Кольцо эльфийской работы

– Не переживай, я не дам скучать нашему гостю, – со смехом кинула мне вслед сестра.

В этом я не сомневалась, видя, каким азартным огнем горят ее глаза. Мне даже стало немного жаль Конрада, который вряд ли сможет устоять перед пышным обаянием красавицы в самом блеске юности. Уже к вечеру он вольется в недружный коллектив ее поклонников и будет выпрашивать малейший знак милости.

Однако, уходя, я спиной ощущала его внимательный взгляд.

Отец с каменным спокойствием выслушал мой рассказ о происшествии и пообещал поговорить с Себерном. Мальчишки есть мальчишки, особенно вечно задумчивый Дуган, но их наставник не должен выпускать ситуацию из рук. Я удостоилась от него краткой похвалы за быстрые и правильные действия, после чего была отпущена к матушке.

Аторна Хильда жаловалась на головную боль, но тем не менее выпытала у меня самые мельчайшие подробности случившегося, а потом разразилась возмущенной речью, обвиняя всех, кроме ее любимых сыновей: и Себерда, который должен был следить за детьми, и Конрада, который не придержал пса, и меня – видимо, за компанию, и самого атора, в клане которого творится одни боги знают что. Я заварила ей травы и ускользнула под первым же пришедшим на ум предлогом, зная по опыту, что подобные сетования могут продолжаться до самого вечера.

Меня ждала Нита с перевязкой. Бушевала тетка Бруна, потрясая пустой миской, из которой озорные мальчишки стащили печенье. Плакала служанка, потянувшаяся поправить венок над камином, но не удержавшаяся и упавшая вместе с украшением. На улице гомонили мужчины, вызванные сколотить столы и подготовить костры для праздника и требовавшие ценных указаний.

Ближе к обеду стали приходить женщины с приготовленной снедью и украшениями. В Длинную Ночь аторна традиционно выбирала самый красивый венок и вручала счастливой победительнице ленту золотого цвета. Но еще задолго до вечера придирчивые жительницы начинали критически оценивать произведения соперниц, равно как и доказывать преимущества именно своего рецепта приготовления блюда. Иногда дело заходило слишком далеко.

Мне пришлось потратить много сил и времени, чтобы разнять двух кумушек, поспоривших из-за стружек для копчения леща. Одна с пеной у рта утверждала, что лучше всего вишневые, вторая, с той же степенью настойчивости – можжевеловые.

Добившись, наконец, порядка и спокойствия, пообещав тетушкам, что вечером попробую рыбу у каждой и вынесу свой вердикт, я устало направилась к дому и вдруг натолкнулась на кого-то.

На мужчину. Который не дал мне упасть, бережно придержав за плечи.

– Конрад, – подняв голову и опознав спасителя, извиняющимся тоном проговорила я. – Прости, я не заметила. – И, посчитав инцидент исчерпанным, попыталась вывернуться и уйти. Он только сильнее сжал мои плечи.

– Литта, я искал тебя.

– Почему? – несказанно изумилась я. – Неужели ты заскучал в обществе Бриджет?

– Нет, почему, – усмехнулся он. – Твоя сестра способна болтать круглые сутки, не давая вставить и слова.

Мы оба одновременно взглянули на Бриджет, стоявшую неподалеку в обществе подруг и с очень недовольным видом посматривавшую на нас.

– А ты хорошо разобрался в ней, – заметила я. – Так зачем ты искал меня?

– Мне хотелось поговорить с тобой, – бесхитростно признался Конрад.

– Со мной? – почему-то переспросила я и встретилась с ним взглядом. Конрад не шутил и не улыбался, и его взгляд будил во мне что-то неизвестное, прячущееся в глубине моего сердца. Я внезапно осознала, что готова до конца жизни вот так стоять, чувствуя, как меня обнимают горячие мужские руки.

– С тобой, – повторил Конрад. – Я везде искал тебя, но никак не мог найти. Все говорили, что ты только что была здесь, но уже ушла.

Наваждение слетело. Я вспомнила, что до заката осталось совсем мало времени, а сделать требовалось еще очень много.

– Литта, подожди, – не отпустил меня гость. – Мне казалось, со всеми домашними делами должна справляться аторна.

– Обычно так и есть, – вздохнула я. – Но аторна Хильда после рождения младшего сына целиком посвятила себя воспитанию детей и не может отвлекаться на простые хлопоты, с которыми могу справиться и я.

Как раз в этот самый момент мимо нас пронеслась банда моих братьев. Келмар, кажется, изображал злого колдуна, поскольку измазал себе лицо сажей (я сделала мысленную заметку проверить, насколько хорошо он ее смоет) и таинственно завывал, а остальные с радостными воплями удирали от него.

– Воспитанием, – понятливо кивнул Конрад. – Ну да. Но ведь есть еще и твоя сестра. Почему она не помогает тебе?

Единственное верное объяснение состояло в том, что Бриджет, как законная дочь, считала себя главной и не утруждалась нудной рутиной, но как раз это я хотела оставить при себе.

– Потому что мне не нужна ее помощь, – пробормотала я, пытаясь вывернуться из объятий Конрада. И наткнулась на злой и колючий взгляд Бриджет.

– Но твой отец должен понимать, что такая красивая и талантливая дочь недолго будет украшать своим присутствием его дом?

Мягкий голос Конрада окутывал теплом, лаской и наносил удар за ударом по и так уже израненному сердцу. Меня даже не утешили слова о красоте и таланте, что бы там гость под этим не подразумевал.

– Мне на самом деле пора, Конрад, – вздохнула я, на этот раз успешно вывернувшись, и убежала, чуть не сбив с ног Эдрика. Перед глазами почему-то все расплывалось. Я протерла их, с удивлением обнаружив, что пальцы стали влажными.

– Литта, ты плачешь? – не поверил своим глазам Эдрик. – Кто тебя обидел? На тебя напал злой колдун?

– Никто, просто пылинка в глаз попала, – быстро успокоила я его. – Прекратите бегать у всех под ногами. Не ровен час, кто-нибудь упадет и расшибется, а мне некогда еще и вас лечить.

Банда восторженно заорала, поймав «колдуна». Эдрик бросился к братьям. Я, подобрав юбку, заспешила в дом.

Спину мне прожигали сразу два взгляда: пристальный мужской и озлобленный – женский.

Солнце неумолимо скатывалось за горы. Площадь перед Большим Домом опустела: люди разбрелись по домам. Женщины – одеться сами и проследить, чтобы мужья и дети выглядели прилично. Мужчины – пропустить кружечку эля, разогреваясь перед Длинной Ночью. Дети – подчиняясь суровым матерям, грозящим оставить их дома в случае непослушания.

Я последний раз оглядела накрытые на улице и в доме – для тех, кто не хочет мерзнуть – столы, развешанные украшения и проверила, что в каждом костре лежит растопка, чтобы они загорелись сразу ярким и пышущим жаром пламенем. Вроде бы все так, как нужно.

– Литта, тебя Бриджет ищет, – подбежал ко мне Годд. Я безуспешно попыталась разгладить вихры на его макушке и поправила воротник рубахи.

– Иду.

Бриджет нервно ходила по комнате, при движении рассыпая искры от драгоценностей на платье.

– Литта, – начала она, как только я показалась на пороге. – У тебя есть зелье, делающее кожу сияющей и молодой. Я знаю, ты варила его матушке.

– Да.

– Принеси его.

– Бриджет, – удивилась я. – Зачем тебе? Ты и так молода и красива.

– Принеси, – резко повернулась ко мне сестра, и что-то в ее тоне на корню уничтожило всякое желание спорить с ней.

– Хорошо, как скажешь.

Я взяла в своей комнате баночку и передала ее Бриджет, молча наблюдая, как она осторожно накладывает пальцами на лицо тонкой слой мази, а потом придирчиво изучает свое отражение. Нечего и говорить, зелье сработало замечательно. Кожа словно бы светилась изнутри, голубые глаза стали еще голубее и приобрели загадочный блеск, а на нежно-розовом личике запунцовели пухлые губки.

– Вот так, – удовлетворенно заметила сестра. – Я красивее ее. И лучше одета. И происхожу из знатного рода. Все мужчины сегодня будут смотреть на меня.

– Бриджет, – ошеломленно позвала я. – Ты с кем разговариваешь?

Сестра, словно бы только что осознав, что не одна в комнате, порывисто обернулась.

– Ни с кем! – выплюнула она. – А ты почему здесь стоишь? Иди одеваться, чтобы отец не умер от позора!

Она сунула баночку мне в руки и буквально вытолкнула за дверь, с грохотом захлопнув ее. Я потерла пальцами виски, пытаясь уложить в сознании то, что сейчас произошло. Бриджет ревнует? Меня? К Конраду? Потому что все остальные молодые мужчины клана обращали на меня внимания не больше, чем на соседскую собаку. Чушь какая-то. Конрад как приехал, так и уедет. Мы больше не встретимся, разве что весной, на встрече кланов, и жизнь пойдет своим чередом.

Но тем не менее во мне крепла уверенность, что чувства Бриджет возникли не на пустом месте. Конрад явно предпочитал мое общество, а не ее. Неважно, что он завтра уедет. До этого горестного момента еще уйма времени, и я намеревалась получить все сполна от каждой минуты.

В конце концов, мне тоже семнадцать лет. Пусть я не такая красавица, как сестра, но и не уродина, на которую сочувствующе поглядывают женщины и тычут пальцами мальчишки. У меня есть свое красивое платье. И да, я тоже могу намазаться заветным зельем.

Когда солнце уже едва виднелось из-за гор, в мою дверь постучался Колин.

– Литта, ты готова?

– Да, – откликнулась я и вышла.

– Ух ты, – протянул брат, восхищенно разглядывая меня. Я и сама себе нравилась.

Светло-голубое платье, отделанное песцом, доходило до щиколоток и красиво облегало фигуру. Тонкую талию обвивал вышитый мною пояс с неизменным ножом на бедре. Удобные сапожки, тоже отделанные мехом, как и легкая шубка, не дадут мне замерзнуть всю Длинную Ночь. Кожа нежно сияла, аквамариновые глаза горели странным огнем, а уложенные короной волосы делали меня выше. Нитка аквамаринов спускалась до высокой груди, и такие же камни отсвечивали сине-зеленым огоньком в серьгах.

– Пойдем, отец уже спрашивал, где ты, – опомнился Колин и, схватив меня за руку, потащил вниз.

Как выяснилось, ждали не только меня. Бриджет тоже еще не спустилась, и отец нетерпеливо постукивал ногой, поглядывая на лестницу. Матушка вполголоса разговаривала с гостем, очевидно, жалуясь на безалаберных дочерей, не понимающих, насколько важна точность. Конрад слушал ее, время от времени кивая, и от скуки изучал гобелен на стене, изображающий моего прадеда, тэр Хедвига, над только что убиенным оленем. Трое мальчишек томились от скуки, всем своим видом демонстрируя величайшее нетерпение.

– Отец, Литта готова, – оповестил Колин, присоединяясь к братьям. Все присутствующие обернулись в мою сторону.

На лице отца мелькнуло одобрение. В глазах Конрада засветилось искреннее восхищение. Матушка поджала губы.

– Литта, дитя мое, эта прическа тебе не идет. – Неправда, шла, и я это знала, но спорить не стала. – Впрочем, оставь так, уже нет времени исправлять.

Зато Бриджет, за которой отправили Дугана, аторна Хильда встретила одобрительной улыбкой и поцелуем в розовую щечку.

– Ты прекрасна, дорогая, – проворковала она, обводя взглядом дочь. – Хайрих, мы можем идти.

Атор сурово посмотрел на сыновей, напоминая им о соблюдении приличий, взял жену под локоть и торжественно повел к выходу. Предполагалось, что за ним последует Конрад, как гость, и Бриджет, как старшая дочь, потом пятеро мальчишек, и позади всех – я. По крайней мере, так происходило все предыдущие годы. Но Конрад нарушил эту освященную временем традицию. Он уверенно взял меня под руку и повлек к двери. Я настолько оторопела, что не успела запротестовать и пошла с ним, слыша за спиной возмущенный возглас Бриджет и хихиканье братьев.

Клан уже собрался на площади. Горели факелы, разгоняющие сгущавшиеся сумерки. На темнеющем небе загорались первые звезды, а из-за гор выплывала огромная, багровая луна. Легкий морозец бодрил, разрумянивая щеки и зажигая задорный блеск в глазах. Одуряюще пахло жареным мясом, свежим хлебом и пряным элем.

Отец вышел в центр, к невысокому помосту, где уже стояла каменная чаша с водой, приготовленная для гадания.

– Солнце ушло! – громогласно объявил он. Клан затих. Даже младенцы притихли и, казалось, внимательно слушали атора.

– Тьма накрыла землю! Наступила Длинная Ночь, самая долгая и самая темная в году.

Тут отец был не совсем прав – ночь не такая и темная, скоро взойдет луна и зальет всю долину волшебным серебристым светом. Но традиция повелевала говорить о темноте и холоде, верных спутниках духов.

– Но мы не боимся тьмы и холода! – грозно потряс отец рукой.

– Нет! – в едином порыве выкрикнул весь клан.

– Мы прогоним мрак!

– Да! – дружно выдохнули люди.

Мужчины, стоявшие наготове с факелами, сунули их в костры, и пламя быстро взметнулось вверх, к темному небу с бусинками звезд. Я еле заметно вздохнула. Раньше старая Беанна поджигала костры сама, без помощи факелов, и это казалось удивительным волшебством.

– Мы не боимся мороза! – продолжал отец.

– Да!

– Мы заставим духов служить нам!

После очередного дружного «Да!» толпа затихла. К помосту вышла Вига: в теплой волчьей шубе, с меховой повязкой на распущенных волосах, с которой свисали птичьи перья, звериные клыки и когти, и с ножом в руке. Медленно, осознавая важность момента, она подошла к каменной чаше и вскинула над ней руки.

– Я призываю вас, духи, – неприятно резким голосом проговорила она.

Тишина. Ничего не происходило. Только потрескивали факелы, да поднималась над горами луна.

– Придите, духи, и откройте нам то, что мы хотим узнать! – более громко повторила ведунья.

И вновь ничего не произошло.

– Я заплачу вам самым ценным, что у меня есть – своей кровью, – почти до визга подняла голос Вига и резанула себе запястье ножом. Несильно. Так, чтобы в воду упало всего несколько капель багровой жидкости.

Над поверхностью чаши поднялось небольшое облачко пара.

– Странно, – проговорил у меня над ухом мужской голос.

– Что странно? – повернулась я к Конраду. Он явно не слышал меня, очень внимательно глядя на Вигу. Та воздела руки к небу и медленным речитативом призывала к себе на помощь стихии:

– Помоги мне, земля-матушка, удержать врагов твоих. Помоги мне, огонь-отец, не выпустить их. Помоги мне, воздух-брат, расспросить их. Помоги мне, вода-сестра, узнать все, что ведомо им.

Вода в чаше забурлила, пошел пар, на несколько мгновений закрывший ведунью от клана, и все вновь стихло. Вига опустила руки.

– Духи рассказали мне, что год будет спокойный и удачный. Вырастут хлеба и плоды, родятся ягнята и дети, и правление атора Хайриха тэр Хедвига ничем не омрачится.

Под восторженные и одобрительные возгласы клана Вига, гордо задирая голову, сошла с помоста.

– Да будет так, – провозгласил отец. – Длинная Ночь началась. Пейте, ешьте и ничего не бойтесь! Духи ничего не могут сделать вам!

– Да! – в последний раз грянул дружный хор.

Праздник начался. Люди потянулись к столам. Хлопали пробки бочонков. Где-то уже разливали по кружкам эль. Кто-то, вооружившись ножом, разделывал запеченную птицу и жареное мясо. Двое крупных мужчин, повинуясь жесту ведуньи, подхватили чашу с водой и потащили ее в вырубленную в скале пещеру, где когда-то жила Беанна. Вига сама предпочитала более удобный дом в долине.

– Так что странно? – еще раз спросила я Конрада, отрешенно смотрящего куда-то вдаль.

– Ничего, – опомнился он. – Все хорошо. Литта, что ты посоветуешь голодному гостю?

– А ты голодный? – спохватилась я. – Тогда идем сюда, к Ингрид, у нее самые вкусные пирожки с олениной.

Мы попробовали и их, и утку в брусничном соусе, и моченые яблоки со смородиновым листом, и много чего другого. Конрад не отходил от меня, то придерживая за локоть, то обнимая за плечи, слегка притягивая к себе. Женщины встречали нас понимающими улыбками. Мужчины усмехались в усы. Девушки провожали кто любопытными взглядами, а кто – злыми и колючими, как, например, Бриджет.

Конраду пришлось оценить, на каких стружках лучше всего коптить леща – вишневых или можжевеловых. Он так и не пришел к окончательному выводу, засыпав комплиментами обеих кумушек. Тетушки, в конце концов, перестали ссориться и умиленно улыбались друг другу.

Луна сменила цвет с багрового на холодно-желтый. На площади затянули тягучие песни. Девушки пошли в обрядовом танце вокруг костров, утягивая к себе молодых мужчин, и впереди, естественно, шла Бриджет. Я и опомниться не успела, как она схватила за руку Конрада и поволокла за собой, включая в общий хоровод.

Но и я недолго стояла в одиночестве. Адара, с привязанным к груди новорожденным сыном, потянула меня к себе.

– Идем, Литта!

По обычаю нужно семь раз обойти вокруг пяти высоких костров, и тогда в будущем году беды и болезни обойдут тебя стороной. В хороводе идут все, от мала до велика. Разве что престарелые деды, которые едва могут ходить, сидят на специально принесенных лавках и греются у жаркого пламени, вспоминая молодые годы.

Я расстегиваю куртку и сбрасываю капюшон, купаясь в горячих потоках воздуха. Справа меня за руку держит Адара, слева – Дальраг. Лента хоровода закручивается и изгибается, обходя оранжево-желтые снопы огня. Вздымаются в небо белесые столбы дыма. Тяжесть, лежащая на сердце, растворяется в ярком пламени, а вместо нее растет и крепнет странное незнакомое чувство, которому я не могу дать название.

Виток – и уходит прочь тревога.

Виток – уползает, кольнув на прощание, ревность, вспыхнувшая при виде Бриджет с Конрадом.

Виток – забыты горести и печали, забыто мое унылое будущее и тоска от скорого расставания с гостем, которого я вряд ли смогу забыть.

Виток – зарождается внутри надежда на то, что будущее принесет только хорошее, как пообещала всем Вига.

Виток – и песня заканчивается. Хоровод распадается. Пары, сложившиеся во время танца, разбредаются, выходя из яркого света в кажущуюся еще чернее темноту. Я опять остаюсь одна, и опять ненадолго. Кто-то бережно берет меня за руку и увидит за угол дома, подальше от гомонящей толпы и любопытных взглядов.

– Конрад, – улыбаюсь я, даже не удивляясь, когда глаза привыкают к скудному освещению. – Мне показалось, Бриджет не выпустит тебя из своих цепких ручек.

– И мне так казалось, – соглашается Конрад. – Или ей так казалось… неважно. Я не хочу быть с ней. Я хочу быть с тобой.

– Зачем? – почему-то спрашиваю я, хотя понимаю, что это глупость, и поднимаю голову. Крепкие руки обнимают меня, прижимая к твердой мужской груди, обещая заботу, уверенность и нежность. Темные глаза заглядывают, кажется, в самую душу. Губы Конрада, такие невыносимо притягательные, приближаются к моему лицу.

– Зачем? – язвительно переспрашивает ненавистный женский голос. Бриджет стоит в нескольких шагах от нас, и, если бы взгляд мог убивать, я бы уже лежала бездыханной на нетающем снегу. – Ты такая наивная, что не знаешь, зачем мужчинам нужны такие девушки, как ты?

Я прикусила губу. Безмятежность и предчувствие чего-то важного и очень-очень хорошего испарились как роса в жаркий день.

– Таких, как она? – удивленно переспросил Конрад, не отпуская меня. – Что это значит?

– Так она ничего не сказала, – понимающе протянула Бриджет. – Моя дорогая сводная сестренка не поделилась рассказом о своем происхождении?

– Ничего не понимаю, – тряхнул головой Конрад. – Причем тут происхождение, Литта?

Зато я понимала и с болью в сердце осторожно высвободилась из его объятий. Бриджет, ну почему? Разве я не заслуживаю хоть немножко счастья?

– При том, что ты считал ее законной дочерью атора, – злобно расхохоталась сестра. – А она всего лишь дочь служанки, которую отец признал своим бастардом и держит в доме из милости. А неизвестно еще, кто был ее настоящим отцом!

Я вздрогнула, словно бы Бриджет ударила меня. Конрад со странной смесью удивления и неверия смотрел то на меня, то на нее.

– Литта…

– Зачем столько церемоний, Конрад? – хлестнул голос Бриджет. – Она – никто и ничто, и выполнит любое твое желание, стоит тебе только захотеть.

С меня было довольно. Я не могла больше выслушивать злые оскорбления сестры – сводной сестры по отцу. Невозможно, чтобы атор Хайрих просто признал меня из милости! Он всегда любил меня и относился так же, как и к другим своим детям!

– Прекрати, Бриджет!

– Ты смеешь еще повышать на меня голос? – взвизгнула она. – Дрянь! Ублюдок безродной девки! Жаль, что отец не бросил тебя подыхать в канаве!

– Бриджет!

Одновременно с восклицанием Конрада я потеряла самообладание и изо всех сил ударила сестру по щеке. Истерика мгновенно прекратилась. Бриджет секунду-другую широко раскрытыми глазами смотрела на меня, осознавая, что случилось.

– Ах ты стерва, – прошипела она, делая шаг вперед. – Ты еще пожалеешь…

Но я уже не стояла радом с Конрадом, а бежала. Бежала, куда глаза глядят. Точнее, куда несли ноги, потому что глаза отказывались что-то видеть за пеленой горьких и обидных слез.

Бриджет вышла за рамки. И отец, не сомневаюсь, не одобрит ее поведение и не будет ругать меня за пощечину. Он всегда повторял, что мы должны уметь сами постоять за себя. Так что пусть еще она скажет спасибо, что я не ткнула в нее ножом.

Но меня убивал Конрад. Та гамма эмоций, которую он вложил в одно слово – «Литта». Удивление, неверие, возмущение и, кажется, презрение.

Ноги обо что-то споткнулись. Я упала на колени, скользнула по чему-то твердому и гладкому и уперлась лбом во что-то жесткое и холодное, не посмотрев, что это такое. Слезы текли ручьем. Я оплакивала и свое прошлое, и будущее, и настоящее – серое и беспросветное.

С чего я взяла, что кто-то захочет взять меня в жены? «Никого и ничто», как выразилась Бриджет? Нет, я до глубокой старости буду делать все домашние дела, работая за одежду и еду. Бриджет выйдет замуж и уедет, но ее матушка все равно продолжит вытягивать из меня жилы и душу. А потом в дом войдет жена одного из братьев, и кто знает, захочет ли она оставить в доме внебрачную невестку?

Моих рук, вцепившихся в жесткий край чего-то холодного, коснулось нечто теплое и влажное. Подавив испуганный крик, я кое-как протерла глаза и огляделась. Небольшое помещение, вырубленное в скале. Все покрыто толстым слоем пыли – и пол, и цветастое покрывало на узкой кровати, и бесчисленные горшочки и баночки на полках. Единственная чистая вещь – это каменная чаша с остатками воды после гадания. К ней я прижималась, закрыв лицо руками. В нее падали мои слезы. Из нее поднималось облачко пара, задев мою кожу.

Голова как-то сразу прояснилась.

Длинная Ночь. Время, когда мир духов соприкасается с миром живых, и гадать могут все, даже не владеющие секретами ведуний. Правда, духи могут и соврать мне, но я очень постараюсь выбить из них правильный ответ.

Я вытащила нож и, слегка надрезав кожу, уронила в воду несколько капель крови. А что теперь?

И Вига, и старая Брианна уговаривали стихии помочь им. Значит, и я должна.

Закрыв глаза, я сосредоточиваюсь, вспоминая мягкую землю, по которой так приятно ходить босиком в теплый весенний день. Жаркий огонь, только недавно согревавший меня и разбудивший во мне надежду. Свежий воздух, уносящий прочь дурные мысли. Воду в реке, утоляющую жажду и дарующую прохладу летом.

Порозовевшая вода в чаше бурлит. Из нее поднимается облачко побольше, но я по-прежнему ничего не вижу в нем. Может быть, жертва мала?

Закусив губу, я надавливаю ножом на запястье сильнее. Кровь уже не капает, а льется струйкой.

Положив руку на край так, чтобы багровая жидкость стекала прямо в чашу, я сосредотачиваюсь вновь.

На этот раз что-то происходит. Дрожит под ногами земля, так сильно, что баночки и горшочки стучат друг о друга, а парочка падает на пол и разбивается. Внезапно в помещение врывается ветер, треплющий мои волосы и взметывающий пыль. Сам собой вспыхивает огонь в забытом светильнике. Вода в чаше взвивается вверх и повисает передо мной гладкой матовой поверхностью серебристого цвета с багровым оттенком. Я вижу образ: заснеженное поле, вершины гор далеко вдали, два всадника, черным пятном выделяющиеся на белом фоне, и чуть поодаль бежит прихрамывающая на заднюю лапу собака.

Изображение держится совсем немного. Я не успеваю до конца осознать, что именно видела, как ветер стихает, огонь гаснет, а вода возвращается в чашу и неподвижно застывает в ней. Только земля продолжает подрагивать под ногами.

Я вытираю неизвестно откуда появившийся пот со лба. Руки трясутся, ноги, кажется, тоже. По крайней мере, вставать я пока не решаюсь. Если Виге каждый раз приходится испытывать такое, то понятно, почему ей требуется накопить силы. Правда, не помню, чтобы при ее гаданиях внезапно поднимался ветер или начиналось землетрясение. Наверное, это удел бездарных особ вроде меня.

И все-таки, что я видела? Потому что мне определенно что-то привиделось, только как это истолковать? Будущее? Настоящее? Прошлое?

Если хромающая собака – это Сиггер, то, значит, один из всадников – Конрад. А второй? Я даже не знаю, мужчина это или женщина. Странное видение, которое вряд ли кто-то сможет объяснить. Зря только силы тратила.

Тяжело вздохнув, я встаю. Пора возвращаться. Найти Бриджет и пригрозить, что больше не буду делать для нее зелья красоты, если она не прекратит оскорблять меня. А если и это не поможет – то пожалуюсь отцу. Точнее, жаловаться я не буду, но угроза должна возыметь свое действие.

Проверить, как там лапа Сиггера, не попадаясь на глаза Конраду. Увести в Большой Дом Адару – нечего ей с новорожденным бродить по морозу. А потом Длинная Ночь закончится, Конрад уедет, и жизнь вернется в свою колею.

Снаружи внезапно темнеет. Свистит порыв ветра, взвихривая снежную пыль. Я успеваю выскочить на улицу как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как черное облако закрывает луну и спускается на площадь.

Это что еще такое?

От непонятной тревоги ко мне возвращаются силы, и я со всех ног бросаюсь к площади, подгоняемая всевозрастающим страхом. Веселье на площади прекращается. Смолкают песни. Замирают на месте танцующие. Мужчины с кружками в руках отставляют их в сторону и разворачиваются к помосту.

Да что же там происходит?

Я уже почти добегаю до странно примолкнувших, нахмурившихся людей, как меня хватают за плечо.

– Литта, уходи отсюда! Немедленно!

Конрад. Встревоженный, с огоньками ярости в глазах.

– Почему? – возмущаюсь я, высвобождаясь, и, пробежав несколько шагов, встаю как вкопанная. Черное облако, спустившись на площадь, превращается в высокого тощего мужчину с седыми волосами, орлиным носом и в старомодной одежде.

– Я не трону вас, – скрипит он весьма неприятным голосом. – Не нужно доставать оружие, это все равно бесполезно. Мне нужен всего один человек, и я уйду, а вы останетесь праздновать.

– Кто ты? – выходит вперед атор, выразительно держа руки на рукояти меча.

– Мое имя вам ничего не скажет, – ухмыляется некто. – Но, если вам так хочется его знать, пожалуйста. Когда-то меня называли Ягером и считали одним из самых сильных колдунов обитаемой части мира. Смею полагать, что и сейчас найдется немного чародеев, превосходящих меня по силе.

– Злой колдун, – с затаенным восклицанием шепчет Эдрик, но в наступившей тишине его слова слышит весь клан.

– Можно и так сказать, – приосанивается колдун, поправляя рукой волосы.

– Так что тебе нужно здесь, Ягер? – сурово спрашивает отец.

– Мелочь. Ерунда. Человек, который вывел меня из летаргического сна. Я ничего не сделаю ему. Напротив, возблагодарю за спасение и сделаю своим учеником. Через какое-то время мы оба будем владеть всем миром.

– Среди нас нет черных колдунов, – уверенно отвечает атор.

– Этого не может быть, – не менее убежденно ответствует Ягер. – Я не мог ошибиться. Колдовство шло именно отсюда.

– Литта, уходи немедленно, – шипит у меня над ухом Конрад. – Поверь мне. Потом я все объясню, но сейчас, пожалуйста, уходи, пока…

– Что «пока»? – переспрашиваю я, холодея от ужасной догадки. Нет, этого не может быть. Я не могла…

– Никто не признается? – колдун обводит толпу изучающим взглядом. – Тогда я найду сам.

– Ягер, у нас никто не умеет колдовать, – резко заявляет отец. – Ты не найдешь здесь того, кого ищешь.

– Ты мне надоел. – Колдун небрежно ведет рукой, и отца отбрасывает к стене дома. Вскрикнув, я бросаюсь к нему. Конрад спешит за мной и первым приседает возле неподвижного тела. Он быстро прикладывает пальцы сначала к шее атора, потом к его лбу и облегченно выдыхает.

– Жив, но без сознания. Литта, почему ты до сих пор здесь? Ты не понимаешь?

– Это ты не понимаешь! – взрываюсь я. – Это мой клан и мой отец. Я не буду скрываться, когда им грозит опасность!

«Из-за меня», – бьется в голове настойчивая мысль.

Конрад, кажется, стонет и что-то неразборчиво бормочет. По площади разносится противный голос колдуна.

– В каждом клане есть ведунья. В Длинную Ночь она колдует, призывая к себе духов. Где она? Я хочу ее видеть!

– Это не Вига, – в отчаянии говорю я больше самой себе, чем окружающим, в частности, Конраду. – Это не она!

– Не стоит бояться, – увещевает Ягер. – Я все равно найду тебя, даже если придется прибегнуть к самым крайним мерам.

Он протягивает в сторону руку, и через мгновение крупный мужчина багровеет, хватается за горло и тщетно пытается сделать вдох. Я в ужасе, сама не понимая, что делаю, шагаю вперед. Конрад дергает меня назад.

– Ты с ума сошла? Куда?

– Но там же… – пытаюсь оправдаться я.

– Стой на месте, – сквозь зубы бросает он и сам начинает пробираться через толпу к помосту.

Колдун, насладившись всеобщим ужасом, отпускает бедолагу. Тот падает на колени и жадно хватает ртом воздух.

– В следующий раз все может кончиться не так радужно. Так где мне найти ведунью?

– Меня не нужно искать, – надменно заявляет Вига, выходя в центр площади. – Я здесь. Что ты там говорил о владении миром?

Ягер, удовлетворенно осклабившись, пристально смотрит на нее, и на его лице все отчетливее проявляется маска ярости.

– Ты вздумала обмануть меня? Ты решила, что я настолько стар, что не отличу алмаза от пустышки?

– Не знаю, о чем ты, – напрягается Вига. – Ты звал ведунью, и я пришла на твой зов.

Ягер что-то злобно шипит, и ведунья, запнувшись на последних словах, взмывает в воздух и повисает на высоте человеческого роста.

– Твоей силы едва хватит, чтобы зажечь свечу, – презрительно фыркает колдун. – А мне нужен человек, который способен сдвинуть горы. Ты не нужна мне.

Он делает взмах рукой, и Вига под всеобщий испуганный возглас стремительно падает на землю. Из-под ее головы течет багровая струйка.

– Где она? – рявкает колдун. – Где та, кто заговаривает раны и снимает жар? Кто сращивает сломанные кости и возвращает с того света утопленников?

Мне становится не по себе – настолько точно колдун перечисляет мои умения. Конечно, в клане все знают про них.

– Литта! – раздается громкий голос Одилы. Дальраг затыкает ей рот, но поздно – колдун уже услышал имя, и, кроме того, охваченные страхом кумушки наперебой вторят ей: – Это Литта! Внебрачная дочь атора!

Люди передо мной медленно расступаются, чтобы Ягер мог увидеть меня. Я не успеваю сообразить, что делать – бежать, гордо идти вперед или прятаться за спинами, как перед колдуном вырастает фигура Конрада.