Наконец нужный дом оказался прямо передо мной. Не позволяя себе передумать и погрязнуть в сомнениях, я решительно вдавила кнопку звонка и чуть не подпрыгнула от оглушительной трели. Нервы, нервы!
###
^Глава 3^
Открывать не спешили. Я переминалась с ноги на ногу, поглядывая по сторонам и отмечая признаки запустения. Узкие здания лепились друг к другу и на первый взгляд казались идентичными, но вот у соседей покрашены ставни, а здесь краска облупилась, и явно не вчера. Все дома щеголяли разными дверями, стараясь хоть так выделиться из общей массы, да и надёжнее это – стандартные, поставленные строителями двери вскрывались взломщиками на раз-два. На этом же явно изначальная, ровесница самого здания.
Кажется, мои родственники не боялись быть ограбленными. Тоже скрытые маги? Вряд ли, демонстрировать свои умения в столице – неоправданный риск.
Или же попросту красть у них нечего?
Когда я уже собралась звонить снова и даже подняла руку, по ту сторону двери неожиданно щелкнула ружейным затвором щеколда. Вздрогнув, я расправила плечи и приняла самый благовоспитанный и невинный вид, который можно было принять в грязном и измученном дорогой состоянии.
На пороге возникла женщина неопределённого возраста, выцветшая и бледная, как старый фотоснимок. Наши фамильные глаза я узнала сразу – слишком характерный разрез, но смотрели они на мир и меня тускло и с какой-то беспросветной обреченностью.
– Вам кого? – не слишком любезно буркнула она.
Усилием воли я очнулась от ступора и стянула с головы потрепанную шляпку. Мне все говорили, что мы с мамой очень похожи.
Кажется, так оно и есть. Хозяйка дома отшатнулась, словно увидела привидение. Пользуясь неожиданным преимуществом, я шагнула вперед.
– Моя матушка, Патрисия Шерман, умерла три года назад. Я ее дочь. Вы, случайно… – мне пришлось сглотнуть, чтобы прочистить внезапно пересохшее горло. Узнавание в лице женщины было, а вот радости не заметно. Но я собралась с духом и все же закончила фразу. – Мы, случайно, не родственники?
– Убирайтесь, – едва слышным шепотом пробормотала она, почти не шевеля губами. Я с трудом разобрала слово, и потому решила, что мне показалось. Убираться? А если я правда ее племянница или внучка? Она даже не попытается выяснить, кто я? Неужели до такой степени безразлично?
– Послушайте, я только приехала. Дорога была долгой и утомительной, – миролюбиво поведала я, делая еще незаметный шажок вперед. – Можно я хотя бы немного передохну, мы побеседуем, уверена, что произошло какое-то недоразумение. Мне бы просто хотелось немного узнать о семье мамы…
– Вон! Отродье! Убирайся вон! – женщина взвизгнула и неожиданно проворно захлопнула дверь перед моим носом, да так, что я чуть не вошла с размаху лицом в шершавую дерматиновую поверхность.
– Мы честные люди! И к вашему проклятому семени отношения не имеем! – продолжали верещать за дверью.
Я попятилась, чуть не упав с полутора ступенек крыльца. Проклятое семя? Она намекает на наши магические способности?
Мама всю жизнь сдерживалась, позволяя себе плести заклинания лишь изредка, дома, закрыв наглухо все ставни и двери. Мне, малышке, были непонятны такие предосторожности, но поскольку магия пробудилась во мне слишком рано, приходилось учиться ею владеть. Пусть мои пальцы не светятся, но летающие вокруг предметы неизбежно навели бы людей на определенные мысли. Так что я старательно, высунув от усердия язык и изредка прикусывая кончик, повторяла за мамой мысленные руны спокойствия, сдержанности и контроля.
Более сложные плетения, вроде проклятий и поиска, я изучала уже сама, матушке сил на них не хватало. Она поддерживала меня, как могла, подсказывала, когда я ошибалась, и со слезами на глазах гладила по голове, повторяя, как я похожа на отца. Он, очевидно, тоже был магом, и сильным.
Вспоминать о своем прошлом матушка не любила. Ее глаза оживали, только когда я просила рассказать про папу. Она с ностальгической улыбкой описывала его темные смеющиеся глаза, их романтические встречи и иногда вскользь упоминала, что семьи – обеих сторон – были против их брака.
Увы, как слишком часто случается в жизни – счастливого конца у истории двух влюбленных не было.
Отец героически погиб во время пожара на фабрике. Вывел множество рабочих, но не успел выбраться сам. Я видела подборку старых газет, которую мама хранила все эти годы. Самые мелкие заметки, крупные статьи, упоминания о случае, которые становились все реже и реже, пока не исчезли совсем.
Дело было громкое – тогда погибло около полусотни человек. Расследование велось долго, но в итоге заглохло. Виновных в поджоге, если он имел место, так и не нашли.
Одна из газет опубликовала фото тех, кто работал на предприятии. Я неделями всматривалась в нечеткий снимок до рези в глазах, пытаясь понять, кто из них мой отец. Матушка ткнула куда-то в середину один раз и разрыдалась так горько, что переспрашивать и уточнять я не осмелилась.
Учитывая то, что жили мы далеко от столицы и родственников я никогда не видела, логично было предположить, что «неправильный» выбор маме так и не простили. Но чтобы не пускать на порог? Не слишком ли жестко? Прошло уже более двадцати лет!
Разумеется, нет ничего удивительного в том, что в семье знали о маминых способностях и как минимум подозревали о моих. Все же чаще всего это наследственное. Но именно поэтому внутри семьи обычно своих не сдают. Мало ли, чья бабушка тоже обладала магией? Или в чьих детях она снова проснётся? И вот так, на всю улицу заявлять, что я из проклятых… это новая столичная мода?
Или же живущие в этом доме и впрямь не имеют со мной кровной связи? Но как?.. Мы же похожи!
Ничего не понимаю.
Опасно балансируя на каменной кромке, я мучилась сомнениями – пытаться пробиться внутрь? Умолять? Доказывать что-то? Зачем, женщина явно признала меня, как и я ее, чисто по внешности.
– Я вызываю полицию! – выкрикнули из-за двери истерически.
Именно этот надтреснутый старческий голос сломал мое упорство окончательно. В нем отчетливо звучал страх, который был мне слишком хорошо знаком. Страх обнаружения, страх, что тебя кто-то заметит, опознает.
Вполне возможно, это была моя бабушка. Или же тетя – я, если честно, даже не знаю, от кого именно приходили те письма. От нее? Кого-то другого, жившего с ней в одном доме? Я могла бы набросить быстрое плетение на здание, чтобы узнать, сколько там сейчас человек, но творить магию на улице – верх безрассудства.
Тем более, когда тебе угрожают полицией.
Я не стала дожидаться приезда наряда, сошла с крыльца и, привычно ухватив в каждую ладонь по ручке, поволокла багаж вниз по улице. Куда – сама толком не знала. Ноги несли меня прочь как можно дальше от негостеприимного жилища, ведомые инстинктом самосохранения. Раз уж семейство… Бывшее семейство моей матушки научилось выживать в большом городе, значит, они уверены в своей маскировке и в том, что полицейские встанут на их защиту.
Значит, здесь проще притвориться обычной, нормальной, чем в крохотном городке.
Значит, и я смогу.
Злые слезы застилали глаза. Я мотнула головой, смаргивая их, и чуть не уронила клетку. Только тогда до меня дошло, что пальцы уже онемели и я их почти не чувствую, зато щеки мокры (и вовсе не от недавнего дождя). Остановившись посреди тротуара, я поставила все вещи прямо на мостовую и откопала в сумочке носовой платок. Не пристало приличной девушке бродить зареванной!
А где, собственно, бродить?
Тут, конечно, не лес, чтобы потеряться, но и заплутать в каком-нибудь злачном районе не хотелось бы. Матушка меня часто предупреждала об опасностях больших городов. Нападут, и отбиться не успеешь…
Приведя себя в относительный порядок, я огляделась. Улица выглядела совершенно незнакомой, тот самый дом давно скрылся из виду. Где я сейчас и в какую сторону остановка, понятия не имею. Да и зачем мне сейчас энбус? Куда я поеду?
От жалости к самой себе снова навернулись слезы. Очень хотелось сесть и завыть от безысходности, но правила приличия подобного не предполагали. Да и грязновато. Потому я огляделась еще раз, повнимательнее. Район не самый богатый, следовательно, наверняка сдаются помещения. Квартиру целую я не потяну, а вот комнату – вполне. Где-то должен быть столб объявлений – у нас в городке именно так рекламировали изредка освобождающиеся помещения. Висели, правда, бумажки неделями, пока их не уничтожала непогода. Желающих вселиться и обитать в Сен-Саммерсе было немного. Мы с матушкой да еще пара семей, вот и все прибавление населения за двадцать с лишним лет, что я видела.
Никакого столба или доски я поблизости не увидела. Тяжело вздохнув, водрузила клетку на кофр и поволокла их боком, придерживая пирамиду, как давешний мальчишка-носильщик. Все легче, чем на весу.
Улица тянулась и тянулась, наконец показался перекресток с одним из «лучей». Я замедлила шаг, размышляя, свернуть ли левее, в сторону центра? Там зоны побогаче, безопаснее, но и цена за аренду поднимется в разы. А у меня с финансами не так, чтобы хорошо.
Зато работу будет проще найти.
Поднялся ветер, прошуршал мусором по мостовой, игриво поддел висевшую на решетке бумажку и стих. Я машинально скользнула взглядом по тексту:
«Сдаются меблированные комнаты…»
Повезло-то как! И цена божеская – от пятнадцати тайлеров. У меня, правда, и того с собой нет, но вдруг получится договориться о понедельной оплате?
Металлический забор, к которому прицепили объявление, разительно выделялся на фоне соседних однотипных построек. В этом районе преобладали либо небольшие, вытянутые вертикально частные домики, либо кирпичные коробки с квартирами. Заросший плющом особняк и небольшой зелёный участок, обнесённые решеткой, словно перенеслись сюда из провинции, причем старой, замшелой. Здание высилось за густой листвой солидно и величественно, и я невольно снова покосилась на бумажку.
Точно сюда?
Не похоже, чтобы владелец дома нуждался в финансах. Сад порядком запущен, но сам факт того, что он до сих пор рос, говорил о способности хозяина заплатить налог на территорию. В черте столицы – недешевое удовольствие.
Я неуверенно толкнула одну их створок. Забор был довольно высоким, ворота еще выше, почти в два моих роста, и я ожидала встретить сопротивление, но петли на удивление легко провернулись, гостеприимно открывая мне доступ на территорию. Все еще сомневаясь и оглядываясь, переступила порог и не без труда перетащила внутрь потяжелевший неожиданно багаж. Скворец в клетке отчего-то встрепенулся и выдал недовольную трель.
– Тихо сиди, – цыкнула я на него. – Мало ли, тут животных не принимают. Тогда побудешь шляпкой.
Птиц недовольно прохрипел что-то и затих. Я осторожно двинулась вперед по присыпанной мелким камнем тропинке, прислушиваясь к каждому шороху и хрусту. В саду стояла тишина. Ни пения, ни чирикания, хотя по идее все пернатые с округи должны были радостно гнездиться здесь, в островке зелени.
За спиной что-то скрипнуло. Я подпрыгнула и чуть не уронила конструкцию из багажа. Всего лишь ворота, одна из створок которых покачивается на ветру. Нужно бы какой сбор от нервов попить…
Крыльцо было широким, пусть и немного выщербленным и запущенным, а с краю поверх ступенек были приделаны две параллельные шпалы. По ширине они немного не соответствовали моему кофру, но все равно знатно упростили задачу затащить его на верхнюю ступеньку. Удобно, интересное решение. Никогда такого не видела.
Набравшись решимости, я постучала в массивную дверь… один раз. От первого же удара костяшками она качнулась внутрь и приоткрылась.
– Эй! – позвала я… кого-нибудь. Хозяина, жильца, хоть кого-нибудь живого. От мрачной атмосферы особняка у меня мурашки бегали под митенками. Может, вернуться на улицу, пока не поздно?
Над головой, словно в назидание за сомнения, прогремел гром. Небо снова затягивало тучами, темными и низкими. Снова польёт, и уже скоро. Я поежилась и решительно переступила порог. Меня незапертыми дверями и таинственными скрипами не напугать. Я сама маг! Отобьюсь в случае чего.
– Есть кто живой? – вопросила я снова в темноту холла.
– Ой, ой! – передразнило меня эхо.
Помещение было пустое и огромное, потолок и противоположная стена терялись в полумраке. Плотно задернутые занавески на окнах не пропускали и луча солнца. В неровной полосе света, падавшей из-за моей спины, можно было разглядеть мелкую черно-белую плитку, выложенную в странный асимметричный узор.
Где-то я видела уже нечто похожее.
Ритмичный скрип из темноты сбил меня с мысли, и воспоминание ускользнуло, не развернувшись толком.
Я насторожилась, вглядываясь на пределе чувств, и украдкой заготовила защитное плетение. Ох, и спать я сегодня ночью буду… если, конечно, найду, где. Никогда еще так часто не пользовалась даром.
Звуки становились все ближе, к ним добавилось позвякивание и странное, несинхронное шаркание. Скворец зашуршал в клетке, не орал, но явно подобрался, как и я.
Неведомое нечто надвигалось, медленно и неотвратимо.
На свету блеснул стальной изгиб колеса, показались обтянутые сукном высохшие колени, узловатые пальцы снова крутанули обод, задев кольцом – послышался металлический бряк.
Инвалид подкатился ко мне вплотную и замер, глядя в лицо, неловко вывернув для этого шею. Я невольно ссутулилась: всегда было как-то не по себе в присутствии таких вот бедолаг. Словно я виновата в том, что до сих пор здорова и полноценно функционирую.
– Что вы хотели? – проскрипел он наконец после паузы.
Я откашлялась, спохватившись, что и в самом деле веду себя непозволительно. Вломилась в дом, уставилась на хозяина – он же, наверное, и есть владелец, раз на крыльце установлен специальный спуск для коляски. Теперь я поняла, зачем те шпалы.
– Я бы хотела снять комнату, – произнесла я, изо всех сил стараясь звучать убедительно и по-взрослому.
Сказать по правде, никаких комнат я снимать тут уже не хотела. Вся моя суть орала благим матом, требуя убираться отсюда куда подальше, но доводы разума перевешивали.
Куда я пойду?
Шляться по улицам, напрашиваться на неприятности?
А тут вроде чисто, хозяин, опять же, наверняка не обидит и приставать не будет, как мэр Сен-Саммерса.
Если рассуждать логически, так очень удачно я зашла!
###
^Глава 4^
Инвалид молчал, нервируя меня все больше. Казалось, он не слишком хотел сдавать что-то в аренду, или же я у него не вызывала доверия как жилец? На мне, конечно, не написано, что у меня последние деньги в декольте, а новые неизвестно когда появятся, но грязная одежда и помятый вид говорят сами за себя.
– Есть у меня одна свободная, – наконец, нехотя выдавил хозяин дома. – Гостей не водить, в одиннадцать вечера двери закрываются, и откроются снова они в шесть утра. Оплата – десять тайлеров в месяц, половина при заселении вперед!
– Согласна! – выпалила я, пожалуй, слишком поспешно, но очень уж меня порадовала цена за жильё. Я-то готовилась к торговой битве не на жизнь, а на смерть, особенно в вопросе аванса. Столичная недвижимость, по слухам, безумно дорогая, даже если это всего лишь комната в полуподвале. – А животных можно? У меня птичка.
Скворец старательно чирикнул, подражая канарейкам. Суровый взгляд инвалида скользнул по чехлу клетки и смягчился.
– При условии, что он там так и будет сидеть, а не летать по всему дому, – пробурчал он с хрипотцой в голосе и легко, в одно касание развернул кресло, заставив колеса душераздирающе заскрипеть.
– Да-да, конечно! – заверила его я, за спиной скрестив пальцы. Запирать Бенджи в клетке не буду, само собой, но он достаточно умён, чтобы не улетать из комнаты. Так что считай условие выполнено – ну почти.
Мужчина был довольно стар, но не дряхл. Пусть болезнь и иссушила тело, силы его не покинули, и своеобразным транспортом он управлял весьма бодро, даже лихо. Кресло быстро исчезло из виду, затерявшись в полумраке холла, и я, схватив свой немудрёный багаж, поспешила следом. Рождающий эхо простор резко закончился тёмным коридором, в котором я едва различала стены, стараясь не войти в одну из них. Экономят они тут на освещении, что ли? Или же у хозяина болят глаза от яркого света?
На секунду мелькнула мысль попробовать диагностировать и вылечить болезнь или хотя бы попытаться помочь, но усилием воли я ее отогнала. Излишний альтруизм в моем случае может быть смертельно опасен. Пальцы у меня не светятся, это да, но если плоть под моими руками вдруг начнёт меняться и оживать, тут уж и слепой заподозрит неладное.
Кроме того, сказать по правде, лекарь из меня так себе. Даже родной матери помочь не смогла.
Споткнувшись в очередной раз, я чуть не выругалась вслух, но вовремя спохватилась. Все же долго жила одна, привыкла к некоторой свободе, особенно по части выражений, не присущих леди.
– Осторожнее. Ступенька, – запоздало пояснил хозяин дома, снова сворачивая за угол и тут же останавливаясь. – А здесь лифт.
Инвалид сообщил мне это с нескрываемой гордостью и нажал на кнопку, которая загорелась в темноте зловещим багрово-красным светом. Мои глаза постепенно привыкали к сумраку, и я сумела разглядеть выступающий вперед гигантский цилиндр с открытыми арками. Его явно достроили позднее, вмонтировав в сплошную стену, но постарались стилизовать под остальную усадьбу, дополнив резьбой и декоративными элементами.
Где-то наверху загудел механизм, и огороженная декоративным заборчиком платформа медленно и торжественно опустилась.
Подъемников я еще воочию не видела, хотя читала о них в газетах. В нашем городишке, где не было домов выше трех этажей, не устанавливали подобного. Лишние расходы! Зато в больших городах, говорят, без этих штук не обойтись. А как еще, если небоскрёбы строят под сто уровней, а то и выше? По лестницам, поди, не набегаешься.
Кнопка погасла, и старик первым вкатился на платформу, подавая пример. Я зашла не без опаски. Все же чемоданы тяжёлые, мало ли, на какой вес рассчитана конструкция – вдруг застрянем. Хозяин ткнул узловатым пальцем в одну из четырёх кнопок на панели – самую верхнюю – и над потолком снова натужно загудело. Пол под ногами дрогнул, и меня понесло вверх.
Помнится, самолевитация мне не подчинилась. Я пробовала плетение, показанное мамой, но у меня не хватило на него сил. О ней самой и говорить нечего. Тогда я расстраивалась, сейчас же меня это искренне порадовало. Нет ничего хорошего в полете (пусть и в лифте): сердце колотится где-то в пятках, в ушах гул, внутренние органы то ухают куда-то вниз, то потом подпрыгивают, когда платформа останавливается. Особенно старается желудок.
Вот тогда я поблагодарила свою финансовую стесненность, помешавшую мне поесть толком по дороге – расставаться было не с чем. А был бы внутри меня завтрак – точно бы не задержался.
В какой-то момент коробка лифтовой шахты сменилась витражом, почти как на станции. Что, вдобавок ко всем «восхитительным» ощущениям, закружило мне голову. Четвёртый этаж оказался куда выше старой яблони, на которую я лазила в детстве, считая, что покоряю горные вершины.
Уже знакомый скрип колес вывел из транса. Я тряхнула головой, заставляя себя оторваться от завораживающе-пугающего зрелища далекого пола, смутно виднеющегося в темноте. Дрожащие ноги понесли меня за бодро катящейся коляской.
Четвёртый этаж был посветлее, чем холл, с левой стороны коридора из окна лился рассеянный дневной свет, не сдерживаемый даже тяжёлыми портьерами. На фоне мрачного интерьера и закрытое грозовыми тучами небо казалось светлым и ярким.
Впереди, дальше по коридору, хлопнула дверь.
– Здесь уже живут двое, – ответил хозяин на мой невысказанный вопрос. – Люди тихие, приличные, вас не побеспокоят. Я здесь склок не терплю, если кто затеет скандал – сразу выселяю. Кстати, простите, что не представился – можете звать меня Кросс. Обращайтесь, если что-то придется не по душе!
– Да-да, конечно. Я и сама тихая, тише мыши! – клятвенно заверила его я. Сказать по правде, это моя затаенная мечта: жить так, чтобы никто не подозревал о моем существовании. Надеюсь, этот тёмный мрачный дом способен исполнить ее хотя бы отчасти. Было бы неплохо приходить сюда и закрываться у себя, зная, что никто меня не тронет. – Я Эбигаль Шерман, очень приятно познакомиться!
Моя рука сама дернулась вперед для традиционного приветствия, но поскольку она была уже занята клеткой, получилось не слишком заметно. Да и подавать руку для поцелуя хозяину дома – как-то странновато. Лучше обойтись словесными реверансами.
– Вот. Эта комната свободна, – инвалид притормозил у очередной двери и, потянувшись, толкнул ее. Та поддалась без усилий, качнулась на петлях и гулко ударилась о стену, заставив меня вздрогнуть.
Уже который раз за сегодняшний день!
Похоже, здесь просто не принято запирать двери, отметила я про себя. Что входную, что остальные. Надеюсь, изнутри хоть задвижка найдётся. Рассчитывать на порядочность местных съемщиков было бы слишком неблагоразумно с моей стороны. Лучше все же подстраховаться.
Помедлив секунду, я зашла в комнату. Заезжать внутрь хозяин не стал, но от порога подсказал:
– Выключатель слева под рукой.
Пошарив, я и впрямь нащупала небольшой рычажок и щелкнула им. Под потолком тускло полыхнули лампы, постепенно разгораясь все ярче. Неплохая система для такого старого здания. Честно признаться, исходя из царившей вокруг тьмы, я рассчитывала максимум на подсвечники, а никак не на газовые светильники.
Поставив багаж на пол, я с нарастающим воодушевлением оглядела свое будущее жилище. В том, что мы с Бенджи здесь задержимся, уже не было сомнений. Огромная комната, площадью с первый этаж нашего домишки в Сен-Саммерсе, имела высокий потолок без малейших признаков паутины, чуть погнувшийся от времени пол натурального тёмного дерева, старомодную кровать на металлических лапах с мягким подголовьем, шкаф, письменный стол и неизменные тяжёлые гардины.
– Это потрясающе! – не скрывая восхищения, воскликнула я.
Похоже, мой восторг смягчил хозяина, и он уже не так сухо посоветовал мне обращаться поаккуратнее с печкой. Я ее не сразу заметила, настолько удачно металлическая толстобрюшка притаилась за шкафом. Кривоватая труба уходила в потолок. Судя по свежим следам штукатурки, это тоже из новых приспособлений, как и лифт. Конечно, чем пускать жильцов на кухню и топить каждому камин, проще вмонтировать это достижение современной техники. И прогреет комнату, и готовить можно что-то простенькое. За десять тайлеров в месяц – вообще шикарно!
Уезжать мистер Кросс не торопился, но я не сразу поняла, почему. Спохватившись, отвернулась к багажу и, делая вид что поправляю на клетке чехол, вытащила из интимных закромов деньги. Расставаться с синеватыми бумажками было чуть ли не физически больно, но я пересилила себя и протянула их хозяину дома почти не дрогнувшей рукой. Тот кивнул, небрежно бросил пять купюр себе на колени и развернулся обратно к лифту.
Глухой хлопок двери оставил меня в одиночестве в новом жилье. От наступившей тишины заложило уши, и я пару раз сглотнула, чтобы убедиться, что не оглохла.
– Ну, с новосельем нас! – преувеличенно-радостно сообщила я скворцу, снимая с его клетки ткань. Он тихо проскрипел что-то недовольное и принялся чистить и без того блестящие перья. – Да что бы ты понимал! Целая комната, тихий район, печка, лифт!..
На последнем слове я зябко передернула плечами, вспоминая жутковатый подъем. Надеюсь, здесь есть и лестница. Даже если она заброшена – отмою своими руками, лишь бы больше не соваться в эту страшную штуковину.
Сбросив порядком намявшие ноги туфли, я подошла к гардинам и рывком раздвинула их, немедленно закашлявшись. Пыль, похоже, копилась годами. Занавеси, в отличие от прочих уголков комнаты, чистить все это время ленились. Зато по ту сторону обнаружилось не только окно, но и целый балкон! Ветки развесистой липы касались каменных перил, намекая мне, что с оценкой высоты здания я погорячилась.
Или же яблоня у нас была низкорослая?
С застеклённой дверью пришлось повозиться. Покрасили ее давно и явно с тех пор не открывали. Створки намертво присохли друг к другу, но упрямство и немного магии поправили дело. Распахнув их во всю ширь, я втянула прохладный, напоённый грозой воздух. Дождь негромко капал по козырьку над балконом, мокрые листья шлепали по перилам, и я невольно заулыбалась. Жизнь определенно налаживалась!
Вдобавок ко всему в комнате обнаружилась своя, отдельная ванная комната. Самая обычная, почти такая же, как была у нас с мамой – душ-лейка, поддон с бортиком, миниатюрный умывальник с полочкой и прочее, о чем леди не упоминают. То, что мне не придется бегать куда-то в халате по этажу, порадовало меня еще сильнее.
Нет, мне определенно повезло попасть в этот милый гостеприимный дом!
А то, что в нем темновато, мрачно и мурашки по спине бегают, так это с непривычки. Ничего, обживусь, пообвыкнусь. Не удивлюсь, если у хозяина действительно светобоязнь. Чужие привычки нужно уважать, тем более, не такие уж они и ужасные.
Откуда-то снизу донеслось пронзительное, душераздирающее мяуканье. Я поморщилась и прикрыла створки. Полностью запирать не стала – свежий воздух и порывы влажного ветерка сменили атмосферу в комнате с тяжёлой и душной на более оптимистичную. Оглядев фронт работ, я повела руками, сплетая сложную руну чистоты. Сейчас нужно было вымести не столько пыль и паутину, которых, к чести мистера Кросса, почти и не было, сколько чужую ауру. Кто бы ни жил раньше в этих стенах, после себя он оставил не слишком приятные эманации.
Признаться, не удивлюсь, если здесь умер какой-нибудь дальний родственник.
К моему величайшему сожалению, мне достался специфический дар. Матушка утверждала, что он передался мне от отцовской родни, поскольку в ее роду такого точно никогда не было.
Я остро чувствовала чужую смерть.
Помню, в день, когда маме впервые стало плохо, я сразу поняла, что долго она не протянет. Гнала от себя эту предательскую мысль, полагая ее обыкновенной слабостью, пессимизмом, страхом за близкого – единственного родного – человека. Только позже, перечитав оставленные ею записи, я поняла, что то был не приступ паники. Это впервые сработал во всю мощь мой дар.
Говорят, до Великой Смуты маги делились на категории. Кто-то подчинял себе погоду, другие плавили металлы взглядом, третьи придавали волшебные свойства предметам. Сейчас любого из них ждёт или мучительная смерть от народной расправы – с чем уже давно безуспешно пытается бороться наше правительство – либо арест и последующий суд. Чаще всего обвинение не нуждается в доказательствах: достаточно свидетельства двоих человек о том, что они видели искры на твоих пальцах или же заметили иные признаки творящейся магии.
Сказать по правде, я ни разу не слышала, чтобы осудили невиновного. То есть доносы случались, как и в любой системе: соседка не одолжила соль, обзову-ка я ее ведьмой. Только вот каким-то образом обвинителям всегда удавалось определить, истинный ли это маг. Как я ни старалась, так и не сумела понять, как именно это узнают. Матушка и сама хотела бы знать, а в газетах, увы, подобные сведения не сообщают. Но факт остаётся фактом – осуждают только действительно владеющих даром магов. По крайней мере, так говорят.
Впрочем, после честного и справедливого суда их все равно казнят. Так что разницы особой нет, попадёшься ты толпе или полиции – судьба твоя едина.
Смерть.
Потому лучше не попадаться.
Сгусток энергии, пыли и ментальной грязи, собранных мною со всех углов, с неслышным треском вылетел в приоткрытую балконную дверь и растворился в упругих струях дождя. Вода – первый помощник в очищении, в том числе и эфирном.
Устало опустив руки, я бросила мимолетный взгляд на кончики пальцев.
Тёмная кайма заполнила все ногти и тонкой чернильной сеточкой расползлась до первого сустава. Все, до завтрашнего утра мне магию использовать нельзя. Симптомы должны исчезнуть, иначе на улицу мне не выйти. Я размяла запястья, прекрасно понимая, что это ничем не поможет, разве что немного успокоит ноющие мышцы.
Нужно срочно искать работу! Через месяц с меня потребуют еще пять тайлеров, а их нет и не предвидится.
###