Как я разводила мух. Рассказы

ущелье! Ем. Смотрю предвыборную агита-

цию по плазме. Про Жириновского, жесто-

ко обращающегося со своим ослом.

Где же Адель? Что-то долго ее нет?

Заходит Адель.

– Вы так быстро с мясом справляетесь!

Я вас уже готова полюбить! Я восемь лет

мясо крошила. Вы мне так помогаете! —

приторно-ласково признается Адель, до-

тошно разглядывая размеры нарезанных

мною кусков. И мне кажется, что из ее прозрачно-

серых глаз вот-вот потекут слезы.

Пробует суп. Вскидывает удовлетворен-

но бровки и забирает кастрюлю к себе в

дом. Потом мне приходит смс-ка: «Спаси-

бо. Очень вкусно. Поели с удовольствием.

Завтра приготовьте борщ».

Ну, вот и настал мой звездный час! Зав-

тра я им покажу класс! Украинский борщ

– мой конек!

Но мой борщ, вершина моей кулинарии,

которого я сварганила целую кастрюляку,

так и остался нетронутым! Хозяевам он не

понравился. Они любят жидкие щи. А в

моем борще ложка стоит!

Мы наблюдаем друг за другом. Я за Аде-

лью. Исподтишка. Адель за мной. Шпионит.

С пультом. По плазме. Лежа в подушках на

диванах зала-студии. Я передвигаюсь по

поместью, и каждый мой шаг фиксируется

видеонаблюдением.

Собаки сыты. Сидят во дворе, скучают.

Падает снег. Шерхан ловит пастью снежин-

ки. Гордик тяжело направляется ко мне. Он

тучный, закормлен и с трудом бегает.

Я кидаю им оранжевый мячик, найден-

ный на подоконнике летней кухни. Хочу

развеселить их. Шерхан бросается к мячу.

Но Гордик рычит, становится в боевую

стойку и прячет мяч в пасти.

Выходит на крыльцо Адель.

– Мария! Не надо давать им мяч! Ни в

коем случае! Мы этого не делаем! Они при-

выкнут по газонам топтаться! Или начнут

грызться, и их тогда только водой надо бу-

дет разнимать. В эти моменты вы им, смо-

трите, не попадитесь. Иначе они могут, не

разобравшись, и разорвать. Мои знакомые

все удивляются, как это у меня два кобеля

вместе живут! Вот же, выдрессировала, – с

гордостью говорит Адель.

Мячик я уже не бросаю собакам. Но мне

их жалко. Они скучают, ничем не занятые.

Никто с ними не играет. И хозяйка кричит

на них, когда они начинают бегать по за-

снеженным газонам. Бесцельное существо-

вание. Только кормежка три раза в день.

Я не выдерживаю и, пока хозяева па-

рятся в бане, бросаю каждому псу по па-

лочке, взятой в дровнике. Псы не сразу

понимают, что им надо делать. А потом

носятся остервенело по двору, заливаясь

счастливым лаем. Палочки раздроблены в

пыль. И мне не надо заметать следы моего

самоуправства.

Моя жалость к собакам вышла боком.

Мой пример оказался заразителен. Гордик,

более шаловливый, нежели Шерхан, ста-

щил вязанку дров и уселся грызть их на за-

снеженной клумбе.

Адель увидела эту картину и вышла из

дому с плеткой в руках. Она жестоко била

Гордика и кричала на него. Он лежал на

брюхе, поджав уши и обхватив лапами мор-

ду. А плетка мелькала в воздухе со свистом,

беспощадно. Под Гордиком на белом снегу

образовалась трусливая желтая лужица. И

я, чувствуя себя виноватой, убегаю подаль-

ше, чтобы не видеть этой печальной сцены.

За сетчатым забором, позади дома, гро-

хочет горная река. Чистая, каменистая. Я

прижалась к сетке, глядя на воду и горы.

Скоро весна! Будет солнце! Сойдет снег

с гор, и они станут зелеными. Можно будет

купаться в этой реке. А в хозяйском озере у

беседки растает лед и покажется наконец-

то рыба Фаина.

Звонок на мобильный. Это моя подруж-

ка Мэрилин фон Брунненштрассе из Гер-

мании!

– Привет, Маруся! Как ты там, в творче-

ской командировке? Роман начала? Мужа

хозяйского соблазнила?

– Ни то, ни другое.

– Ты чего, работать туда поехала? Я бы

на твоем месте…

Машка никак не уймется! Свою карьеру

писательницы она начала с детских стиш-

ков. В Германии, в маленьком городке

Кляйнштатте, уже вышли три ее книжки.

Для детей.

Но ни денег, ни мировой славы Машка

пока не добилась. Хотя была уверена, что

ее детские стишки скоро переведут милли-

онными тиражами на все языки мира. И,

может быть даже, издатели купят у нее ав-

торские права! Пожизненно. Как у Андрея

Куркова, известного везунчика!

Машка не унывала. Она бегала по шко-

лам и детским садам, договаривалась о

встречах с сопливыми детишками, своими

читателями, и их родителями. Она писала

красочные объявления. Клеила их на стол-

бах, в центре Кляйнштатта. Приглашала

горожан на платные «лезунги» – чтения.

За пять ойро! Однако на «лезунги» народ

упорно не желал ходить.

– Наверное, все дело в моем имени! – ре-

шила Машка.

И придумала себе звучный псевдоним.

Мэрилин фон Брунненштрассе. Частица

«фон» – для пущей важности. Признак

дворянского рода, владеющего богатыми

и могучими княжествами или графствами.

Типа, писательница вам не халям-балям!

Не лаптем щи хлебает! А голубых кровей.

Хотя чваниться новоиспеченной дво-

рянке было абсолютно нечем: ни земель, ни

замков у Машки, эмигрировавшей в Гер-

манию из Казахстана, не было. Был дом на

несколько семей, который Машкиной се-

мье выделило государство в аренду. А ря-

дом с домом – сиротливый старый колодец.

«Бруннен» по-немецки.

Вот Машка его и приватизировала. В

своей новой фамилии.

И сейчас по немецкому Кляйнштатту

разъезжает на велосипеде настоящая Мэ-

рилин фон Брунненштрассе. Владелица,

блин, колодца. В городке Машку все уже

знают. От мала до велика. Улыбаются ей

при встречах, когда она выписывает на ве-

лике за «бротхенами» с маком и повидлом.

Но стишки так и не покупают, жадюги!

– Наверное, стихи для детей – это не со-

всем мое, – сделала как-то открытие Маш-

ка. – Может, мне на роман замахнуться?

– Ну, замахнись! Все может быть! Рома-

ны имеют коммерческую ценность.

– А про что роман-то лучше написать?

– Ну, лучше, наверное, про любовь! Са-

мая благодарная тема.

Так Машка с моего благословения при-

нялась за роман. Сменила читательскую

аудиторию. От детишек к их родителям. И

наваяла шедевр под названием «33 эроти-

ческих сна».

– Мария! Закройте собак в вольере! —

кричит мне Адель. – Пришел Радик. Впу-

стите его. – И видя мое недоумение, уточ-

няет: – Это наш дворник, таджик.

– Гастарбайтер? Я не одна такая! – сры-

вается у меня.

– Мы снимаем таджику дачу рядом, —

рассказывает Адель. – Собак мы всегда за-

крываем в вольере, когда он приходит. Не

хотим собак к нему приучать. Не доверяем.

Закрыть собак! Легко сказать! Эти зве-

рюги уже у ворот. Чуют чужого. Напряже-

ны. Я беру «вкусняшку». Свиное ухо. И бо-

дро кричу псам.

– Пацаны! Смотрите, что я вам дам! Ах,

как это смачно! Гордик! Шерик!

Псы неохотно идут на ухо. От еды их уже

воротит. Их уже ничем не удивишь, ника-

кими вкусняшками.

Скорее они идут на мои эмоционально-

восторженные слова. Я бросаю свиные

уши каждому в кормушку, жду, когда со-

баки неохотно зайдут в вольер, и быстро за-

крываю за ними калитку на засов.

Заходит дворник. Лет пятидесяти сухо-

щавый азиат. Взгляд вопросительный. Ми-

гом считывает мою социальную принад-

лежность. По страшненькому прикиду и

синему в горошек переднику. Смотрит без

одобрения. И даже высокомерно.

Я чисто из вежливости здороваюсь пер-

вой. Таджик отвечает на приветствие и тут

же удивленно спрашивает:

– Вы собак не боитесь?

– Не-а… Они ласковые, как кошки.

«Полоумную домработницу взяли», —

вероятнее всего, подумал таджик. И тут

же меня припахал. Заставил включить ру-

бильник у ворот. Открыть окно в бойлер-

ной, выключить горячую воду в кране у

дровника. А я, по наивности, услужила. С

какого-то переляку. То сделала, то откры-

ла, то включила. Хотя это его работа.

Я прытко бегаю по поместью, с готов-

ностью выполняю указания таджика. И

вдруг отчетливо понимаю, что меня тупо

используют. Будто я подписала договор об

оказании бытовых услуг этому таджику.

И понимаю, откуда ноги растут. Таджик в

доме уже два года. А я новенькая. Как сол-

дат первогодка. И тут дедовщина! А может,

просто ревность? Или азиатская хитрость?

А снег валит! Целый день. Мой гостевой

домик уже в белом плену.

Таджик расчистил двор от сугробов, про-

рубил лопатой дорожки от барского дворца

к воротам. Заваленный снежными горами

вход в мой домик оставил нетронутым. И

мне пришлось самой откапываться.

Адель худеет. Ничего не ест. Пьет толь-

ко соки фреш, которые я выжимаю каждое

утро из яблок, моркови и тыквы. Диабет

тут ей обеспечен, если верить Елене Ма-

лышевой с ее программой «Жить здорово».

Мне тревожно за Адель, и я, скинув с себя

обличье кроткой филиппинки, говорю ей

об этом.

– Я сама знаю, как мне жить, – высоко-

мерно осаждает мой пыл Адель.

И изнуряет себя на тренажерах. В спорт-

зале. Потом становится на весы, разочаро-

ванно смотрит на цифры. Сбросила всего

триста граммов. Ревностно всматривается

в меня и… предлагает мне взвеситься. У

меня – минус два килограмма. Я таю на

уборке дома.

Мы наблюдаем друг за другом. Мне она

уже понятна. Я же для нее, кажется, еще

загадка. Колбасы-сосисок не ем, от ветчи-

ны отказываюсь. Творожки в глазури игно-

рирую. Сгущенку и майонез с презрением

отвергаю. Насмотрелась «Среду обитания»!

Только здоровая пища!

Адель в недоумении.

Мы с ней в бассейне.

Я вылизываю бассейн. Шваброй с мах-

ровыми забубонами.

Бассейн шикарный, цвета белого золота.

Вода в нем – словно идеально обработан-

ный голубой топаз. Потолки высокие, как

в храме. Подсветки с бриллиантовым бле-

ском. Колонны величественные. Как зим-

ний кавказский хребет за высокими окна-

ми бассейна.

Адель кайфует в бассейне. Устраивает

показательные заплывы. В одну сторону

брасом. Назад кролем. И уже плывет на

спине. Демонстративно фыркает, нежится

в теплой глади, распластавшись лягушкой.

Я не люблю воду. Наверное, в прошлой

жизни я была «Титаником».

Фендебоберная махровая швабра, ку-

пленная вчера за тысячу рублей, все время

ломается. Спадает с ручки. И мне прихо-

дится помногу раз налаживать ее хитрый

механизм. Дорогие игрушки для богатых

лохов! Дурят наш народ, как хотят.

Адель все плавает. Я все на швабре

летаю.

А с потолка шикарного бассейна падает

штукатурка. По дорогим стенам и окнам

струится потный конденсат. А по углам

расползается зловещий грибок, любитель

влажности. Что-то не так сработали строи-

тели. Халтурщики!

Адель потеет во французской маске,

спрятав лицо в махровое полотенце. Она

лежит на диване в шелковых подушках.

Тут же ее Гена, в синем халате и с сигарел-

лой в зубах. Пялится в телевизор.

Я потею, протирая лестницу из ценно-

го бука, на трех этажах господского дома.

За эту буковую лестницу хозяева отвали-

ли миллион рублей. А она хрупкая и кро-

шится, как вафельные пирожные. На ней

уже оставлен четкий след от тапочка Гены,

как символ искренней веры хозяев в кри-

стальную честность строителей. И теперь

по лестнице все ходят бережно и босиком,

делая основной упор на поручни.

Сейчас я на уровне зала-студии, где раз-

леглись хозяева. Пот с моего лица льется

струями. Как конденсат по стенам их бас-

сейна. Поры открыты, кожа очищается!

Лицо сияет. Лучшая очистка для кожи,

между прочим! Натуральная.

Бутафорские очки сползли с моего мо-

крого лица. Косынка спала. Длинные шоколадно-

карамельные волосы рассыпались

по плечам. Мое бесформенное серое платье

из «Хуманы» сегодня в стирке. И я в узких

розовых брючках и в голубой футболке.

Чувствую, что он на меня смотрит.

У меня выражение лица предупредительно-

исполнительное, как и подобает настоя-

щей филиппинке. Маска, которую я не

снимаю уже почти месяц. У него… Да хрен

его знает, какое у него! Я не смотрю в их

сторону. Мое дело – швабра! И я продол-

жаю беззвучной и незаметной тенью пере-

двигаться по их дому.

Собакам от говядины и форели уже тош-

но. Они едят вяло и равнодушно. Я украд-

кой бросаю им сухарики и сыр. Но и от это-

го у них никакой радости.

Шерхан вообще воротит морду от миски.

И с любопытством наблюдает за черной

птицей с длинным оранжевым клювом, ко-

торая повадилась питаться с собачьего сто-

ла. И уже прописалась у вольера, на раз-

весистом дереве, а завидев меня, начинает

требовательно кричать, широко раскрывая

свой яркий клюв. И мне будто слышатся ее

каркающие слова:

– Маруся-я-я! Да-а-ай сыра!

Птица нагло ходит прямо у собачьей

морды, клюет только сыр «Пармезан», а су-

харики игнорирует. Разборчивая! И ухом

не ведет, что лишь миг – и она может по-

теряться в пасти волкодава.

Что это за птица? Я открываю ноутбук и

ищу птицу с оранжевым клювом. Она! На

фото – наша наглая приживалка. Это чер-

ный дрозд. Надо придумать ему кличку.

Коль уж он приручился и меня за свою хо-

зяйку принимает. Пармезан! Чем не клич-

ка для дрозда?

Адель вернулась из спортзала. Набега-

лась по дорожке. Красная и раздраженная.

И от нее пахнет «Ариэлем». И только в лет-

ней кухне воздух свежий. А на улице он

хрустальный.

Хозяйка собралась в город за покупка-

ми. Таджик Радик моет ее машину.

У Гордика сегодня день рождения. Адель

спрашивает меня, чего я хочу из еды.

– Да спасибо. Все есть. Разве что конфет

дешевых.

Адель молча уставилась на меня. В ее

глазах я читаю недоумение, злость и даже

обиду. И мне кажется, что вот-вот слезы

польются из ее прозрачно-серых глаз.

– Мы даже своим кошкам никогда ниче-

го дешевого не покупаем.

Вечером Адель принесла мне в летнюю

кухню два пакета с дорогими шоколадны-

ми конфетами. А собакам – куры-гриль в

серебристой фольге. И торт из фуагры. Псы

нюхнули торт и отвернулись.

Да, уж!

Таджик со мной не здоровается. Мужик

называется! И я делаю вид, что в упор не

вижу его, занятая своими обязанностями.

Я в доме. Он во дворе. Но мы все же пере-

секаемся, и эти встречи неприятны мне. Он

хмур и неприветлив. И умудряется почти

каждый день припахать меня. По мелочам.

А мне как-то неудобно отказать.

Два гастарбайтера в барском доме, объе-

диненные одним рабским положением, от-

кровенно враждуют!

И я начала закрывать дверь своего го-

стевого дома на ключ, чтобы хитрый азиат

не подбросил мне чего-нибудь из хозяйско-

го дворца. Украшения дорогие, например,

швейцарские часы или мобильные теле-

фоны, разбросанные по всему дому. Чтобы

не подставил меня. Он в дом не заходит, но

моет машины в гараже, который под домом.

И там есть вход в цокольный этаж. Если за-

хочет – проникнет.

Надо же! Увидел во мне, приехавшей

из Украины, даже не ровню, а человека,

еще ниже по уровню жизни. И, как всякий

холуй с психологией раба, начинает меня

принижать. Грузить. А перед хозяевами —

на задних лапках.

Интересно за всем этим наблюдать. Ско-

ро хозяева свалят в Москву.

Как будут разворачиваться события, и

не представляю. Надо красиво выйти из

этой ситуации. А то я себя знаю. И ментов

на него могу натравить, и вольер забыть за-

крыть… Если меня все это достанет. Но тог-

да меня выпрут досрочно. А мне еще полго-

да надо ишачить за квартиру.

Адель меня предупредила, чтобы я тад-

жику не говорила, что я из Украины. Иначе

участковый с меня будет брать по пятьсот

рублей за нелегальное трудоустройство.

С меня возьмешь! Шиш! Адель еще не

знает, что этот участковый пойдет у меня

по статье за вымогательство.

Ой! Опять занесло меня! Я тут «хто»? Я

же филиппинка, безмолвная, безропотная

и беззащитная! Качать права? Какие пра-

ва? На баррикады с метлой и поролоновой

губкой? Смешно!

Сегодня у нас был шоппинг. Ездили в

Геленджик. Сначала Адель выложила кру-

глую сумму за спортивную одежду в мага-

зине «Адидас». Набрала курточек с мехом,

без меха, костюмов спортивных, обувь. За-

валила пакетами весь салон машины. Она

любит марки «Найк», «Пума», «Адидас».

Это я уже просекла, с утюгом в обнимку. И

по безмозглой стирке.

Почему безмозглой?

Стирка беспощадная, ежедневная. Ма-

шинка работает постоянно. Все новые вещи

через несколько стирок становятся секонд-

хендом. Черный шарфик «Адидас», кокет-

ливо повязанный на шее Адель при встрече

в аэропорту, уже прокрутился в центрифу-

ге несколько раз. Потерял вид и форму. И,

как и многие вещи, был выброшен в мусор.

Не удивлюсь, если таджик, отвечающий

за чистоту мусорного контейнера, шлет

стабильно гуманитарную помощь к себе на

родину.

И по синему небу над Кавказским хреб-

том стройным косяком летят брендовые

шмотки в Таджикистан. К его жене и тро-

им детям.

И зачем так часто стирать! Будто шахте-

ры в доме живут!

У Адели в цоколе три гардеробные ком-

наты. Они напоминают небольшие бутики.

Для обуви. Одежды верхней. Одежды ниж-

ней. Адель может часами перебирать свои

вещи. Пока я здесь же, в цоколе: выглажи-

ваю шнурки, махровые салфетки и прочую

кухонную сволочь.

Прихоть хозяйки. Это чтобы шустрая

работница без дела не сидела!

После «Адидаса» мы едем в торговый

центр. Адель швыряет в тележку все подряд.

Пачками и коробками. Не глядя на ценни-

ки. Ананасы, манго, икру, соки, шоколад,

колбасы, сыры и другие деликатесы.

– Я сервелат лично для вас беру. Я его

не ем, – снисходительно обращается ко мне

Адель.

– Я тоже колбасу не ем, – парирую я.

Хозяйка меняется в лице, кажется, оби-

делась. И вот-вот слезы навернутся на ее

глаза.

Адель заполнила почти доверху тележку

продуктами и взяла… вторую тележку. Для

бытовой химии, швабр и метелок. Победо-

носно вскинула на меня свои прозрачно-

серые глаза.

– Это уже персонально для вас.

Меня передернуло от этого. И я отошла к

тележке с колбасой.

На кассе Адель выложила сумму, рав-

ную моей месячной зарплате.

Я не комментирую. И комментировать

тут нечего. У ее мужа налаженный бизнес в

Москве. Дома высотные строит. А мой муж

родной выстраивает затейливые пирами-

ды. В постели. С новой женой. И мне по-

хвастаться нечем. В отличие от Адели.

Мне даже показалось, что Адель дела-

ет все демонстративно. Красуясь передо

мной. Я никак не реагирую. Тратить день-

ги на такое количество ненужного товара!

И на продукты сомнительной пользы! Глу-

по. Даже если у тебя миллионы! Тем более

когда ты на диете! И изнуряешь себя каж-

дый день на бегущей ленте в спортзале.

Лучше бы вкладывала деньги в свое об-

разование. Вузов Адель не заканчивала.

Замуж выскочила в шестнадцать лет. За

одноклассника. В семнадцать родила дочь.

Анжелику.

Анжелику я видела издали, два раза. Мы

с ней не пересекались. В семь утра она уез-

жает в колледж, в Геленджик. А приезжа-

ет в девять вечера. Возят ее водители. Их у

них трое.

За рулем по дороге домой Адель начала

откровенничать!

– Я никогда ни дня не работала. Муж

меня любит. Это уже третий джип, кото-

рый он мне дарит. И никогда не предупре-

ждает. Все держит в секрете. Этот «Порше

Кайен» он мне подогнал к дому. И по теле-

фону попросил выглянуть в окно. Между

прочим, стоит двести тысяч долларов. Ма-

ленькая женщина рождена для любви. А

большая – для работы, – хвастливо поды-

тожила Адель.

Я, кажется, смутилась от таких слов. И

инстинктивно вжалась в сиденье молочно-

шоколадного салона. В сравнении с ма-

ленькой Аделью я не была Дюймовочкой.

– Адель! В доме повешенного не говорят

о веревке, – осмелела я.

Она не поняла моего замечания. Так

же, как не поняла меня, когда я сказала

ей на днях, что положила ключи от гара-

жа в «Джоконду». На кустарной коробке-

ключнице с портретом Джоконды золоты-

ми буквами было написано «Мона Лиза».

Не удивлюсь, если Адель только с коробкой

для ключей ассоциирует Мону Лизу.

Кстати, Адель боится потерять мужа.

Она мне рассказала о своей подруге, кото-

рой уже сорок лет и которую муж бросил

с двумя детьми, сменив на молодуху, при-

званную реанимировать способности му-

жика к постельным сценам.

Вот уж этот никчемный рыцарь! Камин-

ный аксессуар, жлобской атрибут многих

домов. И какой только мошенник-кустарь

выпустил его на рынок! И сам безрукий! И

славного рыцаря подставляет. С этого же-

лезного изваяния все время падают то со-

вок, то щетка, то это примитивное приспо-

собление для угля.

И мне все время приходится нагибаться

и вставлять за плечи рыцаря эти унижаю-

щие его причиндалы. А они все равно па-

дают на мраморный пол, да так звонко, что

три хозяйские кошки, сидящие на диванах,

содрогаются и смотрят на меня недовольно

и почти с презрением.

Сегодня понедельник. И я вновь выли-

зываю дом. В субботу только навела блеск

и красоту. Но за один день он опять зарос

грязью.

Бесполезный труд! В доме кошки. Они

линяют. Их шерсть летает в воздухе и плот-

ным покровом оседает на все. На мебель, на

одежду, на самих хозяев. Хозяева этого не

замечают. Кошки спят в хозяйских посте-

лях, валяются на диванах.

Впечатление, будто это их дом. Кошкин

дом! А хозяева у них в приживалах!

Была бы моя воля, я бы этих кошек…

Побрила бы на лысо!

Какая воля! Я филиппинка. И молча вы-

катываю с барской одежды кошачью шерсть

специальными липкими валиками, кото-

рых у Адели целый ящик в шкафу. А она,

подлая, – шерсть кошачья, – все летает.

Я сказала Адели, что борьба с шерстью

– курам на смех, если в доме три кошки. И

что здесь нужно что-то кардинальное.

Адель тут же умчалась в город. И при-

везла из магазина специальное средство.

Шерстеулавливатель. Под названием

«Вьюга-7». Это нечто похожее на малень-

кий пылесос размером со средний фона-

рик. Только на конце этого чуда техники

не только лампочка, но и широкая труба.

Направляешь трубу в воздух, включаешь

свет-прожектор и видишь, как шерсть ко-

шачья стройным косяком завьюживается в

этот шерстеулавливатель.

Самый лучший пылесос среди фонари-

ков! И самый лучший фонарик среди пы-

лесосов!

Я только диву даюсь. И не лень ей моз-

ги парить по всяким этим мелочам жизни.

Лучше бы выпустила этих паршивых ко-

шаков во двор, а сама Ремарка почитала.

Валяется книга в дорогой обложке на ее

стеклянном столике. Закладка на четыр-

надцатой странице. Уже месяц.

Я наблюдаю за ними, и вывод такой.

Они недавно обрели богатство! И Адель с

удовольствием исполняет роль хозяйки

большого дома, купившей на время домра-

ботницу из братской Украины и дворника

из солнечного Таджикистана.

Жизнь господ скучна. Они зависят от

дома, заваленного барахлом. И смысл их

существования, кажется, состоит только в

том, чтобы обслуживать этот дом руками

чужих людей и наблюдать за этими людь-

ми по видику.

Ну, пойдут поплавают в бассейне, ну по-

парятся в бане, ну погоняют по бегущей

ленте в спортзале, ну телек, ну шоппинг. И

все.

Скука!

Еда варится здесь в большом количестве

и не съедается. На второй день все летит в

мусорный контейнер! Тупой перевод про-

дуктов. Собакам человеческую пищу не

дают.

Я, кажется, перестала бояться собак. И

песни украинские пою уже не для них, а

для себя. Хотя с алабаем Шерханом все же

осторожна. Он хитер, как настоящий азиат.

Но, верю, Гордик защитит! Он не подпуска-

ет Шерхана ко мне ближе, чем он сам подпу-

скается мной ко мне, все норовя потереться

своим жирным бочком об мои колени.

Я открываю вольер после ухода двор-

ника.

– Пацаны! Выходите! На свободу с чи-

стой совестью!

Первым выбегает Гордик, грузный, не-

поворотливый, с трудом переваливается на

мускулистых лапах. Тычется носом мне в

ладони. Глаза преданные, влюбленные.

Я беру чесалку и чешу ему спинку, жир-

ные бока. И Гордик от удовольствия начи-

нает смешно попискивать.

– Ах ты, свинюка толстая, боров шелу-

дивый! Нравится, когда я тебя чешу! Ну,

хрюкай! Громче! Хрюкай!

В такие моменты Шерхан тут как тут.

Тоже хочет побыть свинюкой. Но Гордик

ревностно оберегает меня от его свинских

притязаний.

Тут по местному телевидению я узнаю,

что в Краснодарском крае решено сжечь

всех свиней. Оставить лишь по три сви-

ньи в личных хозяйствах. Для этого была

привлечена прокуратура и другие силовые

структуры.

Официальная причина такой крайно-

сти? Борьба с африканской чумой. А на

самом деле, как возмущается народ, дело

в банальной конкуренции. У губернатора

края большой личный свинокомплекс.

Так что в нашем хозяйстве полный по-

рядок. Всего две свинюки. Но зато какие!

Муж Гена все время валяется на дива-

нах, вместе с черным котом Митяем. И вся

его одежда, его мобильные телефоны, по

которым он контролирует свой бизнес в

Москве, все в черной кошачьей шерсти.

Ну, нравится мужику шерсть! Крепка,

видно, его генетическая память! Не дале-

ко эволюционировал он от своего перво-

бытного предка, облаченного в шерстяные

шкуры забитых зверей.

И мне так и хочется прокатить по Гене

липким валиком или направить на него про-

жектор шерстеулавливателя «Вьюга-7».

Гену не слышно. В доме командует

Адель.

Такие радости жизни.

У нас мелкий теплый дождик, от которо-

го почему-то смылся весь нос у гипсового

льва на парадной лестнице. Отвалились

пласты воздушного лепного декора на фа-

саде дворца. И откололся большой кусок от

белой колонны, подпирающей дворец.

Странно! Такое впечатление, что лев, ко-

лонны и лепнина не из гипса, как говорит

Адель, а из песка и известки.

Трава уже зеленая. Скоро весна!

Я летаю с пылесосом по дому. Я в одной

футболке. Все окна нараспашку. В доме

нет ни одной батареи. Все тепло от пола с

подогревом. Тут жарко везде. На каждом

сантиметре пространства.

А у меня на Позняках зимой дубак! Ка-

кой же я была самоуверенной, когда не

платила за вечно холодные батареи в своей

квартире! Считала глупостью выбрасывать

настоящие деньги за фальшивые услуги.

Тепло не доходило до моего шестнадца-

того этажа. Квартира промерзала так, что

голуби, заср… пардон, заселившие техэ-

таж, замерзали на лету и гулко падали на

бетонный пол, с которого был украден уте-

плитель еще строителями «Киевгорстроя».

Мы со Светкой-соседкой зимогорили в

дубленках турецкого производства и в чу-

нях из шерсти овец, выращенных в эколо-

гически чистых горах Закарпатья. В мо-

менты наших чаепитий пар клубился не

только от чашек с горячим чаем, но и от мо-

розного воздуха в наших квартирах.

А в актах, составленных комиссией из

нашего правления, значилось, что темпе-

ратура в наших квартирах соответствует

всем нормам. Хоть помидоры парниковые

выращивай! И нежных колибри разводи!

Неудивительно! Комиссия во главе на-

шего председателя Вовочки Черняева яв-

лялась стабильно в апреле – когда уже

была аномальная жара. А вызывали мы ее

еще в морозном феврале – когда в кварти-

рах наших зуб на зуб не попадал.

Адель нашла пыль на стойке с бильярд-

ными шарами. Я как-то не обращала вни-

мания на эту стойку, висящую на стене.

Она ткнула меня носом довольно грубо.

– Тут тоже надо протирать! Стойку, кий

и шары. Смотреть за всем надо.

Я тут же, нащупав дулю в кармане, ляп-

нула небылицу:

– Купите средство специальное.

– Какое еще средство? – оживилась в

любопытстве Адель.

– «Бильярдин №3». Средство для чистки

бильярдных шаров.

– Да-а? Не слышала о таком. Завтра же

поеду в город и куплю.

Адель вернулась из города в расстроен-

ных чувствах. «Бильярдина №3» нигде не

оказалось. Она фанатично объездила все

магазины Геленджика в поисках этого ми-

стического чистящего средства. И, кажется,

уже задолбала Гену, требуя узнать у знако-

мых в Москве про «Бильярдин №3».

– В Москве уж он точно есть, этот «Би-

льярдин №3»! – самоуверенно говорит ма-

ленькая Адель. И у них с мужем начинает-

ся из-за этого грызня.

Побеждает Адель. Женщина-командор.

Я меняю постель на господской кровати.

Интересно, Адель изобретательна в любви?

И мне вспоминаются детали романа

«33 эротических сна», автором которого

была моя неугомонная подруга из Герма-

нии Мэрилин фон Брунненштрассе. Сме-

нив сопливую аудиторию на озабоченную,

Машка наваяла супернетленку. И тут же

скинула мне роман на почтовый ящик:

«Прочти его и честно скажи свое мнение.

Только честно!»

Вечером я открыла свой ноутбук и ушла

с головой в роман.

Роман был про любовь. Хотя нет! Скорее

про эротику. Или про порнуху? Хрен его

поймет! Тут уж надо быть экспертом, чтобы

разобраться. Выявить зыбкую грань между

эротикой и порно…

Роман назывался «33 эротических сна».

Идею романа Машка взяла из собственной

жизни. Как-то она купила в комиссионке

кровать. Кровать красивая, украшенная

на спинках коваными фигурками людей,

птиц, животных. Но кровать чужая. По-

держанная. Неизвестно, кто на ней спал,

с кем и как, что чувствовал, как мыслил и

кем вообще был.

В итоге Машке начали сниться на этой

кровати эротические сны.

Каждый день, вернее, ночь ей видел-

ся новый сон. Машка просыпалась утром

счастливая и удовлетворенная. Сны были

настолько интересными, с такими драмати-

ческими любовно-сексуальными перипе-

тиями, что Машка начала их записывать. И

даже блокнот и шариковую ручку привяза-

ла к кровати, чтобы всегда были под рукой!

Так у нее и получился роман. «33 эроти-

ческих сна». Кровать вдохновила!

Вещи имеют свою биоэнергетику, кото-

рая может передаваться и влиять на чело-

века, предупреждают ученые. Вот и не верь

им после этого!

Пересказывать содержание романа

– дело неблагодарное. Сами понимаете.

Лучше всего купить роман. У Машки. С

ее сайта. Набрать в Интернете ее звучный

псевдоним – Мэрилин фон Брунненштрас-

се. И дело в шляпе. Блин, в колодце!

Честно высказать свое мнение о романе

у меня не получилось. Я похвалила произ-

ведение коллеги. Конечно. А что делать?

Критика только убивает творца. Обламыва-

ет ему крылья. А нам же так летать охота!

«Забавно, не избито, скандально… – с

трудом подбирала я банальные слова. —

Молодец! Давай дальше, в том же духе! От-

тачивай перо!»

Но, очевидно, Машка усомнилась в моей

искренности и дала почитать свой шедевр

соседям по дому – геру Клапссу и его жене

Пауле. Законопослушные бюргеры пенси-

онного возраста, которые всегда умильно

с Машкой раскланивались, а гер Клапсс

даже шляпу снимал.

Когда бюргеры прочли Машкин шедевр,

они тупо перестали с ней здороваться. Осо-

бенно категорично фыркала и воротила

свою пуританскую физиономию бюргерша.

При виде Машки. А сам гер Клапсс на Маш-

кины наивные вопросы по поводу вдруг

резко сменившегося настроения ответил:

– Фу! Как можно такое писать? Вам не

стыдно?

Я запуталась в этом тяжелом, с рюша-

ми пододеяльнике. Самая унылая работа

по дому – менять чужую постель. Тяжкие

у помощницы по хозяйству обязанности!

Белье, подушки в роскошных французских

шелках и кружевах. Огромная кровать из

дерева, украшенная резьбой и фигурками

амурчиков.

Интересно, с какой стороны спит Гена?

Где его место? Я интуитивно определяюсь,

что Гена спит у стеночки.

Ну конечно же! Муж женщины-командора

спит всегда у стенки. Об этом сви-

детельствуют и характерные солнечные

разводы на крыльях узорчатых бабочек,

порхающих по матрасу на половине хо-

зяйки. Маленькая женщина рождена для

любви…

На половине Гены бабочки на матрасе

первозданные. Лучше бы Адель купила на-

матрасник, чем «Бильярдин №3»!

Нельзя так перениматься чужой энер-

гетикой. Мне до утра снились эротические

сны. Может, Машкина бешеная кровать

навеяла. А может, затейливые бабочки на

матрасе Гениной постели.

И летали мы с Геной всю ночь по небу на

его джипе. И пели-плясали желтые звезды

с нами в унисон. И пела песню луна, дын-

ная долька, кокетливо прыгая по забору и

хитро щурясь на нас.

Адель – в бассейне. Гена – на диване. Я