Братья Кеннеди

Родители поощряли только сильнейшего. Том Шрибер, приятель Джо, так описывает обстановку в доме Кеннеди в Бронксвилле. Было лето 1933 года. Отец собрал старших сыновей в библиотеке. Обстоятельно обсудил с ними и Томом последнюю реформу – создание в США корпуса сохранения ресурсов. Юноши дали разумные ответы. Затем он приказал играть в американский футбол, изобилующий силовыми приемами.

Высыпали все, вплоть до девочек. Том и Джо – одна команда, Джон возглавляет другую. «На нас повисали дети со всех сторон. Мы были старше и сильнее их и, конечно, выигрывали. Но их было больше, и нельзя было предугадать, что произойдет. Вокруг лужайки перед домом в Бронксвилле множество деревьев. Я бегал за мячом, помня об этом, но Джо, Джон и Бобби летели стремглав, и – р-раз! – они бились о деревья. Я помню множество случаев, когда того или другого из ребят поднимали без сознания и уносили. Они всегда были забинтованы и в синяках». А из окон дома сияли родители, подзадоривая отстающих.

Хотя на площадке для игр Джон старался не ударить лицом в грязь, он был самым тихим ребенком в семье. Это не очень помогало. Журналисты, спросившие Розу Кеннеди, как ей удалось воспитать сына-президента, получили точный и свирепый ответ: «Я довольно старомодная женщина и верю в телесные наказания. В детстве я нещадно лупила Джона». Красноречивой сентенции Розы американские педагоги придают столь большое значение, что неизменно помещают эти слова в назидательной литературе для юношества. На удивление отцу, матери, братьям и сестрам он с детства приобрел черты книжного пьяницы. Быть может, помогли болезни: мальчик рос довольно слабым, перенес дифтерит, скарлатину, тяжелый аппендицит, имел хронически больной желудок.

В месяцы и месяцы вынужденного безделья в постели оп пристрастился к чтению. Рано определились и вкусы: только исторические сочинения. Джон крайне неохотно читал романы, повести и т. д. Громадное впечатление на юного читателя произвели книги У. Черчилля, к пятнадцати годам он прочитал все его произведения. Оп зачитывался его многотомным трудом о герцоге Мальборо. Обнаружилась поразительная память, Джон запоминал на всю жизнь множество цитат и мог безошибочно воспроизвести их. В детстве его редко видели без книги. СИ лет у Джона были очки – близорукость. Но он почти никогда не носил их на людях.

Болезни затянули обучение. Только четырнадцати лет Джон попал в одну из лучших частных школ в Чоате, штат Коннектикут, где уже учился Джо. Здесь юношей побуждали, и беспощадно, заниматься спортом: тренер футбольной команды развивал резвость, бегая по полю с веслом. Тот, кого он настигал, получал увесистый удар. Джон оказался скор на ногу: президент Кеннеди, встретив постаревшего тренера, радостно закричал: «Вам так и не удалось заехать мне как следует веслом!»

Что до успехов в науках, то по-латыни Джон не успевал, по-французски шел немного лучше и имел крепкие тройки по английскому и истории. Учителя находили, что юноша способен учиться лучше, и ставили в пример брата-отличника. Джон кипятился по поводу формальностей в распорядке школы и вошел в конфликт с директором. Для разбора взаимных претензий в школу вызвали отца, который пригрозил, что лишит сына обещанной поездки в Англию. Джон раскаялся. Он пишет домой, что, обсудив с приятелем Биллингсом свои успехи, они «наконец решили перестать валять дурака».

Отец поддержал сына в похвальном намерении примечательным письмом. «Послушай, Джон, – пишет он, – я не хочу, чтобы ты считал меня занудой, ибо, да знают небеса, такой отец – худший отец. Я знаю людей и знаю, что у тебя хватит способностей пойти далеко. Разве ты не болван, отказываясь использовать дарованное тебе богом?.. В конце концов, я даже не был бы твоим другом, если бы не требовал, чтобы ты до конца использовал свои способности. Трудно нагнать знания, упущенные в молодости, и поэтому я всегда требую: учись! Я не жду от тебя слишком многого и не буду разочарован, если ты не окажешься гением. Но я думаю, что ты способен быть достойным гражданином, со здравыми суждениями, понимающим жизнь…».

Джон внял голосу отца, подтянулся и кончил школу 65-м из 110 выпускников. Он пламенно возненавидел Чоат, и это чувство с годами не притупилось. Когда президент Кеннеди узнал, что в школе вывешен его портрет, он недовольно заметил: «Самая двусмысленная и смешная церемония, о какой мне когда-либо довелось слышать».

Джо был уже в Англии, отец послал его в Лондонскую экономическую школу к апостолу лейборизма профессору Гарольду Ласки. Туда же, в Мекку социалистических идей, по понятиям американской денежной элиты, предстояло отправиться и Джону. Почему к Ласки? Джозеф Кеннеди объяснил: «Ласки – умница и чудак. Я не согласен с тем, что он пишет. Мы – антиподы. Но я никогда не учил сыновей относиться плохо к кому-то только потому, что он мне не нравится. Они достаточно наслышались от меня, и теперь для них настало время послушать умного и убежденного человека противоположных взглядов».

Теоретически возможно говорить о «противоположных» взглядах, но лукавый Ласки отлично знал, как надлежит вести себя буржуазному профессору среди моголов финансового капитала. В своем капитальном труде «Американская демократия» Г. Ласки сначала отозвался о Джозефе Кеннеди как об «удачливом спекулянте на бирже», а затем разъяснил: «Франклин Рузвельт избрал бедного ирландского юношу, который собрал громадное богатство и женился на дочери политического босса – ирландца, послом в Великобританию. В конце концов, каких-нибудь 70 лет назад то был высочайший пост». Суждения путаные, но очень лестные по тону. Джозеф мог быть твердо уверен, что дети его найдут самый внимательный прием в Лондоне.

У Ласки Джо провел год. По мнению маститого профессора, разум молодого американца в конце обучения «только-только начал открывать радость мышления». В таком состоянии Джо уехал из Лондона, не преминув заверить Ласки, что он преисполнен решимости стать президентом США. Его место летом 1935 года занял Джон. Учиться долго не пришлось. Жестокая желтуха прервала занятия. Он вернулся в США осенью, полежал в больнице, с большим трудом глубокой осенью отец устроил сына в Принстонский университет, но к исходу года приступы астмы заставили прервать учебу. Семья отправила Джона на ранчо друга в штат Аризону, набираться сил под южным солнцем. В сентябре 1936 года он поступил в Гарвардский университет, где уже учился Джо.

Отец все хлопотал, чтобы сыновья набирались политического опыта. Он послал Джо в Советский Союз. Сын, вернувшись на родину, объяснил отцу, что в «коммунистической идеологии есть кое-какие преимущества». Джозеф, разумеется, горячо оспаривал незрелые суждения. Юный Джон внимательно слушал, а через несколько дней доверился матери: «Брат понимает обстановку лучше, чем папа».

Старший брат, пробездельничав семестр, сдавал экзамены на «отлично». Он блистал в спортивной жизни университета. Джон безуспешно пытался угнаться за ним: он был слаб. В довершение всего, упав во время футбольного состязания, Джон серьезно повредил позвоночник. Последствия удара сказывались всю жизнь. В науках – почти сквозные тройки, хотя он специализировался по излюбленной истории. И самое поразительное: ничто не отвлекало его от занятий. Университет в те годы жил очень бурной жизнью. Студенты горячо обсуждали коммунизм и фашизм, спорили до хрипоты, устраивали демонстрации и выходили в пикеты. Самые отчаянные попадали в тюрьму за нарушение спокойствия. Сжигали, например, чучело Гитлера.

Напряженная жизнь сокурсников проходила мимо Джона. Оп читал. Был избран в редакцию влиятельной студенческой газеты «Кримсон». Стал членом нескольких привилегированных клубов. Друзья поражались, что его не захватывала какая-нибудь одна идея. Сдержанный, вежливый, он одинаково хорошо ладил с разными людьми. Производил впечатление философа, мыслителя-идеалиста.

Летом 1937 года со своим другом Биллингсом Кеннеди объехал Францию, Испанию и Италию. Они передвигались в «форде», который привезли с собой. Мимолетные романы с певицами различных национальностей и темперамента. Джон не транжирил деньги, снимая, например, комнаты, оп предусмотрительно оставлял машину за квартал, чтобы хозяин не взвинчивал плату. Поездка на многое открыла глаза. Он писал из Европы: «95 процентов американского народа почти ничего не знают об обстановке здесь. Например, большинство в США стоит за Франко, и я считаю, что для Испании победа Франко была бы лучше, ибо он укрепит и объединит страну, хотя (законное) правительство в самом начале было право, приняв программу, сходную с новым курсом… Его политика по отношению к церкви была просто реакцией на засилье иезуитов, ибо связь между церковью и государством стала слишком тесной». В Италии он восторгался фашистской корпоративной системой, которая, сообщал он отцу, «наверное, нравится всем в Италии». В Риме Джон удостоился аудиенции у папы.

Из поездки он вынес твердое убеждение: нужно учиться. На следующий год профессора удивленно пожимали плечами: троечник стал показывать хорошие успехи. Он штудировал книги о диктатурах, фашизме с особенным упором на биографии. Изучил «Манифест Коммунистической партии», работу В. И. Ленина «Государство и революция». Вместе с профессорами-наставниками Джон погрузился в античную политическую мысль, пытаясь, отправляясь от нее, решить вопрос – «если наверху так мало людей, почему массы повинуются им». Посол Дж. Кеннеди в Лондоне выяснил, что на американской дипломатической службе давным-давно установлен прецедент – дети работают в штате посольства. Джо и Джон зачастили в Лондон.

Сам посол стремительно набирался политической мудрости и охотно делился ею с желавшими слушать и учиться. 13 июня 1938 года немецкий посол Герберт фон Дирксен докладывал в Берлине, что во время беседы с ним: Кеннеди заявил: «Хотя я не был в Германии, из многих совершенно различных источников я узнал, что нынешнее правительство сделало для Германии очень много, немцы довольны и наслаждаются высоким уровнем жизни». В ноябре 1938 года Джозеф Кеннеди выдвинул план – переселить 600 тысяч немецких евреев, подвергавшихся фашистским преследованиям, в отдаленные районы мира. Журнал «Лайф» превознес предложение посла до небес и добавил: «Если «план Кеннеди» удастся, он добавит большой блеск репутации, которая может привести Джозефа Патрика Кеннеди в Белый дом».

Из плана ничего не вышло, но Кеннеди в чисто американской манере отеческого обращения с европейскими туземцами советовал Дирксену, о чем тот так докладывал в Берлин: по словам Кеннеди, «не столько само наше стремление избавиться от евреев причиняет нам вред, сколько шумиха, поднятая нами в связи с этим делом… В США очень часто придерживаются такой же позиции, но люди избегают поднимать по поводу нее шум». В другом донесении Дирксен уточнял: «Сегодня, как и во время прежних бесед, Кеннеди указал, что в США существуют сильные антисемитские тенденции и большая часть населения страны понимает немецкую политику в отношении евреев… Учитывая всю его (Кеннеди) личность, я полагаю, что он хорошо поладил бы с фюрером».

Когда эти документы были опубликованы в 1949 году, бывший посол сообщил печати, что не может припомнить таких бесед с Дирксеном…

В 1938 году Джозеф Кеннеди едва ли мог предположить, что сказанное в личных беседах с немецким послом станет достоянием гласности. Он приобрел вкус к политике и считал, что пора вводить в нее сыновей, предупредив «никогда не иметь дела с евреями». Он пристроил Джо на временную работу в американское посольство в Париже и посоветовал Джону взять отпуск на полгода, чтобы поездить по Европе. Джон ухватился за предложение, обусловленное требованием – из всех стран посылать подробные отчеты отцу в Лондон. В самый канун войны, с марта 1939 года, он колесит по Европе. Париж, Варшава, Данциг, Ленинград, Москва, Крым, Стамбул, Балканы, Ближний Восток, снова Париж и, наконец, Лондон. Советский Союз очень не понравился студенту. Оп называл его «грубой, отсталой, безнадежно обюрократившейся страной».

Из Берлина в самом конце августа Джон выехал в Лондон, где его застала война. Провожая сына на родину, посол порекомендовал взять темой дипломной работы Мюнхен, самый дискуссионный вопрос в то время. Нападение Германии на Польшу, начало мировой войны с ужасающей ясностью обнажили гибельность курса на сговор с агрессорами. Вместо того чтобы пойти на Советский Союз, Гитлер ввязался в войну с западными державами. Хотя Н. Чемберлен остался премьером Англии, в стране все больше и больше говорили о том, что именно он своей близорукой сделкой с фашистскими главарями в Мюнхене навлек беду на Запад. Провал расчетов Н. Чемберлена был провалом и Джозефа Кеннеди – американский посол в канун войны всецело разделял внешнеполитическую доктрину английского правительства.

Незадолго до Мюнхена Кеннеди собрался произнести в Лондоне речь, в которой были такие слова: «Я никак не могу взять в толк, почему кому-то хочется воевать ради спасения чехов». По прямому указанию Рузвельта посол был вынужден исключить из речи это место. Очевидные симпатии посла к Берлину тревожили президента. Между ними возникли натянутые отношения. «Молодцу нужно дать крепко по рукам», – как-то признался Рузвельт министру финансов Моргентау.

Вскоре после Мюнхена Джозеф Кеннеди публично заявил: «Я давным-давно считал, что демократическим и тоталитарным государствам невыгодно усиливать то, что их разделяет, подчеркивая разногласия между ними… Они должны с пользой сосредоточить свою энергию на разрешении общих проблем, пытаясь установить добрые отношения».

Джон одобрил речь отца. Он написал о реакции на нее в США: «Хотя она непопулярна среди евреев и т. д., ее считают очень хорошей все, кто не озлоблен против фашистов».

Начало войны не поколебало убеждения посла, напротив, формальное объявление военных действий между Англией, Францией и Германией побудило его с еще большей энергией выступать за примирение с агрессорами. Глубокой осенью 1939 года во время пребывания в США он объяснил группе высших офицеров американских вооруженных сил, почему продолжение войны гибельно: «Еще один год ее, и вся Европа будет подготовлена для коммунизма».

По этой причине и родовой склонности к операциям со спиртными напитками он приступил к заблаговременной «эвакуации» Европы. Злопамятные конкуренты зафиксировали для истории: Джозеф в канун войны вложил новое содержание в старинные обязанности посла, скупив почти весь наличный запас шотландского виски (около полумиллиона ящиков). В предвидении военных трудностей он ввез товар в США, придержал его на складах, а затем продал с неслыханной прибылью.

«ПОЧЕМУ АНГЛИИ СПАЛА?»

Джозеф П. Кеннеди всеми силами стремился к тому, чтобы сыновья походили на него. В 1940 году, когда двадцатипятилетний Джо и двадцатитрехлетний Джон впервые сделали самостоятельные шаги на политической арене, он мог быть удовлетворен. Усилия не пропали даром, оба с молодым пылом отстаивали одряхлевшие убеждения отца. Из Лондона ои непрестанно требовал от своего правительства: коль скоро не удалось примирить воюющих, конфликт в Европе – не американская война, США следует остаться в стороне, но вооруженными до зубов. То была пламенная проповедь известных истин «изоляционизма»: хотя Джозефа заботило прежде всего благополучие Соединенных Штатов, объективно такая позиция играла на руку фашистским диктаторам.

Джо оказался среди самых оголтелых «изоляционистов», нападавших на правительство Рузвельта за помощь Англии. Летом 1940 года на конвенте демократической партии он был в крошечной группе, выступившей против переизбрания Рузвельта президентом на третий срок. В январе 1941 года Джо открыто заявил, что США лучше вести торговлю с завоеванной Германией Европой, чем быть союзником Англии. В Вашингтоне отлично знали, чей сын эксцентричный молодой оратор.

Тем временем Джон трудился над своим дипломом о Мюнхене, просиживая днями в библиотеке. Из американского посольства в Лондоне ему прислали множество материалов. Было что анализировать и над чем думать. Два профессора консультировали молодого исследователя. Весной 1940 года Джон завершил свои труды, получилось 150 страниц (вместо обычных 70). «Диплом Кеннеди, – заметил его биограф А. Варне, – был типичным студенческим произведением: возвышенный и педантичный стиль, изобилие статистических материалов и сносок, встречались орфографические ошибки и неуклюже построенные фразы». Не в этом суть, в меру своих сил и таланта сын пытался воспроизвести политические взгляды отца.

Автор настаивал, что за Мюнхен следует винить не Н. Чемберлена, О. Болдуина и других английских руководителей, а всю страну в целом и господствующую в ней систему – капитализм и демократию. Капитуляция в Мюнхене была подготовлена тем, что капитализм «миролюбив», особенно по сравнению с тоталитаризмом. Демократия не может быть воинственной, не став тоталитаризмом, ибо она «вынуждена расплачиваться за все из своего бюджета, который ограничен законами капитализма – спроса и предложения». В результате в тоталитарном государстве можно достичь высшей степени мобилизации ресурсов, а Англия с ее порядками – погоней за прибылями и мирной жизнью подрезала крылья своим лидерам, которым и пришлось уступить в Мюнхене фашистским главарям. Они – всего лишь инструмент народа, выступавшего против вооружения страны.

В заключение автор выражал надежду, что демократия «окажется сильнее», положительно оценил Мюнхен как выигрыш времени в подготовке к войне. Особых выводов в работе не делалось. Сын писал отцу: «Конечно, мне не хочется ясно становиться на чью-либо сторону».

Летом 1940 года Джон с отличием защитил диплом и, следовательно, с отличием окончил Гарвардский университет. Из Лондона отец отметил успех сына теплой телеграммой и чеком на изрядную сумму. «Приятно, что ты подумал об этом, теперь я платежеспособен», – ответил сын. Ему пришло в голову попытаться опубликовать работу. Отец немедленно связался с А. Кроком, который в 1936 году обслужил его пером, теперь пришло время сына. Что он звезда «Нью-Йорк таймс» ясно. Тем лучше!

Крок помог Джону переработать диплом, предложив интригующее название «Почему Англия спала?» (перефразировав название нашумевшей книги У. Черчилля «Пока Англия спала», вышедшей незадолго перед этим). Отец потребовал, чтобы сын все же указал, что и лидеры виноваты, и добавил выводы. Пламенная концовка книги – США необходимо вооружаться, сделать демократию «работоспособной», и люди должны думать, что «дать правительству, а не получать от него», – была списана Джоном из большого письма отца.

Предисловие к книге дал Г. Люс, миллионер, глава могущественного газетного концерна. «Если Джон Кеннеди, – писал Люс, – типичен для подрастающего поколения, а я думаю, что это именно так, тогда многие из нас были бы счастливы немедленно вручить судьбы нашей республики в руки его поколения». Так аттестовал молодого автора старый газетный волк, тот самый Г. Люс, который в собственной книге «Век Америки», вышедшей почти одновременно с книжкой Дж. Кеннеди, требовал установления американского господства над миром.

Книга Джона, увидевшая свет в дни «битвы за Англию», получила значительную известность. Было продано 40 тысяч экземпляров в США и столько же в Англии. Торжествующий отец послал по экземпляру Ласки, Черчиллю и королеве. В США «Почему Англия спала?» зачислили в разряд бестселлеров. Джон получил 40 тысяч долларов гонорара. Это были деньги. Он обзавелся «бьюиком», приобретенным на собственные средства. Публицистика оказалась прибыльным занятием. Двадцатитрехлетний автор с улыбкой сравнил доходность писательского ремесла с биржевой игрой – весной 1940 года он с великим трудом, хитроумными спекуляциями акциями авиационных компаний заработал 200 долларов.

О книге «прекрасные рецензии», сообщил Джозеф Кеннеди Ласки, прося отзыва. Профессор прислал обескураживающий ответ: «Хотя книга написана парнем с головой, она очень незрела, в сущности, бесплановая, и автор почти всегда скользит по поверхности явлений. Честно говоря, я не думаю, чтобы какой-нибудь издатель взял бы книгу Джона, если бы он не был вашим сыном, а вы не были) бы послом». В 1948 году Джон встретился с Ласки и сказал: «Как вы были правы относительно той книги. Я бы хотел, чтобы она никогда не была написана». О литературных дерзаниях достаточно, вернемся к политике.

Посол Кеннеди по-прежнему убеждал правительство, что Германия победит. Он всячески ободрял тех в высшем свете Англии, кто стоял за капитуляцию и сговор с гитлеровской Германией. Английский Форин Оффис завел досье на посла США, убедительно названное «Кеннедиана». С приходом к власти Черчилля 10 мая 1940 года негласное наблюдение за послом резко усиливается, к нему подключаются американские спецслужбы. Важнейшие проблемы в американо-английских отношениях Рузвельт и Черчилль решают в обход Дж. Кеннеди.

Когда англичане оказались в очень тяжелом положении у Дюнкерка, Кеннеди сообщил в Вашингтон: «Только чудо может спасти британский экспедиционный корпус от уничтожения». Чудо произошло, англичане эвакуировались. Будучи свидетелем «блица» люфтваффе против Лондона, он сделал вывод, что с Англией покончено. Посол не скрывал и публично, что сделает все, чтобы удержать США от вступления в войну, обещая сговориться с Хэрстом о проведении нужной кампании в Америке. Министр внутренних дел в кабинете Рузвельта Г. Икес помечал в дневнике: «Кеннеди все твердит, что Германия победит, Англия и Франция провалятся ко всем чертям, и его единственная забота, как сохранить свои капиталы для собственных детей».

Иные внушения Дж. Кеннеди в Вашингтоне носили параноидный характер. Во время краткой командировки в США он выступил на закрытом заседании комитетов конгресса по военным делам и объяснил: Черчилль «неразборчив» в средствах, «хочет взорвать американское посольство, свалить это на немцев, сделать все, чтобы вовлечь американцев в войну». Что до помощи Англии, то Кеннеди не скрывал – США должны заставить ее оплатить все до последнего цента. Мнение Кеннеди не было секретом в дипломатических кругах Лондона. Советский полпред в Англии И. М. Майский в это время холодно отметил личную заинтересованность американского посла: «Усилия капиталиста Кеннеди добиться новых уступок для себя в импорте виски «Хейг» и джипа «Гордон», на продажу которых он имеет монопольное право в США, в обмен на содействие в получении американской помощи – грубый шантаж». Стоит ли удивляться тому, что постоянный заместитель министра иностранных дел Р. Ванситтарт записал в «Кеннедиане»: «Мистер Кеннеди – грязный представитель мошенника и пораженца. Он заботится только о своем кармане. Будем надеяться, что эта война по крайней мере приведет к ликвидации таких типов». Досье «Кеннедиана» рассекретили через 35 лет, в 1976 году.

Л в 1941 году для англичан Кеннеди стал символом пораженчества, для Вашингтона – крайне неудобной фигурой. Посла вызвали в Вашингтон. Ожидали, что последует его увольнение. Вместо этого, выйдя из Белого дома после продолжительной беседы с Ф. Рузвельтом, Дж. Кеннеди заявил, что он горячо поддерживает его кандидатуру на выборах: Рузвельт, нарушив все традиции, в третий раз баллотировался на пост президента. Много лет спустя осведомленный С. Олсон рассказывал, что президент и посол во время памятной беседы заключили сделку – в обмен на поддержку Кеннеди в 1940 году Рузвельт обещал поддержать кандидатуру Кеннеди на президентских выборах в 1944 году. Этого не случилось. Но что мог знать Джозеф осенью 1940 года? Другая версия беседы проще – президент пригрозил предать гласности дела и высказывания посла.

Как бы то пи было, он горячо агитировал за Рузвельта, а после его успешного переизбрания счел возможным вновь напомнить прессе о личных взглядах. В пространном интервью посол рассказал о лондонских впечатлениях: Черчилль – выпивоха, английский король – заика, королева похожа на домохозяйку, и совершенно пет в ней величия. Посол-миллиардер пообещал «истратить все, что у него есть, дабы удержать нас от вступления в войну». Читатели «Бостон глоб» радостно приветствовали интервью земляка, в госдепартаменте разразилась буря. В декабре 1940 года Джозефа Кеннеди «ушли» в отставку.

Тут нахлынули семейные дела, поглотившие внимание главы клана. Джон объявил, что не пойдет в юридическую школу Гарвардского университета – там был Джо. Оп решил, как и отец, стать бизнесменом, а навыки в почтенной профессии получить в Стэпфордеком университете, в Калифорнии. Когда осенью 1940 года он уехал туда, братьев разделил Американский континент. Он оставил о себе память в Стэнфорде как думающий молодой человек, очень начитанный и крайне болезненный. Впрочем, знавшие Джона всегда помнили, из какой он семьи. Пусть черный, открытый «бьюик» куплей на гонорар от книги, но тощий молодой человек – миллионер. В Стэнфорде Джон прочно заложил основание своей репутации женолюба, каскад романов, он положительно гордился своими победами на этом фронте. Но рассеянное времяпрепровождение и учеба в Стэнфорде скоро наскучили. Джон бросил ее и отправился путешествовать по Латинской Америке.

Весной 1941 года он вернулся домой и узнал, что Джо пошел добровольцем в летное училище морской авиации. Джон поспешил на ближайший вербовочный пункт, разумеется, не авиации, а армии. Из-за поврежденного позвоночника его не взяли. Тогда он стал упорно тренироваться. Через пять месяцев Джон предстал перед комиссией, набиравшей добровольцев во флот. Прошел. Отец рассудил, что он принесет наибольшую пользу в военно-морской разведке. Несколько звонков высоким чинам, и Джона засадили за канцелярскую работу.

В столице репортером в газете «Вашингтон Таймс-Геральд» трудилась Катлин, сестра Джона. Газета занимала тогда резко антирузвельтовскую и «изоляционистскую» позицию. Приятельницей Катлин была 28-летняя Инга Арвад, дама с большим прошлым. И она работала в газете. Датчанка по происхождению, Арвад в свое время завоевала почетное звание «мисс Дания», с 1930 года она журналистка в Германии. Калейдоскоп знакомств – Геринг, Геббельс, Риббентроп. На Олимпийских играх 1936 года Гитлер пригласил Ингу сопровождать его, представляя ее как «подлинную нордическую красавицу». С конца тридцатых она в Вашингтоне, свободная от матримониальных уз. Два брака, последний еще не расторгнутый, забыты.

А. Крок привел в «Вашингтон Таймс-Геральд» обеих – Катлин и Ингу – и патронировал их. Естественно, ФБР с большой настороженностью следило за бойкой датчанкой, и люди Э. Гувера были положительно вне себя, когда узнали, что Катлин познакомила ее с братом. Сотрудник военно-морской разведки и женщина, знавшая нацистских главарей! Тревога в ФБР перешла в панику, когда обнаружили – Джон поселился с Ингой-Бингой, как он прозвал ее, в уютной квартирке. Там их забавы разнообразили нередкие визиты Катлин с приятелем журналистом.

По нарастающей – ФБР, Джозеф Кеннеди, президент Рузвельт сочли ситуацию невозможной. Джон не видел ничего особенного и доверился отцу – он, пожалуй, женится на Инге-Бинге. Он ввел даму в родительский дом, стоило ей выйти, как отец жарко отговаривал, а стоило Джону выйти – Джозеф с юношеским пылом соблазнял гостью. «Сложилась совершенно аморальная ситуация, – припоминала Арвад спустя десятилетия, – вся семейка невероятно грязная». Говорила, конечно, не жрица нравственности, а дама, вызывающе коллекционировавшая любовников.

В январе 1942 года Джона внезапно перевели в Чарлстон, в штате Южная Каролина. Инга бросилась навещать любимого, агенты ФБР с ухмылкой прослушивали записи пылких любовных встреч – по приказу президента Ф. Рузвельта за Ингой была установлена «самая строгая слежка». Джозеф, обеспечивший перевод сына в Чарлстон, увидел, что этого недостаточно. Он обратился к приятелю с Уоллстрита – заместителю военно-морского министра Дж. Форрестолу – услать Джона воевать на Тихий океан. Проездом в офицерскую школу Джон повидался с Ингой в Вашингтоне и мрачно заметил: «Какой-то сукин сын направляет меня в действующий флот, я выясню, кто этот сукин сын».

Перед самим Джозефом война не открыла никаких перспектив на службе государству. После 7 декабря 1941 года он послал президенту телеграмму: «Прошусь на фронт, готов служить под вашим командованием». Правительство не отозвалось, ему не дали никакого поста. Разъяренный экс-посол засел за книгу. Он наконец собрался изобличить «глупость» Рузвельта, в результате которой США оказались в войне. Книга была почти закончена, когда Рузвельт позвал автора побеседовать и в интересах единства нации убедил не печатать ее. Президент прозрачно намекнул, что Дж. Кеннеди может вполне ожидать назначения на высокий пост – нужда в опытных администраторах была действительно велика.

Кеннеди отложил рукопись и стал ждать. В конечном итоге напрасно, но пассивное ожидание было не в его натуре. Если нет непривычного литературного труда, то есть привычный: он занялся спекуляциями недвижимой собственностью. Некоторые сделки имели скандальный характер. В 1944 году на Шестой авеню в Нью-Йорке он приобрел жилой дом, вложив в него 200 тысяч долларов. Новый владелец немедленно удвоил квартплату. Посыпались жалобы в легислатуру штата. Когда открылось, кто владелец, разыгрался скандал. Легислатура, воспользовавшись этим случаем, «заморозила» квартплату. Но пока законодатели штата потрясали кулаками и сыпали угрозы, Дж. Кеннеди продал дом. Чистый доход – миллион долларов. По самым осторожным оценкам, на операциях подобного рода в годы войны Дж. Кеннеди только в Нью-Йорке заработал 100 миллионов долларов.

Деньги деньгами, а семья требовала внимания и внимания. Старшая дочь Роза с годами обнаружила буйные признаки душевной болезни. Джозеф не колеблясь разрешил в 1941 году провести лоботомию, после операции жалкое существо пожизненно заперли в надлежащее учреждение. Завершилась и затянувшаяся история с Джоном – он окончил ускоренные курсы командиров торпедных катеров и был выпущен младшим лейтенантом. Офицеры-катерники в то время слыли флотской аристократией. Среди них было немало опытных яхтсменов, получивших навыки вождения легких суденышек в привилегированных яхт-клубах. На войне Джону предстояло служить вместе с командирами торпедных катеров П. Пенойером, внуком Дж. П. Моргана, А. Арнесом, отпрыском семьи нью-йоркских богачей, П. Фаем, сыном владельца громадной строительной корпорации в Сан-Франциско.

Весной 1943 года Джона откомандировали на театр военных действий в юго-восточную часть Тихого океана. Там, после овладения островом Гуадалканал, началось крупное наступление. Для американцев сражения, происходившие в районе Новой Гвинеи, представлялись необычайно важными, затмевавшими вялые боевые действия войск США и Англии в Африке.