Глава 2
Два дня в поезде прошли без приключений. Герман забрался на верхнюю полку и читал книжку. Два дня пути он старался выкинуть дурные мысли из головы. Но это ему удавалось с трудом.
Наташа не ожидала, что он так быстро уедет. Что не будет бороться за деньги. Она явно хотела еще ему нервы потрепать, но у него это не получилось. Он уехал. Наташа еще ему прокричала в спину, что он трус, только не дождалась от него никакой реакции. В голове он был давно уже в других местах. Гулял по родному городу. Зашел на могилу матери. Потом искал работу. Да, ему нужна была работа. Нормальная работа на пять дней в неделю и с двумя выходными. Герман ловил себя на мысли, что больше не хочет работать на себя. Ему это стало неинтересно. Когда-то он кинул себе вызов и победил. Поднялся до тех высот, о которых даже не мечтал. Но теперь ему это было неинтересно. Он все это делал лишь для детей. Для Наташи. Когда же она захотела у него все это забрать, то он ей это отдал и не жалел.
– Я уже все бока отлежал, – пожаловался Егор. – Чего мы не полетели на самолете?
– Как уезжал из города, так туда и возвращаюсь.
– Не знал, что ты сентиментальный.
Герман усмехнулся. Открыл книгу, в которой была вместо закладки фотография. Он совсем не был сентиментальным. Просто Лариса была мостиком с прошлым. Она ухаживала за его матерью, пока он покорял вершины жизни и не мог все бросить. Лариса помогала ему с похоронами, когда он застрял в другой стране из-за ковида. Он испытывал к ней благодарность. Да. Это была именно благодарность. Из-за благодарности он и ехал. Хотел убедиться, что все хорошо. И к матери надо было прийти. Даже после того, как он вернулся, Герман так и не смог найти время, чтобы доехать до родных мест.
После поезда нужно было ждать автобуса. Герман ходил мимо палаток, которые торговали всяким мусором. Такой мусор мог привлечь детей. Дешевые китайские игрушки по двойной цене. Если не тройной. Конфеты на палочке. Чипсы. Машинки, которые разваливались в руках. Герман взял десяток карамельных петушков на палочках. Спрятал их во внутренний карман. Один положил себе в рот.
– Пап, это несерьезно.
– Няня, я знаю, что сладкое до обеда вредно. Но когда у нас еще будет обед? – передразнил его Герман.
– Ты выглядишь смешно.
– Еще не поздно купить билет назад. Там твоя солидная мать, которая выглядит подобающе, – ответил Герман.
Когда они сели в автобус, то опять пошел дождь. Он мешал смотреть в окно. Из-за него весь мир выглядел расплывчатым и неприятным. Казалось, что все вокруг было грязно-серым. Размытым.
– Когда мы уезжали, то светило солнце. Это был хороший знак, – сказал Герман.
– Считаешь, что весенний дождь – это плохо?
– Так, к слову.
Он мог бы продолжить мысль, что когда светит солнце, то появляется уверенность в правильности действий. Зато если на пути появляются препятствия, то хочется повернуть назад. Грязь и вода мешали увидеть картинку. Понять, куда двигаться дальше. Сейчас нужно было взять паузу. Подумать. Но Герман торопился. Он лез в эту грязь, не замечая ее. Ехал по мокрой трассе сквозь дождь. Возвращался, хотя мог и повременить с этим возвращением. Он мог поехать в Москву. А почему нет? Уехать к Лизе. Он когда-то помог ей встать на ноги. И знал, что мог в любое время к ней приехать и попросить помощи. Лиза была умной женщиной. И той, которая знала, что за помощь нужно будет заплатить. Рано или поздно. Герман знал, что мог набрать один из десятка номеров и попросить руку помощи. Или вернуть долги. Но Герман мчался сквозь грязь туда, где предстояло еще больше испачкаться.
Выглянуло солнце. Ветер начал разгонять тучи. Из-за этого появился город. С заводскими трубами при въезде. С покосившимися деревянными домиками на несколько квартир. С хрущевками, когда-то выкрашенными в желтый цвет, а теперь сильно облупившимися. С низко наклонившимися деревьями, которые почти лежали на проводах. С грязными остановками, со ржавыми пятнами. И лишь около городского парка было чисто. Там была построена новая детская площадка. С красивыми новыми воротами и забором, покрашенными черным цветом.
– Милый городок, – сказал Егор, когда они вышли из автобуса.
– Он мог бы стать твоим родным. Если бы я тогда не решил уехать.
– А почему ты уехал?
– Посчитал, что так будет лучше.
Герман не стал дожидаться автобуса. Взял такси, которое стояло рядом с парком. Правда таксист сразу предупредил, что до конца он не поедет из-за плохой дороги. Герман на это согласился.
Знакомые улицы. Школа. Сад, где работала его мать. Двор, в котором он познакомился с Ульяной. Ульяна была матерью Ларисы и Ольги. Та еще штучка. Любила мужиков. Любила выпить. А еще любила деньги. Матерью она была никакой. Но симпатичной. Сексуальной. С огоньком в глазах. Когда Герман ушел от жены, то даже думал переспать с Ульяной. Его остановила лишь брезгливость. Слишком доступная была женщина.
– У тебя ключ от квартиры остался? – спросил Егор.
– Остался, – ответил Герман. – Два года назад Лариса поменяла замки, но она прислала мне ключ.
– Даже так?
– Лариса никогда не претендовала на квартиру.
Машина остановилась вначале улицы. Дорога впереди была изгажена. Проехать можно было лишь на тракторе или на внедорожнике. Вдоль дороги вела тропинка из досок.
– Нам нужно было купить резиновые сапоги, – выбираясь из машины, сказал Егор.
– Тут всегда дорога была плохая, – ответил Герман.
– А квартира такая же плохая, как дорога?
– Дом довольно крепкий. Три комнаты. Одна из них проходная. Ее мать получила вместе с сестрой. На две семьи.
– А потом?
– Потом тетя Зина с семьей утонули. Упали на машине в реку. Квартира осталась нам с матерью.
– И часть квартиры ты подарил девушке с фотографии?
– Да. Ей некуда было идти. А вы у меня были обеспечены, – ответил Герман.
– Пап, но квартиры просто так не дарят.
– А я подарил, – ответил Герман.
***
Боль была невыносимой. Что-то явно было не так. Лариса больше не плакала. Она лишь скулила, пытаясь справиться с тем, что внутри нее все разрывалось на части. Дышать. Вдох. Выдох. Боль, которую нужно перетерпеть. Раз. Два. Три. В опьяненном мозгу всплывали воспоминания о том, что надо тужиться. Это ведь как сходить в туалет. Нужно перетерпеть. Ничего страшного нет. Только больно. Но никто не поможет. Нужно сосредоточиться. Роды пройдут сами по себе. Не забывать дышать.
Лариса вцепилась в матрас. Пальцы побелели. Если бы у нее были зубы, то она бы прикусила губу. Но вместо этого ей пришлось лишь поджать губы. Схватка отступила. Нужно переждать еще немного. Перетерпеть.
В коридоре послышался шум. Лариса прислушалась. Она никого не хотела видеть. И тем более не хотела слышать. Скоро должен родиться ребенок. А у нее ничего для него не готово. Она даже не могла нормально встретить его в этом мире. На грязном матрасе. Среди тараканов. Разве ему место здесь? Правильно, что Ульяна хотела найти ему другую семью. Где о нем будут заботиться. Вставать по ночам. Водить в поликлинику…
– Вызывай скорую и полицию.
Мужской голос. Лариса хотела, но не могла вспомнить, кому он принадлежал. К тому же боль стала совсем невыносимой. Ларисе показалось, что она теряет сознание. Крепкие объятья. Мужчина, от которого пахло приятно. Резковатым одеколоном. С примесью мужского пота.
– Я сейчас умру, – сказала Лариса.
– Не умрешь. У тебя уже почти получилось. Постарайся еще немного.
– Пожалуйста. Я хочу это прекратить.
Он сжал ее руку. Лицо Ларисы исказила гримаса боли. По щекам потекли слезы. Ребенок выскочил на матрас и тут же заверещал. Недовольным голосом. Лариса уткнулась лицом в плечо Германа и разревелась. Он гладил ее по спине, по волосам. Плакал ребенок, на которого никто не обращал внимания. В дверях раздалась ругань.
– Хочешь посмотреть кто это? – тихо спросил Герман.
– Не хочу. Убери…
– Лариса, это твой ребенок. Он же не виноват.
– Не виноват. Он должен был умереть.
– Не надо так. Малышка сильная. Как и ты.
Герман положил малышку на живот Ларисы. Она перестала плакать, когда почувствовала мать. Лариса смотрела на нее.
– Я пьяная. Ей нельзя со мной оставаться.
– Не думай от нее отказываться. Теперь все будет иначе. Слышишь?
– Я все потеряла.
– Начнем сначала. Все будет, Ларис.
Опять в коридоре раздалась ругань. Замаячила полиция. Но Лариса на это не обращала внимания. Она плакала.
Началась суета. Подъехала скорая. Малыша тут же забрали. Герман с Егором помогли донести Ларису до машины скорой помощи. Она не хотела отпускать его, оставаться одной, но он остался, чтобы найти ее документы. Потом обещал приехать. Обязательно приехать. В скорой помощи Лариса впервые за долгое время поняла, что все закончилось. Год ада подошел к концу. Теперь она могла спокойно уснуть и перестать бояться. Да, завтра она будет думать, как станет жить дальше. Но сегодня она могла уснуть. Закрыть глаза и забыться в тяжелом, опьяняющем сне.
***
Герман вернулся в квартиру с ободранными обоями, с грязным полом и поломанной мебелью. По квартире ходила полиция. В соседней комнате сидела пьяная и растрепанная Ульяна, которая превратилась в старуху лет шестидесяти. Ей задавали вопросы, но она явно не понимала, что от нее хотят. На кухне, под столом, валялся мужик лет шестидесяти. Рядом с его головой растеклась засохшая лужа крови. Но при этом он был жив. С ним занималась другая скорая помощь.
– Тут явно люди умели веселиться, – хмыкнул Егор.
– Тебя опросили? – спросил его Герман
– Да.
– А теперь вали отсюда.
– Пап?
– Я тебя с собой не звал. Вали отсюда. Мне не до тебя и не до твоих высказываний, – ответил Герман. Он чуть не ударил по стене. В последний момент остановился.
– Не хочу тебя оставлять одного.
– Вон, – тихо сказал Герман. Егор хотел возразить, но взял сумку и ушел из квартиры.
Ульяну арестовали. Мужика увезли в больницу. Герман остался один в пустой, загаженной квартире. Он прошелся по комнатам. Открыл окна, впуская свежий воздух. От былой квартиры остались лишь воспоминания. Герман подавил желание отсюда уйти. Закрыть все, как однажды это сделал. Он ехал в прошлое. В ту картинку, которая так врезалась в его память пять лет назад. Только картинка так и осталась лишь картинкой. К реальности он не был готов. Хотя, кто мог быть готов к такому?
Он зашел в комнату, где стояла старая стенка. Там вразброс лежали папки с документами. В одной из папок Герман нашел документы Ларисы. А еще разрешение на усыновление детей. Герман задумчиво потер переносицу.
– Что же с тобой случилось, малышка?
Но думать над этим не было времени. Нужно было действовать. Он и без этого потратил слишком много времени на размышления. Теперь с ними было покончено. Квартиру нужно привести в порядок. Отмыть. Переклеить обои. Убрать кухню. Выкинуть старую мебель. Расставить ловушки от тараканов. Дел было много. Зато у него впервые за долгое время появилось желание двигаться вперед. А это многое значило.
Через два часа он уже был в роддоме. Привез документы Ларисе. Узнал, что она сейчас спит. Ребенок пока находился под присмотром врачей с интоксикацией организма. Оказалось, что Лариса всю беременность пила. Это повлияло на ребенка, но шанс на то, что все обойдется все же был. Герман выслушал это спокойно. Узнал, что нужно принести для малыша и для Ларисы. Заодно передал ей телефон.
После этого он успел забежать в строительный магазин. И только тогда вернулся домой, где его ждали грязные стены. Для начала надо было отмыть полы. Убраться. Засучив рукава, Герман начал убираться.
Он не хотел думать, что опоздал. Ему еще хотелось верить, что все можно исправить. Или хотя бы попытаться. Что было год назад? Тогда он не мог уехать. Год в другой стране не мог не сказаться на компании. Ему нужно было все вернуть. Поставить на ноги. Он хотел приехать, но позже. Намного позже, когда было бы уже совсем поздно.
Поздно. Один раз он уже опоздал. Хотя мог прийти раньше, но ему было важно допить бутылку водки. Хотел упиться, чтобы забыться. Но это лишь помогло отрезветь.
Злость все же прорвалась. Он кинул веник в угол. Зажал голову руками. Знал же, что чего-то происходит! Чувствовал! Сколько он уже не мог спать? Больше года. Он не знал, сколько она провела в этой комнате? Явно не один месяц. Без помощи и надежды. День за днем она лежала на полу и ждала? Нет. Скорее всего не ждала. Помощь. Откуда могла прийти эта помощь?
Герман не стал поднимать веник. Зато стал разбирать кровать. Это хоть как-то помогло выплеснуть эмоции. Выкидывал он эту кровать уже около полуночи. На помойке он встретил соседку, которая выгуливала собаку.
– Герман? Ты вернулся? – спросила она. – Будешь продавать квартиру? Ты видел, что она с ней сделала?
– Квартиру я продавать не собираюсь. А отмыть и отремонтировать ее не так сложно.
– Если будешь продавать, то меня имей в виду. Дочка второго родила. Так что за материнский капитал мы ее купим у тебя. Как раз будем с дочкой на одной лестничной клетки жить. Это же лучше, чем с алкашней. Никогда бы не думала, что Лариса по стопам матери пойдет. Пока твоя мать была жива, то она держалась. А тут прям с цепи сорвалась. Всюду с матерью пьяная ходила.
– Спасибо за ценную информацию.
– Правильно, что ты приехал и порядок навел. А будешь искать покупателя, то имей меня в виду.
– Маш, в квартире на помощь кто-то звал?
– А что?
– Мужик седой на кухне валялся, – сказал Герман. – Полиция выясняет, что там произошло.
– Да у них вечно крики были. Эта как резанная кричала. Я сколько раз полицию вызывала. Так они приезжают. Говорят, что пьяная буянит. Ульяна с Ларисой драки постоянно спьяну устраивали. Мужиков водили.
– А полиция?
– Чего полиция? Выпишет штраф и все. Ты по поводу квартиры…
– Я не буду ее продавать, – ответил Герман.
Он вернулся домой, чтобы отнести на помойку матрас. Значит, Лариса была под влиянием матери все это время. Ей не от кого было ждать помощи. Она ее поила. Драки. И драки были сильные. Скорее всего в одной из таких драк Лариса и потеряла зубы. Или еще хуже. Ей могли выбить зубы, когда кто-то хотел ей воспользоваться.
К трем часам ночи квартира была отмыта. Грязную и сломанную мебель Герман выкинул из квартиры. И только тогда он успокоился. Сел на пол в комнате, где стояла стенка. Поставил рядом с собой пакет сока с хлебом. Достал фотоальбом. Большой и тяжелый, со старыми пожелтевшими страницами, он хранил воспоминания его матери. Всю ее жизнь. Она часто рассматривала эти фотографии. Рассказывала кто на них изображен. Но Герман никогда не слушал. Ему нравилось слушать, но не слышать. А потом ее место заняла Лариса. Когда мать заболела и потеряла речь, то ее голосом стала Лариса.
Герман отложил альбом. Потер лицо руками. Все было не то. Не так. Все должно было быть иначе. Совсем иначе.
Когда-то он думал, что все исправил. Сделал все, что было в его силах. Не мог же он тогда бросить семью. Взять на себя ответственность за чужих детей. Не мог. Он лишь спас ее. Отвел к матери, которая помогла. Взяла чужих девочек и их блудную мамашу под крыло. Герман решил, что этого вполне хватило, чтобы искупить безразличие. Безразличие тех, кто спаивал Ульяну. Кто водил ее за гаражи шлюшку, чтобы помять ее грудь, не думая, что дома девку ждут дочери. И хотя он стоял всего лишь рядом, но Герман чувствовал вину. Да. Это была именно вина. Поэтому он так и переживал. Закончив копаться в себе, Герман даже немного успокоился. Закрыл на миг глаза.
– Все хорошо. Но обманывать себя смысла нет, – прошептал он, понимая, что уснуть ему не получится.