– Нет! Ну, надо же до такого додуматься? Спрятать! И куда! – удивлялась я сама на себя, в глубине души радуясь еще и тому, что все видели, как много бабок водится в моих закромах. Знай наших!
Все смеялись с кривыми от зависти рожами, и говорили:
– Надо было давно столько же выпить, как в тот день, когда прятала, уже давно бы нашла!
Наш народ мудр. Такие советы давать умеет! Поистине не зря мы столько лет прожили в стране Советов.
Ну, а теперь что!? Приготовились?
Настала пора представить вам и моего ненаглядного в полной красе, только за валерианку сразу не хватайтесь… Во —
ТОЛИК
Булыжничек на перекрестке жизни, блин. И на ём ничерта не написано, про что там ждет впереди? Как ежик в тумане. Если бы я знала последствия, я бы развернулась в другую сторону, но мы же молодые такие бестолковые! Куда несет течением, туда и плывем… или шагаем….
Как я вам уже говорила, звали его Анатолий, а по-простому Толик. Рафик! Сашик! Петик! Это по-чурковски. Совершенно дурацкое имя, мне никогда не нравилось. Но я заметила, что Боженька всегда подсовывает то, что мне не нравится. Щекочет нервы!
Толик – это найденное в таком большом городе было такое чудо-юдо!!! что еще раз подтвердило подозреваемый мною факт – все в природе развивается по спирали.
Его мама – чистокровная русская, натуральная блондинка, волжанка, с большими голубыми глазами, с совершенно мерилин-монровским кукольным и капризным личиком. Очень сексапильная. Даже в те годы, когда я познакомилась с ней, была очень и очень хороша. И фигура сохранилась на удивление стройной, и ножки, и вьющиеся густые волосы. Представляю, как она была хороша в молодости! А тем более в южном городе Баку…
Папа – жгучий брюнет, высокий и статный. Вы, может быть, на московских рынках встречали таких. Иногда попадаются «азербоны» писаные красавчики. Этот был как раз из таких. Усики у него были очень, по тем временам, моднячие, как у Рашида Бейбутова, тоненькие, черненькие и вдоль верхней губы. Глаза черные, большие, обрамленные, как рамой, густыми и длинными ресницами! Губы, четко очерченные по контуру, чуть выпуклые и припухлые. Нос ровный и прямой, как у Александра Македонского. Блеск! Очень был хорош. Правда, лично я видела его только на фотографиях. Когда Толику было три года, папа пропал за горизонтом большой жизни, отправившись искать счастья для всей семьи. Оттуда он так и не вернулся. Наверное, не нашел или нашел только для себя… Тоже еще тот приколист!
Родители хороши были оба. А что представлял из себя наш Герой? Ну-ка? Попробуйте пофантазировать! Но не опирайтесь на всем известную истину, что перекрестное опыление ведет к совершенствованию вида.
Ничего подобного! Полная противоположность!
Наш герой был совершенно рыжий и в конопушках. Волосики жиденькие (куда девалась папа-мамина шевелюра, хочется спросить?), глазки маленькие, глубоко и близко к носу посаженные с рыже-облезлыми ресницами. Морда длинная, лошадиная. Но главным шедевром на этой морде был нос! Как отдельная история он занимал одну треть пространства. Он был длинный, с горбинкой и тоже весь в конопушках. Прямо шедевр какой-то. Губы тоненькие, щеки впалые. Натуральный Освенцим. Я все время удивлялась, как это они, его создатели, красотка блондинка и красавец брюнет, произвели на свет такое облезло-рыжее чудо? Копия режиссера и артиста Басова, только пострашней!
Помню, как-то, лет чего-то тому назад, он решил отпустить бородку, испанку. Когда она отрастала, Толик был на гастролях. Но наступило время, он вернулся и позвонил мне в дверь. Мать моя родная женщина! Я чуть в обморок не упала. Крик пришлось утопить в желудке. Передо мной стоял Мефистофель! Рыжий, страшный, и с козлиной бородой. Ну, козел козлом!
Правильно говорила моя подружка Неля:
– Все мужики козлы, только с одним козлом можно жить, а с другим нельзя.
А еще он был худой. Мои потуги его откормить ни к чему не приводили. Все калории, не в коня корм, съедала его «внутренняя злость». Его часто заносило то резко вправо, то резко влево, отчего он имел мелкие неприятности сексуального характера. То он кому-то по сопатке, то ему, никакой середины, сплошной крайняк… Максималист-понтист, одним словом.
Я говорила ему шутя:
– Природа явно дошла до конца очередного витка на твоих родителях, а на тебе решила отдохнуть. Теперь ты есть нулевой цикл, начало нового витка.
Надо добавить при этом, что характер он имел южнотемпераментный, вспыльчивый, мало управляемый и руками махательный. Жутко дерьмовый, в общем. По принципу:
– Э-э-эх! Забодаю! Забодаю темпераментно!
Я как думаю? Все мы в своей жизни немного от Бога нашего, Иисуса Христа, научились. Типа, «частица Бога в нас заключена подчас…» Он на крест из-за нас, дураков, полез, и мы, дети его, на него глядя, любим распятыми бывать. Только кресты наши очень маленькие и гвоздики микроскопические. Но страдаааания – на всю катушку… как у него…
Помню самое начало нашей смешной семейной жизни с Толиком. Тогда, после нашей свадьбы, его друзья прикалывались над ним и говорили, складывая кукиш, где большой палец находился не между указательным и средним, а между средним и безымянным:
– Плечи то широченные, а головка ма-а-аленькая! Прямо чувак чуваком!
Вот уж точно, природа на нем отдохнула. Высокий, худой. До талии метр, от талии метр. Верхний метр сверхсутулый и широченный в плечах, а на них маленькая головенка торчит. Нижний по-кавалерийски четко подперт ногами, которые, по сравнению с верхней частью, смотрелись несуразно. По плечам он пятьдесят восьмого размера, а по низам сорок второго криво-косолапого, это я как портниха знаю. В общем, очень косая сажень в плечах и совсем кривая в задах. А все вместе именно того рыже-облезлого цвета, который и есть высший знак азербайджанского качества.
И понты-ы-ы-ы!!! Петушиное, обожранное «авантюрином» горе, мечтающее выделяться из толпы…
А я ведь молодая была, совдепией крученая, коммунизмом мученная, да и старыми заскорузлыми понятиями порченная. Бабскими привычками про замужество, веками вбитыми в бабью голову, плюс заразно-понтовая ширма из «слабо»… Я и говорила сама себе:
– Нужно принимать его таким, как он есть. Вышла замуж, так нечего, понимаешь, всякчески критиковать теперь! Все равно все мужики козлы!
У меня с этим вопросом, который секс, тоже свои отношения. Я по гороскопу родилась под знаком Венеры. Весы я, а что это значит, вы и сами догадываетесь. Там Венера нехило потопталась…
Может быть, это еще и оттого, что когда моя мама была мной беременная и работала в маленькой сельской больнице, приехав туда по велению сердца и обстоятельств за моим папой (читаем с пафосом!), там произошел интересный инцидент! К ним в больничку привезли взвод солдатиков, зараженных лобковыми вшами. Пришлось маме построить их в рядок, приказать спустить штаны и задрать руки. Потом она взяла малярную кисть и, обмакивая в ведро с раствором, промазала все интимные места, подмышки и прочие нагрудно-наспинные заросли этим солдатикам очень основательно.
Может быть, именно из-за этого я несколько неравнодушно дышу к мужскому полу? Насмотрелась еще в утробе матери?
НУ, ДУМАЮ, НАЧАЛОСЬ
Блинов с комьями было до фига, всех и не перечисчитать. Если писать о каждом, получился бы двадцатитомник с приколами. Я их даже как-то умудрялась проглатывать, но некоторые застревали, если уж ком сильно большой попадался. Таким вот блином, да еще и с комом, я и подавилась в тот самый первый раз в нашей коммуналке. Угощаю и вас! Прикалывайтесь на здоровье.
В то золотое, коммунальное время я и мое сокровище работали на государевой службе, в организации, именуемой «Росконцерт». Он – вечно занятый на должности «директор концертных программ», а я на подхвате. На подручных работах. Вроде бы, как простой администратор. Работу пахали вместе. Сами понимаете, если человек хронически занят, то ему надо бизнес крутой срочно сварить и бабки наварить, то еще чего…
Он начинал варить, а я почему-то все время доваривала. То у него варево горчило, то комом каким-то, а то и просто дерьмо…
Дело было по весне. Я получила огромную партию товара. Платки «Хамура» и платки с люрексом японские. Класс!!! Надо было срочно сдавать. Продавать, то есть. Мои «блэки» готовы были дать мне всю эту кучу товара с пятидесятипроцентной предоплатой, фактически за полцены. То есть можно бабки наварить нехилые. Ну, и кто бы отказался?
Я – нет! Это же все по шерстке, по шерстке…
А на «Росконцерт» в это время набежал караул! Всех взялись сажать. Откуда-то появилась ниточка, кто-то за нее потянул, клубок стал разматываться, клочья полетели в разные стороны. В бухгалтерии засада. Спасая себя, потенциально подозреваемые даже на то пошли, что однажды под утро бухгалтерия заполыхала ярким пламенем добротного пожара.
И тогда стали трясти по всем кустовикам, филиалам столичных филармоний. Товарищи это дело сильно любили. Смотришь, трясут-трясут и что-нибудь вытрясут, а особенно если грамотно заставить народ самому трястись. Из него из самого в процессе трясучки столько вытрясется, только успевай – жни. Трясли за левые концерты, за конверты, за дутые ведомости, за мертвяков, за левые билеты и левые афиши…
В общем, в «Росконцерте» стало жарко и народ стал разбегаться в разные стороны. Мое сокровище побежало в первых рядах, да так шустро, что даже тут же себе новую работу нашел! Я диву давалась! Даже лежаче-диванного перерыва в тот раз не было! Где-то быстренько познакомился с одним известным сатириком, бывшим КВНщиком, Юрой Воловичем.
А у сатирика тогда было время любви. Он без памяти влюбился в Ирину Понаровскую. Я его понимала. Если бы я была мужиком, я бы тоже в Ирину влюбилась в то время. Она была такой шарман!
Влюбился он по большому счету. И стал делать ошибки.
Ошибка номер раз – Ирине коллектив.
Ошибка номер два – Ирине гардероб, который по тем временам выписывался из городу Парижу, и ни у кого такого не было. Особенно шляпы…
Ошибка номер три – Ирина не должна уставать, и поэтому на первое отделение ей нужен какой-нибудь «обезьян». Желательно, поэкзотичнее. Нашелся такой в городе Москве. Он пел тогда в ресторане при гостинице «Союз», в сопровождении двух блондинок. Раньше это были двойняшки, сестры Зайцевы, но потом одна из них вышла замуж и уехала куда-то за границу, кажется в Канаду, а на ее место пришла Люда Ларина, раньше работавшая на подпевках у Льва Лещенко.
С этой Людой в моей жизни была еще та история. До того, как переехать жить в коммуналку к Абалденной Девушке Наташке, мы с Толиком снимали квартиру в Перове. Он тогда работал директором в коллективе «Верные друзья» с Ксенией Георгиади. Есть такая гречанка на нашей эстраде, хорошая человечка, я с ней тогда дружила. Попадают они с Львом Валериановичем Лещенко третий раз подряд на совместные сборные «солянки». Это большие концертные площадки или стадионы, где сразу работало несколько коллективов. Возвращается Толик с гастролей раз – духами пахнет, два – майка в помаде, три – привозит Люду к нам домой прямо с гастролей.
– Будем раков есть, – говорит.
С Людой. Одни мы есть не могём. Раки в горле застрянут, клешнями зацепятся. Одному, или со мной, скучно! Надо с Людой.
Я всегда удивлялась, если мужик с какой бабой начинал романить, ему под любым соусом, хоть под раковым, надо было эту бабу домой притащить и рядом со своей благоверной посадить! Неужели ему на расстоянии сравнивать сложно?
А Люда еще и в клиентки на шитье взялась набиваться. Юмор, да и только!
В общем, забирают этого черного «обезьяна» к Ирине в коллектив, на первое отделение, нашего Толика сатирик приглашает директором. Представляете, что он должен был наврать-насочинять, чтобы ему Юра поверил и взял директором?
Но это их дело…
У Ирины в то время не было никакого звания, а это значит концертная ставка совсем маленькая. Надо было звание делать. Очень красиво смотрится на афише, когда написано заслуженный деятель искусств! Делали его раньше так: устраивались работать в какую-нибудь провинциальную филармонию какой-нибудь автономной республики мелкого масштаба. Например, тот же Иосиф Кобзон в Чечено-Ингушетии заслуженного получил. С Ириной решили пойти проторенным путем. Чечено-Ингушетия, так Чечено-Ингушетия. Грозный, так Грозный.
Нам-то какая разница? Тем более, что там тогда никто ещё не стрелял.
Музыкантов взяли из Молдавии. Директор Толик – азербон. Сатирик Юра – еврей. Вэланд Род черный, в смысле негр, совсем негр. Певица, я подозреваю, что тоже еврейка. А все вместе – чечено-ингушата!
Стали репетировать. За это ничего не платили. Толик дома на диване концерты заделывал, то есть звонил лежа по всему Советскому Союзу, а потом приходили телефонные счета неописуемой величины. И так два месяца. Я шила с девяти утра до после часу ночи, потом фарцевала. Он, как макака в клетке, по комнате метался и по телефону орал, мне работать мешал. Телефон тоже орал с утра и до вечера. То мне орал и с акцентом и без оного, то ему орал… И так без перерыва даже на обед.
Народ ко мне приходил. Кому примерка, кому товар. «Блэки» ходили туда-сюда… Все входящие заносили ящики, пакеты и коробки. «Блэки» и «коллеги» вносили сюда, а Наташкины «спекулянты», мои клиентки и прочие участвующие, включая соседей, выносили обратно.
Весело! Как нас ментура тогда не обнаружила? Диву даюсь! Шкаф открываешь, а на тебя тюки товара вываливаются. В углу до потолка коробки с радиотехникой навалены. В другом углу – еще коробки с разным хламом: очками от солнца, часами, платками…
Одно слово – дурдом крепчал, и мы в нем веселились! Прикалывались, то есть. Крутые чуваки, одним словом…
Но, наконец-то, наступил первый выезд.
ЧЕЧЕНСКАЯ ЭПОПЕЯ
Ехать надо было в город Грозный. Вначале сдавать концертную программу местному худсовету. Раньше без такого совета и чихнуть было нельзя. Пока совет не утверждал, коллектив не имел права гастролировать по СССР. Значит, сидел без зарплаты. А кушать очень хотелось. Поэтому не было на всем белом свете людей, более заинтересованных в сдаче программы худсовету, чем артисты.
Был еще один суперзаинтересованный человек в этой поездке – это я. А что нужно было вам, мадам? А нам нужно было непременно контрабандный товар продать. Японский. Назывался товар – платки. Это в стране Чечении был очень модный и ходовой товар. Там все местные дамы носили «хамуры».
Платки эти однотонные, без орнамента, бывали разного цвета, но не елозили по голове, как жидкое дерьмо, а были и плотные, и послушные, и тоненькие. Под каждый цвет платья можно было подходящий цвет платка подобрать. Летом и не жарко, и голова прикрыта. А платки с люрексом еще и блестели!
Ну, какая уважающая себя чеченка, выходя в люди или на праздник, или на свадьбу, позволит себе выйти с непокрытой или неблестящей головой. У настоящей чеченской женщины голова обязательно должна была быть прикрыта, и желательно, блестящим. Почему? А кто ж вам правду скажет, которую никто не знает! Ясно лошадь, коль рога!
Загрузила я в кофры, в которых обычно концертные костюмы упаковываются, несметное количество платков. Где-то около десяти тысяч штук, себестоимостью где-то рублей тысяч на восемьдесят. «Блэк» отдавал нам платки по восемь рублей, а в Чечне они шли по двадцать пять. Подсчет понятен? Даже расшифровывать подробно не надо. А чтобы уж совсем до кучи, раз уж выпала такая оказия, отправила еще один большущий телевизор «Панасоник», тоже контрабандный, видюшник профессиональный, очень дорогой, и кассеты с фильмами в придачу. Итого общая сумма отправки сто тысяч рублей. Для ориентации делим на четыре рубля (первые руки) и получаем двадцать пять тысяч баксов. В одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.
Все в коммунизм, а я в другую сторону. Самоутверждаемся!
Заказчика дали мне сами «блэки». Он выложил нам предоплату пятьдесят процентов от продажной цены, потому, что я боялась такую кучу бабок везти в Москву с Кавказа. А уж если быть совсем честной, товар-то нам, а точнее, моим «блэкам», давал посол их африканского государства. Поэтому мы решили перестраховаться. Получая пятидесятипроцентную предоплату, мы сразу оплачивали товар послу, и себе чуть-чуть оставляли. В остальных пятидесяти сидели и я, и мои молодые «блэки»-аспиранты.
А что делать?
Например, в восемьдесят третьем году видюшники еще только осваивали просторы моей Родины, было их мал-мала, а телевизоров японских с большим экраном еще меньше. Точнее, были в магазине «Березка», но не такого размера, как я отправляла. Там можно было купить, но нельзя было валюту и чеки иметь. Если нет справки о легальности денег, значит, это уже статья. И тюрьма. Пятьдесят долларов в кармане тянуло на пару лет.
Но была прослойка, помогавшая народу кое-что прикупить. Вот я и была той самой прослойкой, которая позволяла простому народу, имеющему рубли, купить себе бытовую импортную технику. Но нужно было соблюдать одно жесткое условие. Упаковка не должна была быть нарушена ни под каким предлогом. Цена сразу падала на пятьдесят процентов. Клиент должен был быть уверен, что это оригинал, а не подделка местного умельца.
Перевозить технику обычным путем было очень опасно, стремно. На дороге народ, особенно южный, от души шмонали менты. Но артистов же не будут так шмонать, как обычных черномазиков.
Товар отбыл нормально, я сама коллектив отправляла, кофры и ящики все перепроверила, так что не волновалась. Прибыло все туда тоже нормально. По прибытию Толик мне отзвонился. Заказчик был предупрежден об этом и просто ждал. Я себе в Москве сижу спокойно, шью….
Прошел день, второй, третий. И вдруг мне позвонил заказчик и эзоповым языком взялся объяснять, что ничего не получил. Вот тебе и раз!
Я попыталась у него выяснить понятнее, но пойди тут разберись, что он хотел мне сказать? Раньше по телефону все говорили намеками, они же прослушивались. И если вы, к примеру, хотели сообщить что-нибудь секретное, речь тут же переходила на намеки. Все знали, что я шью, и говорили очень смешно, если со стороны послушать. Однажды один мой приятель пытался рассказать мне сюжет иконы намеками. Он очень долго и нудно рассказывал про отделку платья, про рюши, а когда ему самому все это надоело, он нашел совершенно ошеломившую меня вуаль. Он стал мне рассказывать о последнем заседании Правительства, и кто из членов Политбюро во что был одет. В ход опять пошли рюши, манжеты, воротнички, юбки-годе (это он так хотел рассказать мне, что на иконе есть оклад и что нимбы у ликов отделаны смальтой и камнями).
А этот клиент взялся мне по межгороду, с жутким кавказским акцентом рассказывать про отсутствие накладных карманов, количества пуговиц, про манжеты, которые я не пришила и так далее. При этом слышимость была такая, что я спутала слово «пуговицы» со словом «путаница» и уже ничего не понимала. Единственное, что я поняла, что он не может найти Толика в городе Грозном.
Нигде!
Пришлось брать несколько дней у заказчика на разборку и начинать вызванивать Чечню. А там тишина. Ни один телефон, выданный мне Толиком по приезде, не реагировал на мои звонки. Даже вся филармония молчала. Как будто у них там Мамай проскакал и всех порубал. И так три дня. Я понимала, что там что-то произошло. Надо было лететь.
Прилетела я в город Грозный и поехала в гостиницу. В городе была только одна гостиница, которая тянула на это название, и в которой можно было жить, да и то со статусом минус семь звездочек.
Толик жил в люксе на втором этаже – он же директор! На мое представление администратору, чья я жена, у той, бедной, глаза расширились от удивления и обиды. Что-то уже наплел, значит, навешал лапши на подставленные уши.
Поднялась я к нему в номер. Закройте глаза и представьте себе ваше понятие о бардаке. Не в смысле дом терпимости, а в смысле грязи. Именно туда я и вошла. На столе был срач из пустых, полупустых и полных бутылок, разукрашенный дарами южной земли разной свежести, начиная от вчерашних дынь, позавчерашних шашлыков и позапозавчерашних люля-кебабов, заплеванных арбузными семечками. Пол не подметался дней несколько. Кровати выволочены из спальни в большую комнату. Все постели перемешаны на жгуты телами. На них спали какие-то личности, ужатые на края задами граждан из первого ряда. На всех стульях и диванах, на этих кроватях, примостившись с краю, и на грязном полу сидели люди. Пьяные были все, но в разных степенях. Кто-то, видно, не одни сутки здесь сидел, а кто-то только пару часов.
А в углу, на тумбочке, стояли новейший телевизор и видюшник и на весь номер, во всю силу своих иностранных динамиков, гнусавили, показывая народу свои возможности.
Ну как же, чеченский народ такого чуда отродясь еще не видывал! Тут тебе и ужастики, и боевики с убийствами, и кровища льется, и дракулы, и франкенштейны, и всякие там фантастические «Оно» и порнухи… Ну, полное тебе удовольствие, и главное – бесплатно. Да что там бесплатно – ешь, пей, смотри, не уходи только, не разрушай компании…
Я встала перед телевизором и спросила:
– Где хозяин?
На меня тут же стали цыкать, как в кинотеатре:
– Не мешай, гражданочка, отойди, не загораживай экран. И, пожалуйста, потише!
Я выдернула одним махом все провода из розеток и объявила:
– На выметание из номера вам всем дается ровно две секунды, после чего я за себя не отвечаю, а за вас не ручаюсь!
Наверное, тон моего голоса и выражение на моем лице были очень впечатляющими и красноречивыми – убрались все. Проснулись даже спящие. Правда, один в двери задержался и сообщил, что Толик спит у него в номере, пьяный, а его самого зовут Витюн. Так я познакомилась с Витюном, ставшим мне впоследствии сводным братом. В том смысле, что жизнь свела.
А тогда надо было что-то делать. Как я теперь могла отдать горячим кавказским горцам откупоренную видеотехнику? А?! А-а-а?!
Пришлось идти искать Толика. И платки. В номере их явно не было. Толик находился в стелечно-лежачем состоянии, даже не мычал. Нужно было ждать до утра, что от пьяного толку?
Утро сообщило мне новые неприятные новости:
– Понимаешь, я отдал платки рабочему сцены местной филармонии…
– Почему?
– Потому что, во-первых, он обещал продать дороже, а во-вторых, парня было очень жалко, он кому-то морду набил и его теперь могут в тюрьму посадить. Ему деньги очень нужны, откупиться надо.
– Не, видали? Ему нужны, а мне не нужны! А может, и не было никакого рабочего сцены?
– Почему не было?
– Да потому, что прошло уже незнамо сколько времени. Где же наши бабки?
– Да он с матерью уехал по Чечне, торговать… Реализовывать, то есть…
И тут я взбесилась:
– Граждане, это что жа ж такое деется, а? Пацана ему жалко, а меня нет? И не важно, что я уже предоплату получила пятьдесят процентов еще в Москве, и ты об этом знал. Знал, что часть денег уже получена, с «блэками» поделена и почти истрачена. И неважно, что меня за это могут замочить к чертовой матери! Главное другое. Решил сам бизнес сварить, самостоятельно, а потом попонтить где-нибудь этим? Свой навар сверху получить, и не в общую семейную копилку, а в свою собственную, загульную. А как же, на два рубля дороже, это значит – двадцать тысяч рублей! В твой собственный карман. И без отчета.
– Да что ты так волнуешься! Он же все отдаст!
– Отдаст был хороооший парень, но педераст. Когда отдаст? Между прочим, прошло уже семь дней! Что делать будем? Убить тебя мало, суку! И ведь знала же, что тебе ничего нельзя доверять! Ни одной копеечки. Надо было самой лететь. Певец! Блин горелый! Так бы и кастрировала, чтоб ты стал тенором в хоре мальчиков! Ну и что делать, что? Господи, замочат жа! Это ж горцы…
«Подруга, – говорила я себе ночью. – Ты чего это заныла? А? Встала, взяла себя в руки и вперед – за дело! Нечего сиднем сидеть и волосья на себе драть… Все-таки я сама себе самая родная! Или как?
Сначала пришлось привести в порядок аппаратуру. Для этого пришлось ближе знакомиться с соседями-гастролерами по гостинице. Это оказались ребята из города Горький. ВИА «Времена года»! Отличные ребята! Помогли и аппаратуру в порядок привести и заклеить, как новенькую, чтобы ни одна сука подкопаться не смогла. Короче, в итоге заказчик всю технику принял у меня без замечаний. Даже с кассетами.
Для второго дела, на всякий случай, пришлось просить тайм-аут. Заказчик пугательно скрипел зубами, вращал глазами, но мы честно рассказали ситуацию, и он согласился, оговорив при этом:
– Эсли у уас будуттт нэпрыятнасты, я, у принципи, магу памочъ, но цина будэт ныже, а сычас ви уже имэетэ штраф за задэржку. А тэбэ, кирасавэць, яйца буду атттриваттт лична я сам, эсли чьто!..
Толик так впечатлился этим договором, что чуть вообще не сбежал. Страусиный эффект.
Поутру, под охраной, по-другому и не назовешь, я повела Толика в отдел кадров филармонии, искать того самого драчуна. И вдруг выяснилось, что он в филармонии уже не работает – на одноразовом подряде был, постолярил и уволился, а договорчик вместе с ним куда-то ушел, исчезззз…, значит, и адрес.
Ну, класс! Я тут же получила полный кайф адреналина и все прямо в кровь.
Два дня ушло на добывание адреса через каких-то разнообразных чеченцев. Ну, я вам скажу, и рожи же у них. Им даже до первобытнообщинного строя еще далеко – они, с тех пор как в Лермонтова стреляли, так и не изменились…
Наконец-то берем такси и едем по адресу. Приезжаем на место. Русский таксист Слава все сразу понял:
– Деньги свои добываете?
– Ага… – говорим. – Добываем…
В квартире мы нашли девушку на сносях и девочку лет восьми-девяти… Больше никого. Беременная по-русски не говорила. Девочка знала всего несколько слов. После трехчасового мучения мы возвратились к таксисту, который ждал на улице. Слава богу, Слава говорил по-чеченски. Что он им втолковывал, я не знаю, но вдруг девочка стала собираться, а беременная плакать. Таксист сообщил нам:
– Сейчас мы все вместе поедем к каким-то их родственникам, которые знают, где находятся драчун вместе со своей мамашей. Я решил вам помочь и им так сказал.
– Спасибо тебе за сочувствие. За нами не заржавеет…
ХОДИЛИ МЫ ПОХОДАМИ В ДАЛЕКИЕ КРАЯ…
Пришлось нам Славиком осваивать улицы далекого города Грозный.
Поехали мы на другой конец города. Там, после долгого крика по-чеченски, выяснили, что и мать и сын вместе с нашими платками уехали вглубь Чечни, в аул. Слава рекомендовал нам ехать следом немедленно, пока их никто не предупредил, а девочку забрать с собой. Я б жизни не догодалась!
Ну, прямо не жизнь какая-то, а сплошная симфония Глюка! Блин…
И ведь поехали…, как-то и с перепугу. В том ауле, куда мы приехали, наших коммерсантов тоже не оказалось. Зато нашлась часть наших платков. Долгие переговоры с помощью Славы убедили чеченцев отдать нам деньги за уже проданный товар. Они честно нам все отдали… Я так удивилась…!!!
Дальше поехали, теперь уже в долину. Ребенок с нами!!! Одна моя подруга, Нинушка питерская, всегда говорила:
– Чьи бы бычки не скакали, а детки всегда наши…
Она права, что-то такое есть в женщине. Материнское чувство, наверное! А для матери дети всегда дети, чьими бы они не были. Котята, козлята, ежи, ужи, слонята или еще кто, например чеченята.
Она вначале дикая была, как кошка. Зажалась в угол сиденья и оттуда глазами зыркала, а потом ничего, разговорилась. Даже народные чеченские песни мне то-о-оненьким голосенком пела. Так трогательно. Мы даже где-то притерпелись друг к другу.
С большим трудом добрались до следующего аула, но опять не застали нашу парочку. Если бы они знали, что мы едем следом, было бы понятно, но они об этом понятия не имели. В то время еще не было ни мобильников, ни пейджеров, и не только на просторах этой чеченской глухомани, но и на всех просторах моей родной глухомани, включая Москву.
Я молила Бога помочь нам разыскать бегунков и ругала сама себя, самую любимую: «У всяких событий есть причины. Почему тебя сюда занесло»? И отвечала сама себе весело, с задором: «Задница моя меня сюда затащила. Опять. Как всегда».
А день, между тем, клонился к закату. Пейзаж за окнами машины был очень тоскливый. Дорога прямая, как палка. Справа поле, слева поле, прямо поле и сзади поле. Кое-где кустики голые, без листочков.
Где весна, я у вас спрашиваю? Где?
Чечня – интересный кусок земли. По идее, здесь должно было быть полное изобилие. Земля у них жирная. Сплошной гумус. В кустики пробрать невозможно, на подошву налипает! А чеченцы не миллионеры! Вот, например, в Грузии земли под посев с гулькин нос, в сто раз меньше, чем в Чечне, а грузины по три урожая за одно лето снимают…
И тут у нас полетело колесо. А потом второе… Не понос, так золотуха. А вокруг начинала надвигаться южная ночь, и надвигаться очень быстро. И очень темная. Уже через пятнадцать минут ничего не было видно. Страшно? Или интересно – выдюжим мы или не выдюжим? На двух передних хороших и двух задних никаких проехали еще чуть-чуть. Наконец Слава-таксист выключил мотор, и мы попытались, растопыря уши, уловить хоть какой-нибудь звук. Где-то с правой стороны за полем был чуть виден отсвет и слышны отдаленные звуки, похожие на музыку. Мужчины, высоко поднимая ноги, зашагали по полю и сразу же съелись темнотой. А мы остались. А над нами блистали звезды размером с пуговицу для драпового осеннего пальто.
Правильно сказал О. Генри: «Хотелось подняться на цыпочки и потрогать звезды рукой, такие они висели яркие и ощутимые».
И сидели мы внизу под этим необъятным южным небом, под этими сумасшедшими звездами, величиной от малюсенькой пуговички для нижнего белья, и заканчивая блюдцами для пальто, две малюсенькие пылинки и страдали из-за прибыли по каким-то платкам с люрексом. Кому они нужны на фоне бесконечности? И казалось мне, что Господь грозит мне пальцем сверху и укоризненно качает головой…
Прикол – прямо катарсис какой-то!..
Мы молчали. Что думал ребенок, я не знала. Интересно, как думается на чеченском языке? И думают ли они вообще? Может, живут, как травинки или суслики? Но ученые нам уже говорили, что и у травинок что-то там для мыслей в голове тоже имеется целая куча. И у сусликов. А у чеченцев?
Через какое-то небольшое время машина стала быстро остывать. В салоне стало несколько прохладно, если не сказать больше. Ребенок явно мерз. Сколько прошло времени, не знаю. Мы сидели, с чужой чеченской девочкой, согревая друг другав объятиях и уже стали подремывать, как вдруг чеченочка стала толкать и показывать пальцем на огоньки, которые задвигались по полю в нашу сторону. И мы с ребенком в два голоса заорали на все это поле, на всю эту Чечню:
– Ур-р-р-а-а-а-а!!! Наш-ш-и-и! – хотя для нее какие они наши?
Это действительно были наши. Они прибыли за нами на тракторе «Беларусь»!