В Мордовии такой спор разрешили одним махом. Верховный совет республики взял и упразднил пост президента МССР. Низложенный с президентского поста Василий Дмитрий Гуслянников оказался не у дел. Его полномочия перешли к председателю республиканского правительства, подотчетного Верховному совету.
Василия Дмитриевича Гуслянникова я узнал, когда он, инженер Саранского НИИ завода «Электровыпрямитель», с бурной молодой энергией возглавил разоблачительную кампанию против республиканской партийной и правительственной верхушки. В то время многие завоевывали на эту политическую популярность. Гуслянников – особенно. И вот почему. Он на фоне горлопанящей толпы выделялся своей интеллигентностью и сдержанностью. Была в нем, как говорят, сильная харизма.
Когда на него было совершено организованное нападение, и он с перебитыми ногами отлеживался в больнице, люди отреагировали на это так, как и должно быть: раз бьют, значит, в доску наш! Я навестил Василия Дмитриевича в больнице, мы довольно долго говорили о событиях в республике, и он мне показался смелым рассудительным человеком. И даже то, что он из злонамеренного нападения на него не делал широковещательную пиар-акцию, говорило о его достоинстве.
Не удивительно, что он, не имея достаточного опыта хозяйственной, управленческой работы, глубоких экономических знаний, набрал нужное количество голосов на выборах Президента республики. Но недолго пришлось ему руководить Мордовией. Чужака враждебно восприняла местная номенклатура. Да и ошибок с его стороны было допущено немало, чем и воспользовались его оппоненты, занимающие влиятельные должности и в правительстве, и в Верховном совете республики.
Строго говоря, упразднение президентства не было направлено лично против Гуслянникова. Это был акт принципиального значения. Какие могут быть президенты субъектов в федеральной России? Не ведет ли это к излишней и опасной самостийности? Напрямую в статье об этом не говорилось. Упор делался на том, что кризисная обстановка в стране требует хозяйственных рук, расчётливых действий, железной управленческой дисциплины, а не междоусобной свары между ветвями власти.
Статья была опубликована, когда главредом был ещё Валентин Логунов. Не прошло и месяца, его сменила Наталья Полежаева сразу же после разгона Верховного Совета РСФСР. А вскоре мне поступил звонок из редакции об иске со стороны В.Д. Гуслянникова. Оказалось, что это был вовсе не иск, а жалоба Василия Дмитриевича на несправедливую, с его точки зрения, статью о нём. Новый главный редактор, очевидно, не вникая в детали, рассудила так: пусть Гуслянников разбирается непосредственно с автором статьи путем обращения в суд с гражданским иском.
Никакой иск меня не пугал. Меня другое удивило. Ответственность за публикацию всегда несет редакция. Если руководство газеты находит вину своего сотрудника в каких-то неточностях, искажениях фактов, то соответственно, в свою очередь, наказывает его. А здесь что-то новенькое… Как говорится, я не я и хата не моя.
Недолго думая, набрал телефон В.Д. Гуслянникова. Спросил его: лично ко мне, как автору, какие претензии? Василий Дмитриевич ответил, что он в принципе возражает против решения Верховного Совета об упразднении института президентства в республике, а я своей публикацией будто бы подыграл этому неправедному решению. Тогда, говорю ему, обращайтесь в Конституционный суд РФ. Это его компетенция рассматривать подобные правовые конфликты.
На этом наш разговор закончился. Разумеется, Гуслянников не стал обращаться в Конституционный суд и на мне не стал вымещать своё раздражение. Не такой человек он. Прошло с того времени много лет. Через интернет узнал, что Василий Дмитриевич, несмотря на преклонный возраст, активно занимается правозащитной деятельностью, помогает людям, попавшим в сложные житейские передряги. Жаль, подумал я, что он не остался во власти. Такие люди, как он, спасают власть от вырождения…
ХХХ
На дворе был 2024 год, когда мой коллега журналист Владимир Петрович Долматов сбросил на ватсап миллион раз тиражируемое видеоизображение с припиской: ты это помнишь? Посмотрел. Картинка представляла из себя сказочный сельский дом неведомо из каких времён. Такие терема неописуемой красоты рождаются только в воображении художников. Я стал внимательнее изучать картинку и – Боже мой! – дом этот мне показался хорошо знакомым. Настолько хорошо знакомым, что я сразу вспомнил детали встречи с таким чудом.
Я тогда работал в «Уральском рабочем». Возвращаясь из командировки, по давней привычке решил отрезок пути проделать пешком. Заходил в магазины, общался с прохожими, выспрашивал о их житье-бытье. Помнится, в Пуксинке – небольшом таёжном поселке на берегу Тавды – я заглянул в магазин, где стал свидетелем занимательной сцены. За прилавком стояла женщина, очевидно, бывшая зэчка. Покупатели, как я понял, тоже бывшие заключенные, оставшиеся в поселке доживать свой век после выхода из-за колючки.
На магазинной полке товар – гениально простой и исчерпывающийся по своему содержанию: копчёная колбаса колясками и спирт в бутылках под сургучной пробкой. Зашел угрюмый мужик со своей бабой. Баба держала в руках полотняные небольшие мешки, скрывая лицо под серым полушалком, надвинутым домиком на её сморщенный лоб. Мужик пальцем указывал продавцу на товар и тот выкатывал на прилавок горы колбасы и не счесть сколько бутылок спирта. Всё это происходило в суровом молчании. Когда баба замешкалась сгружать товар в мешки, мужик прикрикнул внятно и требовательно: «Шевелись, жаба!».
Меня такая сцена ничуть не смутила, в этом мужике и его бабе я видел типы русских людей, которых слепила суровая беспощадная жизнь. Хотя и говорят, что от осинки не родятся апельсинки, само бытиё может урода сделать принцем, а рыцаря перелицевать в урода. Пуксинка этим эпизодом мне запомнилась на всю жизнь.
А в другом ничем не примечательном уральском сельце я наблюдал, как тракторист выбирал в магазине сапоги-керзачи. Он их обстукивал, обнюхивал, прикладывал зачем-то к уху, щёлкал по ним пальцем, сгибал и разгибал голенище, запускал руку вовнутрь, будто что-то искал там. Продавщице этот затянувшийся процесс надоел, и она грубо сказала: «Макар, ты что спятил, не Жигули ведь выбираешь!». Макар смахнул пот со лба, по-детски обиженно заморгал и выдал такую неожиданную и такую емкую фразу: «Дуся, для меня они важнее, чем Жигули. Мне в этих сапогах минимум два сезона надо пахать». Вот за такими житейскими сценками я с удовольствием охотился в командировках, стараясь потом выразить их смысл на бумаге.
Итак, село Кунары, где на замшелой деревенской улице перед моими глазами вдруг вспыхнул, как новогодняя елка, дом местного кузнеца Сергея Ивановича Кириллова. Я стоял как вкопанный, силясь впитать в себя затейливую красоту деревенского зодчества. Украшенный деревом и железом (кузнец ведь!), дом уместил на стенах, фронтоне и коньке различные сказочные образы и тонко кованые из железа цветы. А по углам – фигурки пионеров, трубящих в горн…
Понятное дело, на памятный артефакт, как сказали бы сейчас, это самодеятельное творчество не тянуло. Кич, суррогат, вампука. Как угодно назовите. Но созерцая это нагромождение сочных красок и рельефных изумительных изображений, чувствуешь проникающие в сердце тепло и радость.
Тут вышел хозяин дома – круглолицый, с ясными глазами человек и, как мне показалось, в приподнятом настроении. Разговор вроде бы завязался хороший, но тут же зашёл в тупик. Сергей Иванович (это был он – кузнец!) то ли в шутку то ли всерьёз намекнул, что за погляд надо бы мани-мани. Видимо, это была всё-таки шутка, но меня моё журналистское воображение уже понесло к нравоучительной теме.
Написал материал, в котором довольно коряво (сейчас я это понимаю) рассуждал, как народное искусство может стать предметом делячества, узкого практицизма. Помню, кто-то из коллег по газете, кажется, Борис Тимофеев, после выхода материала сказал: «Зря ты так о человеке, добрее надо быть…».
C того дня прошло почти полвека. Сказочный дом в Кунарах в 1999 году бал признан лучшим сельским домом в России. Нет уже в живого кузнеца Сергея Ивановича Кириллова. Но остались его дети, которые, как мне известно, наследовали от отца и матери творческое горение и чувство вечной красоты. Дом стоит по сей день, согревает собой суровые уральские окрестности. На Урале он известен также, как и наклонная Невьянская башня.
Знал ли я тогда, что монетизация, в которой я так неуклюже и неуместно упрекнул досточтимого Сергея Ивановича Кириллова, вскоре захлестнет дух и плоть нашей страны, примет чудовищные формы разрушения? И не думал, и не гадал. Как не думали – не гадали большинство моих соотечественников, воспринявших горбачевскую перестройку как движение к социалистическому обновлению и внутреннему очищению. А что получили?
ХХХ
Только-только стал обживаться в «Российской газете», как от одного из заместителей главного редактора поступило «секретное задание». Адрес командировки – Тольятти, гостиница «Жигули». В ней я должен пересечься не с кем-нибудь, а самим Борисом Абрамовичем Березовским. Он, как сказал мне заместитель главного редактора объяснит, что к чему. Проживание в гостинице, питание уже оплачено по безналичке, мне только остаётся добраться до Тольятти.
Неясность поручения, недосказанность создавали состояние таинственности. К тому же напрягало само имя Березовского, заправляющего к тому времени сомнительными предпринимательскими акциями. Созданный им СП «ЛогоВаз» занимался продажей реэкспортных автомобилей, полученных с завода по ценам ниже себестоимости. За рубеж автомобили, конечно же, не попадали. Реэкспорт был фиктивным, осуществлялся только на бумаге. В эту криминальную схему было вовлечено руководство ВАЗа во главе с Владимиром Васильевичем Каданниковым. Государству наносился огромный урон, а зарубежные счета создателей ЛогоВАЗа пополнялись миллионами долларов. Подробности такого грабительского бизнеса станут известны стране гораздо позже. А пока Березовский воспринимался как энергичный удачливый бизнесмен, вышедший из авторитетной научной среды.
И вот мне предстояла встреча с капиталистическим первопроходцем, на которой он должен был посвятить меня в суть редакционного задания. Он позвонил, и я спустился на четвертый этаж в его гостиничный номер. Меня встретил несколько суетливый, даже нервозный, человек с движениями мышкующей лисы. Борис Абрамович, не тратя лишних слов, сделал небольшой экскурс в историю довоенной Германии, где производство фольксвагена, как он сказал, стало локомотивом немецкой автоиндустрии.
– Вот такой народный автомобиль мы должны создать в России, – заключил Березовский. – Для этого в Тольятти будет построен совершенно новый завод. Исключительно на народные деньги и для народа! Вот для чего мы собираем здесь журналистов из столичных изданий. С вашей помощью мы привлечем интерес миллионов людей к этой задаче, предложим им участвовать в приобретении акций АВВЫ – автомобильного всероссийского альянса.
Не знаю, обладал ли гипнозом Борис Абрамович или у него был особый дар убеждения, но я, грешный человек, так проникся идеями АВВЫ, что даже рискнул сделать «креативное предложение». Для распространения акций, горячо сказал я, можно использовать и корпункты «Российской газеты». Борис Абрамович и бровью не повел, но в его глазах я увидел задумчивое удивление, как такие глупые мысли могут посещать собкора центральной газеты.
Доведение журналистов, прибывших в Тольятти из Москвы, до соответствующей кондиции продолжалось два дня. Были, конечно, ресторанные обеды и ужины с хорошим алкоголем и посиделки за «круглым столом». Среди экспертов, представлявших будущий автомобильный всероссийский альянс как «главное звено, которое потянет за собой всю российскую экономику», выделялся скромный человек с докторской бородкой. Это был Александр Стальевич Волошин, ставший впоследствии руководителем президентской администрации. Волошин говорил мало, негромко и сбивчиво, будто кто-то держал его язык на привязи. Также был сдержан в оценках и губернатор Самарской области Константин Иванович Титов. Вероятно, он уже тогда догадывался, в какую авантюру втягивается его особа. Ведь Титову, по сценарию Березовского, предстояло решить вопрос о передаче 150 гектаров земли под будущий завод народного автомобиля.
Среди журналистов, прибывших на эту сходку, я увидел многих своих знакомых из «Известий», «Труда» и «Коммерсанта». Известинец Сергей Лесков, давно специализирующийся на космической и научной тематике, явно не понимал, зачем он оказался среди нас, обреченных раскручивать идею АВВы в своих изданиях. Другие коллеги, закусывая водочку салатом оливье, больше обсуждали новости своего профессионального цеха, чем автомобильный проект Березовского. Что ни говори, а нюх на фикцию, обман, фуфло у многих из них был отменный, и свой приезд в Тольятти они восприняли как приятное времяпровождение.
По возвращении в Ульяновск созвонился с заместителем главного редактора, направившего меня в эту памятную командировку: ну и что мне делать? Нужно, сказал он, быстро подготовить статью о грядущем экономическом прорыве в автомобилестроении. Быстро! Я заварил крепкий чай, обложился блокнотными записями и к полуночи выдал текст под заголовком «Передаст ли Детройт лавры Тольятти?».
В ней я добросовестно изложил всё, что исходило тогда от важных персон, участвующих в презентации «АВВы». От генерального директора «АвтоВаза» В. Каданникова, председателя Фонда федерального имущества Ф. Табеева, главы администрации Самарской области К. Титова (губернаторами тогда их ещё не называли) ну и, конечно, от самого Б. Березовского. При этом я старался избегать авторской оценки прошедшей пресс-конференции, оценки реалистичности, жизненности будущей АВВы. И не моё это было дело. Поэтому я предпослал к статье вопросительный заголовок: «Передаст ли Детройт лавры Тольятти?».
Статья вышла прямо с колес. Но почему-то в заголовке исчез вопросительный знак. И имя Березовского, как автора идеи АВВы, не упоминалось. А вот фамилия Каданникова шла через весь текст. Получалось, что именно он затеял весь этот сыр-бор с народным автомобилем. Сбор средств через продажу акций АВВЫ стремительно набирал темп. Акционерами стали почти три миллиона человек, отдав компании Березовского 200 миллиардов рублей.
Всё! На этом проект омертвел. По инерции в СМИ ещё продолжалась благоприятная шумиха вокруг АВВЫ, но никто не мог назвать, а что реально, конкретно делается. Землю под строительство нового завода, как помнится, так и не выделили. Сам народный автомобиль существовал даже не в чертежах, а «детских рисунках» и в воображении отцов АВВЫ. Куда же тогда пошли деньги приобретателей ценных бумаг? Об этом – молчок.
Во мне сидела заноза. Волей или неволей я тоже оказался причастным к надуванию пропагандистского мыльного пузыря, и я решил подготовить материал о том, где же обещанный российский фольксваген. Процедил, насколько мог, прессу. Ничего не нашел на эту тему. Заметил только, что АВВА с её шумной рекламой исчезла с телеэкранов, из радиоэфиров, нет её и на рекламных полосах газет. Но ведь остался главный учредитель альянса – АО «АвтоВаз», о котором время от времени проявлялись чуть ли не заупокойные сообщения.
С большим трудом связался с генеральным директором В.В. Каданниковым. Для того, чтобы начать строить новый автосборочный завод, сказал Владимир Васильевич, требуется стартовая сумма в 300 миллионов долларов. Плюс одновременное подключение дополнительных зарубежных кредитов. А деньги акционеров АВВЫ ситуации не меняют. Их всего-то 50 миллионов долларов.
– И где же они?
– На эти деньги в Финляндии строится сборочный конвейер по выпуску автомобилей девятой модели. Хоть что-то, чем ничего…
Статья под заголовком «Авто для народа в одном экземпляре», рассказывающая о том, как проект российского фольксвагена не вписался в финансовые виражи, была отправлена в редакцию. В ней ничего не было такого, что могло бы бросить криминальную тень на организаторов альянса. Да я и не располагал убедительными фактами и доказательствами мошеннической сути этой грандиозной затеи. Просто показал, как вредны и опасны технические прожекты, не подкрепленные ни финансово, ни организационно.
Но и такое, в общем-то безобидное, толкование судьбы АВВЫ кому-то не понравилось в редакции. Звоню: что с материалом, его приняли? Мне в ответ: какой материал, ничего не видели! Выждав пару дней, снова тревожу своих коллег. Реакция та же. Обращаюсь в секретариат, но и там ничего не знают. Ищи, посоветовали, в отделах. Ничего не оставалось, как обратиться к Владимиру Кузьмищеву – заместителю главного редактора, курирующего экономический блок редакции.
Я объяснил ему, о какой статье идет речь. Он насторожился. Сделаем так, сказал Кузьмищев, я иду в телетайпную, а ты отправляй текст, я его сам приму. Так и поступили. Через три дня статья была опубликована. Никакой реакции на неё не последовало. Так что не было смысла тормозить её выход. Видно, «рука Березовского» уже к этому времени набрала хорошую мускульную силу и могла проникнуть куда угодно.
О Владимире Кузьмищеве осталась у меня благодарная память. Я его поверхностно знал по работе в газетах «Труд» и «Правда», а этот эпизод, произошедший в «Российской газете», ярко выявил в нём журналистскую порядочность и честность. К сожалению, он рано ушёл из жизни, оставив после себя замечательные рассказы и повести.
ХХХ
После октябрьских событий 1993 года в моей журналисткой работе мало что изменилось. Из аппарата редакции никаких рекомендаций не поступало. Лишь изредка кто-нибудь просил подключиться к той или иной газетной акции. Корреспондентской сетью руководили опытные журналисты и они понимали, что на местах собкору лучше знать, на что обратить внимание, какую тему зацепить. А серьёзные темы сами плыли в руки.
Однажды в Ульяновский корпункт «РГ» позвонила женщина и, не успев представиться, разрыдалась. Когда успокоилась, зачастила в телефонную трубку: обобрали, до нитки обобрали!
– Ну, это не ко мне… У вас что, обчистили квартиру? Кошелёк вытянули? Cорвали шапку?
– Да послушай! Если бы украли, ограбили, я бы знала, куда обратиться. А здесь сама, дура, деньги отдала.
Деньги она отдала в общем-то небольшие. Интересно другое: за что и кому? За непрошенный и ненужный к тому же подарок. Сразу же после Нового года жителям Ульяновска (и не только Ульяновска!), которые в своё время под обаянием телевизионного Лёни Голубкова бешено покупали акции АО «МММ», пришли посылочки с наложенным платежом от того же самого МММ. Те, кто рассчитывал в этой посылочке обнаружить нечто приятное, платили деньги и обнаруживали в ней новогоднее поздравление. В придачу к этому поздравлению подарок – мёртвые семена овощей – двадцать кулечков стоимостью 325 рублей каждый.
Женщина, которая рыдала в трубку, аттестовала себя слишком, может быть, резко. И она согласилась с тем, что ей, облапошенной, объегоренной по своей простодушной доверчивости, некуда обратиться. Ни милиция, ни прокуратура такие заявления уже не принимали под тем предлогом, что это не криминал. Но почему? «Щипача», пойманного за руку на краже кошелька, быстро оформляют по соответствующей статье УК РФ и конвоируют в суд. А если какие-то негодяи общипывают половину населения России, то на них нет ни милиции, ни прокуратуры, ни суда.
Тот звонок в корпункт заставил призадуматься: как об этом писать? Дело ясное, что дело тёмное. На страну обрушилось цунами мошенничества, обмана, плутовства, одурачивания, а наши правоохранительные органы – самая главная опора правопорядка в стране – своим бездействием потворствуют этому.
Мне трудно было понять, откуда растут корни этого бедствия. Ничего ведь на пустом месте не возникает. Что-то ведь дало сумасшедший импульс мошеннической пандемии? Возможно, мои рассуждения безосновательны, но первопричиной этого позорного для страны явления стало поведение самой власти, самого государства, которое оказалось в руках авантюрных деятелей.
Самый главный обман, жертвой которого стало все население страны, – это, конечно же, приватизация госсобственности по-чубайсовски. Отсюда всё пошло-поехало. Раздали всем фантики, именуемые приватизационными чеками, потом эти ваучеры перекочевали в чековые инвестиционные фонды. А эти фонды оказались тоже мошенническими. Моя семья доверилась такому фонду, созданному при федеральном министерстве внутренних дел. Куда уж надежнее! И ваучеры пропали. Для нас пропали. А для кого-то чеки, аккумулированные в одних руках, стали пропуском в новую жизнь.
Обогащение любой ценой, к чему призвал сам президент Ельцин, стало и целью, и индульгенцией для энергичных людей без страха и совести. Исчезла боязнь перед законом даже у робкого обывателя. Населению словно привили запредельную дозу плутовства и надувательства. В общем, заварилась в стране такая каша, которая расхлёбывается не один десяток лет.
Как же действовали в такой обстановке наша милиция, прокуратура и суды? Коль для них была категорически прописана дорожная карта – не мешать становлению собственников! – усилия правоохранительных органов были направлены на что угодно, но только не на пресечение кровавой междоусобицы в схватках за собственность и богатство. Причем эти битвы происходили на всех этажах нашего общества – от семейной ячейки, самого захудалого посёлка до столичных городов и самых респектабельных семейных кланов.
Из Самарской области мне пришло любопытное сообщение. В поселке Кряж в женской колонии появилась бабушка, осужденная за кражу двух трёхлитровых пустых банок. Мне этот факт показался, как сказали бы сейчас, бредовым фейком. И всё-таки перепроверил. Действительно, 65-летняя К. Матюткина из села Приволжье сняла с забора две сушившиеся стеклянные банки и сдала их в сельский магазин, за что получила 110 рублей. Это ей как раз хватило на полбуханки хлеба.
Тут же объявилась хозяйка стеклотары – соседка Матюткиной. После словесной перебранки, без которой скучно в очереди в сельмаге, злосчастные банки возвратились собственнику. Инцидент исчерпан? А вот и нет!
Против К. Малюткиной было возбуждено уголовное дело. Дознание, следствие, опрос свидетелей, снятие отпечатков пальцев, обвинительное заключение, а затем судебный процесс под председательством райнарсудьи Л. Евдокимовой. Государственное обвинение в суде поддерживал прокурор Т. Агеева. В результате бабушку приговорили к лишению свободы с отбыванием срока в колонии общего режима, надели на неё наручники и отправили под конвоем в Кряж.
В жизни, как известно всегда есть место не только подвигу, но и шизофреническим извращениям. Я связался со следователем и спросил: за что такая немилость к престарелой женщине? Неужели она так опасна для общества, что её обязательно нужно изолировать? На что получил предельно ясный ответ: бабка посягнула на святая святых – на собственность! И здесь закон неумолим.
Вот, оказывается, в чем соль. В святости собственности. Применять такую категорию к трём стеклянным банкам, прямо скажем, комично. Но какая тенденция! Неприкосновенность собственности, неумолимая ответственность за посягательство на неё – это стержневые моменты уголовного законодательства всех времён и народов. В СССР за хищение социалистической собственности грозила суровая кара плоть до расстрела. В новой России степень вины, а значит и степень наказания определял вид собственности. Частная собственность, независимо от источника её создания, её легитимности становилась под броневую охрану капиталистического государства. А вот защиту личной собственности отдали в основном на усмотрение гражданского судопроизводства, чем успешно пользуется тьма-тьмущая мошенников (блогеров, коучей, гештальт-терапевтов, астрологов, прорицателей), опустошающих карманы крайне доверчивых и зачастую безмозглых граждан за оказание разного рода мнимых и даже опасных для здоровья услуг.
Эпизод с крадеными стеклянными банками – это, конечно, уродливая гримаса глупых и ретивых правоохранителей. После выхода в «Российской газете» корреспонденции под заголовком «Как бабушка банки брала» незамедлительно вмешался областной прокурор и бедную женщину освободили из зоны, назидательно напомнив при этом, что воровать хоть и пустые банки – нехорошее дело.
Милиция (она тогда была ещё милицией) толком не могла понять, как себя реализовать в новых условиях, в чем проявить свои полномочия. Куда не ступи, слышишь предостережение: этого не трогай, того не беспокой. Появились неприкасаемые, но не такие как раньше, с партбилетами в кармане, а люди с «авторитетным» уголовным прошлым, органично вписавшиеся в новую реальность и ставшие хозяевами этой новой реальности.
Своего рода неприкасаемыми стали глашатаи демократии, исповедники новой морали. Стоило взять под белые ручки за хищения бюджетных денег одного ульяновского чиновника, как тут же в местных СМИ поднялся крик – преследуют за политические убеждения, возвращается 37-й год! После этого какой-то остряк запустил в оборот игривую формулу: не пойман – не демократ!
Костью в горле стали адвокаты. Теперь без их присутствия не задержишь, не обыщешь, не предъявишь… Психологически привыкнуть «службе дни и ночи» к таким требованиям было не так просто. От этого происходили всякие невероятные истории. Известный в Поволжье адвокат Вячеслав Чагинский, с которым мы постоянно общались, однажды поведал мне о таком диком случае.
К задержанному за какое-то правонарушение человеку пришел адвокат. Молодой оперуполномоченный, выпускник Елабужской школы милиции, взял и взашей вытолкал этого адвоката из кабинета. Да ещё и наподдавал ему пинков…
– Думаю, выигрышная тема для публикации, – сказал Вячеслав Викторович Чагинский. – Возьмете этот факт?
Оказалось, что молодой сотрудник милиции, совершивший, можно сказать, нападение на адвоката, сын наших хорошо знакомых добропорядочных людей. Да и парня этого я знал с подросткового возраста. Пришлось отказаться от предложения. Не уверен, что я смог бы быть предельно объективным и критичным в описании такой коллизии.
Девяностые, да и последующие годы стали для милиции (так же и для прокурорских и судебных работников) таким горнилом, в котором не столько закалялись, сколько напрочь сжигались лучшие профессиональные качества. Слово «оборотни», до этого почти не применявшееся к людям в погонах, стало теперь их клеймом. Разумеется, самые лучшие сердца выдержали такие испытания, не дали жизненным мучительным обстоятельствам подмять себя. Но много было и таких, которые симулируя верность долгу и своей профессии, сами творили всяческие бесчинства.
Притворство, имитация бурной деятельности не обошло стороной наших правоохранителей. От них общество ждет конкретной борьбы с преступностью, ждет посадок. Где они? Но кого сажать, если до реальных бандитских акул руки не дотягиваются? И тогда оживился старый плутовской приём – провокация какого-нибудь мелкого преступления с последующим мгновенным разоблачением.
…На одной из строительных площадок Ульяновска к рабочим подошёл посторонний человек и сочувственно поинтересовался: как жизнь, мужики? Ну что они, мужики, могли ответить на это? Что зарплату не выдают третий месяц – это не новость. Что в доме холодно и голодно – этим тоже теперь никого не удивишь, привыкли. И отвечают мужики старым анекдотом: жизнь наша, браток, как картошка, если зимой не съедят, то весной посадят
– Ну и мрачный у вас юморок, – укорил незнакомец. – Жить надо веселее, проще. У меня к вам коммерческое предложение. Вы мне – рубероид, я вам – деньги. Желательно не меньше пяти рулонов.
Знать бы, бедолагам, что на состав преступления по стоимости похищенного тянет как раз пять рулонов. Мужики, возбудившись от нечаянного коммерческого предложения, тут же пошли в подсобку, извлекли злосчастные рулоны. И тут, как рояль в кустах, обнаружилась милиция. Впрочем, она присутствовала и до этого. Незнакомцем был не кто иной, как оперуполномоченный Сергей Т. Тут же, не мешкая, завели уголовное дело и – в суд!
Когда эта история дошла до меня, я внутренне напрягся: как расценивать всё это? Может быть, это единичный случай, который уже получил соответствующую оценку руководства УВД? Стал собирать дополнительные факты. Выяснилось, что провокация – это фирменный стиль оперативно-розыскной работы. Театрально создать криминальную ситуацию, а потом с помпой расследовать её стало чуть ли не похвальным искусством правоохранителей.
Сколько же людей они отправили таким образом на тюремные нары? Не убийц и насильников, не гнусных расхитителей бюджетных денег, не пожирателей госсобственности, а сиволапых мужиков, которые польстились на «коммерческое предложение» милицейского провокатора исключительно ради того, чтобы накормить семью.
И это всё легко прокатывало, как говорится, в судах. Но однажды случилась осечка. На суде рабочие, спровоцированные на кражу пяти кубов гравия, в покупателе опознали работника милиции. Дело вернули на доследование, а потом прекратили. А ведь по-хорошему должна была пройти тотальная прокурорская проверка всех подобных дел с выяснением, кто и когда ввел в оборот деятельности милиции такие противоправные методы.
Статья вышла в «Российской газете», и началась нудная утомительная милицейская возня вокруг этой публикации. Начальник пресс-службы УВД, подталкиваемый своим руководством, до смерти надоел мне своими вопросами, где и у кого я взял факты и почему провоцирование преступления нельзя считать законным профилактическим методом. И такой бред нёс человек с погонами подполковника.
Моя жена Елена, работавшая в эти годы старшим инспектором управления кадров УВД, обычно никак не комментировала мои публикации. Но на этот раз она грустно сказала: допишешься, сожрут они меня! Слава Богу, начальник УВД оказался не мстительным, а, я бы сказал, достойным человеком, хотя кое-кто из его подчиненных пытались за его спиной отыграться на ней, таким образом отомстив мне за публикации. Но получив отпор, трусливо отступали.
Свести счеты с беспокойным журналистом через его семейство считалось обычным делом. Главное в таком ситуативном противостоянии держать ухо востро и стараться смотреть на себя как бы со стороны, чтобы не давать повода вцепиться в тебя зубами. Одно время у меня были довольно миролюбивые отношения с областным прокурором. Но только до той поры, пока он сам не попал под критику.
В конце девяностых годов корпункт «РГ» в Ульяновске перешёл на электронную связь. Мой служебный компьютер, как и компьютеры некоторых других организаций, вскоре был взломан ульяновскими хакерами, и они вволю паслись в интернете, пользуясь чужими паролями.