Лютка смотрела на директора расширившимися глазами. Она уже давно перестала верить в то, что кто-то захочет принять ее в свою семью. Так уж повелось, что брали всегда хорошеньких девочек, а на нее, Лютку, с ее рыжими волосами и безобразными веснушками, неаккуратным носом с горбинкой и тонкими губами никогда не обращал внимания ни один усыновитель.
– Сегодня вечером они приедут с тобой знакомиться.
Время до вечера тянулось мучительно долго. Будто Лютку заставили вышивать крестиком целых сто платков на сувениры американцам. А вышивать она просто терпеть не могла.
Когда солнце уже почти упало за горизонт, Лютка подошла к окну и вдруг увидела знакомую красную машину. Соскочив с подоконника, девочка со всех ног помчалась по коридору и около кабинета директора налетела на белую фею.
– Здравствуйте, – громко выдохнула она и в первый раз улыбнулась.
– Здравствуй, – ответила женщина и присела на корточки. – Тебе уже сказали, что…
– Да, – выпалила Лютка. – А как Вы нашли меня?
– Ну, это было не трудно, Люта-Люда, – ответила женщина и сжала мокрую от волнения детскую ладошку.
Серебряная луна
Алина пила коктейль томно и живописно, словно находилась она не в самом обыкновенном баре среднего класса, а в студии подающего большие надежды художника. Так позирует натурщица молодому гению, который внимает каждому ее движению для того, чтобы запечатлеть красоту на холсте и, не исключено, создать шедевр, способный затмить саму Джоконду. Отставив в сторону аккуратный мизинец, увенчанный длинным узорчатым ногтем, она потягивала прозрачный золотистый напиток.
Несмотря на то, что Алина изо всех сил старалась держаться непринужденно и раскованно, Алекс чувствовал ее напряжение. Густо накрашенные ресницы нервно подрагивали во время разговора, губы то и дело сжимались, образуя тугой бантик. Грудь Алина имела довольно пышную, но каждый раз, когда взгляд Алексея опускался ниже уровня ее подбородка, выпрямляла спину и подавала грудную клетку вперед, чтобы бюст казался больше.
Такое поведение девушки означало одно: Алексей успешно прошел два уровня проверки на пригодность к отношениям. Первый, заочный этап, завершился еще в переписке на сайте знакомств, когда Алина узнала о том, что Алексей имеет приличный доход, собственное жилье и вполне сносное авто. Со вторым этапом, на котором осуществлялся «визуальный контроль», Алексей никогда не испытывал трудностей – он был хорош собой и, несмотря на недавно появившуюся легкую седину, мог дать фору любому двадцатилетнему молодцу.
Алина хотела понравиться ему. Хотела отчаянно, и от этого взгляд девушки выдавал оголодавшую после сезона засухи львицу, завидевшую добычу и готовую к смертоносному прыжку. Но чутье хищника обманывало ее: она прошла уже два этапа, которые вели к тому, что вызвав такси и взяв для приличия номер телефона, Алексей больше ни разу не позвонит ей. Первый, заочный, когда после двух дней переписки девушка напрямую спросила об уровне его доходов. Второй, визуальный, когда в первые мгновения их встречи незаметно для себя самой окинула его оценивающим взглядом, словно он был ярморочным экспонатом, а она раздумывала, сколько нужно потратить времени и обаяния, чтобы купить его.
– А как ты проводишь отпуск? – спросила она, откинув назад густую прядь темных волос так, чтобы Алексей увидел тонкую обнаженную ключицу.
– По-разному. Чаще всего в Карпатах.
– Любишь лыжи?
Она подняла брови, будто в катании на лыжах было что-то особенное, загадочное, как в создании музыки или стихов.
– Люблю.
– Я очень хорошо катаюсь, – гордо заявила Алина.
Несколько лет назад за такой репликой собеседницы непременно последовала бы фраза, содержащая слова «следующей зимой», «вместе», «обязательно» и прочие обнадеживающие лексические единицы, но теперь ему не хотелось говорить о том, чему не суждено сбыться никогда.
– Извини, я на секунду, – кокетливо сообщила Алина и направилась в уборную, демонстрируя круглые ягодицы, плотно обтянутые юбкой из синего вельвета.
Алексей проводил ее взглядом и закурил. Вкус сигареты смешался с ощущением грусти, и от этого на душе стало так же кисло, как и во рту. Про свою работу в дистрибьюторской компании Алина уже рассказала, на очереди были телевизионные шоу. Затем, прикончив первый коктейль и немного захмелев, она непременно пожалуется на своего бывшего, которого обязательно назовет «козлом» (непонятно, почему львицы сначала водятся с козлами, а потом негодуют на то, что козлы – «настоящие козлы»?). Алексей корректно прервет исповедь девушки и станет делать дерзкие комплименты. Может быть, он даже даст пару обещаний. Если сам достаточно захмелеет. Потом будут размытые поцелуи в такси, душ, секс, еще секс, душ и снова такси. Будто в зеркале. Кривом зеркале, в которое ему уже давно не хотелось смотреть.
Изящный силуэт Алины вырисовался на фоне двери в уборную. Сейчас она подойдет и спросит: «Скучал?», а потом сядет, поставив ногу так, чтобы слегка касаться его голени под столом.
– Скучал? – спросила Алина, садясь за стол.
– Скучал, – машинально отразил Алексей. – Ты знаешь, мне только что позвонили с работы. К сожалению, появились срочные дела, – соврал он, удивившись сам себе. Упускать возможность близкого общения с красивой ухоженной девушкой, открыто проявлявшей благосклонность к нему, было совсем не в правилах Алексея.
На лице Алины изобразилось недоумение и разочарование. Если бы ситуация допускала откровенность, девушка наверняка сказала бы что-то наподобие: «Зачем же я тратила на тебя свое обаяние, болван? Кто мне теперь это компенсирует?». Или что-нибудь погрубее, содержащее нецензурную лексику.
– И никак нельзя отказаться? – бархат ее голоса немного потерся, и из-под него проступила грубоватая основа.
– Никак.
Когда к дверям бара подкатил стальной «Мерседес» с шашечками на лбу, он спросил:
– Я тебя провожу?
– Спасибо, не стоит.
Тогда Алексей с облегчением закрыл дверь за львицей, на этот раз оставшейся голодной, и расплатился с таксистом за ее безопасную доставку в родную саванну. Еще несколько минут он стоял на тротуаре, раздумывая, как провести остаток вечера.
– Ехать надо?
Низкорослый дядька с густыми и жесткими, словно одежная щетка, усами, кивал на ископаемого вида драндулет, стоящий неподалеку.
– Пожалуй, надо, – согласился Алексей. Внутри у него было пусто, как в бутылке «мартини», которую он осушил, пытаясь таким образом привнести небольшую долю увлекательности в диалог с Алиной.
– Куда едем? – спроси дядька, когда Алексей уселся на бугристое заднее сидение «жигуленка».
– Домой.
– А дом, это где?
– На Киевской.
– Есть, командир! – пробасил дядька, машина чихнула и поползла по дороге.
Бессильно откинувшись на низкую спинку, Алексей вдруг почувствовал тонкий приятный запах, казавшийся совершенно неуместным в пропитанном бензином Боливаре. Он осмотрелся. На сидении, под самым его боком лежал шелковый женский шарф цвета морской волны. Взяв его в руки, Алексей поднес мягкую ткань к лицу. От шарфа исходил тонкий, нежный, немного тягучий аромат.
– Только что девчонку подвозил, забыла, – пояснил усатый, глядя на Алексея в зеркало. – У тебя жена есть?
– Нет.
– Жалко, взял бы для нее. А так выкинуть придется.
Шарф был приятным на ощупь, и его не хотелось выпускать из рук. Гладкая ткань сочилась между пальцами, словно теплая вода. Алексею вдруг представилась девушка, которой могла принадлежать такая вещь. Волосы у нее, должно быть, пепельные и излучают такой же чудесный аромат. Кожа белая, тонкая. Именно так, загорелой темноволосой женщине вряд ли пойдет такой цвет. Овал лица плавный, рот нежно-розовый. Смотрит она немного исподлобья, отчего живой взгляд кажется задорным. Какого цвета ее глаза? Голубые? Или, может быть, зеленые, почти как шарф? Не важно. Главное, что живые.
Скорее всего, она любит танцевать. Алексей представил морской берег. Воображаемая девушка кружится на песке и припевает что-то себе под нос. Танцуй она так в клубе или на вечеринке, никто бы и внимания не обратил. По сравнению с высокими яркими девушками, владеющими стрип-пластикой и прочими премудростями соблазнения, она казалась бы серой мышью всем присутствующим мужчинам. Всем, кроме Алексея. Для него эта маленькая женщина вовсе не серая. Она – серебряная, словно тихая Луна, которая освещает путь, но не наполняет жизнь удушливым зноем, от которого хочется скрыться. Алексей представил, как в легком танце шелковый шарф скользит вниз по ее телу, а он поправляет его, каждый раз касаясь пальцами кожи на ее руках, ключицах, шее.
– Какой номер? – прогремел дядька, лихо вывернув на Киевскую, словно водил он не хронически больной драндулет, а «Феррари».
Алексей нахмурился и не ответил.
– Командир, ты забыл, где живешь?
– Послушай, а ты эту девушку домой подвозил?
– Какую девушку?
– Ну, ту, что оставила шарф.
– А, эту! Ну да, домой, кажется. А что?
– Вези меня туда же. Нужно вернуть шарф.
– Да на черта? – от удивления усатый даже сбавил скорость.
– Езжай, езжай, – настаивал Алексей.
Через десять минут машина подкатила к старой высотке.
– Приехали. Она зашла вон в тот подъезд, – указал дядька черноватым пальцем в заусенцах.
– Как думаешь, на каком этаже она живет?
– Вот чудак! Откуда ж я знаю? И на кой оно мне?
– Ладно, давай, я тут остаюсь.
Таксист взял причитающиеся ему деньги, поглядел на своего пассажира так, будто тот был инопланетянином, и драндулет, кашлянув, покатил прочь со двора.
Зачем Алексей приехал сюда, он и сам не знал. Может быть, девушка, обронившая шарф, совершенно не такая, какой он ее представил. Или же похожая на возникший в голове простой и прекрасный образ, но замужняя. В любом случае, отступать не хотелось. Что, если это единственный шанс разбить кривое зеркало?
– Добрый вечер, уважаемые! – обратился он к бабушкам, встречающим сумерки на лавочке.
– Добрый вечер, – настороженно поздоровались хранительницы дворового покоя.
– Вы случайно не знаете, где живет девушка, которой принадлежит эта вещь?
Он протянул шарф трем «мисс Марпл», чтобы они получше рассмотрели улику.
– А зачем это вам?
– Чтобы вернуть, разумеется.
– А где вы его нашли?
– В такси.
Бабушки молчали и многозначительно переглядывались.
– Вещь хорошая, жалко выкидывать, – стал оправдываться Алексей.
– Это шарф Катьки со второго. Первая квартира справа, – выдала одна из старушек.
– А ты почем знаешь? – спросила ее другая.
– Почем, почем, видала! Она сегодня днем в нем куда-то намылилась. Надухарилась так, что дышать нечем было.
– Спасибо, бабули!
Алексей поднялся по лестнице на второй этаж и коротко нажал на звонок. Дверь отворили сразу. На пороге стояла молодая женщина. Светлые волосы были собраны в крепкий пучок на затылке. Она была немного выше, чем представлялась Алексею, и смотрела слегка исподлобья, отчего живые глаза казались задорными.
– Здравствуйте. Кажется, это принадлежит вам, – Алексей протянул шарф и широко улыбнулся.
Девушка просияла.
– Ой, да! Это точно мое! Где он вас нашел?
Она наклонила голову и смешно нахмурила брови.
– Он поймал меня прямо в такси.
– И как же ему удалось заставить вас приехать сюда?
– Ему не нужно было этого делать. Я по собственному желанию.
Девушка рассмеялась. Открыто и звонко. Так, что заразила смехом Алексея.
– Раз по собственному, то вам обязательно положен чай. Или кофе. С сахаром.
Она отступила в сторону, жестом приглашая его войти.
Сидя в маленькой уютной кухне, он наблюдал, как случайная его знакомая готовит чай. Движения ее были непринужденны и свободны, будто он каждый день вот так сидел на ее кухне и наблюдал, как она стряпает.
– А что же, тем, кого шарф приводит против воли, чай не положен? – игриво спросил Алексей.
– Только без сахара.
Лимонная маленькая люстра бросала на них нежный свет, а за окном уже поднялась тихая серебряная Луна.
Мужская дружба
Слегка привалившись на жесткий панцирный бочок, Рыжик лежал в норке, вольготно потягиваясь всеми шестью лапками. Уже довольно немолодой таракан абсолютно оправданно считал себя существом особенным и, пожалуй, единственным в своем роде. Его далеко не заурядный, прозорливый ум (о чем, в первую очередь, свидетельствовал почтенный возраст Рыжика) обретался в великолепном теле, подобным которому вряд ли мог бы похвастаться еще хоть один прусак в радиусе многих километров. Рыжик походил на переспелую, лопнувшую с одной стороны маслину, окрашенную в бесподобно насыщенный оттенок цвета детской неожиданности. По краям маслина была утыкана изумительными стройными ногами и усами. И те, и другие были невероятно длинны и придавали жирной маслине изящество и аристократизм.
Собственною судьбою Рыжик был удовлетворен не менее, чем своей блестящей, коричневой внешностью. Два года назад, еще молодой и наивный таракан, спасаясь из дихлофосного чистилища, совершенно случайно попал в квартиру закоренелого холостяка Ярика. Пристанище было бы пределом мечтаний даже для крупных грызунов, и только тот факт, что находилось оно на пятом этаже, лишал последних возможности обосноваться в этом замечательном месте. Ярик жил один уже очень давно, и его одиночество обратило однокомнатную квартиру в истинный тараканий рай. Когда Рыжик думал о смерти, то самым пугающим в этих размышлениях была перспектива покинуть просторы тараканьего заповедника.
Обосновался Рыжик в одной из широких щелей, тут и там рассекавших подгнивший плинтус. Дырка имела форму стрельчатого окна и была так глубока, что вместила бы не менее трех массивных тараканьих телец. В ней было спокойно и уютно. Большую часть своего времени Рыжик проводил именно здесь, пребывая в полусонном состоянии и выползая только в двух случаях: когда в твердом тараканьем животике урчало, возвещая, что пора бы и подкрепиться, либо если просто становилось скучно и требовалось размять членистые конечности.
Несмотря на природную лень, таракан обожал свои вылазки. Полусантиметровый слой пыли, устилавшей все горизонтальные и большинство вертикальных поверхностей, нежно щекотал животик. Лапки мягко утопали в серой массе, будто в дорогом персидском ковре. Поиск еды не составлял никаких трудностей. Яблочные огрызки и банановые шкурки под диваном, не до конца обглоданные кости под кухонной мебелью, конфетные обертки с остатками подтаявшего шоколада, не говоря уже о хлебных крошках, которые повсеместно роняли наскоро сделанные бутерброды Ярика.
Кроме того, отовсюду изумительно пахло. Оттенки запахов разнились между собою и приводили Рыжика в неописуемый восторг. Целую вечность готов был провести таракан среди неделями не стиранных носков Ярика и собранных вокруг мусорного ведра пузатых, ароматных пакетов.
Но самым жизнеутверждающим обстоятельством сожительства Рыжика с Яриком было то, о чем не мог бы мечтать ни один из ныне живущих «стасиков»: абсолютная и не подлежащая сомнению безопасность. Это Рыжик понял еще полтора года назад, в одну из своих вечерних вылазок.
На кухне тускло мерцала совдеповская люстра, более походившая на глиняный горшок и, в принципе, равная ему по светопроницаемости. Ярик сидел за столом с остановившимся взглядом, причем остановился его взгляд на почти допитой поллитровке. На нем была засаленная, когда-то белая, майка и протертые на коленях спортивные штаны с лампасами. Недельная небритость на яриковом лице очень гармонировала с окружающей обстановкой.
Плавно и осторожно Рыжик высунул из щелки половину маслины. Обычно он так не рисковал и до наступления темноты не высовывал носа из своей норки. Но сегодня, оправившись от двухсуточного полусна, он был не по-тараканьи голоден и чувствовал, что еще чуть-чуть и в стрельчатом убежище будет лежать хрустящий трупик бесславно сгинувшего тараканчика. А если уж умирать, то точно не от голода. Более глупой смерти, находясь среди такого изобилия отбросов и представить себе нельзя.
Медленно поводя чувствительными усиками на голове, Рыжик стал продвигаться к кухонной мебели. И вдруг обомлел. Уже достаточно опытный таракан, он ороговевшей спиной почувствовал на себе взгляд и замер.
«Уж лучше бы от голода, чем в лепешку. В ЛЕПЕШКУ! Ой, мама!», – крутилось в голове застывшего таракана. Он прекрасно знал, что должно было произойти далее и, зажмурившись, не двигался с места.
Но ничего не происходило. Ярик по-прежнему не шевелясь сидел за столом, а его тусклый взгляд уныло упирался в насекомое аномально больших размеров.
«Эка тварь, – вдруг хрипло, как из ржавой водопроводной трубы, вырвалось из ярикового горла. – Такой здоровый». Неожиданно тусклые глаза заблестели и Ярик заговорил скорбным голосом. «Хорошо тебе, тварюка жирная. Живешь ни о чем не думаешь».
«Ни фига себе, ни о чем, – подумал таракан. – Сидишь здесь, жрешь, пьешь. Взбредет тебе в голову – и хлопнешь меня подошвой».
«Ты не бойся, – будто отвечая на мысли Рыжика, всхлипнул Ярик, – я тебя убивать не буду. Что мне с того? Я ведь, по сути, человек хороший»…
Тут Ярик пустился в долгое, нудное повествование о своей непутевой жизни. Таракан не двигался с места. Чувство страха постепенно отступило и на смену ему пришло искреннее сочувствие этому огромному, нескладному существу, так не по-тараканьи халатно относившемуся к собственной жизни. Ярик причитал, плакал, жаловался, ругался матом, а таракан внимательно слушал и сочувственно шевелил усиками, напрочь позабыв о всякой опасности. Вернулся в свою норку он уже глубокой ночью, когда Ярик мирно заснул, распластав небритую щеку по пустой тарелке.
С тех пор Рыжик понял – бояться нечего. Сентиментальное их общение периодически повторялось и таракан уже не стеснялся, слушая мученические излияния Ярика, трескать скатанные и заблаговременно приготовленные его новым другом комочки хлеба. Таракан проникся искренней любовью и благодарностью к пьянице и не представлял своего существования где-нибудь в другом месте – даже на самой ароматной городской свалке.
И теперь, мирно лежа на боку в своей норке, он в очередной раз размышлял о том, как все-таки прекрасна жизнь.
Сквозь тягучую дремоту до него глухо стали доноситься странные звуки. По полу чем-то елозили и это что-то время от времени ударялось о плинтус, сотрясая жилище Рыжика. Вдруг в норку потянуло истошно-мерзким запахом, который заставил таракана проснуться. Такой ужасный запах раз в месяц шел из ванной, когда Ярик решался постирать свою ароматную одежду. Беспокоил тот факт, что подвиг стирки был совершен всего два дня назад, и повторение вонючего действа через столь короткий промежуток времени настораживало. Медленно подняв маслину на ножки, таракан смело выполз из норки. И обмер.
Тараканий рай, чудесное, милое, грязное пристанище было изуродовано. Тонкие лапки Рыжика скользили и подкашивались на гладко вылизанном, воняющем какими-то цветами, полу. Яркий свет из вымытого плафона, более не походившего на глиняный горшок, заливал кухню. Ни крошки съедобного не валялось на ранее изобильных линолеумных полях. За покрытым новой, белой скатертью, столом чинно сидело существо, походившее на Ярика. Оно было вылизано не хуже, чем пол: стриженные волосы, бритый подбородок. Мерзко-белая майка, накрахмаленная и выглаженная, топорщилась на исхудавшем теле. Вместо обычной бутылки перед мужиком стоял заварной чайник. Похлербывая из новой чашки в цветочек, Ярик сверкал во все стороны туповатой улыбкой.
Но самое ужасное разместилось около мойки. Оно было огромное и устрашающе хрустело юбкой пестрого халата. Существо издавало высокие звуки, которые почти парализовали опешившего таракана.
От горя и недоумения выползший на самую середину кухни Рыжик приподнялся на задние ножки и очумело двигал усиками в разные стороны. Внезапно существо у раковины повернулось и увидело его.
«ААА! ТАРАКАН! – нечеловечески завизжало оно, – Ярик! Ярик!»
Ярик уронил чашку на стол и лицо его зверски исказилось. Резким движением он сорвал с ноги тапок и замахнулся.
«Ах, Ярик, Ярик», – успел подумать таракан, перед тем, как тапок со шлепком опустился на вычищенный линолеум.