– Смотри, видишь? Она что-то держит в руках. – первой от наваждения очнулась Олеся.
– А? что? Прости, я задумалась.
Приглядевшись, подруги увидели бутылку с белой жидкостью. Поначалу, казалось, что это ткань платья или какой-то сверток. Но умершая девушка на мозаике точно держала на груди бутылку с молоком. Саша заметила, что для белого цвета таинственный художник использовал дорогое Сашино белье.
– Трусы на бутылку, как иронично, – пошутила Саша, хотя было не до шуток. – Когда Олег придет? У меня голова от этого всего кружится. Ай, черт возьми! Что ж мы бидоны эти смрадные сразу не закрыли?
Черная жидкость, в которую превратилось молоко, загустела и как будто стала подниматься. Еще бы чуть-чуть и содержимое пролилось бы на пол. И тогда разборок с соседями точно не избежать.
В домофон позвонил Олег. Девушки ждали его в гостиной, распахнув окна во всей квартире и разбрызгав по периметру весь флакон освежителя воздуха. Олег вошел в дверь, поморщившись.
– Нам нужно вылить бидоны с испорченным молоком в унитаз. Мы сами их не поднимем, поможете? – спросила Саша.
– Вы меня только за этим вызвали? – иронично поинтересовался Олег.
– Нет. Есть еще кое-что, посмотрите сами. Если можно, мы тут посидим, в спальне вонь ужасная.
– Ничего, я привык.
Подруги вопросительно переглянулись.
Олег исследовал комнату с самопроявившейся картиной недолго. Он чуть ли не прыжками добежал до кухни, встревоженный. Саша наконец-то разглядела цвет его глаз, бледно-голубой.
– Нужно срочно связаться с родственниками умершей.
– Связаться-то можно, – неохотно ответила Саша, – вот только захотят ли они говорить, я не ручаюсь. Я пыталась вчера с ними лично побеседовать. Они даже требовали удалить их номер и больше не звонить.
– Дайте мне телефон, я попробую.
Олег, решительно протянув руку.
Недолго полистав адресную книгу, Саша передала телефон экстрасенсу со словами:
– Таисия Игоревна. Мать умершей, по всей видимости.
Набрав номер, Олег направился в спальню. Девушки последовали за ним. Неприятный запах почти выветрился, но изображение над кроватью как будто стало еще более мрачным и угнетающим.
– Включите громкую связь, пожалуйста, – попросила Саша.
– Алло, я слушаю? – послышался хрипловатый голос Таисии Игоревны.
– Здравствуйте, Таисия Игоревна. Вам удобно говорить? Я звоню по поводу вашей дочери.
– Кто это? Что вам нужно? Моя дочь умерла. Оставьте нас в покое!
– Пожалуйста, не бросайте трубку. Ваша дочь в опасности.
На другом конце линии несколько секунд не отвечали.
– Что вы имеете в виду? Вы кто?
– Меня зовут Олег. Я знаком с вашей дочерью.
Саша вскинула брови. Ее догадки были не напрасны.
– Как вы могли быть знакомы? Она пять лет после школы почти не выходила из квартиры. Вы ее одноклассник?
– Нет. Таисия Игоревна, у вас есть Ватсап или электронная почта. Ваша дочь, как бы сказать, нарисовала новую картину, мозаику из кусочков ткани.
– Я не понимаю, зачем вы над нами издеваетесь? Наша дочь богу душу отдала.
В трубке послышались всхлипывания.
– Таисия Игоревна, вы верующий человек, – голос Олега становился елейно-ласковым. Саша даже не подозревала, что он способен подбирать такие интонации. Тот еще манипулятор.
– Я знаю, вы верующий человек, я тоже верующий. Ваша дочь обратилась ко мне. Ее душа нуждается в помощи, она не может успокоиться и отправиться, как вы говорите, к богу.
На заднем плане послышался голос Лаврентия Михайловича. Он пытался уговорить супругу повесить трубку.
– Хорошо. Запишите мой имэйль, – всхлипывая, пробормотала женщина.
– Перезвоните по этому номеру, как получите файл. Я сейчас же вам вышлю фотографию стены, что в спальне вашей дочери.
Олег повесил трубку. Сфотографировал свежую мозаику на свой телефон и тотчас отправил сообщение по электронной почте. Все это он проделывал в абсолютной тишине. Наконец, Саша спросила:
– Так вы, оказывается, знакомы?
– Не на физическом плане, – буркнул Олег.
Он нервно тарабанил пальцами по телефону и, поджимая губы, смотрел на изображенную на стене умершую девушку в гробу. Зазвонил телефон.
– Это Лаврентий Игоревич. Тася не может говорить, у нее давление поднялось. Вы ответите за это хулиганство, молодой человек. Я звоню в полицию, пусть вас посадят! Тася, не вставай, дай я с ними разберусь.
Телефонную трубку явно перехватили.
– Простите моего мужа. Я… Даже не знаю, как сказать. Кира, моя дочь, мне приснилась сегодня. Точь-в-точь как на фотографии, которую вы мне сейчас прислали. Я не знаю, как это возможно.
– Таисия Игоревна, вы можете рассказать подробности про сон? – ласково спросил Олег.
– Да, я постараюсь. Сейчас от давления таблетки подействуют, легче станет. А может, мы встретимся поговорим? Или это срочно?
– Да, к сожалению, это срочно. Чем скорее, тем лучше. Душа вашей дочери очень растревожена и если в ближайшие сутки не закрыть вопрос, она так и останется страдать на Земле и будет мучать других.
– Вы не могли бы тогда набрать на стационарный телефон, мне так привычнее. Записывайте. Лавруша, я знаю, что делаю, не надо…
Олег набрал номер домашнего телефона, и Таисия Игоревна рассказала. Сперва она в подробностях описала свой сон. Похороны дочери в нем как будто проходили глубокой ночью. Все родственники собрались, и каждый держал в руках бутылку молока. Поцеловав покойницу в лоб, собравшиеся у гроба клали бутылку рядом с умершей. При этом бутылок не становилось в гробу больше, но покойница полнела на глазах. Боковые стенки гроба начали трещать под нарастающим весом, пока не лопнули, и на пол полилась черная густая жидкость, заполняя собой все вокруг. Таисия Игоревна проснулась в ужасе. Даже скорую пришлось вызывать, давление поднялось.
– И тут я вспомнила. Бабушка Рая, моя мать, положила в гроб Кирочке бутылку молока. Она ведь корову в своей деревне в Подмосквье держала, часто привозила нам то сметану, то творог. А когда Кирочка перестала есть молочку, баба Рая все пыталась переубедить ее, но это было невозможно.
Таисия Игоревна глубоко вздохнула. Было понятно, что ей тяжело говорить. Саша даже подумала, что, может, все-таки стоит перенести разговор на другой день, но мать покойной продолжала:
– У Кирочки был лишний вес. Еще в детстве она начала сильно поправляться. Подростком уроки стала пропускать, потому что над ней издевались в школе. Она даже пыталась покончить с собой. Вы, может, слышали про "Синий кит". Один подонок, не могу иначе назвать это существо, написывал школьникам через интернет и заставлял их делать разные вещи, доводил до самоубийства. Слава богу, этого негодяя давно посадили. Чтоб его сгноили в тюрьме! Знаете, мы ведь не ограничивали дочь в интернете. Думали, хоть там она найдет друзей, общение. Чудом спасли. Потом пару лет лечились у психотерапевта. Нам посоветовали найти для дочери творческое увлечение. Мы с мужем работаем в консерватории, но Кирочка никогда интереса к музыке не проявляла. Зато ей нравилось собирать пазлы. Мы нашли преподавателя в школе искусств. Кирочка начала рисовать. Но больше всего ей нравилось клеить мозаику. Дело пошло на лад, пока Кирочке не попалось видео про похудение. Там советовали полностью отказаться от молочных продуктов, а также, никогда не забуду эти слова, "идентифицировать себя с идеальным образом, к которому стремишься". То есть буквально воображать идеальную себя. Кирочка увлеклась, ушла с головой в изобразительное искусство, диеты и, прости господи, самоидентификацию. Она покупала женскую одежду XS размера, резала их на кусочки, а из кусочков собирала в мозаике женские портреты. Если вы сравните фотографию Кирочки с ее работами, то увидите сходство в чертах лица. Она везде изображала идеальную себя. И знаете, чем лучше у нее получались мозаики, тем строже Кира становилась в отношении диет. Она не просто отказалась от молочных продуктов, а настрого запрещала нам даже держать их в квартире. Мы с мужем из-за этого тоже отказались от молочки. Бабушка наша очень переживала. Она и не знала, что мы вынуждены все ее передачки из деревни отдавать соседям. Кира даже выкидывала ту еду, в составе которой были молочные продукты. У нее были панические атаки, поэтому мы стали осторожно делать покупки, тщательно вычитывая ингредиенты. Так продолжалось еще года три. Кира продавала свои картины через интернет. Она так и не похудела, то, нам казалось, что она, как говорят, приняла себя такой, какая есть. Знаете, это бозитив, кажется, называется. А, бодипозитив, спасибо.