Вермеер Дельфтский… Какое знакомое имя и как мало знают его. Его, так долго забытого, полюбили теперь, полюбили, как можно любить очень старых людей, которые сердцем дети; его любят, как хочется любить наивного ребенка, детскими глазами зверька смотрящего на мир; его любо смотреть нам, как любо старикам греться на солнце. И вправду знаменательно, что в эпоху Матисса, после измученного Одилона Рэдона, после туманных экстазов современности, так дорого и так бесконечно мило спокойное, ласковое, ясное творчество Вермеера. Ведь у всякой эпохи два лика: лик непрестанных исканий, жаждущий нового, и другой, лик, обращенный к воспоминаниям о далеком детстве. Вот почему теперь, на ряду с извилистой сложностью, понимают и ценят все, что просто. Так просты великие nature morte'ы Сезанна, так прост Валлоттон. Так же прост Вермеер и даже бесконечно их проще.

Теперь, когда возрождается nature morte, нельзя не любить Вермеера. Странное название – nature morte – «мертвая природа»… Разве мертвы дома, разве мертва мебель, разве не живет фарфор, бронза, холсты картин? Да, все живы, все говорят, у всех свой разговор и своя музыка красок. И «мертвая природа» Сезанна, и «живая жизнь», написанная, как nature morte, Вермеером – равнозначущие одушевленные существа.