Саки. Книга вторая исторического романа «Скифы»

Глава третья

Узкая дорога, змеившаяся берегом горной речки, неожиданно уперлась в нависшую над бурным потоком скалу. Путникам пришлось спешиться и, взяв лошадей за узды, переправляться на другой берег. Из-за быстрого течения и скользких камней это оказалось непростым делом и все изрядно вымокли.

Переправившись одним из последних и садясь на коня, Батах наконец увидел сторожевую башню галуана³¹ архонского двара Кинтаса, к которому ехал. Но еще целый час ему пришлось добираться до селения свояка. Оба они были женаты на дочерях последнего алдара хамихатов Емисака, погибшего в сражении с исседонами.

Хозяин встретил гостей у ворот галуана, возвышавшегося над его родовым селением.

– Рад тебя видеть в добром здравии! – приветствовал свояка Кинтас, обнимая Батаха. – Мне еще два часа назад сообщили о твоем отряде. И я уже начал беспокоится: не случилось ли с вами чего?

– А что с нами могло случиться? – удивился хамихатский двар. – У тебя что-нибудь стряслось?

– Да ничего серьезного. Просто недавно пришлось спалить одно непокорное селение горцев³². Вот и приходится остерегаться… Да что мы тут стоим. Проходи в дом – ты, наверно, устал с дороги.

Дом Кинтаса больше напоминал крепость из-за стоящих вплотную друг к другу двух и трехэтажных массивных башен, которые были соединены между собой узкими проходами. Кроме них внутри обнесенного высокой стеной двора галуана находились и другие постройки, предназначенные для скота, запасов и челяди.

Войдя в дом, хозяин провел гостя на второй этаж в большую просторную комнату с открытым очагом посередине, служившую одновременно столовой и кухней. Там Батаха встретила жена Кинтаса Ахумида, сразу предложившая мужу сестры еду и вино. Ни пить, ни есть тому не хотелось, но он не стал обижать хозяев.

Выпив за благополучие дома, Батах решил сразу рассказать о том, что привело его сюда. Он надеялся на помощь Ахумиды и боялся, что та в любой момент может уйти. Присутствие женщин среди мужчин, если оно не было вызвано необходимостью, считалось проявлением неприличия и нескромности с их стороны.

– Я еду на похороны Патриса и по пути решил заглянуть к тебе, посоветоваться. Ведь после похорон нам придется выбирать алдара. А дело это непростое, если учитывать, что сын Патриса еще ребенок. Вот я и подумал, кому как не тебе, внуку славного Уасби, стать нашим новым алдаром. Того же мнения, как я знаю, придерживаются и большинство хамихатских дваров.

Кинтас был готов услышать что-нибудь подобное, он и сам в последние дни много думал о своих правах на власть. Ведь Амыс, отец Патриса, был всего лишь братом Уасби и стал его преемником из-за отсутствия у того наследника мужского пола. Так почему бы теперь сыну старшей дочери Уасби не заменить двоюродного дядю. Но Кинтас не был уверен, что найдет поддержку у авхатских дваров, о чем и заявил свояку.

– …Кроме того, я сомневаюсь, что алхонский алдар Таксакис не вступится за внука. Да и Уазыр будет из кожи лезть, чтобы удержать в своих руках власть.

– Уазыр не имеет никакого отношения к роду Уасби, авхатские двары никогда не изберут его алдаром, – торопливо возразил Батах. – Да и ребенка они вряд ли захотят видеть главой. Так что твои шансы велики, надо только решиться, а поддержку хамихатских дваров я тебе гарантирую.

– Ладно, я подумаю!

– А чего тут думать! – вмешалась, как и рассчитывал гость, в их разговор Ахумида. – Ты имеешь все права стать алдаром не только авхатов, но и хамихатов…

– Не женского это ума дело! – осадил ее муж. – Я и без тебя решу, как мне поступить.

Видя явное недовольство Кинтаса поведением супруги, Батах решил не торопить события. Он прекрасно знал осторожный и нерешительный характер свояка, рассчитывая, что тот сам заговорит с ним на данную тему, когда все обдумает и взвесит. И не ошибся.

– Поддержка хамихатских дваров дело само по себе хорошее, – сказал ему тем же вечером задумчиво Кинтас. – Но даже если меня поддержит большинство дваров, с этим вряд ли согласится Таксакис. Не думаю, что авхаты решатся отказаться от союза с массагетами и остаться один на один с траспиями и исседонами.

– А я и не призываю ссориться с тестем Патриса, – поспешил заверить его Батах. – Просто надо убедить алхонского алдара, что мы ему не враги.

– Согласен. Только как это сделать?.. Поэтому, опираясь на вашу поддержку, мне лучше пока стать опекуном его внука. На что Таксакис может еще согласиться. Если хамихатов такое решение устроит, то можешь считать, мы договорились.

– А если Таксакис не захочет видеть тебя опекуном?

– Это уже мой вопрос. Я постараюсь все заранее с ним обговорить. А если он упрется, тогда можно будет подумать и над твоим предложением.

Они еще долго обсуждали детали заключенного соглашения. Наметив на следующий день выехать в Артан, чтобы иметь возможность еще до похорон Патриса все выяснить и принять окончательное решение.

Узнав о завтрашнем отъезде, сын Кинтаса Азам попросил отца взять его с собой. После похорон обычно устраивались состязания для юношей, и ему хотелось испытать своего первого самостоятельно объезженного коня – Аджама.

– …Я уверен, мы с ним выиграем скачки! – пообещал он.

– Ты смотри, как вырос этот хвастунишка, – пожурил племянника Батах, потрепав юношу за черные как деготь кудри. – Думаю, нам следует его проучить, взяв с собой. Только вот какое наказание ему придумать, если не придет первым.

– За наказанием дело не станет! – сурово заметил отец. – Правда, я хотел оставить его присматривать за домом. Но так и быть, иди, собирайся.

В тот осенний вечер Азам был самым счастливым человеком на свете. Он долго не мог заснуть, представляя, как его Аджам, приходит первым и все вокруг восхищаются не только конем, но и его хозяином. Особенно молодые девушки.

Бессонная ночь не прошла для юноши бесследно, уже к полудню он начал клевать носом. Заметив его полусонное состояние, Батах всю оставшуюся дорогу весело подтрунивал над племянником. Кинтас, наоборот, был сдержан и хмур. Он решил как можно быстрее встретиться с Таксакисом и все выяснить.

В Артан они приехали поздним вечером, и все же Кинтас, узнав, что алхонский алдар уже здесь, не стал откладывать разговора с ним. Тот принял двоюродного племянника Патриса настороженно. Но после того как архонский двар заявил, что не собирается оспаривать права его внука, суровые морщины на лице старика постепенно разгладились.

– …Мы с тобой самые его близкие родственники, – продолжал объяснять Кинтас. – Так кому как не нам позаботиться о судьбе ребенка.

– Меня радуют твои слова, – облегченно вздохнув, признался Таксакис. – Честно говоря, я побаивался, что ты будешь настаивать на своих правах стать алдаром. Боялся, потому что подобное устремление могло привести к раздорам среди авхатов, которые сейчас совсем не нужны. А твое желание быть опекуном моего внука меня вполне устраивает. Есть, правда, одна загвоздка. Как ты знаешь, в последнее время Уазыр являлся правой рукой Патриса. Поэтому мне бы не хотелось его обижать. Как ты посмотришь на то, чтобы он стал твоим помощником, как и я?

– А каковы будут ваши права? – спросил Кинтас, испугавшись, что его сейчас обдурят. – Три опекуна – это может привести к постоянным недоразумениям…

– Не беспокойся! Мы будем иметь равные с тобой права только в вопросах объявления войны, заключения договоров о мире и союзах. В остальных делах принимать решения ты будешь единолично. Конечно, было бы хорошо, если, принимая их, ты учитывал мнение Уазыра, но я не собираюсь на этом настаивать.

Кинтас сразу понял, куда клонит тесть Патриса. Вероятно, алхонский алдар хотел быть полностью уверенным, что авхаты останутся надежными союзниками массагетов. Что позволяло архонскому двару с большим доверием отнестись к обещаниям Таксакиса. Тем более тот сам признался, что боится возникновения раздоров среди авхатов, что тоже могло служить для Кинтаса дополнительной гарантией.

Но внук Уасби не стал торопиться с окончательным одобрением их договоренностей, сославшись на то, что ему хотелось бы все еще как следует обдумать.

– Разумеется! – поспешно согласился Таксакис. – Тем более что мне тоже предстоит не простой разговор с Уазыром. Главное, что мы в принципе договорились и поняли друг друга. А детали можно оговорить позже. Время у нас еще есть.

Возвращаясь в свой лагерь, разбитый на восточной окраине селения, Кинтас пришел к выводу, что в сложившейся ситуации алхонскому алдару можно доверять. О чем он заявил Батаху, который был очень недоволен, услышав условие Таксакиса о трех опекунах.

– Утверждать опекуном Уазыра, даже с урезанными правами ни в коем случае нельзя, – сильно горячась, стал настойчиво возражать хамихатский двар. – Он слишком упрям и заносчив, чтобы так просто уступить тебе власть. Предполагаю, что, став опекуном, этот мерзавец сразу же захочет уравняться с тобой в правах.

– Ну, такое у него не пройдет! – заверил его решительно архонский двар. – Если Таксакис хочет, чтобы его внука избрали алдаром, ему придется урезонить двоюродного брата. Я не потерплю двоевластия.

Следующий день Кинтас, как намечал, посвятил встречам с дварами. Многие из них согласились поддержать его как опекуна сына Патриса, хотя считали, что избирать алдаром ребенка сейчас очень опасно. Такого же мнения придерживались хамихатские двары, собравшиеся в шатре Батаха. Внуку Уасби пришлось их долго убеждать, что только так можно избежать раздоров среди авхатов. Но большинство дваров остались при своем мнении.

К вечеру от всех этих встреч и разговоров у Кинтаса сильно разболелась голова, и он решил пораньше лечь спать. Завтра должны были состояться похороны, и ему хотелось как следует отдохнуть и выспаться. Но только он задремал, как его разбудил взволнованный Батах. Полчаса назад ему стало известно, что двары катиаров не только отказались приехать на похороны, но и не собираются являться на собрание.

– …Ты понимаешь, что это значит?! – брызжа слюной, спросил он загадочно.

– И что?.. – поинтересовался не совсем еще проснувшийся Кинтас.

– То, что в отсутствие катиаров, чтобы стать алдаром, тебе нужна поддержка всего лишь нескольких хонских дваров. Причем их голоса у тебя уже есть!

После чего он стал торопливо перечислять имена дваров, которые обещали внуку Уасби свою поддержку. На самом деле их выходило даже больше, чем требовалось для победы. Смущало только то, что сразу после избрания ему придется столкнуться с серьезными проблемами. Особенно беспокоило Кинтаса, что сторонники сына Патриса могли вообще отказаться признавать его алдаром.

– Давай поступим так… Я не хочу прослыть в глазах Таксакиса и его сторонников обманщиком, поэтому сам не стану настаивать на избрании меня алдаром. Но и отказываться, если так решит большинство дваров, обещаю, не буду… Так что действуйте!

Глава четвертая

Похороны зятя произвели на Таксакиса тяжелое впечатление. Одно дело, когда хоронят старика, пожившего на своем веку, и совсем другое молодого – кому жить да жить. Но боги часто поступают иначе, лишая человека жизни в рассвете сил, и с этим ничего не поделаешь, приходится смириться.

Однако, несмотря на волю богов, алхонскому алдару было как-то не по себе. Возможно, причиной тому являлась неопределенность, которую породила преждевременная смерть Патриса. Именно о ней он думал, стоя над могилой зятя и в последний раз всматриваясь в черты его лица, очищенного от воска, который все это время предохранял умершего от тления.

Слуги уложили в прямоугольную яму последние вещи, предназначавшиеся хозяину уже в той, другой жизни, и стали закрывать ее накатом из бревен. После чего к могиле подошел Уазыр, распоряжавшийся на похоронах, и первым бросил горсть земли, прощаясь с алдаром. За ним к последнему пристанищу вождя потянулись авхатские двары, а молодая вдова, дочь Таксакиса, опять разрыдалась. Отец поспешил увести ее от могилы. Вчера ему с большим трудом удалось отговорить Ахус от желания последовать за мужем. Сегодня она опять заговорила о смерти.

– У тебя маленький сын и ты не имеешь права так поступить! – напомнил он ей строго.

– Но я не хочу быть женой Кинтаса! – призналась та сквозь рыдания.

– А при чем тут Кинтас? – сильно удивился Таксакис.

– Я слышала, что он станет алдаром. А тогда как ближайшему родственнику ему придется на мне жениться.

– Кто тебе такое сказал?! – возмутился ее глупым предположением отец.

– Все об этом говорят… А разве это не так?

Только после того как Таксакис твердо пообещал, что не допустит ничего подобного, дочь успокоилась, а алхонский алдар, наоборот, встревожился. Слова Ахус заставили его обратиться за разъяснениями к Уазыру. Двоюродный брат подтвердил, что хамихаты не скрывают своего решения выдвинуть внука Уасби алдаром. Не стал этого отрицать и сам Кинтас, заявив, что не может запретить дварам поступать так, как они считают нужным.

– И как тебя понимать?! – с негодованием спросил у него Таксакис. – Мы ведь договорились, что ты станешь опекуном моего внука.

– А я и не отказываюсь, но ведь окончательное решение за дварами, – заметил упрямо архонский двар. – Если они захотят избрать кого-нибудь алдаром, я просто не понимаю, как мы сможем этому помешать?

Таксакиса очень удивило такое поведение внука Уасби. Строго посмотрев на хмурого и настороженного Кинтаса, старик потребовал, чтобы тот немедленно собрал хамихатских дваров и дал им понять, что алдаром он становиться не собирается.

– Тогда они изберут им кого-нибудь другого, – предположил внук Уасби раздраженно. – Разумно ли так поступать? Особенно после того, как от нас решили отделиться катиары.

– Все же ты не ответил на мой вопрос! Ты выполнишь мою просьбу?

– Я уже пытался их переубедить, но они не хотят меня слушать, – потупив глаза, признался Кинтас.

– Значит, плохо пытался. Попробуй еще раз, иначе я буду считать наш договор расторгнутым! – пригрозил алхонский алдар, что, похоже, не смутило внука Уасби.

– Теперь ты веришь, что с этим «козлом» у нас будут одни неприятности! – горячился Уазыр, когда Таксакис пересказал ему разговор с Кинтасом. – Я почти уверен, что именно он настроил хамихатских дваров выдвинуть себя алдаром. Не зря его свояк Батах тут больше всех суетится.

Доводы двоюродного брата подействовали на Таксакиса, после чего они весь оставшийся вечер и ночь подсчитывали голоса своих сторонников. По всему выходило, что Кинтас будет избран большинством дваров новым авхатским алдаром. Перспектива предстоящего поражения расстроила алхонского алдара, не знавшего, что делать.

– Нам остается только попытаться договориться с катиарами, – неожиданно предложил Уазыр. – Они располагают почти тридцатью голосами, которые могут в корне изменить исход голосования. Надежда невелика, но попробовать стоит. Тем более что на похороны приехал Усан, дядя Тотреша, которого алгеты³³, так они себя теперь называют, прочат в алдары.

– А какой им резон нам помогать? – усомнился павший духом Таксакис.

– Только один – наша помощь против траспиев.

Алхонский алдар решил, что ничего не потеряет, если переговорит с Усаном. Встретился он с ним на следующий день во время тризны. Вначале разговор не заладился, чему виной был сам Таксакис, начавший его с обвинений катиаров в неблагодарности.

– …Сколько раз мой зять и его отец спасали вас от набегов соседей, и так вы им отплатили, – напомнил он алгетскому двару. – Может, вы помирились с траспиями?

– Тогда бы меня здесь не было, – явно обидевшись, заметил дядя Тотреша, и его худощавое лицо побледнело. – Выборы алгетского алдара вынужденная мера. В последние годы помощь авхатов постоянно запаздывала. Поэтому мы решили, что только свой алдар сможет быстро организовать оборону наших земель. Не собираемся мы отказываться и от союза с авхатами. Именно договориться о взаимопомощи я сюда и приехал.

– Хотя твои последние слова меня порадовали, но, то всего лишь слова. Мне бы хотелось, чтобы они были подтверждены реальными делами… Из-за вашего отступничества избрание моего внука оказалось под вопросом. Так вот если вы поможете добиться его утверждения авхатским алдаром, я поверю в искренность ваших намерений.

– А я слышал, что алдаром собираются избрать Кинтаса, – удивился озадаченный Усан.

– Позавчера мы договорились, что он станет опекуном сына Патриса. Но, похоже, Кинтас передумал и жаждет неограниченной власти. Меня его алдарство не устраивает по двум причинам: во-первых, потому, что он лишает моего внука его законного права, во-вторых, царица Томирис хотела бы иметь гарантии надежности в отношениях с авхатами.

– Я все-таки не понимаю, чем мы можем помочь? – спросил алгетский двар, пытаясь уяснить для себя, что от него хочет алхонский алдар.

– Вы располагаете голосами, которые могут решить исход выборов.

– А для этого мы должны присутствовать на вашем собрании?

– Разумеется! – подтвердил Таксакис.

Только сейчас Усан понял, что задумал хитрый старик. Но алгетские двары и племянник Тотреш, которого они намеревались избрать алдаром, могли заупрямиться ехать в Артан. Несмотря на свои сомнения, он все же согласился на выдвинутое тестем Патриса условие. Слову алхонского алдара можно было доверять.

Обговорив детали заключенного соглашения, Усан заторопился домой. В его распоряжении было не так много времени, чтобы убедить дваров помочь Таксакису и успеть вернуться с ними к началу собрания. Обычно тризна по усопшему длилась не больше трех дней.

Простившись с дядей Тотреша, старик отправился к Уазыру, чтобы порадовать того достигнутыми договоренностями. Алхонский алдар посчитал, что угроза со стороны траспиев является надежным залогом сговорчивости и заинтересованности катиаров.

Тем временем курган над могилой Патриса вырос за день почти на десять локтей. На сегодня работы по его возведению закончились, и принимавшие в них участие люди отдыхали, расположившись рядом с могилой. Слуги угощали всех едой и вином, так что многие были уже изрядно пьяны.

Услышав об успехе переговоров, Уазыр предложил продолжать встречаться с дварами. Зная лучше Таксакиса катиаров, он сомневался, что Усану удастся их так быстро уговорить.

– …Чем больше у нас будет сторонников, тем лучше, – резонно заметил двоюродный брат.

В последний день тризны, когда могильный холм был уже насыпан, начались состязания и игры, где каждый мог проявить себя. Чтобы боги видели, что после смерти Патриса земля не оскудела сильными и ловкими молодцами. Причем каждый победитель состязаний получал что-нибудь из вещей умершего алдара, не только в награду, но и как память о нем. А главным призом являлся золотой кубок стоимостью в целый табун лошадей. Достаться он должен был победителю скачек, которыми обычно заканчивалась тризна.

Желающих получить такой дорогой подарок оказалось много, поэтому пришлось проводить предварительные заезды. Победители приняли участие в основных скачках, в которых неожиданно для всех первым пришел сын Кинтаса Азам. Уазыру ничего не оставалось, как вручить сопляку обещанный золотой кубок.

Видя, как сильно расстроился двоюродный брат, Таксакис поспешил его успокоить.

– Больше всего меня бесит, что победа сына может принести Кинтасу еще несколько голосов… – выругался тот в сердцах.

– Ничего! Если Усан сдержит обещание, то подлецу уже ничего не поможет. К тому же мы с тобой неплохо поработали – почти десяток дваров будут теперь поддерживать нас, а не этого мерзавца.

Однако оба прекрасно сознавали, что только приезд катиаров мог окончательно снять все вопросы. Но Усан мог задержаться, убеждая алгетских дваров, и данное обстоятельство сильно тревожило Уазыра и Таксакиса. Тем более что затягивать с проведением выборов алдара больше чем на день они не осмелились.

Провести собрание решили во дворе галуана Патриса, где расставили все имевшиеся скамейки, на которых должны были разместиться наиболее уважаемые двары. Слуг на это время пришлось выставить за ворота, чтобы не мешались. Без них в крепости было тесно даже в отсутствие катиаров, которые пришли уже после вступительного слова Таксакиса.

Их неожиданное появление большинство дваров встретило неодобрительным гулом. А Кинтас даже вскочил со своего места и вбежал на невысокий помост, с которого Уазыр вел собрание.

– Я требую объяснить, на каком основании здесь находятся эти люди? – спросил он, возбужденно жестикулируя. – Все мы знаем, что алгеты хотят отделиться, поэтому их присутствие среди нас я считаю неуместным!

– Даже решение отделиться и избрать своего алдара не лишает их сейчас права присутствовать на нашем собрании, – пояснил спокойно Уазыр. – Еще при Уасби дварам катиаров были даны одинаковые с нами права!

– И все же я требую, чтобы они покинули собрание! – упрямо настаивал Кинтас, догадываясь, что их приезд не простая случайность.

Его требование вызвало яростные споры среди дваров, мнения которых разделились. Испугавшись, что противостояние может перерасти в драку, на помост взобрался Таксакис и поспешил успокоить собравшихся дваров.

– Я никому не позволю сеять среди нас смуту и рознь! – пригрозил он гневно, когда выкрики с мест поутихли. – Катиары ваши братья, или вы об этом забыли? А решение избрать своего алдара еще не значит, что они собираются предать вас, иначе бы их здесь не было. Но все это мы обсудим после того, как изберем алдара.

– Нет. Давайте этот вопрос решим сейчас! – настойчиво потребовал раскрасневшийся Кинтас.

На сей раз большинство дваров его явно не поддержало. Все отчетливо понимали, что, изгнав сейчас катиаров, они только увеличат число своих недругов. Отважиться на такой шаг многие из них были просто не готовы.

Несмотря на замешательство среди своих сторонников, Кинтас продолжал настаивать на изгнании катиаров, все больше распаляясь и теряя над собой контроль. Пригрозив под конец даже покинуть собрание. На что Таксакис еще раз предупредил, что ни перед чем не остановится, чтобы предотвратить распри. После чего Кинтасу ничего не оставалось, как заявить о своем уходе, надеясь, что большинство дваров последуют его примеру.

Оказавшись за воротами, Кинтас тотчас пожалел о своей горячности. Ведь даже с появлением катиаров у него еще оставалась надежда быть избранным алдаром, хотя и сомнительная. Особенно если учесть, что Таксакис и Уазыр, очевидно, не просто так настояли на присутствии катиаров.

Перед галуаном Патриса толпился народ в ожидании избрания алдара. Чтобы избежать ненужных расспросов, угрюмый Кинтас быстро прошел через расступившихся перед ним людей и только после этого оглянулся. Каково же было его изумление, когда обнаружилось, что его уход никто не поддержал, даже свояк Батах предпочел остаться на собрании.

– Трусы! Мерзавцы! Подонки!.. – ругался архонский двар, пылая гневом. – Ну, я вам это припомню!..

Дорогой к своему лагерю Кинтас даже пару раз порывался вернуться, но так и не решился. С одной стороны не позволяла гордость, с другой – стыд за проявленную несдержанность. К тому же он сознавал, что с появлением катиаров его победа маловероятна, а опозориться еще раз ему не хотелось.

– Разве собрание закончилось? – удивленно спросил Азам, увидев так быстро вернувшегося отца.

– Для меня – да. Собирайся, мы уезжаем! – велел Кинтас, не желая сейчас говорить с сыном о своем унизительном положении. – Нам здесь больше делать нечего!

А через два дня, уже находясь дома, архонский двар узнал, что собрание большинством голосов избрало малолетнего сына Патриса алдаром, а его опекуном до совершеннолетия стал Уазыр.