нас сюда поселил. Что как-то поговорил с моей матерью и она на какое-то время старалась быть обычной. Но при этом я тебя ненавидела. Иногда мне казалось, что лучше было бы, если бы мы с сестрой оказались в детском доме. Я всегда боялась, что она сорвется. Тогда бы бабушка нас выгнала. Или боялась, что мама решит разорвать договор. А потом… Потом я поняла, что не могу ни с кем гулять. У меня не получится создать семью.
– Почему? – спросил Герман. Лариса убрала руку. Вновь встала. Подошла к окну.
– Все парни казались уродами, предателями. Я ненавидела всех мужчин. Было время, когда я очень сильно ненавидела тебя. Меня все время распирали эмоции. Казалось, что меня разорвет на части. Но при этом я их держала в себе.
– Это нормально. Мы все взрослеем. И взрослеем часто тяжело. Твои претензии я тоже понимаю. Но и ты меня пойми. Я тебе не отец. Чужой мужик, который хотел переспать с одной девкой и заплатил за койку твоей матери. Когда я увидел тогда вас с Ольгой, то понял, что мы делаем что-то не так. Взрослые. Вот у нас есть возможности жить нормально, но мы их игнорируем и валяемся в дерьме, забывая про детей, которые полностью зависят от нас. В первую очередь я подумал о дочери. Что она может повторить твою судьбу. Вы меня волновали не больше, чем бедные африканские дети на фотографиях. В первую очередь думаешь о тех, кто ближе к тебе. А уже потом о других. При этом я понимал свою силу и возможности. Оставлять вас в опасности – этого я не мог себе позволить. Ульяна честно сказала, что она живет с отцом Оли из-за того, что ей жить негде. Я нашел ей жилье. Договорился с мамой, чтобы она за вами присматривала, пока Ульяна будет работать. Но не все созданы для семейной жизни. Ей не хватало приключений. Она их активно искала.
– Все равно…
– Подожди, Ларис. Я не договорил. Что ты хотела? Чтобы я бросил семью и сошелся с Ульяной? Извини, но она не в моем вкусе. Я уже видел с какими проблемами придется столкнуться. Поэтому менять шило на мыло не собирался. В последний приезд я думал о разводе. Мне нужно было переключиться. И вот тогда я переключился на тебя. Если бы остался в тот раз, то ничего бы эти отношения не дали. Ты хоть и говоришь, что мужчин ненавидела и ненавидишь, но рано или поздно встретила бы того, кто доказал иную точку зрения. Наверное, я эгоист. Но вот сейчас понимаю, что если бы ты мне начала изменять или решила бросить, то это было бы больнее, чем удар от Наташи.
– Потому что второй раз больнее?
– Я тебя тогда сильно идеализировал. Двадцатилетняя девушка в окружение детей – этакая картинка для какого-нибудь журнала счастливая жизнь. Меня к тебе потянуло.
– А сейчас тебя тянет на проблемы.
– Не совсем. Сейчас я вижу, что ты неидеальна. Розовые очки спали и это только к лучшему. Знаю, что ты не будешь изменять. А еще я знаю, что сейчас я тебе действительно нужен. Тогда ты могла справиться сама. И ты хорошо справлялась. А сейчас ты одна не справишься. Нужна ли ты мне? Нужна. Да, я тебя люблю. В этом сложно признаться. Но когда приходит осмысление, то дальше уже легче. Но у меня к тебе нет дикой страсти обладания. Меня не преследует во снах твое обнаженное тело. Это что-то более спокойное и крепкое. Когда ты знаешь, что человек рядом, и от этого становится на душе приятно. Когда хочется сделать тебя счастливее. Что-то снять с твоих плеч, которые уже готовы сломаться под тяжестью груза. Хочется, чтобы ты улыбнулась, чтобы ушел испуг на твоем лице. Я догадываюсь, что будет дальше. Знаю, какие будут проблемы. Но я к ним готов.
– Ты опоздал с предложением. Всего этого не будет. Я не смогу.
– Нет, Ларис. Я долго думал, что опоздал. Но теперь мне кажется, что я приехал вовремя, 0 сказал Герман.
Заплакала Надя. Лариса тут же подошла к ней. Он наблюдал, как она взяла ее на руки. Как что-то шептала малышке на ухо. Тело напряжено. В глазах испуг. Похоже, что он ее напугал. Герман понимал, что мог бы и подождать, но ему показалось, что это вполне подходящий момент, чтобы поставить все точки. Он больше не хотел слушать, что скоро уедете. Не хотел, чтобы в воздухе висела неуверенность и неопределенность. Пора было все решать. И он решил.
Малышка задремала. Лариса отнесла ее в кроватку. Герман доел кусок торта. Заглянул в комнату. Лариса стояла у окна, вцепившись руками в подоконник. Он подошел к ней со спины. Обнял. Она только еще больше напряглась.
– Иди сюда, – позвал он. Она отрицательно покачала головой. – Давай. Мы с тобой еще вместе повоюем, Ларис. Я вижу, что тебе хочется сдаться.
– Ты не понимаешь.
– Все я понимаю. Иди ко мне.
– Ты сейчас пропадешь. Вот открою глаза и ты пропадешь.
– Не пропаду.
Он разжал ее руки. Повернул к себе. Она тут же вцепилась в него. Крепко прижалась к нему. Герман гладил ее по спине. Ласково пропускал пальцы в распущенные волосы. Лариса тихо всхлипывала рядом с ним.
– Хочу, но не могу испортить твою судьбу.
– Лариса, добрая ты слишком. Но поэтому и глупая. Счастье – это не то, о чем все говорят. Это то, что мы чувствуем. Можно жить во дворце и быть несчастным, а можно жить в подвале и наслаждаться жизнью. У каждого счастье свое, поэтому не надо мне навязывать чужие популярные определения этого чувства. Я тебя люблю. Ты любишь меня. Какие еще могут быть причины, чтобы нам не быть вместе?