По отступлении нашего отряда в Сухум-Кале на помощь псховцам явились убыхи и, не нашедши для себя дела, требовали наступательных действий. Слухи об этом несколько смутили сухумцев, и про всякий случай трапеция на ночь была занята батальоном пехоты и артиллерией. В таком тревожном настроении и оставили мы Сухум-Кале.
Самая живописная местность Кавказского побережья тянется от Сухум-Кале до Гагр. Хотя на этом пространстве и есть места, удобные для пристаней, но пароходы не заходят ни в одну из них. Бомборы и Пицунди не заняты еще нашими войсками и лежат в развалинах. Ясный день дал нам возможность хотя издали посмотреть на этот дикий гористый край. Горы подходят тут к морю высокими отвесными массами; на них местами кустится зелень, но больше виднеются обнаженные от всякой растительности ребра скал, отмываемых пенящимися морскими валами. Снежная линия прихотливыми извилинами непрерывно венчает эти скалистые массы, то сливаясь с синевой неба, то белея на ней рядом как бы сахарных голов, то искрясь блестками отраженных лучей солнца. Местами открывались виды на темные ущелья, причем у подошвы отвесных скал заметно было песчаную отмель или зеленую лужайку – признак устья какой-нибудь горной речки, сбегающей к морю по ущелью. При выходе из такого же ущелья стоит и укрепление Гагры. Каменные стены его с амбразурами, расположенные так, что ими, как воротами, замыкается ущелье, препятствуют горцам иметь в этом пункте сообщение с морем, но с другой стороны откосы громадных скал, высящихся над крепостью, всегда доступных горцам, замыкают в свою очередь и выход гарнизону из крепостных ворот: пули горцев находят тут для себя верную цель.
Гагры в настоящее время единственное укрепление, которое может дать понятие о целой цепи фортов, составлявших до Восточной войны черноморскую береговую линию; по первому легко составить себе заключение и о последних. Представьте себе небольшую лужайку у подножия скалистых гор, расступившихся к открытому морю темным ущельем; на этой лужайке, по которой сбегает горная речка, устроен форт, вмещающий в себе батальон или меньше гарнизона; для сообщений его с морем нет судов, для сообщений с сушею нет дорог; единственный выход для него мог бы существовать по ложу ущелья, но оно занято горцами и превосходно сложилось для них как оборона от неприятеля. Зазевался часовой, выглянул ли кто-нибудь из-за крепостных ворот – и вот уже он цель для стрельбы горца; даже больше: ночью, горит ли в комнате свеча и тень ваша заступила свет к ее окну, – уж наверное горец, взобравшись на соседнюю к форту скалу, целится в вашу фигуру. Горная речонка то пересохнет, так что пить нечего, то, переполнившись от дождей, грозит разрушением ненадежным постройкам форта; вместе с тем, заливая лужайку обильным стоком горных вод, она кладет тут зародыши лихорадок, от которых изнывает гарнизон, чуть только начнутся солнечные припеки или настанут удушливые, парящие дни. И вот вместо славы, вместо открытого боя с неприятелем какой-нибудь кавказский герой должен, точно в тюрьме, выдерживать медленную томительную борьбу с лихорадкою, от которой после двух-трех параксизмов живот раздуло и образовалась водянка. В такой борьбе тут сложили свои кости немало героев… говорили пассажиры парохода, между которыми было много военных, когда-то испытавших весь комфорт жизни в этих погибших фортах. На защиту их, пожалуй, годился бы какой-нибудь монашествующий орден: тут и уединение, и борьба; соблазнов мира ждать неоткуда: скрывается он – как в сказках говорится – за горами, за долами да за широким морем; подает вести о нем лишь крейсер, который раз или два в месяц завезет в укрепление пачку писем и казенных пакетов. Но наш солдат, а еще больше офицер – не члены такого монашеского ордена; от жизни у нас обыкновенно требуют того, чтоб она «везла», а не «везет» – заливают ее кутежами да дебоширствуют. Однако для всякого рода дебошей недостает главного повода: по фортам трудно обзаводиться женщинами; да и для кутежей нужна мера, иначе выйдет прежде времени весь запас выписанных на год напитков и до нового срока выписки нигде уж их не раздобудешь. Большая благодарность судьбе, если она нарушит такую жизнь распоряжением начальства перевести, мол, такого-то из форта Лазарева в форт Головинский, а из Головинского в укрепление Тенгинское и так далее. Все же разнообразие…