Так вот, я тоже иногда без масла оставался, хотя тогда играл в шахматы довольно хорошо.
Был у нас в роте мастер спорта по шашкам. Так он даже в армии продолжал переписываться со своим тренером и решал какие-то шашечные задачи. В шашки с ним играть было совсем неинтересно. Сделаешь хода 2–3, а он потом подумает пару минут, и ты уже проиграл. Никакого спасения придумать не получалось.
Также полагалось иметь в Ленинской комнате телевизор. Обычно телевизор не работал из-за старости и какой-то неисправности, но иметь полагалось. А вот радиоприёмники в армии были под запретом: а вдруг какой-нибудь несознательный боец наслушается втихаря «Голоса Америки» и продаст буржуинам военную тайну. Была радиоточка, которая говорила только то, что замполит из радиоузла говорил или разрешал послушать.
Под новый 1976 год сговорились наши солдаты скинуться и купить новый телевизор. Организацией покупки мне поручили заниматься, а потом ещё и таскать этот телевизор в гарантийный ремонт (хорошо, что был в городе такой сервис). Но в новогоднюю ночь мы «С лёгким паром» посмотрели… В то время в Москве было четыре телевизионные программы, а в Мирном только две, но жизнь с телевизором оказалась гораздо веселее.
Чем такие шуточки пахнут
Был один раз в Ленинской комнате такой случай: заходит вечером дембель – пистолетчик с пистолетом строительно-монтажным СМП-1 в руках. Вообще-то пистолетчики – это была элита. Обязательно из «стариков», которым осталось полгода дослуживать и есть что терять. В нашей роте таких было всего 2–3 человека. Они постоянно перемещались с одного строящегося объекта на другой, где что-то нужно было «пристрелять», и часто свой пистолет вместе со всей прочей амуницией и патронами на ночь приносили в казарму и хранили у себя под кроватью. Перед дембелем пистолетчик обязательно должен был себе замену подготовить и до самостоятельной работы довести с обязательными экзаменами по технике безопасности.
Хотел этот шутник пошутить, говорит: «Руки вверх». А пистолет такой был предназначен, чтобы дюбели (стальные закалённые гвозди) в бетон одним выстрелом забивать. Первая модель была как хороший огромный пистолет под патрон от ПМ (пистолет Макарова – с ним до сих пор милиция-полиция ходит). Только патрон был без пули, завальцованный. В ствол вставлялся дюбель, в казённую часть – патрон. Чтобы пистолет сработал, нужно было ствол сильно прижать к нужному месту. Тогда предохранитель срабатывал и можно было выстрелить, например прибить стальную пластину в железобетонной плите или кирпичной стене. Так вот эти ребята научились пальцами предохранитель взводить и через разведённые пальцы стрелять. На воздухе дюбель летел метров на сто и убить мог запросто. Вот этот чудак и пошутил. Все замерли, а он в сторону окна бабахнул. Попал в чугунную батарею парового отопления и её разворотил. Хорошо, что офицеров поблизости не было. Отопление перекрыли, горячую воду собрали, а батарею на следующий день заменили (открутили на каком-то строящемся объекте – мы же сантехники).
Была и такая шуточка с СМП-1: из стальной полосы делали скобу и какого-нибудь молодого солдата этой скобой в два пистолета одновременно «прибивали» к кирпичной или бетонной стене. Потом только автогеном можно было полосу срезать и человека освободить.
К концу моей службы эти пистолеты все заменили на СМП-3 (кажется, они так назывались) – это был уже малокалиберный пистолет без сквозного ствола. Дюбель там забивался специальным толкателем (как все равно молотком), но сам толкатель выбрасывался пороховыми газами от малокалиберного патрона без пули. Умельцы, правда, потом научились переделывать и эту штуку для шуточек. Но слабый был инструмент: чтобы один дюбель в бетон забить, приходилось часто по 2–3 выстрела делать.
Столовая наша работала на дровах – каждый вечер очередной наряд пилил дрова, а потом специальный солдат в нужный момент разводил под огромными чанами с едой огонь и так на дровах всё и варилось. Шуточка заключалась в том, чтобы в уже наколотые дрова пристроить патрон от такого пистолета. Когда такое заряженное полено попадало в топку, то патрон взрывался к удовольствию шутника и к ужасу истопника. Но про эту шутку обычно все заранее знали и больше всех пугались гражданские повара женщины, которые работали в нашей столовой.
У наших газосварщиков были свои шуточки: зимой снег был глубокий, некоторым по пояс, а сверху твердый наст, по нему без лыж ходить можно было. Вот берут газовую горелку, открывают вентили и втыкают горелку в снег. Ацетилен с кислородом под снегом растекаются. Потом горелку убирают и на это место кидают горящий клочок бумаги. Взрыв получается, как в кино, очень эффектный и убедительный. Главное – не переборщить, а то и самого поджигателя могло взрывом накрыть.
Сварщикам в то время было положено за вредность молоко выдавать. Так им выдавали по банке сгущёнки на неделю. Вот они и делали себе «кислородный коктейль» – напускали в банку кислород. Получалось очень вкусно и весело.
Вот говорили нам, что по технике безопасности ни в коем случае нельзя допускать контакт кислорода с маслами – жахнуть может. Но надо же проверить, а вдруг врали…
Летом копали очень глубокую траншею под какую-то трубу, а тут оказия – сварного привезли. Давайте проверим чужие сказки… Положили баллон кислородный на дно траншеи, намочили в машинном масле старое х/б и привязали его на длинной верёвке к крюку автокрана. Солдатик, главный экспериментатор, в траншею спрыгнул, кран на баллоне открыл, выскочил из траншеи и за автокран спрятался, кислород свистит, а потом крановщик осторожно свой крюк к баллону тому и опустил. Жахнуло прилично. Полетел баллон как ракета вдоль траншеи и на первом же повороте зарылся в землю. Откапывать его уже не стали, всё равно он навсегда испорчен, а кислорода в Советской армии много было, никто баллоны не учитывал.
Или ремонтировали что-то на чердаке городской бани. А напротив, через улицу, гарнизонная комендатура и губа для строевых солдат. Послали меня как-то в ночь приглядывать за нашими солдатиками, кабы чего не случилось. Вот сварной и говорит: «Пошли по губарям стрелять». А на чердаке была приварена труба диаметром 150–200 мм в сторону комендатуры. С обратной стороны труба заварена, оставлена только маленькая дырочка. В трубу до середины запихивают тряпку, потом кладут кирпич. С обратной стороны напускают из горелки ацетилен с кислородом. Потом к дырочке подносят горящую горелку – бабах и полетел кирпич, как из пушки, через улицу прямо на железную крышу комендатуры. Грохот ужасный. Губари выскакивают, а всё тихо, никого в округе нет.
Такие вот маленькие пакости сильно разнообразили и облегчали жизнь солдата из стройбата. Опять же острота ощущений – если попадёшься, то мало не покажется.
Запуск
Вокруг города в чаще лесов находились так называемые площадки. Это чаще всего самостоятельные военные части, которые вооружены ракетами и занимаются их обслуживанием, а если будет приказ, то и запуском. Всё вместе это называлось «Северный ракетный щит Советского Союза». Сколько там ракет в подземных шахтах – и сегодня военный секрет, но много…
А ещё были и наземные старты для испытательных запусков и тренировок ракетчиков. Надо очередной «Космос ХХХХ» запустить в «исследовательских целях» – пожалуйста на наземный старт. В то время разведка работала так: запускался очередной «Космос» с огромным автоматическим фотоаппаратом. Он некоторое время летал и в нужных местах что-то фотографировал. Затем отснятая фотоплёнка перематывалась в спускаемый аппарат, который совершал посадку «в заданной точке нашей страны» (или промахивался и попадал в другую страну – в этом случае спускаемая капсула самоликвидировалась). Потом фотоплёнку проявляли и искали на фотографиях нужные американские авианосцы, шахты и другие объекты. Говорили, что качество фотографий такое, что можно было прочитать номера автомашин, которые попадают в объектив. А сам фотоаппарат сгорал «при входе в плотные слои атмосферы» где-нибудь над Тихим океаном. Каждый такой запуск фотоаппарата стоил, как несколько домов в Москве построить, но денег тогда на это не считали.
Летали такие «Космосы» в то время на небольшой высоте по очень вытянутой эллиптической орбите недолго (чтобы получше объекты на Земле рассмотреть), и запускали их довольно часто. Если запуск производился с какой-то площадки, километров за 30–40 от нашей казармы, то стартующую ракету было отлично видно. Сначала начинали мелко дрожать стекла в окнах казармы, и все солдаты стремились выбежать на улицу, посмотреть на запуск. Потом, когда ракета уже поднялась над лесом, раздавался низкий гул и грохот, настолько впечатляющий, что у всех невольно появлялась гордость за нашу страну, что мы так можем, а сами хоть чуть-чуть, но тоже причастны к этому событию. И вот ракета рванула вверх, поднялась высоко-высоко, и вдруг грохот стих. Все ждут, что дальше… Вот первая ступень отстрелена и полетела вниз, а ракета опять грохочет и рвётся выше и выше. Отстрел третьей ступени уже почти не видно, высоко очень. Только след инверсионный иногда видно.
После запуска все обсуждают это событие, и гордость за страну некоторых прямо распирает.
Особенно красиво всё это смотреть вечером, когда в лучах заходящего солнца взлетающая ракета вся блестит и переливается всеми цветами.
На следующий день уже известно, с какой площадки ракета ушла. Всё очень просто – куда бетономешалки толпой поехали, там и запуск был. Если из шахты, то ей капитальный ремонт нужен, значит много бетона нужно. Если был наземный запуск, то все равно стартовый стол будут ремонтировать, но бетона уже меньше потребуется. Мобильных стартовых комплексов тогда ещё не было.
Трактора и задвижки
Cантехники – военные строители почти законно носили эмблемы на петлицах не «Трактора», а «Задвижки». Задвижки – это такие огромные вентили: краны на трубопроводах с торчащими из них резьбовыми штоками. Вообще-то такие эмблемы были положены солдатам частей, занимающихся жидким топливом, газами и окислителями. Но все наши офицеры носили «Задвижки». Соответственно и солдаты правдами и неправдами добывали в военторге для себя «Задвижки».
«Трактора» были только у первогодков, да и то через полгода они начинали их менять на «Задвижки». Считалось, что «Трактора» – это лохи («Два солдата из стройбата заменяют экскаватор»), а «Задвижки» – это «белая кость» того же стройбата.
Слева уже «Задвижки»
А справа ещё «Трактора»
Кстати, к завершению службы я себе, на всякий случай, выцыганил в УНР (Управление начальников работ – военные организаторы строительства, прорабы и т. д.) удостоверение слесаря-сантехника, кажется, 4-го разряда. А вдруг пригодится, сантехники всегда и всем нужны (смотрите фильм «Афоня»), не то что инженеры и простые техники.
Правда теперь всё не так, как в то время было. Трубы тогда были стальные или чугунные (тогда про чугунные отводы и тройники говорили «фасонина»), радиаторы тоже чугунные. А сейчас всё из пластика да из алюминия, как-то несерьёзно всё выглядит. Старые, чугунные, служили по 50 и более лет (в Томилино, например, радиаторам уже лет 70, а всё работает). Современные же лет 10 протянут – и на помойку.
И тогда всё на сварке держалось (автоген и электрод (электросварка) – лучшие друзья сантехника), а сейчас пластиковые трубы спаивают да склеивают.
Как раньше протечки в армии устраняли: если сварка или резьбовое соединение немного подтекают, то это место обматывали портянкой и при этом обильно солили обычной поваренной солью. Проходит дня два – смотришь, а это место уже хорошо проржавело и течь самоустранилась. Так и работали. Главное – до нашего дембеля чтобы всё это не развалилось, а потом следующий призыв как-нибудь починит.
Или трубопровод сделали, а он где-то подтекает. Как его сдать заказчику? Всё просто. В «секретном» месте вваривают вентиль со штуцером. К нему подключают кислородный баллон с редуктором. Заказчик хочет испытание сделать, трубопровод под давлением оставить на сутки – полсуток и посмотреть, не падает ли давление. Да пожалуйста, закачают воду, дадут нужное давление, а потом солдатик сбегает «за угол», кислород откроет, нужное давление на манометре выставит – и стоит давление как влитое сколько хочешь, пока кислород в баллоне не закончится. На неделю хватало.
Ну а уже потом хоть трава не расти, следующий призыв как-нибудь да починит.
Сдали как-то так 3-этажную казарму, а зимой она вдруг «поплыла». Оказалось, под полом в трубопроводе небольшая дыра была. Вода потихоньку бежала-бежала, да и унесла с собой угол казармы. Хорошо, что ещё солдат туда не успели заселить, а то бы жертвы были.
Солдаты – военные строители 2 года жили и работали «за еду», причём плохую, как у рабов. А рабский труд, как известно, кроме вреда никакой пользы не приносит. Или нужно было бы рабов периодически вешать да расстреливать для острастки остальных, но в то время демократия была, мы коммунизм строили, строили и наконец не построили.
Когда в 1961 году я пошел в первый класс, как раз проходил осенью 22-й съезд КПСС (кто не знает – это Коммунистическая партия Советского Союза). Так вот на этом съезде наш главный коммунист, Хрущев Никита Сергеевич, и сказал: «Партия торжественно заявляет: Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». Все кричали «Ура» и в школе нам всё это потом рассказывали. Обещали к 1980 году «Каждому по потребности», а вышло как всегда: «От каждого норма, каждому пайка». И карточки продуктовые были, и очереди безумные. Помню, что когда я учился в 3-м и 4-м классах в Томилино под Москвой, то в мои обязанности входило в 6 утра пойти на станцию и занять очередь в булочной, чтобы в 8 утра, когда магазин откроется, купить батон серого (белого не было) и буханку чёрного хлеба. К обеду хлеб во всех магазинах кончался, и всё, до завтра… А перед 1 мая и 7 ноября нужно было получить ещё и килограмм серой муки по карточкам, которые выдавали в поселковом совете.
Все это всё понимали, и солдаты, и офицеры, а сделать ничего было нельзя – с системой не поспоришь. А если кто-то был против такой системы, то как в кино: «У вас несчастные случаи на стройке были?» – «Нет, а что?» – «Будут…». И кирпичи иногда на головы летали, и бульдозер мог наехать, и электричество могли к трубе подключить.
По статистике того времени, 20 процентов военных строителей уже успели отсидеть до службы в армии. А часто таким отчаянным ребятам сделку предлагали – или в армию идёшь, или в тюрьму. Это было очень распространено в стране Советов.
Бывали и действительно несчастные случаи. Оступился, упал и чугунным радиатором придавило (поверьте мне, что дотащить на себе чугунный радиатор на седьмой этаж очень и очень тяжело, а если этих радиаторов сотни?). Или по глупости или по пьяни зимой присел отдохнуть да и замёрз. За полтора года службы в Мирном из нашего батальона как минимум семь человек отправились домой в наскоро обшитых оцинкованным железом гробах…
А во время одной из командировок я сам видел результат разгильдяйства, когда солдаты – военные строители из соседней части делали всё, что хотели. Выпили и улеглись спать за отвалом земли вдоль грунтовой дороги. А по дороге ехал бульдозер С-100. И решил он в лес свернуть зачем-то. Одного спящего солдата на гусеницы и намотал. Потом с гусениц его аккуратно отскребли, что удалось, в ящик сложили и отправили на родину хоронить. А тракторист тот умом немного сдвинулся, комиссовали его…
В роте нашей были и такие солдаты, которых неделями в казарме не видели. Они числились дежурными по бытовкам на строящихся объектах или охранниками складов. Часто склады охраняли «писуны» – солдаты с ночным недержанием мочи. Таких тогда тоже в военные строители в армию брали. Ночью они должны были что-то охранять, а днём спать. Но это им мало помогало. Жили они в бытовках, как бомжи теперь живут, и запах вокруг стоял соответствующий.
Кстати, ещё кое-что о запахе…
Когда в казарме одновременно спят человек 120 в два яруса после тяжёлой дневной работы, а нормально помыться можно только раз в неделю (есть, конечно, в роте умывальник с холодной водой, но современное поколение больно хилое, чтобы такой водой обливаться), то запах стоит соответствующий. Особенно зимой: холодно, казарма почти не проветривается, чтобы тепло сберечь. Тут же в проходе стоят вонючие сапоги с портянками. Да ещё многие начинают во сне храпеть. Вот такому «храпуну» из его сапога достают грязную вонючую портянку и кладут на нос. Он посопит-посопит, почмокает да и перестаёт храпеть. Многократно проверено, действует только собственная портянка, портянка соседа не помогает. Наверное, свой собственный, родной запах действует успокаивающе на человека.
Ещё способ был для прекращения храпа – нитка под простынёй. Только прятать нитку приходилось заранее, зная повадки похрапеть конкретного солдата. Всё равно дневальный и дежурный по роте ночью не спят. Дневальный на «тумбочке» стоит и со сном борется, а сержант – дежурный по роте кругами по казарме ходит, чтобы не заснуть. Дневальному, если заснёт, наряд вне очереди светит, а спящему ночью дежурному по роте – гарантирована губа, если застукает проверка. Вот этот дежурный по роте и дергает периодически за такие ниточки, а это очень щекотно. Солдат просыпается или просто во сне почешется да и переворачивается на другой бок, храп на время и стихает.
А за всё, за порядок в части в целом, головой отвечает дежурный по части офицер, который сидит в штабе и периодически всю часть обходит или хотя бы звонит на каждый пост и требует доклада об обстановке. Тогда казалось, что всё это ерунда, а уже через несколько лет душманы в Афганистане вырезали целые казармы, пользуясь сном дежурных – дневальных (посмотрите ещё раз внимательно фильм «Белое солнце пустыни», и всё станет ясно). Так вот, дежурный ходит по роте и дергает периодически за ниточки «храпунов» – и полный порядок и тишина в роте наступает.
В гости к волшебнику изумрудного города
В конце зимы 1976 года пришла в нашу часть телефонограмма свыше: «Направить сопровождающего для выписывающегося из госпиталя в городе Свердловск вашего солдата с формой и сапогами 43 размера». Как этот боец туда попал и как его звали, уже не помню. Кажется, он туда угодил с берегов Печоры по этапу из различных госпиталей. Короче, вызывает меня начальник штаба и вручает предписание. И поехал я в гости к волшебнику изумрудного города. Так тогда стали называть нашего будущего президента Ельцина (он о том, что будет президентом, тогда ещё не знал и даже не догадывался, а был примерным первым секретарём Свердловского обкома Коммунистической партии). Так вот, он умудрился за одну ночь дорогу от аэропорта отгородить с обеих сторон высокими заборами, выкрашенными в зелёный изумрудный цвет, чтобы высокие московские гости, которые утром прилетели, не видели разруху и бардак по дороге из аэропорта в город. А заодно и распорядился снести дом Ипатьева, в котором большевики в 1918 году расстреляли последнего русского царя Николая II вместе со всей его семьёй.
До Вологды я ехал вместе с двумя офицерами из нашей части. Потом долго ждали следующий поезд. Походили днём по Вологде – деревня деревней. А уж дальше я один ехал с мешком шмоток для выздоровевшего бойца.
Приехал только к вечеру в субботу в Свердловск. Большой настоящий город. С трудом нашел госпиталь, а мне говорят, что бойца нашего уже отправили обратно в Печору с оказией. Спасибо, что дали мне в госпитале переночевать и покормили. А вот документы на обратную дорогу, сказали, выдадут только в понедельник. Выходной в канцелярии. Всё воскресенье я гулял по городу, даже в кино сходил. А в понедельник отобрали у меня шмотки для бойца, сказали, что из своих ему выдали и надо компенсировать. Проштамповали мне предписание и отправили на вокзал в обратную дорогу. Ехал опять долго, с пересадкой в Вологде. Приехали в Вологду поздно вечером, как раз была пасхальная ночь. Оказалось, что в городе полно церквей и на всех колокольнях звонили колокола. Походил я вокруг вокзала да и поехал в сторону Плесецка без приключений.
Калинин и тушь
Случилось так, что вдруг в городе Мирном пропала тушь. И черная, и красная, и зелёная, вся пропала. И в Плесецке тушь тоже пропала. Такой вот катаклизм. Срочно скупили всю гуашь, но и она быстро закончилась. А дело шло к очередной годовщине ВОСР (кто не знает: Великой Октябрьской социалистической революции). Нужно ведь стенные газеты делать, лозунги писать, агитацию проводить. Как быть замполитам, просто беда… Приедут проверяющие из Политотдела, а стенгазеты в каждой роте нет. А вдруг замполит специально так сделал, а вдруг он против Советской власти замышляет… Нет газеты – значит замполит плохо работает.
А тут как раз одного дурачка в нашей части комиссовали. Долго он придуривался, под себя ходил, дрянь всякую жрал. Совсем тощий стал. Ну и наконец его в госпитале надоело докторам держать, они его и комиссовали как дурика. И написали в заключении: «Требуется сопровождающий до места жительства».
Я незадолго до этого события успел дома в отпуске побывать. 10 суток дома, не считая дороги, – красота. В основном отсыпался и по друзьям-знакомым ходил. Из дома привёз с собой в армию свою любимую магнитофонную приставку «Нота» с кучей магнитофонных плёнок, и появилась у нас в казарме своя музыка…
И тут меня вызывают в штаб: «Поедешь сопровождающим с этим идиотом, а на обратном пути, раз уж ты москвич, купишь в Москве чемодан туши и привезёшь в часть». А ведь в то время комиссованный, да ещё с таким диагнозом, – это в лучшем случае место дворника или истопника на гражданке. Никакого обучения в институте, никакой работы в оборонке. А тогда вся страна что-то «сверхсекретное чаво-то» делала. Ехать нужно было в город Калинин, теперь он опять Тверь называется.
Документы дурика отдали мне, а деньги на дорогу почему-то в финчасти выдали на руки ему.
Довезли нас до Плесецка, купили билеты до Москвы, и мы поехали. Только в поезд сели, попался мне навстречу дембель – сержант с пушками на петлицах. Он меня первым узнал – мы с ним вместе в железнодорожном техникуме учились, только он в соседней группе был. Он уже полностью отслужил и ехал домой, куда-то в сторону Шатуры. Он был с группой дембелей из его части. Короче, слово за слово, пошли мы все вместе в вагон-ресторан, выпили немного. Всё равно до Москвы сутки ехать. Придурка моего тоже пришлось с собой тащить. Не бросать ведь одного, вдруг он ещё учудит что-нибудь. Он сразу и отрубился, совсем ведь дохлый уже был. Дотащить его до полки в нужном вагоне мне дембеля потом помогли. Он спал мертвецким сном. И я закемарил. Утром просыпаюсь – его нет. Проснулся он и пошел приключения искать. Кто-то его на халяву ещё напоил, и он совсем дурной сделался. Полез ко мне драться. А я уже и не знаю, как мне быть. Не дай бог стукнешь, а он сдохнет, куда мне потом с ним деваться. Спасибо соседи помогли, скрутили и ремнями связали. Так он до Москвы и ехал, пока почти совсем не протрезвел. Потом начал скулить, что ему в сортир нужно. Пришлось с ним идти, чтобы опять не сбежал.
В Москве повезло то, что Ленинградский вокзал совсем рядом с Ярославским. Перетащил я его и засунул в электричку до Калинина. Тут он сапоги снял, лёг на скамейку и уснул сном праведника. А я всю дорогу со сном боролся. Вдруг он опять сбежит?
Приехали в Калинин. Говорю ему: «Показывай дорогу до дома, сейчас я все твоим родным расскажу». И начал он опять канючить: «Так не надо, да так нельзя, да я руки на себя сейчас наложу». Короче, договорились так, что я сдам его в военкомат и если они мне командировочную сразу отметят, то дальнейшая его судьба меня не касается. Так примерно и случилось. На обратном пути в Москву, в Калинине на вокзале, прихватили меня патрули. Что да где да откуда? А в военном билете у меня написано «старший сержант», а погоны-то – «сержант». Отговорился, что только перед командировкой звание присвоили и погоны перешить не успел. А воинская часть моя далеко, вот командировочное предписание, вот билет. Повезло, отпустили без замечаний…