Александра III привыкли представлять себе, как тип самодержца, деспота, грубого в своей силе, прежде всего очень строгого, сурового, грозного, даже жестокого, принципиального консерватора и ретрограда, очень склонного к реакции, поклонника власти только ради власти. Любят говорить, что все царствование Александра Третьего символизировано в памятнике Трубецкого – колосс, осадивший одним тугим потягиванием повода другого колосса, крупную лошадь, т. е. Россию, ее движение вперед… Но, так-ли это… Сколько я понимал Александра III, основными чертами Его характера были: редкая принципиальность, – отсюда и властность ex principio, – честность в широчайшем смысле этого понятия и глубокая убежденность в обязанности монарха-самодержца свято исполнять свой долг, – все это при большой, чисто русской, но разумной доброте и почти детской душевной чистоте. Думаю, что обстановка Его смерти красноречиво доказывает эту душевную чистоту, так люди жестокие и деспоты не умирают, так умирают только дети и чистые люди.
Государь был человек глубоко верующий, в самом строгом смысле православный; Он верил искренно, что Он помазанник Божий, верил в Провидение, верил, что Всемогущий незримо направляет Его действия и помыслы, и, следовательно, по-своему, допускал известную интуицию, исходящую от Бога, но, – как я себе представляю, – держался, как девиза, русской пословицы: «на Бога надейся, а сам не плошай».
Он глубоко, до самозабвения, любил Россию, верил в ее большое будущее и считал своим святым долгом служить ей всеми своими силами. Он не обладал выдающимися умственными способностями, но бесспорно не был лишен большого природного «здравого смысла» и известной житейской мудрости. Он не был серьезно образован и, как известно, не был подготовлен к царствованию, но полагал, что, при помощи Божией, честность и добросовестность в исполнении своего долга могут отчасти заменить недочеты в способностях и образовании.
По своему положению Он знал отрицательные свойства человечества, мало доверял людям, но желал им верить, не искал в людях только худое, а старался увидеть в них и хорошее, и вообще был человек благожелательный, уважавший в людях прежде всего скромность, правдивость и любовь к труду.
Он презирал и ненавидел «позу», все кажущееся и все ненастоящее, шумливость, умственный фейерверк, всякий ложный и искусственный блеск, игру в популярность – вероятно поэтому Он так сильно не любил своего соседа, императора Вильгельма, к которому относился не без чувства презрения, как к коронованному фокуснику. Он не допускал легкомысленного отношения к делу, и сам, обдумав известный вопрос, – что при Его способностях и характере требовало времени, а иногда и больших усилий, – приходил к известному заключению и решению, и тогда бесповоротно приводил свое решение в исполнение.
Как монарх, Он глубоко почитал власть, но никогда в ней не «купался». Я думаю, что, при Его природной доброте, власть не давала Ему радости, а часто сильно тяготила Его, но Он принципиально считал, что для управления таким колоссом, как Россия, и таким мало принципиальным народом, как русский, сильная власть нужна, и Он убежденно пользовался ею. Однако Он не допускал во власти «каприза» и взбалмошности, а проявлял власть только после зрелого размышления, размышляя так, как позволяли Его способности и принципы. Проявлял Он власть спокойно и убежденно, без колебаний, вполне сознавая, что ничто так не развращает массы, как колебание в проявлении власти, потому что при этом трудно отличить власть от своеволия и даже жестокости, а иногда – и от безвластия; всякие сомнения масс в правах на власть и неясное представление себе цели, на которую она направлена, только волнуют массы, но не успокаивают и не подчиняют их. Не знаю, хорошо ли знал Александр III русский народ, понимал ли Он, что русский народ еще не создал себе политических убеждений, что он в сущности не религиозен, а живет только фетишизмом, но Он несомненно понимал, что русский народ любит власть, что она ему нужна, как хлеб, что он переносит ее тем лучше, чем она тверже, хотя бы она и не приносила ему прямо и непосредственно очевидной пользы.
Государь глубоко верил в значение власти в России. Один придворный рассказывал мне, что как-то сам слышал одну характерную фразу Александра III: когда в Петергоф впервые прибыли офицеры с пришедшей в Кронштадт французской эскадры, в Монплезире, где Государь принимал гостей, заиграли марсельезу; один из приближенных в разговоре сказал Государю: «Мне не нравится эта марсельеза здесь, это не безопасно»; Государь громко ответил: «Напрасно, для России это не опасно; то, что опасно везде, в России безопасно». Когда катера с французскими офицерами приблизились к пристани, то французы, сняв шляпы, вероятно, под влиянием русской атмосферы, с энтузиазмом закричали под звуки марсельезы: «Vive l'empereur!» «Вы слышите?» – спросил Государь лицо, сделавшее вышеупомянутое замечание. Думаю, что Государь, говоря это представлял себе Россию такой, какой она была при Нем, в Его крепких руках, и не мог допустить мысли, что Его сын сумеет в 10–20 лет упустить из рук ту власть, которая делала марсельезу безопасной в России, где даже республиканцы заражались монархизмом и кричали «Vive l'empereur!» под звуки революционного гимна. Это был эксперимент, безопасный в руках Александра III, но убийственный для России в руках Николая II, Куропаткина, Сухомлинова и т. п. Александр III относился к русскому народу, как отец к детям, – Он допускал огонь в детских руках, когда, по Его мнению, этого требовали соображения высшего порядка, но только потому, что Он располагал властью взять этот огонь из детских рук, когда найдет его опасным в этих руках.
Кстати сказать, Александр III оказался плохим педагогом, ибо не сумел воспитать своих сыновей, но, в Его оправдание, я должен заметить, что для этого было два смягчающих обстоятельства: во 1-х, Он не ожидал столь ранней смерти и, будучи по натуре cunсtator'ом[12], Он, видимо, думал, что успеет подготовить себе преемника, тем более, что наследник был всегда моложе своего возраста; во 2-х, Он страдал тем недостатком, которым так часто страдают сильные люди, владеющие массами и не умеющие воспитывать своих собственных детей, запугивая их с одной стороны своей силой и напускной строгостью, и, с другой стороны, балуя их своей природной добротой, которой они принципиально не расточают в своем официальном положении и целиком изливают на свою семью и своих близких. Грозный и суровый Николай Павлович воспитал гуманного, мягкого Александра Второго, а принципиальный и сильный Александр Третий дал России бесхарактерного и безвольного Николая II.
Мне никогда не приходилось слышать от Государя Его взгляды на самодержавие, как на таковое, но я слышал от близких Ему людей, что Он мечтал о широко конституционном образе правления для России в будущем, но был действительно глубоко убежден, что Россия к такому образу управления не подготовлена и пока на таковое не способна. Теперь спрашивается, был ли Он так неправ?!
Оценивая государственную деятельность Императора Александра Третьего, прежде всего не надо забывать, что Он унаследовал Россию в тяжелую минуту, в период смут, приведших к цареубийству, и что Он всего процарствовал 13 лет, т. е. срок очень короткий в жизни государства.
Конечно, в этом кратком очерке не место разбирать царствование Александра III, но я хотел-бы напомнить лишь два факта, значение которых получает особую ценность именно в настоящее время.
Прежде всего я подчеркнул-бы внешнюю политику этого монарха. Что бы ни говорили, но одно несомненно, что Александр III своей волей и внутренней силой в течение 13 лет спасал Россию и всю Европу от мировой войны, а насколько велика была эта заслуга мы можем судить именно теперь; спасал Россию и всю Европу Он не только от европейской войны, но Он за все свое царствование не пожертвовал жизнью ни одного русского солдата, и не даром русский народ прозвал его царем-миротворцем. Этим самым Он спасал свою страну от распадения и от внутренних междуусобиц, о значении чего мы тоже можем судить именно теперь. Каковы-бы ни были Его дипломатические таланты, Он сумел заставить весь мир уважать Россию и очень считаться с ней; только Он мог громко и смело провозгласить на весь мир свой знаменитый тост, успокоивший на много лет всякие воинственные помыслы Европы: «Пью за здоровье моего единственного друга, князя Черногорского». Говорили, что европейские дипломаты Его не понимали, – может быть, но они боялись Его и России… Его политика, его молчание и спокойствие, Его уверенность в мощи России, его убежденность в необходимости мира были достаточны, чтобы уравновесить международные отношения во всей Европе, чтобы на 33 года, т. е. на одну треть столетия (1881–1914) дать Европе спокойствие и предотвратить небывалое в истории кровопролитие… Думаю, что эта заслуга искупает всякие другие ошибки Его, если таковые и были сделаны Им в сфере внутренней политики…
Другой знаменательный факт из этого царствования, тоже имеющий мировое значение, это исполнение грандиозного проекта – соединение Европы с берегами Тихого океана железнодорожным путем и одушевление богатейшей Сибири, представлявшей до того большой «географический труп»… Всецело оценить эту заслугу не настало еще время, но несомненно, что оно скоро придет…
Итак, считать царствование Александра III бесцветным или даже видеть в нем только отрицательные стороны, к чему у нас многие были так склонны, по меньшей мере несправедливо и недальновидно. Мне думается, на основании всего вышеприведенного, что царствование это и личность Императора Александра III заслуживают серьезного, беспристрастного и всестороннего изучения, а не только одной односторонней критики.
С риском повторяться, я скажу еще раз: силу Императора Александра III, так интенсивно повлиявшую на мировую историю, составляли основные черты Его характера – Его честность, убежденность, справедливость и то, что Его девизом было всегда и во всем «быть, а не казаться» – принцип, которому так поклонялся наш русский философ Н. И. Пирогов, принцип, который дает несокрушимую силу всякому человеку, а тем более монарху.