Дневник Магдалины, найденный дворником Мишей. Роман в рассказах

ЖОРА ПРАВОСЕК НА КНИЖНОЙ ЯРМАРКЕ

Ура! Я снова в Киеве! Мы с Люськой идем на книжную ярмарку! Я- книжками своими спекульнуть. У меня изданы два сборника рассказов. А Люська – со мной за компанию. Зайчика своего Люська снова отправила на Камчатку. Выживанию учиться. Люська, как всегда, вырядилась во все розовое. Даже ее соболиные брови розовым отсвечивали. И мужики с правого сектора, которых было полно в Украинском Доме, столбенели, видя розовую Люську. Один такой правосек, с оселедцем на голове, по имени Жора и прицепился к нам. Кофе угощал с шоколадками, с Люськи глаз не сводил. За пару часов совсем ручным стал. Оказывается, этих вояк набежало в Украинский Дом вовсе не за книжками. Просто накладка вышла. Годовщину Майдана отмечали здесь. Официальные люди в микрофоны официальные речи толкали. Медали на грудь вешали воинам. За отвагу на фронте. Короче, сидим мы с Люськой и Жорой Правосеком за столом, шоколадки уплетаем. Книжками приторговываем. А книжки на русском языке туго идут. Некоторые, особо гоноровые панночки, разобрав русские буквы на обложке книги, отпрыгивают от нашего стола, как ужаленные.

– Чего это народ шарахается от наших книг? -дивится Люська.

– Так они ж на вражьей российской мове! – комментирует Жора. – Сейчас русским здесь будет тяжко. Что бы жить здесь, надо очень любить Украину!

Смотрю, Люське Жорины слова не понравились. А на сцене вдруг ка-а-ак гаркнут: " Смерть Российской Федерации!» Мы с Люськой ка-а-ак подпрыгнем! На Жору гладь. А тот глазками моргает, котиком прикинулся, Люську за коленку хвать. Вот, вот, мурлыкнет. Тут Люська ему и дала в ухо. Не за коленку. За «смерть Российской Федерации».

– Разве народ России виноват, в том, что происходит? – кричала Люська, барабаня розовыми пальчиками по лысой Жориной голове, с оселедцем.

А тут начался концерт. И молоденькие панянки, из Закарпатья, играя оголенными плечами, запели ужастики.

«Тече річка Тиса, в ній московська кров, москалів ми били, будем бити знов…»

Жуть! Я смотрю на Люську. Она на меня. И тут Жора Правосек услужливо переводит нам итак ясный текст.

– Течет река Тисса, славная река Западной Украины. По ней течет кровь наших российских братьев. Но мы непримиримые враги. Чего бы вы нам не говорили…

Тут Жоре Правосеку и досталась от Люськи еще порция тумаков. За кровожадность…

Завтра мы снова встречаемся на ярмарке.

Жорка обещал коньяк с марципанами притащить.

ШПИОН ИЗ ШОТЛАНДИИ

Народу на книжной ярмарке море! Не протолкнуться. А говорили, что интерес к бумажной книге поугас…

Падает на мой стол с книжками мужик, сбитый толпой читателей. Такой статный мужик, интересный. Разговорились. Оказалось, это Стив. Сер из Шотландии. Без хилта. В джинсах, в приличном кашемировом пальто. Говорит на русском почти без акцента.

– Шпион, что ли? – спрашиваю я его.

– Нет! – смеется шотландский мужик.– Инженер я!

Минут 40 мы с ним живо общаемся. Хохочем. И кажется, знаем друг друга уже сто лет.

Купил он аж четыре моих книжки. Наверное, из вежливости – для таких же русскоязычных шотландцев. Потом за кавой с чоколадками сбегал. Не мужик, мечта! Потом грустно взглянул на меня и говорит, что если жена его раньше него «дуба даст», то ему будет скучно и некому картошки почистить. И мне тоже стало грустно. Мне он так понравился… Но я честно пожелала его жене долгих лет жизни! Мы попрощались.

– Но, если вдруг, что.., то я готова картошку вам чистить! – кричу я сдавленным голосом ему вдогонку. Он, кажется, не услышал.

ПАРОВОЗ ДЛЯ ШЕВЧЕНКОВЕДА

Появляется у моего столика дедушка. Седой, гордый, на меня не смотрит. А с ним его жена. Оба гладенькие, ухоженные, какие -то не такие, не наши. В руках дедушки стопка книг в количестве 10 штук. Кладет он книги на край соседнего стола, где развернулось одно известное украинское издательство, впритык с моим столиком. Дедушка писатель-биограф. Шевченковед. Продает авторские экземпляры под флагом своего издательства. Жизнь свою потратил на описание подвигов другого человека. Наваял за свой век аж 37 разных шедевров об этом украинском божке, за что Отечество не дало ему ни квартиры, ни машины. В Отечестве, кстати, куча объектов, носящих имя Шевченко. Площади, вузы, кинотеатры, парки, журналы… Но полного академического собрания сочинений гениального украинца до сих пор не издано. За три битых часа, что дедушка маячил перед моим столом, загораживая мою витрину, ни один его шедевр не продался. Его черноглазая жена-муза сидела тут же, печальная. И мои опусы, спрятанные его спиной от глаз читателей, перестали улетать. Делать замечания маститому коллеге мне было не по себе. Надо было найти выход.

– Хотите, я продам ваши книги? Быстро? – предлагаю я ему. Шевченковед гордо глянул на меня и… согласился.

Не буду открывать секретов. За 15 минут я продала все 10 томов с портретом крепостного поэта. Дед и его жена только переглядывались. Пока биограф писал на моем столе длинные пожелания счастливым читателям, закрывая собой мои книги, я общалась с его женой. Оказывается, они живут в Израиле. Живут хорошо. Своя квартира, машина. Она еврейка. Он украинец. Познакомились в Киеве.

Когда продавать было уже нечего, дедок засунул свою гордость подальше и сказал мне, что эта его книга самое важное событие в его жизни.

– Самое важное событие в вашей жизни – это ваша жена, как паровоз, на котором вы смогли выехать в супердержаву.

– Это да! – согласился шевченковед.

НЕ ЕВРЕЙ, ЕСЛИ НЕ НАДУРИТ

Нарисовался у моего столика странный читатель, на книжку пялится, мнется, видать, хочет ее бесплатно заполучить. А сам такой интересный, в приличных очках, в глазах ум!

– Я без денег. Сегодня суббота. А нам, нельзя в руки деньги брать… А у вас такая книжка! И фамилия..! Наш человек!

– Возьмите! – Тяну я ему книжку. – Только завтра принесете мешок денег.

– Не принесу. -Сокрушается мужик. – Но, может, я вам чем-то сгожусь? – и протягивает мне визитку. Заслуженный художник Украины, член корр.., и т. д.

Кем бы ни был еврей, не еврей он, если ближнего не надурит.

ПРИВЕТ ОТ ВРУБЕЛЯ!

И снова около моих книжек интересный читатель. Виновата, каюсь! Моя фамилия вводит приличных евреев в заблуждение. Читатель, -имя его Марк, – оказался доктором-психиатром из больнички Павлова. Это та самая обитель для душевнобольных, где лечился еще Михаил Врубель, фресками и иконами которого расписан Кирилловский храм при этом богоугодном заведении.

И вот мы с этим Марком начали обстоятельное общение, как два представителя древнего рода. Я уж не стала выводить его из заблуждения и нудно объяснять, что в нашем тесном с ним кружке только один еврей. Дело вообще не в этом.

С тревогой поведал мне Марк о плачевном положении его подопечных. 40 бабушек с диагнозом «старческое слабоумие» томятся за решеткой и в духоте. А на другом этаже 40 дедушек, с таким же вердиктом карательной психиатрии. Никуда она родимая не делась! Была и продолжает быть! Несмотря на многочисленные комиссии… Все решают те же деньги от любимых наследников! Персонал из 2-х медсестер на улицу пациентов не выводит. Опасно! Массовое падение и вывих шейки бедра. А дорогие родственнички, которые могли бы выгулять кровных предков в саду, на зеленой лужайке, вообще не появляются. Кстати, сдают бабушек в психушку именно они: внучки, дочки, невестки. За ради личного комфорта и квадратных метров.

Профилактики старческого слабоумия, как заверил доктор Марк, нет. Так, что длинная очередь в психушку бесконечна. Из тех же дочек, внучек, невесток… И выход из психушки, в отличии от тюрьмы, только на погост.

ПЕРЫШКО ГОЛУБИНОЕ

Я дома. Нежусь в ванной с морской солью. С молочно-яичной маской на лице. Расслаблена. Мне надо быть красивой, молодой.

Я же писательница! Правда, еще неизвестная. И что бы кожа на лице была сияющей, нежной.

Что бы, например, издателю Красавчикову из «Холио» понравиться. Или братьям Стефуриным, из издательства «Саммитбух». Ведь, факт очевиден. Не только тексты, но и сам автор должен быть интересен!

Нежная, теплая вода, как котенок, ластится, обнимает меня пушистыми лапками. Настроение возвращается. И я понимаю, что смогу сегодня одолеть две страницы нового текста про любовь.

И вдруг я чувствую, что к моему лицу, впитывающему полезную витаминную смесь, приклеилось голубиное перышко.

Ну, кто сказал, что голуби – это птицы мира? Голуби – это пираты в перьях. Они без спросу воркуют у меня над головой.

Буд то бы у них на то есть разрешение общего собрания собственников! А сами они полноценные члены нашего ОСМД. И вносят ежемесячные членские взносы через нашу бухгалтершу Наталью Ворушкину. Фамилия-то какая говорящая! Чесслово это я не придумала, у нашей бухгалтеши именно такая фамилия!

Но я опять не о том! Меня ж иногда заносит!

Голуби-это летающие монстры. Они зас… елили техэтаж, над моей квартирой. На бетонном полу техэтажа вместо покрытия из стекловаты, украденного еще строителями «Киевгорстроя», лежит толстый слой пастилы из голубиного помета.

Мы со Светкой – соседкой видели это своими глазами. Хотя наш председатель Вовочка Черняев врет, что это не так. Он вообще, на черное говорит, белое.

И так всегда. Стоит мне забраться в ванную и блаженно занежиться в пенной глади, как тут же серые перья воркующих монстров начинают падать в воду через вентиляционную вытяжку.

Хорошо хоть, трупы голубей не плюхаются в ванную!

Мое романтическое настроение омрачено. Я резко встаю, смываю с себя яично-перьевую маску и сажусь писать… жалобу. В администрацию нашего Дарницкого района. Какие уж тут романы про любовь?

УБИТЬ СОПЕРНИЦУ

Но они, эти романы, некстати возникают!

Живет в моей квартире ореховый шкаф. Давно живет. Его имя «Лера». Так и написано на пожелтевшей этикетке, намертво приклеенной к его ореховой спинке -«Лера».

И все бы ничего! Орех – порода ценная, сейчас такой не просто купить. Это тебе не шпон или фанера! И постояльцы на полке серванта -тоже ценные: С. Моэм, Э. По, С. Довлатов, Чехов, Леша Курилко…

Но «Лера» омрачает мне настроение. Всегда, когда я прохожу мимо шкафа. Дело в том, что барышня с таким же именем, Лера, увела у меня…, ну, не будем о грустном…

Конечно, выкинуть на мусорку эту ореховую Леру я порывалась. И там подпалить ее..! И даже хотела уже молоточком для отбивания мяса разнести ее стеклянную физиономию. Меня ж иногда заносит!

Но орех! Ценная порода! Рука не поднялась.

Синей пастой я жирно зачеркнула имя «Лера». И написала… свое имя. Магдалина. Да. У меня такое. Редкое имя. Папа у меня из тех западных краев, где Магдалин, как собак недорезанных. Где славная река Тисса. И гоноровые панночки. Но, легче мне не стало.

Моя соседка, розовая Люська, притащила темно-розовый фломастер и, щедро замазав предыдущие надписи, вывела – «Люся». У Люськи особый, жизнерадостный цинизм!

Опять не полегчало!

– Надо изменить сервант до неузнаваемости, кардинально! – дала совет психолог Наталья Сергеевна, сидящая на городском телефоне доверия.

Тогда мы перекрасили «Люсю» в розовый цвет. Соскоблили приклеенную этикетку с прежними женскими именами. Присобачили новую.

А на ней нацарапали: «Жора Правосек».

Это Люськин новый ухажер, человек мирный и покладистый. Почти пушистый. Зайчика то своего Люська снова отправила. На Камчатку. А так бы нацарапали Зайчик! Знаете, чесслово, стало немного легче.

Уж лучше в доме пусть поселится розовый мужик «Жора Правосек», чем стервозная бл… Лера, не к ночи будет сказано!

А с «Жориком» мы живем теперь дружно. И когда Люська забегает ко мне с ее любимым шоколадным «Бейлисом», то мы кокетливо чокаемся ликерными рюмками и с ореховым розовым «Жорой».

ЖЕРТВА СЕРИАЛОВ

К жалобе по голубям у меня есть и фото. Раздобыть его было не просто. Техэтаж запирается на замок. И председатель Черняев настрого запретил пускать туда жильцов. Хотя техэтаж, крыша и весь дом-это наша совместная общая собственность. Мы, – объединение совладельцев многоквартирного дома, -ОСМД. Ключи от техэтажа хранятся у консьержек, вахтово десантирующих к нам из города Нежина Черниговской губернии.

Вчера дежурила тетя Валя. Но мы перехитрили ее. Светка, напустив на себя неподдельную тревогу, поведала тете Вале слезную, почти мыльную историю. О том, что ее небесно-голубого цвета косынку, подаренную ей московским женихом Гарри, сдуло ветром на крышу. А жених Гарри вот-вот приедет ночным поездом… Тетя Валя, которая сутками пялится в сериалы, поверила. И ключи выдала тут же. Втайне от председателя.

Мы пробрались на техэтаж и увидели тучи голубей, их гнезда и трупы. И разбитые стекла подслеповатых окошек, откуда и лезут к нам настырные птахи.

Все эти факты мы сфотографировали. И вернули ключи консьержке Вале, с головой уехавшей в сериалы. Врать, конечно, некрасиво…

КОРЫТО ОТ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Во дворе мы встретили дядю Мишу, дворника. Он нам такое рассказал! Оказывается, над дырой в крыше у нас стоит большое цинковое корыто. Для улавливания дождя. И когда корыто наполняется водой, дядя Миша его сливает, прямо с высоты 16 этажа. Зорко следя, что бы в этот момент никто под домом не шастал. А мы-то думали, что Черняев крышу залатал! После наших жалоб. Но, когда дядя Миша забывает о своем высоком назначении, корыто переполняется дождем, и дождь врывается в наши квартиры. И по стенам текут голубиные ручьи и реки.

Светка сама жалобы не пишет, но подписи ставит, хотя с большой неохотой. Она знает мстительный характер Черняева.

И наивно верит угрозам господина Шакальского. Выселить ее из ее собственной квартиры.

А вот я жалобы пишу. Это лучше, чем морды бить! Цивилизованнее хотя бы!

У меня жалоб и ответов на них, скопилась хренова туча! Целый шкаф. Ответы – в ста процентах одни фонари. То есть позорные отписки. На безалаберность председателя Черняева. На ледяные батареи. На текущую крышу. На голубей. А в ответ получаю фонари. «Факты в вашей жалобе не подтвердились».

Все копии жалоб и «фонарей» пронумерованы. Лежат на полочках в шкафу. Стройными высотками. В файлах.

Тут я хочу сказать еще пару слов. Об истории моего шкафа. Но звонит Люська.

О шкафе я расскажу через главу.

ЖОРА-ПРАВОСЕК ЛУЧШИЙ КОСТОПРАВ

Звонит Люська и кричит, что пальчик на ноге свихнула. Мы вызвали такси до крыльца поликлиники и поковыляли на прием к травматологу. Ковыляла Люська, свихнувшая большой палец на ноге. Ну, а я ей пособничала. Подпрыгивать на препятствиях. На ее свихнувшемся пальце красовалась лангетка розового цвета.

Мы нарисовались перед кабинетом травматолога к часу дня. Очереди нет. Ждем, ждем врача… А прием уже закончился. И нам говорят, что в два часа будет другой врач. Мы не особо огорчились. Все равно первые!

К двум часам наковыляло столько травмированных! Человек двадцать. Короче, прошло 10 мин., 20, 30, а врача все нет. Народ с ногами-руками на перевязи ждет, молчит, сопит, терпит…

Я порываюсь открыть кабинет, но очередь протестует. Типа, не злите медиков, здесь только по вызову.

Все такие безропотные, послушные… Ощущение, что попали мы с Люськой в овечье стадо. 35 минут, 40…

Я бросаю Люську и в кабинет. А там две медсестры. Кроссворд разгадывают.

– Прием то будет? Врач где? – интересуюсь доброжелательно.

– Ждите за дверью, женщ-щина! -рекомендуют мне так же, с добром.

– Так сколько ждать? Расскажите пациентам, когда будет врач. Может, он тоже ногу свихнул по дороге к нам?

– Как вы с нами разговариваете? Женщ-щина! Ждите приема! Соблюдайте правила. Врач тоже человек, мог и опоздать, – тараторит медсестра.

– Да не женщ-щина я!

– А кто? – вытаращились сестры.

– Пациент! Ну, у вас и бардак..!

– Во всей стране бардак!

– Вы не правы! В бардаке порядок!

Пришлось подняться в кабинет главврача. Я такого красавца живьем никогда не видывала! Киногерой! Кларк Гейбл! И что он здесь делает? А мудр! Как Каспаров!

Понял он меня с полуслова и тут же по телефону так вставил этим медсестрам… Велел им выйти в коридор, извиниться перед пациентами и сообщить, когда будет врач.

А тут и врач нарисовался. Цел и невредим.

Но мы с Люськой к нему не пошли. Пока я к начальству бегала, Люське палец вправил… Жора Правосек. Он примчался в поликлинику, узнав по телефону, где Люська.

Она гордо представила мне свой обновленный палец. И своего спасителя, назвав его фамильярно.

– А вот и Жора-Правосек!

И вечером мы втроем встречаемся в L-Кафе.

А мне так главврач понравился…

ИСТОРИЯ ОРЕХОВОГО ШКАФА

Так, вот, о шкафе. Шкаф у меня замечательный. Вместительный. И достался мне он не просто. У меня был любящий муж. Офицер. Вы уже знаете, что его увела Лера. Я ей простила. И даже не вырвала ни волоска из ее головы. Ну, захотела она чужого мужа! Так, что же? Драться с ней? Если человеку что-то очень надо, отдайте! Не мелочитесь. Проявите акт милосердия! И серебряные подсвечники вдогонку дайте! Как в «Отверженных», у Гюго. Пусть пользуется!

Но я не о муже. Я все еще о шкафе. Меня ж иногда заносит!

Мы жили в гарнизоне. Рядом с китайской границей. Шкаф привезли в военторг. Вместе с другими дефицитами. Тазиками, терками и прочим барахлом. В пять утра набежала очередь из жен офицеров. Распоряжалась всем жена майора штаба полка-Лариса Ивановна. Когда открыли магазин и подошла моя очередь, я отказалась покупать… тазик или терку. Все это уже было в хозяйстве. Я пожелала ореховый шкаф «Леру» из Югославии. И даже высказалась за нарушение моих прав. Тогда Лариса Ивановна акцентированным голосом майорши, – то бишь, жены майора, – начала поучать меня.

– А вы, вообще, молчите! У вас муж еще лейтенант!

Не видать бы мне этого шкафчика, как своих ушей, но меня выручила Людка Крупнова, моя соседка по лестничной площадке. У Людки подошла очередь на мебель. Но она отказалась от шкафа в мою пользу. Хотя шкаф этот был ей просто необходим.

В трехкомнатной квартире Людки Крупновой одна комната была отдана под склад. Ее муж Коля имел должность прапорщика, начальника вещевого склада полка! В комнате было все: от постели до портянок. Насыпью, с пола до потолка.

ЛЮБОВНИЦА В ПЕСЦАХ

Людка по широте душевной угощала и меня казенным имуществом. И сама красовалась в пальто из ткани от парадной шинели, с белым песцовым воротником до талии. Песца тоже добыл ее верткий муж Коля. Людка очень гордилась этим нарядом, хотя, постоянные отлучки ее мужа из гарнизона в соседний поселок Хороль, печалили ее жизнь.

Людка начала подозревать присутствие соперницы. Как-то села она в автобус и поехала. В соседний поселок, следом за мужем Колей.

Ой! Зря она это сделала. На ловца и зверь бежит! Что она увидела? Ее прапорщик Крупнов обнимался с женщиной! Но не это сразило Людку. На женщине было точно такое же пальто из парадной шинели. С белым песцом до талии!

С каким остервенением Людка вцепилась в того песца! Он был изорван в клочья. И восстановлению не подлежал. Сама же соперница мало пострадала. Если не учитывать синяка под левым глазом.

По этой причине Людке уже не нужен был этот югославский шкафчик.

Она собрала своих троих детей, отпрысков прапорщика Крупнова, и уехала к матери, в Набережные Челны.

А КТО-ТО СОБИРАЕТ МАРКИ

Теперь шкаф стоит в моей киевской квартире. А в том шкафу..? Собрание фонарей! Фонари, как фонари! Самые обычные. В духе нашего времени. Кто-то собирает марки. А я фонари. И даже подумываю открыть выставку «Фонари города Киева».

А за голубей ответишь!

«Не рой яму другому, сам попадешь в нее». Народ наш мудр и дальновиден. И дались мне эти голуби! Стоило мне накатать жалобу о голубях, председатель Черняев тут же подал на меня очередной иск в суд. На демонтаж моего утеплителя из пенопласта!

Нашел же, нашел, подлец, зацепку! Недаром он пялился на мои окна! Высмотрел все таки нарушение Закона об ОСМД!

Мы со Светкой недавно утеплили свои квартиры пенопластом со стороны улицы. Жить в в дубленках как-то не очень удобно. Но, как жалуется суду председатель, мы не спросили у него разрешения на это. И члены его правления о нашем пенопласте ни слухом, ни духом! И тем самым мы нарушили и Закон про ОСМД. И новый устав нашего объединения. А так же эстетику дома – общей нашей совместной собственности. Да! Жить по Закону об ОСМД не сладко!

Светкин пенопласт председатель проигнорировал.

Буду у Светки греться зимой.

ГОСПОДИН ШАКАЛЬСКИЙ И ПЕНОПЛАСТ

Охранник Дарницкого суда Юра, с туберкулезным румянцем на лице, заморенный запахами канализации, укусами комаров, тучами летящих из подвала суда, не взглянув на мое удостоверение, равнодушно пропустил меня. Своя уже!

Я направляюсь к кабинету судьи. И тут же сталкиваюсь нос к носу с Шакальским.

Настоящее имя господина Шакальского Вадик Хоруженко.

Но Шакальский ему больше к лицу. Глаза у него черные, буравчиками, вот-вот, просверлят тебя насквозь. Мордочка хищная. Сам верткий, как штопор, все крутится-дергается мелким бесом, поблескивая лысиной. Вежлив он до тошноты.

– Здравствуйте, Магдалиночка! – Говорит он, вкрадчиво, с почти демонической ухмылкой.

– Не волнуйтесь так. – Отвечаю я.– Не логично желать мне здравия и одновременно судиться со мной. Зная, что в моей квартире холодрыга и потому я утеплилась пенопластом.

Шакальский сахарно улыбнулся.

Мои доводы о тонких стенах ледяной квартиры молоденькую судью не вдохновили. Ее не тронули даже живописные картинки, щедро нарисованные мной яркими пастозными мазками. О собачьем холоде, турецкой дубленке и закарпатских чунях. Не разжалобил даже архаичный Светкин чепчик. На фоне трусов и маек соседей с нижних этажей.

Судья была не прошибаема. Она полулежала в высоком кресле из дерева, с гербом страны, в которой и происходят эти события.

Ее модельная фигурка в синем, в кружевах костюме. А поверху – длинный жаркий жилет из голубого песца. Строгая судейская мантия сиротливо выглядывает из казенного шкафа.

Судья отрешенно внимает мне. Ей скучно. Наверное, мысленно, она где-нибудь в Берегово, в милых сердцу Карпатах, в термальных источниках. Она, такая молодая, полная жажды жизни, нежится в горячем бассейне под открытым небом туркомплекса «Жайворонок». А на ее голову падают структурные снежинки. А рядом наворачивает круги мускулистый, молодой мужчина, партнер по жизни или путешествиям.

А тут какой-то пенопласт! И взорванный суд… С комарами.

Ой, нет! Лучше назад, в термальный источник! В негу и блаженство!

Личико судьи приняло выражение безмерной услады.

Бровки поднялись к нежному розовому лбу. Пшеничные длинные волосы своевольно рассыпались по плечам. Золотистый обруч съехал с головы. Она прикрыла глаза. И мне показалось, что судья уснула. А когда ее припудренный носик начал уверенно выводить трели и рулады, я поняла, что не ошиблась.

Но тут злючий голодный комар впился в ее нежный розовый лобик.

Вихрь суровых реалий безжалостно вернул судью из сказочного Берегова назад, сюда, в зал заседания Дарницкого суда города Киева. К пенопласту. И к Шакальскому.

Судья привычным движением руки прихлопнула комара на своем лбу. Поправила обруч на пшеничных локонах. Поежилась. И окончательно вернулась к пенопласту.

В зале суда стоял собачий холод. А само здание хоть и было взорвано много лет назад каким-то смельчаком, да так до сих пор и не было отстроено заново. И потому отопление в суде вообще отсутствовало. А по коридорам и залам заседаний, несмотря на декабрь месяц, летали полчища злых комаров.

Судья поежилась, зевнула, подула на свои руки и вынесла решение: привести наружную сторону дома, в границах моей квартиры, в первоначальное состояние. Путем демонтажа пенопласта.

Кому охота глубоко заныривать в затхлое болото ОСМД! Куда приятнее плавать в чистых водах! На пару с мускулистым мужчиной.

Шакальский окинул меня взглядом победителя. Небось, за эту победу председатель ему деньжат отсыпет!

Сраженная таким решением суда, я направилась к выходу.

Охранник Юра, искусанный комарами, заморенный тяжкой долей, равнодушно выпустил меня из суда.

Решение суда пришлось выполнять.

Пенопласт я демонтировала при помощи двух промышленных альпинистов, тех самых, которые мне и утепляли холодную квартиру всего месяц назад.

– Выгодный вы клиент! – пошутили худосочные альпинисты.

А Шакальский теперь имеет рабочее место в нашем доме, рядом с кабинетом Черняева.