Ну, поехали. Насосы запустили, и давление вверх прёт, а автоматика не работает, того гляди сейчас резервуары взорвутся или трубы полопаются. Спасибо аварийная защита сработала, насосы остановились. Пришлось по верхам этих цистерн лазить и клапаны воздушные проверять, они тоже неисправные оказались. Я в этом тоже, дурак, участвовал. Пристегнулся монтажным поясом к трубе и полез, стал с одной цистерны на другую перепрыгивать, да и стукнулся головой о бетонную балку перекрытия. Очнулся – вишу на монтажном поясе над открытыми заглушками этих цистерн. До них метров 8–10, если бы сорвался, то и нанизался бы на полуметровые винтовые штоки этих заглушек, как бабочка на иголку. Повезло и в этот раз… Отсюда вторая армейская заповедь – всегда используй страховку.
Потом всё же наладили эту водопроводную станцию. Вода в строящемся городке появилась, а то до этого только водовозка приезжала, ни помыться, ни постираться. Кстати, стирали в армии х/б форму таким способом: мочили под краном, потом раскладывали на полу и натирали пожирнее хозяйственным мылом. Далее опять промывали под краном и вдвоём выжимали сколько было сил. Летом уже через пару часов можно было опять на себя х/б надевать, в процессе досохнет. А зимой клали на батарею в сушилку (в каждой казарме должна была быть такая специальная комната вся в батареях отопления или в горячих трубах).
А тут и тестовый запуск котельной подоспел. Тоже наши дембеля строили. Две огромные угольные печи, которые зимой нужно было постоянно топить, чтобы целый городок не заморозить, ну и всё, что к ним в придачу полагается: насосы, трубы, батареи и т. д. Дали давление в систему отопления – а оно падает, где-то утечка. А высокое начальство с комиссиями постоянно в городке шляется. Наши начальники велят печи топить, течи потом искать будем, когда всё уляжется. Уголь привезли, затопили. Наш солдатик вызвался кочегарить. Ему за это отпуск пообещали. А вода-то утекает. Нельзя, чтобы в системе отопления давление совсем упало, котлы кипят, могут и «жахнуть». Приходится всё время отопление водой из водопровода подпитывать. Всё бы ничего, но водопроводная станция вроде уже работает, в дежурства постоянного на ней нет. Если вдруг вода в подземных резервуарах закончится, а артезианские насосы вовремя не включить, то нечем будет отопление подпитывать. Пришлось тоже нашего солдатика временно дежурным там поставить. А нас всего-то 10 человек было. Пришлось мне тоже несколько ночей, пока сдача системы шла, ходить на водопроводную станцию и следить за давлением воды. До неё километра два по лесной дороге. Иду как-то ночью и вдруг вижу впереди жёлтые глаза. Сначала совсем испугался, а потом догадался, что волки да медведи не могут так высоко сидеть. Оказалось, что это здоровый филин на дереве сидит и на меня смотрит. Пока я до станции дошёл, он несколько раз меня обгонял. Обгонит, сядет на дерево и смотрит огромными жёлтыми глазищами. Довольно жутковато было…
Надоело мне это дело – постоянно следить за водой в подземных резервуарах. Залез я в шкаф автоматики – смотрю, всё сделано на реле, тут же и схемы все лежат. Вижу, что есть резервные реле. Ну взял и переделал немного эту систему: раньше когда нужно было рубильник включить, чтобы воду в подземные резервуары из артезианских скважин закачать просто лампочка красная загоралась, и дежурный солдатик должен был вручную рубильник включить. А потом, когда зелёная лампочка загорится, – этот рубильник выключить. Теперь же артезианские насосы сами включаться и выключаться стали когда нужно. Одного я не учёл – насосов было три. Два «боевых» и один резервный. Конструкторы, наверное, думали, что солдатик будет их по очереди включать, чтобы насосы равномерно изнашивались. А я всё на один насос завёл. Потом уже, через полгода, когда нас опять туда привезли что-то доделывать, выяснилось, что этот насос не выдержал и сгорел от трудов праведных. На зиму из системы воду слили, поскольку городок военные так и не приняли из-за недоделок и солдат постоянных туда не поселили. На трубопроводах оставили выпускные краны в некоторых местах открытыми. Зимой завезли туда новых военных строителей из других частей недоделки устранять. Те долго не думали, водопроводную станцию самовольно запустили, а выпускные краны никто не закрыл. И стали насосы воду гнать по всем колодцам. Под снегом и не видно, а насосы шпарят днём и ночью без перерыва. Вот тот несчастный насос и не выдержал. Строители своего дежурного поставили, чтобы опять вручную резервный насос включал. Бедная водопроводная станция шпарит, качает, да всё впустую… Внизу насосы воду загоняют, при этом вверху аварийные клапаны воздух спускают, свист, как будто сирена периодически срабатывает, стоит на всю округу.
Нашли мы все открытые выпускные краны, закрыли их (один под слоем воды оказался, солдат наш в колодец нырял, чтобы его закрыть). И наступила тишина вокруг водопроводной станции. Но я уже не стал переделывать систему на резервный насос, да и забрали нас скоро обратно в часть.
И так во всём. Построенная там же водоочистная станция тоже чудо ещё то. Всё вроде сделано, насосы стоят, очистные сооружения сделаны, а на выходе – ничего… Не хочет вода течь куда положено, а хочет туда, куда легче. А там, где положено, там что-то недокручено или недоварено, а то и перекручено.
Теплотрасса есть, да тепло по ней до нужного места не доходит. Всё куда-то девается. Тоже дембеля строили, где-то недоварили, где-то недоизолировали… А где-то ещё и проектировщики намудрили. Они не знали, наверное, что зимой в этих местах бывает -45 градусов. Для Москвы и области, может быть, такой теплоизоляции и хватило бы, а для Архангельской области – извините. Тут зимы длинные и суровые, всё делать нужно на совесть, как для себя самих, любимых. А то зимой и замёрзнуть в лесу можно.
Там мне удалось и порулить немножко. То шофёр-солдат даст на грузовичке ГАЗ-51 прокатиться, а то и на С-100 (был такой советский трактор – бульдозер «Сталинец»). На этом бульдозере как-то раз я чуть было не зацепил угол казармы (когда передний отвал (ковш) поднят, то из кабины дорогу впереди видно только метров через 10, а всё, что ближе, – отвал закрывает). Солдат-тракторист матерился так, как я в жизни не слыхивал. Больше он мне «покататься» никогда не давал.
Чик-чирик
Что такое деды – это солдаты, которые отслужили уже полтора года (в то время солдаты служили 2 года, а моряки – 3 года). А как только вышел приказ министра обороны об очередном призыве и демобилизации отслуживших положенные сроки, деды превращаются в дембелей и остается им продержаться месяца 2–3. Позади почти 2 года службы, их призыв остался самый старший. Тут-то и начинаются чудеса превращения. Во-первых, как только вышел приказ, надо обязательно достать себе газету с этим приказом и вырезать эту страничку для дембельского альбома. Во-вторых, нужно же ещё дембельский альбом сделать.
В первую ночь после появления приказа об увольнении начинается дикий шабаш. Замполиты об этом знают и стараются запретить, предупредить, и сами дежурят всю ночь в казармах. Но всё равно бывало, что доставалось молодому призыву. Какого-нибудь «салабона» в лучшем случае загоняли стоя на одной ноге на тумбочке, около дневального, громко орать: «Чик-чирик, кирдык ку-ку, скоро дембель старику!» Зато на следующий день, во время завтрака, новоиспечённые дембеля отдавали положенное им сливочное масло молодым солдатам, типа с барского плеча…
В нашей роте был удивительный случай – поздно вечером явился замполит батальона, майор, и стал проводить назидательные беседы и до того разгорячился, что сам залез на тумбочку и начал показывать, что не нужно так орать по такому важному событию. Свидетелями была вся рота и запомнили солдаты наши это на всю жизнь. Помню, этот майор после очередного «самохода» одного из наших солдат перед всем батальоном на плацу беседу проводил: «Ну что вам не хватает? Кормят вас, поят, в баню водят, кино два раза в неделю показывают. По утрам и вечерам пересчитывают, чтобы чего плохого не случилось! А вы зачем-то за 20 километров в деревню к бабам бегаете…»
И после приказа деды начинали отсчитывать, сколько дней до дембеля осталось. Кто-то покупал портняжный сантиметр и каждый вечер по сантиметру отрезал, кто-то в календаре листочек отрывал и сжигал… Считалось, что деды-дембеля теперь работать не должны, а занимаются они подготовкой к дембелю. Но командиры всячески старались этого не допустить. Во тут-то и начинались «дембельские аккорды» с чудесами.
Гостиница, Новатор, ВЦ
В то время строили в городе новую 7-этажную гостиницу. Наши солдаты там всю сантехнику делали и отопление. А из других частей военные строители отделкой занимались. Стены штукатурили, красили и т. д. Так вот повадились они в новые унитазы и умывальники раствор и краску сливать. Наши только новый унитаз или биде (эту штуку я там в первый раз в жизни увидел) поставят, а на следующий день канализационные трубы забиты. Нужно всё разбирать, чистить или менять. Отделочниками были солдаты из «дальних аулов и вольных степей», которые и по-русски-то не говорили. Они, может быть, тоже унитазы в первый раз в жизни встретили и не знали, что цементный раствор в трубах застревает. Как про них тогда говорили, «какать сидя и есть ложкой они только в армии научились».
Так и шла война, пока местные командиры хитрость не придумали – на каждом этаже поставили дежурными чеченцев из очередных дембелей и обещали им первоочередное увольнение из армии, если они порядок наведут. И ведь навели, правда свёрнутых носов и выбитых зубов много было тогда среди солдат – военных строителей.
Строили ещё и МИК (монтажно-испытательный комплекс), на жаргоне он «Новатор» назывался. В нём наши, среди прочего, делали безумную вентиляцию. Воздуховоды были с таким размером, что в них можно было ходить не очень сгибаясь. И вентиляторы соответствующие. Солдаты и наши, и из других частей повадились в воздуховодах спать. Придут утром на работу, залезут подальше в такой воздуховод, тряпья накидают и спят до обеда. Или под голову ещё и чурку или кирпич подложат. Потом всё это так в воздуховодах и оставалось. Пришла пора систему вентиляции проверять. Запустили вентиляторы (размером с хороший грузовик) и полетели кирпичи да тряпки по воздуховодам. Летит кирпич, а вдруг поворот. Он-то повернуть не может и пробивает жестяной воздуховод насквозь. Долго потом всё это чинили да переделывали.
Ещё строили ВЦ. Тогда электронно-вычислительные машины были огромные, а планировались размером ещё больше… Огромное здание, этажей 7 в высоту, каждый этаж метра по 4 и более и столько же под землёй. Был там такой случай: наши солдаты что-то в отоплении сваривали и оставили своё оборудование на ночь на этаже. А газосварка тогда работала так: в газогенератор (небольшую металлическую бочку с герметичной крышкой) насыпали карбид и наливали немного воды. Начиналась бурная реакция и образовывался газ ацетилен. Рядом стоял баллон с кислородом. Газовая горелка подключалась к кислороду и ацетилену, и газосварщик мог работать. Так вот, оставили наши в углу на этаже металлическую бочку с карбидом. Сверху она неплотно жестяной крышкой было закрыта. А утром пришел на этаж электросварщик из другой части. Нужно было ему что-то под потолком приварить, а потолки там очень высокие были. Он и подтащил нашу бочку с карбидом, залез на неё и начал своим электродом в потолок тыкать. Искры от электросварки на бочку попали, пыль карбидная взорвалась и полетел этот солдат как ракета в потолок, а потом обратно на бетонный пол. Уже когда об потолок ударился, то позвоночник себе сломал. А об пол уже мёртвый стукнулся. Никто за это не ответил, всё списали на него самого и на несчастный случай. Чудом баллон кислородный не взорвался, а то бы могло и стену вынести. Отсюда третья армейская заповедь – не трогай чужое и непонятное, оно может взорваться и тебя убить.
Кривошеее животное
Как-то зимой в нашей части появился прапорщик Кривошеев. Стал он почти постоянным дежурным по части, через двое суток на третьи дежурным ходил. Вот однажды вёл он новую смену дежурных и дневальных по части на развод к зданию управления строительными частями и спрашивает: «В каком слове три буквы “Е” подряд встречаются?» Никто ему толком ответить не смог. Ну он объяснил, потом, что это «кривошеее животное – лебедь». С тех пор кличка к этому прапорщику намертво пристала. А потом уже мы узнали, за что этого прапорщика к нам сослали. Служил он раньше под Москвой и решил во время своего дежурства пожарную тревогу объявить. Взял тряпку, поджёг и в бочку в казарме кинул, и стал команды подавать «Пожарная тревога, пожарная тревога!». А в бочке этой остатки краски были. Короче, казарма щитовая за 15 минут сгорела дотла, хорошо, что без жертв обошлось – солдаты окна повыбивали и в них выскакивали кто в чём был, а прапорщика этого в наказание к нам сослали.
Потом оказалось, что этот прапорщик ещё и «кандидат в члены нашей родной Коммунистической партии», а следовательно, должен активность проявлять в деле агитации и борьбы за Советскую власть среди комсомольцев. А иначе в «окончательные члены» могут и не принять… В то время комсомольцами были почти все, кто ещё не сидел в тюрьме и не числился на учёте в милиции. Стал Кривошеев искать активных комсомольцев, агитировать и пропагандировать… Набрал тех, кто хотя бы 10 классов окончил и по-русски хорошо говорить мог. И послали нас всех на дополнительную политучёбу в вышестоящий штаб. В принципе неплохо было в воскресенье посидеть до обеда в штабе в тепле и сухости, но нельзя спать и надо конспекты потом писать по первоисточникам марксизма-ленинизма-коммунизма. Тоже неплохо, в тепле в библиотеке переписывать цитаты Маркса, Энгельса, Ленина в тетрадочку. Потом эти тетрадки у нас проверяли, главное было, чтобы побольше написано. Никто ведь не читал содержимое. Можно было одно и то же по нескольку раз подряд написать для прикола. Через несколько месяцев, после формального экзамена, выдали нам удостоверения, что мы окончили партшколу. Потом меня выдвинули на ротного комсорга. Довольно быстро я научился собрания проводить. Всё ведь заранее замполитом расписано, как нужно и что сказать. Главное не перепутать и проголосовать, сначала «Принять по существу», а потом «Принять в целом». Ну и главное – взносы комсомольские собрать и в штабе в финчасть сдать. Трепаться у меня уже получалось, даже на каком-то крупном собрании меня на трибуну выпустили. Тут я вспомнил, что солдатам нашим помыться толком негде, и вывалил прямо с трибуны, как наш зампотех-майор: «Звёздочками баню в другой части открывает, а под какую струю – холодную или горячую кто из солдат попадёт, его не касается». На собрании был вышестоящий начальник и случилось чудо – всю нашу часть после этого стали в нормальную гарнизонную баню водить.
После этого стал ко мне наш замполит приставать – подавай заявление в кандидаты партии, да подавай. У меня такого желания не было ни тогда, ни потом. После очередного внушения я ему ответил примерно так: «Товарищ старший лейтенант, вот парторг нашей части, майор Л-к, часто около штаба вечером в канаве пьяный лежит. А мне, если в партию примут, тоже там лежать придётся?» Больше замполит меня не трогал, но и дембель мой после этого несколько затянулся…
Как холод на тепло поменять
Первую зиму в Мирном было тепло – градусов до 20 мороза, а часто и оттепели с гололёдом. В казарме было всё равно холодно. Вновь прибывших младших сержантов постоянно ставили дежурными по роте, по столовой и т. д. Кстати, в эту зиму столовой своей в части не было – крыша провалилась, и нас водили в столовую строем за 5 километров в другую часть. Своя столовая появилась только летом, после очередного дембельского аккорда. А вот следующая зима была суровая – до 45 градусов мороза. В казарме холодюка была, ночью спать невозможно, даже в одежде холодно под одеялом было. Начали мы всё что можно утеплять, дыры затыкать, окна битые вставлять и щели замазывать. А все равно холодно. Центральное отопление совсем чуть-чуть греет. Но мы же сантехники… Заходят в казарму две трубы – подача горячей воды и обратка. Если увеличить скорость протока горячей воды, то и в казарме теплее будет. А обратка городскими сантехниками специально «придавлена» специальной прокладкой с маленькой дырочкой (они ведь за весь город отвечают и стараются тепло более или менее равномерно распределять) и не даёт температуру в казарме поднять. Короче, вварили мы в обратку штуцер с краном и вывели шланг под полом на улицу. Там, недалеко от казармы, была большая яма для сточной воды. Вот в неё мы и стали воду из отопления вместо обратки сливать. А на городской обратке вентиль вообще перекрыли. И стала у нас лафа. Сколько хочешь градусов тепла в казарме, столько и получишь. Надо только вентиль правильно выставить. А ещё оказалось, что в каптёрке были старые коньки, и много. Так мы этой теплой водой залили шикарный каток на месте волейбольной площадки. Приходят командиры и никак в толк не возьмут – в других казармах и у них в штабе холодно, а нашей казарме тепло. Так никто нашу «военную тайну» в ту зиму не узнал, никто из солдат не проболтался. А уже к весне стали городские власти утечку воды из отопления повсюду искать, добрались и до нас. Но всё как-то тихо закончилось, только штуцер наш срезали и шланг унесли. Наверное, не одни мы так в ту зиму от холода спасались.
Телефонная зима
В ту зиму я уже обжился и иногда занимался любимым делом.
Решил наш командир части, подполковник Евдокимов, переделать телефонную связь в части, заменить старый телефонный коммутатор.
Вообще-то в то время в армии телефонная связь почти вся была на ручных коммутаторах: сидит солдат перед ящиком с лампочками и тумблерами и ждёт. Загорелась лампочка – он трубку хватает и орёт, например: «Ромашка слушает». Ему в ответ: «Дай Чижика». Солдат нужный тумблер включает или шнур со штекером в нужное гнездо втыкает. А тот, звонивший, который вызывал «Ромашку» говорит уже с «Чижиком»: «Дай Звёздочку». Так, по цепочке коммутаторов можно было дозвониться в любую воинскую часть Советской армии. Надо только было позывные и пароли знать – для некоторых подключений каждый день новые пароли устанавливались. Если знаешь как, то можно было и в Москву домой позвонить: последний коммутатор имел «управляемого голосом наборщика номера», который набирал уже номер в Москве, как на обычном телефоне в городской АТС. И, естественно, нужно было помнить, что на любом промежуточном коммутаторе может быть «большое ухо», которое всё слушает и записывает, на всякий пожарный, чтобы чего не случилось…
А теперь о новом коммутаторе… На каком-то складе нашему командиру пообещали новый коммутатор с селектором, но чтобы у себя сами без шума установили и им потом помогли такой же коммутатор у них установить, так как в заначке у них два одинаковых нашлось. И меня к этому делу привлекли. Пришлось вспоминать техникумовский курс ПС «Проводная телефонная связь». На железной дороге точно такие же коммутаторы в то время встречались, только покрашены они были в серый цвет, а не в зелёный, да и таблички на них разные. Делалось в то время оборудование для железной дороги и для Советской армии на одних и тех же заводах, только в разные смены. Где-то дней за пять я в нашем штабе коммутатор и селектор (это такой большой телефонный аппарат с кнопками – нажмёт командир нужную кнопку и сразу соединится с тем, с кем нужно, без помощи дежурного телефониста и без его «длинных ушей») установил.
А потом повезли меня на командирском уазике на дальнюю площадку, где тот склад был. Далеко, километров за 50. И пришлось мне там почти неделю пожить, пока всё как нужно не заработало. А рядом там была огромная гарнизонная губа (гауптвахта) для содержания арестованных стройбатовских солдат и сержантов. А прямо на её территории, за колючей проволокой, очень крупный узловой телефонный коммутатор. И, как назло, в том коммутаторе, который я налаживал, несколько сигнальных лампочек перегорели. Пришлось мне на поклон к «губарям» идти, лампочки у них выпрашивать. У их коммутатора таких лампочек сотни и перегорают они регулярно, а мне только несколько нужно было. Неприятное, скажу вам, место эта губа. Тюрьма – тюрьмой. Да ещё там какой-то губарь – лейтенант стал к моей форме одежды придираться. А холод стоял страшный, приходилось на столбы лазить телефонные провода тянуть. Ветер сильнейший, на столб залезешь, так просто сдувает. Вот и пришлось всё что можно на себя напяливать. А на губе всё должно быть «по уставу». С трудом я тогда отбрехался от того лейтенанта. Дали они мне лампочек, и я бегом от них от греха подальше.
Наконец всё заработало, и назад в нашу часть меня на «Волге» тамошнего командира отвезли. В ту ночь как раз и было -45 градусов. Печка в «Волге» совсем не чувствовалась.
Командир роты
Хороший был мужик наш командир роты – старший лейтенант Аксёнов. Уж не знаю, за что его в Мирный сослали, но он пытался хоть какой-то порядок в роте наводить. А ещё он был заядлый игрок в настольный теннис, и поэтому у нас в роте стоял настоящий теннисный стол и можно было иногда поиграть. И турниры он тоже проводил, правда играть на его уровне могли только некоторые бойцы из всего батальона. Но один сержант – военный строитель (Гена его звали) умудрился выиграть такой турнир, и за это командир роты добился для победителя второго отпуска. Поехал Гена в родной Ижевск к жене и сыну. А через 9 месяцев уже второй раз отцом стал и первым уехал домой – тогда такой закон был, с двумя детьми освобождали от службы в армии.
Иногда, бывало, командир роты напьётся и жена его домой не пустит. Тогда он поздно вечером приходит спать в ротную канцелярию. Если кто-то в роте колобродит, то он запросто мог по зубам настучать, очень здоровый был. И сразу в роте уставная тишина и порядок.
Был случай, моего друга послали посыльным домой к командиру роты. Он потом рассказывал: «Открывает дверь с виду девочка. Я говорю ей: “Отца позови”. А оказалось, что это была жена нашего командира роты». Потом командир долго моего приятеля подкалывал.
Когда я уже заканчивал службу и в нашей стране появился новый министр обороны, то наш командир всё за голову хватался, что ему придётся постоянно в роте жить. Вышел приказ вооружить всех военных строителей «для поддержания воинского духа и порядка». Вот командир и собирался лично оружейную комнату стеречь. Правда, на его счастье, потом, говорят, этот приказ отменили.
В моём взводе командиром был лейтенант Рожков (а я через год стал числиться его заместителем). Тоже неплохой мужик оказался. Ещё помню, был младший лейтенант Петров – его разжаловали из лейтенантов за опоздание из очередного отпуска на 20 дней по пьянке.
Вообще-то порядок в стройбате – это понятие относительное. Попытка построить роту на вечернюю поверку может закончится для сержанта трагически. Поэтому кооперируются все сержанты роты и начинают орать, преимущественно матом и позаковыристее, для того, чтобы солдаты – военные строители обратили на «начальство» хоть какое-то внимание. Почти любая команда включает мат для концентрации внимания и упрощения понимания солдатами. Ведь некоторые солдаты просто не понимали русского языка, так как были из дальних аулов или с гор. Но мат понимали все. Может быть, сейчас что-то изменилось, но не очень в это верится.
Матерились и офицеры, причём часто тоже просто так, для связки слов в предложении и привлечения внимания солдат.
Святое место
В Советской армии в каждой роте обязательно была Ленинская комната. Сортира, умывальника могло не быть, но Ленинская комната – это святое. На стене – обязательно портреты руководителей нашей славной партии и правительства (как иконы). Там проводились комсомольские собрания, выдавались солдатам деньги, а в свободное время можно было посидеть, письмо домой написать, почитать, в шашки-шахматы поиграть или в домино. Азартные игры, конечно, были запрещены. Кстати, шашки-шахматы тоже можно превратить в азартную игру при некотором желании. Мы играли в шахматы на масло сливочное. Каждое утро на завтрак солдату полагалось выдавать «шайбу» из сливочного масла (наверное, граммов 15 или 20).