Мармарис

– Меня все ненавидят. Даже моя семья, – подняв ноги, притягивает их к груди девушка, убирает с лица спутавшиеся грязные волосы и шмыгает носом.

– А тебя любили? – возвращается к ней Гидеон, садится в кресло, косится на миску нетронутого салата.

– Мне плевать, – огрызается Ханна, за мгновенье превращается в ту же, кого Гидеон встретил на том вечере на приеме, когда она унижала девушку.

– Так чего тогда выглядишь так жалко? И вообще тебе бы не помешало в душ зайти, на этой вилле их шесть, а ты воняешь как помойное ведро, – кривит рот мужчина.

– Прости, что не благоухаю розами, – фыркает Ханна.

– Сейчас помойное ведро, но я знаю, что ты пахнешь сиренью, – перекидывает ногу через ногу Гидеон, запоминает замечание про запах роз, которыми пахнет Ариэль.

– И ты хочешь, чтобы я родила тебе сына? Хотя да, тебя ненавидеть не будут, ты мужчина, ты крутой, тебя боятся, бросать камни ведь принято в слабых? – кривит рот девушка.

– Я же не виноват, что ты моя истинная, мне даже сочувствовать будут, вот так вот мерзко устроен наш мир, – усмехается Гидеон. – Ну так что, хочешь обратно в Кале?

– Ты ведь это нарочно сделал, – опускает ноги Ханна и смотрит на мужчину. – Ты хотел, чтобы я это увидела, и ты не прогадал, – подползает к подлокотнику дивана ближе к креслу мужчины. – Я не хочу в Кале, но я хочу, чтобы ты выполнил мои условия.

– Я слушаю.

– Я хочу пять миллионов, безопасный перелет в страну, которую выберу, и никакого секса с тобой, – выпаливает на одном дыхании Ханна, которой не верится, что она это озвучила.

– Деньги будут, улетишь на моем самолете, секс от тебя мне и не нужен, благо сейчас, чтобы завести ребенка, трахать тебя мне необязательно, – поднимается на ноги Гидеон. – Я согласен на твои условия, но у меня они тоже есть. Утром приедет мой юрист, и ты подпишешь отказ от ребенка после его рождения.

– Хоть сейчас могу подписать, мне он нахуй не нужен, – морщит нос Ханна.

– Ожидаемо, – идет к двери Гидеон и, распахнув ее, впускает Азура, – все-таки ты омерзительна.

– А тебе он нахрена? – снова взбирается ногами на диван Ханна, следя за движением огромного пса, вальяжно расхаживающего по гостиной.

– Я не собираюсь с тобой откровенничать. Если не будешь нарушать условия, я подарю тебе любую недвижимость в любой стране, – опустившись на корточки поглаживает собаку Гидеон. – Но ты ребенка никогда не увидишь и о себе напоминать не будешь.

– Потому что ты боишься позора, мол завел ребенка от врага? Найдешь ему новую мамочку? – кривит рот Ханна.

– Может, уже нашел.

– Прекрасно, мне все подходит.

– Будешь следить за здоровьем, выполнять все рекомендации врачей и жить в особняке, здесь я могу тебя защитить. Если люди узнают, кто ты, тебе попытаются навредить, поэтому будь аккуратна, – чешет за ухом пса Гидеон. – Учти, ты не можешь нарушить соглашение и сбежать.

– А если смогу? – с вызовом смотрит на него девушка.

– Тогда я найду тебя, привяжу к постели и ты девять месяцев проведешь в комнате без окон, а потом вывезу на середину моря и утоплю. Как тебе такое?

– А если я бесплодная?

– Вернешься в Кале, ну, или куда хочешь.

– Отлично. Мне нужна банковская карта, охрана, автомобиль и гид по Мармарису. Я хочу прожить эти девять месяцев весело, – хлопает себя по коленям Ханна.

– Без алкоголя, дури и сигарет.

– Как скажете, папочка, – потягивается девушка и, позвав прислугу, просит показать ей ее комнату.

Гидеон так и остается сидеть внизу, играет с Азуром и ждет Элроя, с которым хотел обсудить утренние встречи. Элрой приезжает через полчаса, они обсуждают работу, а потом, расположившись на террасе, наблюдают за моросящим дождем и выкуривают по сигаре.

– И как у вас? Пришли к чему-то? – наконец-то заводит разговор о девушке Элрой, который с утра все порывался приехать и выяснить как дела на вилле.

– Деньги решают все, – ухмыляется Гидеон и подносит стакан к губам. – Я готов половину своего состояния отдать, лишь бы моей истинной была другая, но жаль, что этого теперь не изменить. Она родит ребенка, и я его у нее куплю.

– Отвратительно, – кривит рот Элрой. – Я никогда не привыкну к тому, что люди продают своих детей. Хотя ты ей небось и выбора не оставил.

– Она просто цену себе набивала, я сразу понял, что она гнилая, так что не удивлен, что она струсила возвращаться домой, бороться за свое имя и выбрала побег, – с издевкой тянет Гидеон, прячет непонятно откуда взявшееся разочарование. Скорее всего это его зверь, который, несмотря ни на что, верит своей истинной и возносит ее на пьедестал, даже подножия которого эта девушка не достойна.

– Тогда поздравляю тебя, будущий отец, – чокается с его стаканом Элрой. – Только не сверни ей шею раньше времени, а ты свернешь, учитывая, что я про нее узнал.

– Пусть живет, наслаждается жизнью, я ей отказывать ни в чем не собираюсь, вот только платить я ей не буду, я отдам ее морю, – растягивает губы в коварной улыбке Гидеон.

***

Поднявшись наверх, Ханна сразу пошла в душ и почти полчаса не выходила. Смыв с себя пот, запахи, она накинул на плечи чистый, пахнущий свежестью халат и начала рыться в вещах в шкафу. Вещи в основном все базовые, Ханна выдергивает из аккуратно сложенной стопки футболку, забирает из выдвижного шкафчика белье и, одевшись, валится в кровать, борясь с мыслями, оккупировавшими ее мозг.

Ханна знает, что бой будет долгим и кровопролитным, и пусть она выставила Гидеону условия, она даже думать об их реализации не хочет. Во-первых, Ханна сама ребенок. Во-вторых, она была убеждена, что всю свою жизнь проходит одна, семью и детей заводить не станет, тем более ее никто и не захочет. Люди предпочитают брать людей с витрины как товар, чтобы обязательно был полный набор, а Ханна ни одному показателю не отвечает. Несмотря на все свое возмущение по поводу требования Гидеона, одна ее часть все еще сомневается, предлагает не торопиться, хорошенько обдумать, ведь, учитывая нынешнее положение дел, Гидеон и правда может обеспечить ее суммой, которая наконец-то подарит Ханне свободу. Пусть ради этого и придется выносить ему ребенка. В принципе, и Кале, и Мармарис так и живут, в их реалиях – это абсолютно нормально продавать своих детей другим, просто обычно это делают истинные пары для заработка, а здесь Ханна продаст ребенка его же отцу. Гидеону тоже секс не нужен, значит никакого физического контакта не будет, и это уже лучшая новость за день. Ханна и представлять не хочет, что было бы, если Гидеон не принял ее условия. Она перестала ждать своего принца, спасителя, того самого мужчину еще в четырнадцать. Она не верит в любовь, в особую связь истинных и точно не романтик, который не ляжет в постель с первым встречным, в ожидании того самого. Ханна не хочет с ним спать из-за долбанной власти, которую этот мужчина имеет над ее сущностью. Если бы не натренированная годами сила, Ханна даже разговаривать бы с ним не могла. Каждое присутствие Гидеона в комнате – это невыносимое давление и желание забиться в какой-нибудь угол. Ханна прекрасно знает, что такое страх, но то, что она испытывает рядом с этим мужчиной – не просто страх. Ханна четко осознает его власть, она чувствует его могущество над собой каждой своей клеткой и понимает, что если Морской волк захочет, он подавит ее волю даже без физического насилия. Долбанная истинность, которая вбивает в женщин подчинение, только Ханна слишком многое пережила, чтобы проиграть. Пусть даже воевать ей придется с природой. У Гидеона есть власть над ней, но Ханна может установить и свою, она просто не пробовала, никогда с таким не сталкивалась. Она изучит тему, присмотрится, а потом посадит этого мужчину на поводок. Раньше, чем это с ней сделает Гидеон.

А пока надо перестать бояться его, забыть про убийство в театре и убедить себя, что Гидеон ее не тронет. В конце концов, он не идиот, чтобы навредить сосуду, в котором будет развиваться его ребенок. Ханна внезапно улыбается своим мыслям. Вот, у кого истинная власть – у нее самой. Пока Ханна здесь и будет носить его ребенка, Гидеон пылинки с нее сдувать будет.

В половине четвертого утра, уставшая от мыслей и завывающего желудка Ханна спускается вниз и, на цыпочках пробравшись на кухню, открывает дверцу холодильника. Она достает стоящую на полке миску салата, который она так и не съела, а потом скользит взглядом по сырам, ветчине, по коробке с разнообразными пирожными и замирает. Ханна смотрит на миску с салатом, даже кладет в рот веточку, жует, поглядывая на озаряемые светом в холодильнике вкусняшки, и внезапно сама себе улыбается. Она ставит миску на стол и, схватив нож, опускается на пол. Она дрожащими от голода и предвкушения руками отрезает толстый слой сыра, кладет сверху кусок ветчины и пихает в рот, глотает, почти не жуя. Не успев доесть свой бутерброд без хлеба, она открывает баночку с паштетом и ест прямо из нее, доставая содержимое пальцами, так как не хочет тратить время на то, чтобы подняться за ложкой. Еще не проглотив паштет, она пихает в рот кусок пирожного с меренгой, тянется за вторым со сливочным кремом, но глаза слепит заливший кухню свет, и Ханна, подняв лицо, смотрит на нависшего сверху Гидеона. Мужчина, кажется, только из душа, он в свободных штанах, торс обнажен, влажные волосы ниспадают на лоб. Ханна, забыв о своем странном положении, засматривается на татуировку, изображающую возвышающегося над волнами монстра на его животе, часть которой скрывается под резинкой штанов.

– Ты что делаешь?

Голос Гидеона действует на нее отрезвляюще, и девушка, сбросив наваждение, пихает в рот огромный кусок сыра, который не в силах проглотить, и давится.

– Дура, – нагнувшись, приподнимает ее Гидеон и, обхватив со спины, применяет прием Геймлиха. Раскрасневшаяся от удушья Ханна выплевывает сыр и прислоняется к столу.

– Мы были в одном из лучших ресторанов Мармариса, ты ни к чему не притронулась, у меня есть личный повар, – ты заказала миску травы, на дворе рассвет, а ты сидишь перед холодильником голожопой и ешь как животное, – хмурится Гидеон, не пропускает метнувшуюся в сторону девушку.

Ханна вдруг резко вспоминает, что она спустилась в одной футболке, в которой и легла спать. Она наспех тянет подол футболки вниз, хотя и понимает, что поздно прикрываться, топчется на месте и бесится, что мужчина ее не пропускает.

– Стесняешься? – скрестив руки на груди, стоит напротив Гидеон, с интересом скользит по тщательно вымытым, пахнущим сиренью, мягким, платиновым волосам.

– Откуда я знала, что ты не уехал, – бурчит смущенная девушка. Гидеон только ухудшает ее положение, потому что теперь нагло рассматривает ее худые, покрытые синяками из-за последних событий ноги.

– Почему ты ешь как воришка? – отрывается от холодильника мужчина и становится вплотную. – Мы ведь обо всем договорились и утром подпишем бумаги. Считай, это твой дом. На ближайший год точно.

– Я не ем. Я слежу за фигурой, а тут сорвалась, – прячет глаза Ханна, которой некомфортно от такой близости. Опять внутри нее поднимается буря, и вместо желания вмазать ему кулаком по лицу и убежать к себе, хочется прильнуть, позволить ему приласкать себя. Ханне от странных и впервые испытываемых желаний хочется вскрыться. Еще лучше бы вскрыть долбанную сущность в ней, что туманит разум.

– Ощущение, что мне на кухню скунс пробрался, – кивает в сторону разбросанных по полу пооткусанных продуктов Гидеон. – Хотя знаешь, ты ела, как те голодающие дети, которых я встретил после войны в Лагосе. У них были такие же глаза, как у тебя, когда я включил свет.

– Будто ты не знаешь, как мы, девушки любим морить себя голодом, – кусает губы Ханна, не зная, куда деть глаза, лишь бы не пялиться на мощную грудь. – Все ради красивой фигуры. Да и я не ела с Кале, – бурчит девушка, которой разговор не приятен.

– Нет, голодный человек – поест, тем более еду тебе предлагали, и на вилле она в открытом доступе. Ты ела так, как будто тебе нельзя было есть и внезапно разрешили, – не сводит с нее глаз Гидеон, не верит ни единому слову.

– Готовься, я еще и не начала тебя объедать, зарабатывай побольше, – задирает подбородок Ханна, поздно осознавая, что между их губами всего лишь пара сантиметров. – Я покажу тебе, как живут девушки из семей правителей, и начну прямо утром, – толкает его в грудь, намереваясь увеличить расстояние между ними, но Гидеон хватает ее за запястье, подносит тонкую руку к лицу.

– Питайся нормально.

– Не переживай, я рожу тебе крепкого малыша, – отбирает руку Ханна и, натягивая футболку, с трудом прикрывающую ее задницу, уносится прочь.

Гидеон смотрит ей вслед, потом возвращает внимание к продуктам и все больше мрачнеет.

Тишина покинутости стояла здесь, как прудовая вода

Вернувшись в спальню, Ханна долго не может уснуть из-за гудящих в голове мыслей и с трудом засыпает только на рассвете. Она просыпается в полдень из-за шума за окном, потянувшись, сползает с кровати и видит, как детвора от пяти до восьми лет носится по двору с Азуром, за ними, выкрикивая ругательства, бежит охрана.

– Что такое? – затягивает шторы Ханна и идет в душ.

Закончив с утренними процедурами, она по привычке просит себе черный кофе и выходит во двор, где визги и погоня не прекращаются. Ханна стоит на лестнице, жмурится из-за бьющего по глазам солнца и, потягивая из большой кружки дымящийся кофе, наблюдает за детьми, которых наконец-то собрали на главном дворе. Дети, виновато опустив глаза, топчутся на месте, пока один из охранников по телефону кому-то что-то объясняет. Ханне не особо интересно, кто эти дети и что здесь происходит, она допивает кофе, собирается вернуться в дом, чтобы приступить к обдумыванию своего положения, но, заметив въехавший во двор бмв, останавливается. Из бмв выходит уже знакомая роскошная брюнетка и, поправив серый вязанный кардиган, постукивая высокими каблуками по камню, двигается к ней.

– Я смотрю, ты обжилась, – останавливается рядом с ней девушка, смеряет недовольным взглядом ее пижаму и растрепанные волосы. Пижаму Ханне пришлось надеть после ночного инцидента. Отныне она вообще, не обмотавшись в тряпки, никуда не выйдет – не заслужили разные волки вида ее роскошных ног.

– Мне уже пора обжиться, потому что я тут, кажется, надолго, – пожимает плечами Ханна в ответ на ее замечание, не может скрыть улыбку, заметив, как смешно кувыркается на траве самый младший из детей.

– Тетя Мия, – бежит к девушке маленький акробат, – мы же сами можем уйти, не зовите их.

– Не можете, хулиганы, – поглаживает его кудрявые волосы Мия.

– Кто они? – все-таки любопытство берет вверх, и Ханна сдается.

– Из приюта недалеко. Гидеон его содержит.

– В Кале дети в приютах надолго не остаются, их сразу забирают, – удивляется Ханна.

– Самому младшему четыре года. Самому старшему восемь. Они все из одной семьи и их никто не берет, – тихо говорит девушка, кивая в сторону двух мальчиков и девочки.

– Бред какой-то, они же все равно дети, – с трудом давит поднимающееся внутри возмущение Ханна.

– Ну, все хотят младенца, – хмурится Мия. – Никому не хочется брать взрослого ребенка, люди предпочитают белый лист, на котором будут рисовать сами. Младшенького даже брали, но там такой скандал разразился, старшие не отпускают, да и мелкий устроил новым родителям сладкую жизнь. Вот его и вернули.

– Ты бы не взяла? – внимательно смотрит на девушку Ханна, сама не знает, почему спрашивает и почему ее вообще задевает все это.

– Я бы хотела показаться лучше, чем я являюсь, но ты мне безразлична, – хмыкает Мия. – Я хочу родить сама, но это вряд ли, так что возьму младенца.

– Как их звать? – вновь смотрит на не поделивших конфеты детей девушка.

– Зеус, – зовет Мия старшего мальчугана, – тут с вами хотят познакомиться.

– Не хочу я знакомиться, – бурчит Ханна, пятясь назад.

– Уже не хочет, – не меняет тон Мия.

– Какого черта? – со злостью смотрит на нее девушка, которая в душе расстраивается, что дети ее услышали.

– Старший – Зеус, потом идет Хёна и мелкий Пузырь.

– Пузырь? – смеется Ханна.

– Он обожает мыльные пузыри, и Гидеон его так прозвал, – улыбается Мия, – на самом деле его зовут Эйден.

Во двор заезжает еще один автомобиль, из которого выходит полная женщина средних лет и, бормоча под нос ругательства, сажает детей на заднее сидение.

– Что они здесь делали? – задает главный вопрос Ханна, провожая взглядом двигающийся к воротам автомобиль.

– Иногда они сбегают, чтобы поиграть с Азуром. Их родители погибли, им больше некуда сбегать из приюта. Гидеон всегда забирает их на праздники, вот они и бегут сюда, – спокойно отвечает девушка.

– Им нельзя здесь находиться?

– Никому нельзя здесь находиться, – усмехается Мия и идет в дом.

Ханна с Мией больше не общалась, она была у себя, пока девушка сидела в кабинете Гидеона, а когда спустилась вниз, узнала, что она покинула особняк. Ханна продолжает бесцельно слоняться по особняку, лежит на диване и следит за тем, как меняют испорченную ей плазму на стене. Ближе к вечеру до девушки доносится лай Азура, который так бурно реагирует только на приезд хозяина, но Ханна с дивана не двигается, накрывает лицо подушечкой.

– Ты прячешься, как страус, – доносится до девушки через пару минут хорошо знакомый голос, и она, скинув подушку, смотрит на остановившегося рядом мужчину. Гидеону надо отдать должное, он выглядит шикарно в белой рубашке, на фоне которой так красиво контрастируют забитые татуировками руки и шея, но от него как и всегда веет могильным холодом. Если бы он ее не касался той ночью, то Ханна бы думала, что он и сам как глыба льда: прикоснешься и окоченеешь. Гидеон забрал все тепло из гостиной, в которой слышно потрескивание дров в камине, и она даже ежится.

– Я не прячусь, – бурчит Ханна и отбрасывает подушку в сторону. – Что это? – косится на бумаги в руках мужчины.

– Контракт, – Гидеон проходит к креслу напротив и опускается в него. – Мой юрист все подготовил, тебе нужно его подписать, – протягивает документы девушке, засматривается на ее незамысловатый вид и помятую после долгого лежания пижаму. Если бы Гидеон не знал, кто такая Ли Ханна, если бы собственными глазами не видел, как она ведет себя с людьми, то девушка показалась бы ему милой, даже интересной. Удивительно, как ее детская, прямо сейчас кажущаяся невинной внешность по желанию сменяется на стервозную и отталкивает за секунду.

Ханна читает контракт внимательно, нарочно тянет, видит как мужчина торопится, поглядывает на часы. Вроде бы все интересные Ханне пункты на месте, в том числе есть пункты об отказе от ребенка. Ханна еще раз пробегает взглядом по строкам и, наконец, подписывает.

– Мне ведь необязательно его вынашивать? – притягивает колени к груди девушка и внимательно смотрит на мужчину. – Почему ты настаиваешь на моем прямом участии?

– Учитывая, сколько я тебе плачу и то, как я тебе не доверяю, для безопасности малыша будет лучше так, – отрезает Гидеон.

– Я не хочу, чтобы меня раздуло, – ноет Ханна, на мгновенье возвращает ту вечно недовольную всеми и всем девушку, которая Гидеона, как ни странно, сейчас не раздражает, а даже умиляет своими обиженно надутыми губками, – я стану уродливой, а я собираюсь замуж за крутого мужчину. Какой крутой мужик захочет родившую толстую девушку?

– Мужчине должно быть плевать на все это. Или ты не веришь в любовь? – Гидеону, кажется, нравится раззадоривать ее.

– Любовь? – слишком фальшиво хохочет Ханна. – У меня роскошная внешность, и я это знаю. У меня прекрасная родословная. И это мои активы. Семьи я лишилась, а ты хочешь лишить меня внешности из-за какого-то выродка.

– Не смей так говорить о моем ребенке, – мрачнеет Гидеон, которого и правда задевает это слово.

– Которого пока нет, – фыркает Ханна.

– На днях ты посетишь больницу, сдашь анализы и начнешь готовиться. Не нарушай условия, и тогда я их тоже не нарушу, – поднявшись на ноги, берет бумаги со столика мужчина.

– Я бы хотела позвонить маме, – подскакивает следом девушка.

– Что ты ей скажешь? – с ядовитой усмешкой спрашивает Гидеон.

– Что скучаю, – бурчит Ханна и прячет глаза, которые накрывает пеленой печали, стоит вспомнить о родителях.

– Они ведь могут потребовать тебя назад, но что-то никто не требует. Они знают, что тебя не получат, но что им мешало хотя бы предпринять этот шаг? – напирает Гидеон, не жалеет чувства девушки. – Они уже решили для себя, что ты враг. Никто в Кале не дал тебе шанса оправдаться, никто не захотел выслушать. Хочешь – звони, я не запрещаю.

– Не буду, – отступает Ханна и, сдавшись, опускается обратно на диван. Она понимает, что он прав, и сама об этом думала, но слышать это со стороны оказалось еще больнее. Отец мог бы прислать медиаторов, мог бы поднять вопрос и вынести его на международный уровень, но, видимо, Ханна этого не стоит. Видимо, лгали те, кто говорил, что плохих детей не бывает, и родитель останется со своим ребенком, даже если весь мир от него отвернется.

– И еще, – поворачивается у двери Гидеон, – ты начнешь выходить в город, и люди знают тебя в лицо, спасибо вашим телеканалам, будь аккуратнее. Ты враг Мармариса, без охраны никуда не ходи.

***

Всю следующую неделю Гидеон в особняке не появляется, а Ханна не скучает. Теперь она пьет кофе на лужайке, и каждое утро расстояние между ней и Азуром уменьшается. Ханна решила, что раз этого высокомерного и злющего мужчину не приручить, она завоюет расположении Азура и скормит Гидеона ему. Ханна не выходит на лужайку без вкусняшек для собаки и пока только швыряет их подальше, боясь, что если Азур подойдет, она умрет от страха. Сегодня Азур грыз свое лакомство в десяти метрах, и это уже большой прогресс для Ханны, которая учится не вздрагивать каждый раз, когда пес поднимает голову. Ни к каким врачам Ханна не ходит, видимо, Гидеону пока не до нее, и в глубине души она только рада. Пусть она и обменяла свое тело на свободу, но чем позже они начнут, тем лучше. Последние три дня Ханна проводит в центре, она много гуляет, знакомится с интересными местами Мармариса и не забывает баловать себя. Благодаря переданной ей карте, Ханна может позволить себе почти все, что пожелает, а свой аппетит она не контролирует. Ханна уже и так вынесла содержимое нескольких бутиков, успела сходить на покраску корней волос и буквально сегодня подарила себе красивый браслет из белого золота, украшенный драгоценными камнями. Также она полностью сменила дизайн своей спальни, накупила любимых ароматических свечей, украсила подоконник свежими цветами и заказала книги, которые прочитать все не успевала.

Вечер субботы Ханна проводит на диване в обнимку с книгой любимого Джеймса Джойса. Девушка, которая за неделю устала гулять и ходить по магазинам, решила сегодня никуда не выходить и насладиться книгой. Планам Ханны не дают реализоваться, потому что только она успевает перевернуть шестую страницу, как в дом входит Мия. Девушка, одетая в синее платье-футляр, звеня браслетами на запястье, подходит к дивану и, опустившись рядом с ней, просит себе воды с лимоном.

– Какими судьбами? – не скрывает недовольство Ханна и демонстративно захлопывает книгу. – Он прислал?

– Это его дом, и мне не нужно твое разрешение его посещать, – благодарит прислугу девушка и берет стакан с подноса.

– И не скажешь, что это его дом, – фыркает Ханна, кутается в плед. – Он здесь и не появляется, – не то, чтобы она жаждала его присутствия, но неизвестность пытает посильнее чем этот мужчина, и хотелось бы получить ответы на некоторые вопросы. А если совсем честно, то хотелось бы общения. Ханна одичала в этих четырех стенах, а ее вылазки в город без компании только удручают.

– Он предпочитает проводить время в более приятной компании, – жалит словами Мия.

– В компании разных русалок, – Ханне не удается скрыть язвительный тон.

– Именно.

– Я тоже, – поднимается на ноги Ханна и скидывает с себя плед. – Мне придется тебя оставить, ведь я забронировала столик во вроде бы лучшем клубе Мармариса, – лжет девушка. – Посмотрю, как отдыхает ваша молодежь.

Ничего Ханна не бронировал. Более того, она никуда не собиралась и сама не понимает это непонятно откуда взявшееся желание доказать и Мие, и Гидеону, что ей на всех плевать, и она прекрасно проводит время. Ей необходимо показать своим врагам, что ее волю к жизни не сломать, и она никому не позволит насладиться своим падением. Да, она попал в независящие от нее обстоятельства, она не может вернуться домой и уже и не хочет идти туда, где ее не ждут, но она по-прежнему на ногах, и Гидеон Ривера ошибается, если думает, что Ханна во всем будет плясать под его дудку.

– Гидеону это не понравится, – цокает языком Мия.

– А меня это беспокоит? – взрывается Ханна.

– Должно, ты ведь будущая мать его ребенка, – отвечает с усмешкой девушка, своим спокойным тоном раздувает в Ханне угли злости.

– Вынуждена откланяться, мне на сборы час нужен, – швырнув книгу на диван, идет к лестнице девушка.

Ханна стоит перед раскрытым шкафом, большинство вещей в котором даже не вынуты из коробок, и не понимает, что она пытается сделать. Ей не хочется ни в какой клуб, но уже и книжку читать тоже не хочется. Мия испортила и так отвратительное настроение девушки, которая не успевает хоть немного принять мысль, что ничего, что так надо и скоро она освободится, как реальность ее положения обрушивается ей на голову. Самое отвратительное в ситуации Ханны то, что ей и прятаться негде. Когда людям плохо на работе, в гостях, со знакомыми – они рвутся домой. Когда плохо дома – они рвутся к друзьям или утопают в работе. У Ханны нет ничего, и бежать ей некуда. Даже в этом огромном особняке единственное место, где она может остаться один на один с собой и не носить масок – это ванная. Мия живет жизнью, которую выбирает. Гидеон живет в свое удовольствие, еще и ребенка получит. У Ханны сейчас нет ничего и никого, и от этих мыслей хочется позорно разреветься. Она прислоняется лбом к дверце шкафа и горько усмехается. Каково это, интересно, по-настоящему от души разрыдаться? Ханна уже не помнит. Она запретила себе плакать много лет назад, и не потому что слезы, якобы, показатель слабости, а потому что они не помогают. Сколько ночей Ханна провела, рыдая в своей комнате, а с утра масштаб ее проблем только увеличивался. Именно поэтому во время очередного срыва она поклялся, что не проронит ни слезинки, и ей это удавалось до тех самых пор, пока в ее жизни не появился Гидеони не доказал, что все может быть куда хуже. Ханна слово, данное себе, не нарушит, она отлипает от шкафа и, вновь открыв его, начинает выбирать наряд. Она поедет в клуб, вспомнит недавнее прошлое в Кале и, может, хотя бы благодаря громкой музыке на время перестанет слышать пытающие ее мысли.

Когда через полчаса Ханна спускается вниз, то Мии уже нет. Она накидывает на плечи кожанку, которая до этого была в руке, и, поправив в отражении окна кружевной воротник фиолетовой атласной блузки, идет на выход. Ни водитель, ни охрана лишних вопросов не задают, и Ханна, опустившись на заднее сидение мерседеса, отправляется в клуб.

Клуб Kingdom и правда шикарный, ничем не уступает любимому ночному клубу Ханны в Кале. Ханна, которой бы не помешало напиться, от алкоголя из-за последующей головной боли и тошноты решает воздержаться и заказывает подряд вкусные коктейли. Ханну и так совсем скоро ждет тошнота на протяжении нескольких месяцев, так что пока она может, она ее искусственно вызывать не будет. Не то чтобы Ханна вообще любительница выпить, ей для веселья и хорошего настроения алкоголь не нужен.

В клубе на нее враждебно не смотрят, и Ханна рада, что ее пока не узнают. Она легко отказывается от ухаживаний двух парней и, взяв с собой коктейль, пританцовывает невдалеке от стойки. Ханна будто бы находится на пограничье двух жизней: она и от старой никак не сбежит, и в новую все не нырнет. Все ее привычки, поведение, страхи все еще с ней, но радует, что последнее понемногу отпускает. Пусть Ханна периодически и поглядывает в сторону входа, она не боится, знает, что за ней не придет тот, от кого она бежит всю жизнь и кого боится даже больше Морского волка. Мармарис сделал ее предателем, лишил семьи и той жизни, но Ханна готов простить этому городу все, потому что, кажется, взамен она обрела свободу. Когда включают песню ее любимого диджея, Ханна оставляет стакан на стойке и идет в центр зала. Всё-таки идея провести вечер не дома была отличной. Ханна отдается музыке, не думает о своем положении, о мужчине, который ее здесь удерживает, и даже о язвительном тоне Мии, которая явно считает ее ничтожеством. Ханна вообще ни о чем не думает, она просто танцует, выкрикивает строки из припева и веселится. Это все длится недолго, потому что краем глаза девушка замечает идущего к ней охранника, который сопровождает ее везде.

– Господин Ривера ждет вас на ужин, – пытается перекричать музыку охранник, а Ханну веселит отражающийся на его блестящей лысине неоновый свет.

– Если господин Ривера хочет видеть меня, то пусть сам придет, – выкрикивает Ханна и, развернувшись, начинает прыгать под музыку.

– Какого черта, – вопит девушка, почувствовав ручища на своих боках, и давится своим криком, когда охранник, перекинув ее через плечо, благодаря расступающуюся толпу, идет на выход.

– Мне приказали вас доставить, и я выполняю приказ, – ставит на тротуар машущую руками и матерящуюся девушку охранник.

– Ах, скотина! Не ты, а он! – исправляется Ханна, заметив обиженный вид охранника. – Вези меня к нему! В лицо ему все скажу! – сама открывает дверцу автомобиля девушка и плюхается на сидение. – И пусть мою куртку заберут, – кричит в окно, оставшемуся на тротуаре мужчине.

Ханна возмущена до глубины души приказом и всю дорогу до ресторана представляет, как именно она будет надевать на голову Гидеона тарелку с едой. Хотя Ханна лукавит, она прекрасно знает, что в присутствии Морского волка ее единственное достижение – это говорить, не заикаясь, но все равно не прекращает представлять пытки, которые бы ему устроила. В итоге, накручивая себя, девушка доезжает до ресторана не успокоившейся, а, напротив, еще более обозленной. Она пулей вылетает из автомобиля и, ворвавшись в ресторан, сразу цепляет взглядом стол, за которым сидит мужчина. За столом Гидеона сидит незнакомый девушке мужчина и Элрой. Все мужчины хорошо выглядят, но чертов Гидеон все равно выделяется. Даже не имея представления о его личности, любой человек, впервые встретив его, сразу поймет, что этот мужчина обладает властью. Каждое его движение, мимика, взгляд – все говорит о том, что в нем концентрируется присущая редким представителям человечества сила. Этого всего было мало, так небеса наградили его еще и потрясающей внешностью.