– Бутылку коньяка, килограмм докторской и буханку хлеба. Дубликат чека можете посмотреть на бобине дубликата кассового аппарата. Они, на сколько я знаю, хранят их месяц.

– А коньяк зачем? Вы, что, на работе пьянствуете?..

– Дело в том, что я обещал, как говорится, «проставиться», то есть, обмыть с ними публикацию своих статей в газетах. Долго денег не было. Получил гонорар и решился. А насчёт того, что «пьянствуем» – не вам нас осуждать. Хотел бы я посмотреть на вас после трёх часов работы при температуре шестьдесят градусов, когда пар обжигает лёгкие и пот заливает всё тело. Тут молоко не поможет восстановиться.

– В какой газете получили гонорар?

– В региональном отделении газеты «Аргументы и Факты».

Иван, действительно, за три дня до той субботы, получил гонорар за несколько своих статей в газете и не боялся проверки.

– Транспортные средства приходилось водить в Армии?

– Никогда, но гранаты бросать правой и левой рукми приходилось довольно часто.

«Да, парнишка не простой, – подумал следователь, – но чутьё мне подсказывает – только такой мог положить восемь человек. Среднего роста, но крепыш с завидной реакцией – на лету поймал падающую ручку со стала». Однако что-то подсказывало ему – Иванов самая подходящая кандидатура в убийцы. Воевал в Афганистане в мотострелковом полку 108-й дивизии, командовал взводом в звании старшего лейтенанта. Комиссован по ранению. Несомненно, владел оружием и мог совершить это преступление. Мотив мог быть объяснён желанием отомстить за посягательство на его собственную жизнь. Применить против него насилие при допросах опасно – можно прославиться на всю страну».

– Задерживаем вас на сорок восемь часов, но если потребуется, то срок задержания можем продлить, – объявил следователь, – а сейчас, проведем процедуру опознания.

«Ну, всё… Женщина меня обязательно опознает, хотя и видела только мгновение. Получу пожизненное. Жена и дети меня поймут», – подумал Иван. Но судьба и на этот раз к нему благоволила. Когда в следственной комнате его усадили на скамью с двумя другими мужчинами в присутствии понятых, вошла жена шефа фирмы. Конечно, она сразу узнала его. Этот жесткий пристальный взгляд она запомнила очень хорошо. Киллер сидел в середине группы. Она прошла несколько раз мимо группы и попросила следователя повернуть всех спиной к себе. «Да, это точно он, – подумала она, – но я не выдам посланца Бога, избавившего меня от страданий, которые выпали мне замужем за садистом. Киллер мог убить меня, но пожалел. Я отплачу ему тем же».

– Извините, но того человека среди этих я не вижу.

– Но, может быть, в ком-то сомневаетесь?

– Абсолютно уверена. Его здесь нет.

Что же толкнуло женщину на обман следствия? Причина была очень серьёзная. Когда сорокапятилетний бизнесмен сделал предложение молоденькой топ-модели, она посчитала, что ей неслыханно повезло. Брак сулил ей безбедную счастливую жизнь. Бабушка, которая воспитала её, одобрила их союз. В девятнадцать лет родила первого сына, а через год второго, и тут поняла, что счастливой жизни не будет, даже сама её жизнь под угрозой. Пьяные оргии мужа с любовницами у неё на глазах стали повседневностью. «Тебя я терплю пока подрастут дети, – как-то в пьяном угаре сказал он ей, – а после избавлюсь». Так и жила почти четыре года. Но Бог, в которого она поверила и молилась, опередил его. Теперь она может жить спокойно, став наследницей имущества мужа.

Допрос ничего не прояснил в деле. Получили решение суда на обыск квартиры Иванова, но там было всё безрезультатно. Обувь на Иванове и в квартире не соответствовала отпечаткам следов в лесу, а на одежде не оказалось никаких следов крови и отпечатков чужих пальцев. Проверили получение гонорара в газете. Да, действительно, получал. Проверили дубликат кассовой бобины в супермаркете. Всё соответствовало показаниям.

Приступили к допросу членов бригады дежурных слесарей. Все они единодушно говорили одно и тоже: Иванов отлучался только в магазин в тринадцать часов дня. Тогда было решено применить испытанный приём. Объявив каждому, что за дачу ложных показаний ему грозит по статье 307 УК РФ до пяти лет тюрьмы, следователь зачитал показание бойлерщика, который якобы признался в том, что Иванов на работу пришёл только во второй половине дня. И теперь от остальных требуется подпись в подтверждение этого показания.

Здесь следователь слегка просчитался. Каждый из членов бригады хорошо помнил, что Иванов приходил утром на работу и сразу понял, что его берут «на пушку». Никто на этот трюк не поддался. А бригадир, к тому же, так разбушевался, обзывая следователя мастером заплечных дел, фабрикующим ложь для достижения своих целей, что потребовалась помощь трёх человек чтобы его успокоить.

Следствие зашло в тупик. Это был тот случай, когда был найден единственный подозреваемый, которого можно было превратить в обвиняемого, но никаких улик не было найдено. Освободили Иванова якобы в соответствии с частью 1,3 статьи 94 УПК РФ – отсутствие подтверждения в совершении преступления, но решили установить за ним постоянное наблюдение. Следователь знал, что преступника всегда тянет на место преступления, поэтому решили одновременно устроить засаду в лесу на месте убийства сотрудников фирмы.

Иван, освободившись из СИЗО, решил навестить жену и детей. Заодно надо было отдать мастеру цеха оправдательный документ неявки на работу – сегодня очередное дежурство его бригады. Покупая в супермаркете подарки детям, обратил внимание на очень уж назойливое появление около себя крепкого мужика. «Не иначе, как установили слежку за мной», – подумал он. Прошёл через проходную комбината и направился в свой цех. Надо сказать, что комбинат был огромным. Его цеха раскинулись на площади более 60 гектаров. Затеряться среди оборудования цехов Ивану не составляло труда. Что он и сделал.

Поговорить с членами бригады не удалось – они были заняты устранением очередной поломки оборудования, но мастеру объяснил, что был задержан милицией по своим корреспондентским делам и пообещал выйти на работу в следующую смену. Выходя из своего цеха, подумал: «Не иначе, как меня ожидают где-то у проходной». Решил выйти через транспортные ворота комбината.

Слежки не заметил. По пути на автобусную станцию, вспомнил слова бригадира: «Если ты там не наследил, мы тебя не выдадим». Ему мучительно хотелось поехать в лес и всё перепроверить, но решил с этим повременить. И тут его бросило, как говорится, и в жар, и в холод. «Пистолеты и обоймы я протёр, а лопату бросил в воду, не протирая. Если найдут – это провал! Надо срочно ехать к мосту», – решил он.

Пришлось поездку в пионерлагерь заменить поездкой к мосту. Оросительный канал был не очень глубоким, около двух метров. Соблюдая осторожность, приблизился к нему. Никого поблизости у моста не было. Разделся и без труда нашёл лопату. «Заберу её с собой и выброшу где-нибудь подальше», – подумал Иван. Обмотал снятой с себя майкой металлическое полотно лопаты и сел в пригородный автобус. Через пару остановок вышел и зарыл её в кукурузном поле, далеко от дороги.

Остаток дня провёл в кругу семьи. Жене пришлось кое-что рассказать. Далеко не всё. «Зачем ей лишние волнения? – меньше знаешь – лучше спишь, скажу, что дадут небольшой срок». Возвратился вечером домой и рано лёг в постель. Но спал отвратительно. Снилось, что он снова на войне… Автоматные очереди и разрывы гранат. Оказалось, что это бьют по стеклу полуоткрытого окна крупные капли летнего дождя под аккомпанемент раскатов грома.

А следствие зашло в тупик. Наружное наблюдение за Ивановым в первый же день провалилось. Зашёл он на комбинат и, как сквозь землю провалился. Обнаружили только вечером в его квартире. Засада в лесу тоже не дала никаких результатов. Работники поста ГАИ, дежурившие в прошлую субботу, заявили, что внедорожник такого цвета и с такими номерами мимо поста не проезжал. Проверили объездную дорогу, и тут следователь решил проверить дно канала по обе стороны моста. Нашли два пистолета с обоймами. Никаких потожировых. Но лопату так и не нашли. «Надо искать лопату. – Возможно, на ней сохранились потожировые отпечатки? – Но прошедший ночью ливень сделал использование служебно- розыскной собаки бесполезным», —подумал следователь. Он совершенно охладел к расследованию этого дела, когда ему позвонил из Москвы старший брат и сообщил о гибели в Чечне своего сына, а его племянника.

3. Неожиданность

Проснулся Иван поздно. Ночью плохо спал. Память вновь и вновь возвращала его к событиям последних дней. «Почему она меня не опознала? Ведь мы смотрели друг на друга в упор. Пусть мгновение, но это мгновение могло быть для неё между жизнью и смертью. Это она, видимо, поняла значительно позже, когда узнала кого встретила. Это мой прокол, но убить её я не мог… Не мог!».

День у него был нерабочим, но в 14 часов должно состояться очередное заседание суда по делу о защите чести и достоинства депутата Законодательного собрания, занимавшего там пост заместителя Председателя комитета по работе с правоохранительными и судебными органами области. Этот депутат, являясь председателем поселкового Совета пригородного посёлка Краснозёрный, «положил глаз» на магазин в своем поселке, в котором работала женщина-предприниматель. В городском комитете по имуществу она оформила безвозмездную аренду на полуразрушенное здание для торговли. Отремонтировала за свой счет это здание и стала работать. Что делает председатель поселкового Совета? Он просит предпринимательницу принять свою жену на работу к ней то ли продавцом, то ли уборщицей. Через несколько месяцев, когда жена освоила азы торговли, председатель поселкового Совета узрел «нарушение» предпринимательницей договора безвозмездной аренды. Это нарушение заключалось в том, что она внесла деньги на благотворительные цели для помощи ветеранам ВОВ к Дню Победы в поселковый Совет. Это было подстроено в бухгалтерии Совета посёлка как плата за аренду, что не соответствовало договору.

Председатель поселкового Совета, он же депутат Законодательного собрания, подает в районный суд иск на расторжение договора аренды. Судья вынесла решение в пользу председателя Совета. Решение вошло в силу, и судебные приставы вышвырнули товары предпринимателя на улицу, освободив место жене председателя.

Куда идти человеку, которого буквально раздавила местная власть? Конечно, в газету. Изучая необходимые документы в комитете по имуществу города, Иван наткнулся на любопытный факт. Оказывается, этот депутат еще за месяц до решения суда о расторжении договора аренды с предпринимательницей, оформил в комитете по имуществу города договор аренды помещения магазина на имя своей жены. Выходит, целый месяц магазин арендовали два «законных» арендатора. Депутат заранее знал решение районного суда, а в комитете по имуществу города даже не поинтересовались, куда делся первый арендатор, и выдали удостоверение второму. Иван написал статью в газету об этом вопиющем случае и получил иск.

«Обиженный» депутат потребовал возмещение морального вреда в сумме двух миллионов рублей. Несмотря на предоставленные документы, подтверждающие незаконность действий депутата, судья не спешила отклонять иск, а ждала осенних выборов в законодательное собрание области и всячески затягивала процесс. Иван понимал это, и если депутата переизберут, то решение суда будет не в его пользу.

Подобных судов у него было уже пятнадцать. И всюду он сталкивался с судебным беспределом. Четвёртую власть – прессу, законодательная, исполнительная и судебная, пинали, как могли. Судебная власть целиком зависела от законодательной, поскольку добро на работу того или иного судьи давало Законодательное собрание области. Именно тот комитет, где работал депутат! Ничего хорошего от суда для себя Иван не ожидал. В стране царили беззаконие, бандитизм, проституция и безработица. Плюс ко всему этому – затяжная чеченская война.

Направляясь в суд, заглянул в почтовый ящик. Нашёл приглашение в прокуратуру города на собеседование. Против него возбуждалось уголовное дело за клевету на депутата Законодательного собрания области. Час от часу не легче. Но все его мысли были не об этом процессе. Здесь на его стороне была правда. Он вновь обращался к тому дню. «Ну, допустим, в лесу я защищал свою жизнь и убил троих бандитов. А что дальше? – думал он. – У двоих охранников на вилле было оружие, но они его не применяли. Если убийство шефа, угрожавшего убить мою семью, можно как-то оправдать, то сидевших в кабинете за столом, вряд ли… Кто они?.. Этот ужас в глазах бородача мне не даёт покоя. На войне я убивал тех, кто пытался убить меня. А здесь?.. Вляпался, так вляпался».

Решил завтра съездить к жене. Попрощаться с нею и детьми и пойти в ФСБ с повинной. Хотелось попасть к московскому следователю, который его допрашивал, с чистосердечным признанием.

Из-за неявки адвоката депутата, суд по защите чести и достоинства депутата был перенесён на месяц. А в районной прокуратуре следователь пытался обвинить его в клевете на депутата, но Иван, будучи искушённым в судебных вопросах, заявил, что пока суд не вынес своего решения по первому иску, он протестует против обвинения. Написал соответствующее заявление. Возбуждать уголовное дело не стали до окончания суда и вынесения решения. Тоска заполнила его душу. «Весёленькая перспектива ожидает меня, – думал он. – Обложили со всех сторон».

Всю первую половину следующего дня провёл с семьёй. Ничего не стал говорить жене. Не решился. Было её очень жаль. Ей придется одной воспитывать детей. Пенсию по ранению и боевые награды заберут. Может быть, выйдет вновь замуж. Вспомнились слова из какой-то песни: «Жена найдёт мужа другого, отца детишки – никогда…».

Утром, как всегда, заглянул в почтовый ящик. Нашёл повестку. Его приглашали явиться в ФСБ. Время и кабинет указывались. Это серое трёхэтажное здание в городе он знал хорошо. Его фасад с цоколем, обложенным природными каменными глыбами, наводил у прохожих почтение и страх.

В положенное время подошёл к массивной, окрашенной под чёрное дерево двери и нажал кнопку звонка. В кабинете его ожидал знакомый ему следователь. Удивился, что следователь подал ему руку для приветствия.

– Присаживайтесь, Иван Иванович. Вы удивлены вызовом? – услышал он сквозь шум в ушах от приливов крови.

– Гражданин следователь, мне удивляться не чему. Прошу запротоколировать мою явку с повинной, хочу сделать чистосердечное признание.

– Пожалуйста, успокойтесь. Я не на минуту не сомневался в том, что это совершили вы, но не оставили ни единой улики, чтобы предъявить вам обвинение. Вы мне сейчас ничего не говорили, я ничего не слышал. Дело об убийстве двух и более человек сейчас засекречено и у всех привлечённых к нему, мы берём подпись о неразглашении каких-либо сведений по нему. Пожалуйста, подпишите этот документ.

Когда Иван прочитал и поставил свою подпись под официальным документом, следователь, увидев удивлённое и растерянное лицо Ивана, решил рассказать ему причину столь неожиданной перемены в деле.

– Вы, Иван Иванович, обезглавили и почти ликвидировали одну из крупнейших ячеек на Северном Кавказе по вербовке боевиков в ряды бандформирований полевых командиров Хаттаба и Зелимхана Яндарбиева. Двое убитых за столом находились в федеральном розыске, как опасные головорезы, убившие десятки пленных российских солдат. Кроме этого, фирмой велась контрабандная доставка оружия в Ичкерию. Вас, по большому счёту, не сажать надо, а награждать. Но это сейчас опасно для жизни вас и вашей семьи. Вы какое-то время будете находиться под негласной охраной. Все ваши судебные дела будут закрыты. И ещё. Прошу, не привлекайте к себе внимания скандальными статьями в газетах.

Эпилог

Дальнейшая жизнь слесаря Иванова была не сказать, чтобы совсем тихой. Комбинат вскоре обанкротился и закрылся. До пенсии ему было ещё очень далеко. Его пригласила депутат городской Думы поработать у неё помощником. Она возглавляла комитет по социальной защите населения. Приключений, правда, не таких кровопролитных, стало ещё больше. Но это уже совсем другая история.

Радоница

Удивительную историю рассказал недавно мне мой знакомый – выходец из семьи Поволжских немцев. Мы с ним встретились на кладбище в Радоницу – день поминовения усопших. Он стоял у памятника своим родителям, умерших в 2015 году, проживших долгую жизнь. Они скончались в возрасте 95 лет. Вот, что он рассказывал.

Это случилось с моим отцом в годы Великой Отечественной войны. Перед самым её началом он окончил Качинское высшее военное авиационное училище и был в звании младшего лейтенанта направлен к месту прохождения службы в авиационный полк Киевского округа.

Война застала Иоганна, так звали моего отца, на боевом дежурстве. Его эскадрилья сумела отогнать немецкие бомбардировщики от военного аэродрома и не допустить особых повреждений взлётно-посадочной полосы и складов ГСМ. Наши истребители «И-16» (летчики любовно называли их «ишачкАми) уступали в скорости полёта немецким «FW -190» и «Ме -109», но Иоганну со своими друзьями удалось сбить в то утро один «Фокке-Вульф» сопровождения и помешать «Юнкерсам» – фашистским бомбардировщикам, совершить прицельное бомбометание.

Иоганн в своём авиационном полку считался высококлассным лётчиком и в первые дни войны его звено в составе трёх истребителей, где он был ведущим лётчиком, не потеряло ни одного самолёта, сбив коллективно двенадцать «Юнкерсов» противника. Но всё по той же причине – отсталости в вооружении и недостаточности лётных качеств наших самолётов полк после каждого вылета на боевое задание не досчитывался многих своих лётчиков.

Огромные потери понесла наша авиация в первые дни войны. Наряду с колоссальной потерей самолётов, большое количество лётчиков было убито диверсантами в казармах. Опытных лётчиков не хватало. Поэтому, когда в сентябре 1941 года вышел приказ №35105 об изъятии из частей Красной Армии воюющих немцев, то командование авиационного полка обратилось с ходатайством перед Народным Комиссариатом обороны СССР об оставлении в части лётчика-истребителя младшего лейтенанта Иоганна Густава Ромма. Ходатайство командования было удовлетворено.

После того, как на вооружение нашей авиации в августе 1942 года поступил новый истребитель «Ла- 5», не уступавший ни в чём лучшим истребителям Германии, Иоганну, быстро освоившему этот самолёт, удалось в воздушных боях с немецкими асами лично сбить ещё два «Фокке-Вульфа». Ему присвоили звание лейтенанта и наградили орденом Красной Звезды.

Было ему в ту пору 22 года. Рослый голубоглазый блондин, как говорится, чисто арийской внешности – жениться пока не успел. Родители его, поволжские немцы, жили в Саратовской области в небольшом городке Подлесковске, сохранив свою культуру и язык. Когда началась война, их депортировали в Сибирь. Это известие он принял с большим огорчением и обидой, но в дальнейшем, когда родители писали в письмах, что устроились они на новом месте очень хорошо, сердце его успокоилось. Он даже был рад тому, что родители оказались далеко от военных действий.

Всё лето и осень 1942 года на территории СССР шли упорные бои. Немцы рвались к Сталинграду, но увязли в оборонительных боях. В составе 16 —й воздушной армии Иоганн совершал боевые вылеты по сопровождению бомбардировщиков, ввязываясь в ожесточённые схватки с истребителями и бомбардировщиками немцев, сбил ещё три «Юнкерса». Очередную награду – Орден Отечественной войны и звание старшего лейтенанта, он получил в октябре 1942 года.

В одном из воздушных боёв был подбит вражескими «Ме-109». Совершив затяжной прыжок с парашютом, опустился в расположение немцев на небольшую высотку, за которую в это самое время шло ожесточённое сражение. Наша пехота безуспешно атаковала немцев, защищавших эту высотку и даже ворвалась в траншеи немцев, но вынуждена была отступить, понеся потери.

Оказавшись в траншее среди убитых вражеских и наших солдат, Иоганн отстегнул стропы парашюта, который тут же был подхвачен ветром и унесён вниз в сторону атакующих. Кроме пистолета никакого другого вооружения у него не было, но оно не понадобилось. Ни одного живого солдата в этом секторе траншеи не было, Трупы убитых солдат лежали там, где их настигла пуля или штык.

Заметив, что в метрах трёхстах с тыла к вершине высотки устремилось не менее роты немецких солдат, он, понимая безнадёжность своего положения, принял решение – переодеться в форму убитого немецкого солдата. Выбрав подходящего по росту, быстро переобулся и переоделся, надел каску, отбросил подальше свою одежду и пистолет, заменив его на автомат «шмайсер». Когда до бегущих немцев осталось не более тридцати метров, расстрелял в приближавшихся все оставшиеся в магазине патроны. Затем переполз в самую глубокую часть траншеи. По непредвиденному совпадению наша артиллерия вдруг открыла по высотке ураганный огонь, смешав с землей всё живое и мёртвое на ней.

Очнулся Иоганн в полевом немецком госпитале. Похоронная команда немцев, подбирая убитых, заметила, что один из них жив. По документам, находившимся в нагрудном кармане кителя раненного, узнали, что это ефрейтор Отто Мюллер. Хирургам пришлось удалить ему до колена правую ногу и наложить ватно-марлевую повязку на многочисленные раны лица и головы, оставив открытыми только глаза и нос.

На долечивание его отправили в один из тыловых госпиталей на Украине, в городе Винница. Раны на лице заживали быстро, оставляя безобразные шрамы. Сходство фотографий на документах Мюллера с лицом Иоганна было достаточным и не вызывало никаких сомнений ни у кого, да и никому это было уже не нужно. Проблем с языком у Иоганна тоже не было благодаря родителям, разговаривающих с ним, как на русском, так и на немецком языках.

Спустя некоторое время, когда ампутированная нога стала меньше беспокоить, он научился передвигаться на костылях и часто выходил во двор госпиталя. Усаживался на скамейку и с тоской смотрел в хмурое декабрьское небо, где на большой высоте пролетали на Восток «Юнкерсы» и «Хейнкели». Наши «Пе-2» появлялись гораздо реже, но паника поднималась страшная. Ходячих раненых сопровождали в бомбоубежище, а лежачие оставались в палатах. Правда, ни одна бомба на госпиталь не упала. В часы затишья, с тоской думал о своём положении. Понимал, что родителям, возможно, уже сообщено о том, что он не вернулся из боевого задания. Погиб или не погиб – никто не знает. «Скорее всего напишут: „пропал без вести“. А он жив. С чужим именем, с чужой фамилией… На три года старше… О переходе линии фронта к своим не могло быть и речи… Податься к партизанам?.. Где они, эти партизаны, да и кому он нужен – без ноги на костылях?». Но ещё больше его волновала мысль о том, что он сильно подвёл командование полка, боровшегося против его отстранения от авиации согласно приказу №35105. Кто теперь докажет, что он был сбит, а не сдался врагу вместе с самолётом?..

Он часто вспоминал тот день, когда, расстреляв в бою с «Юнкерсами» весь боекомплект, заставив их в панике сбрасывать бомбы куда попало, они вдвоём с ведомым возвращались на свой аэродром. Восемь Ме-109 навалилась на них сверху из-за облаков и мгновенно зажгли самолёт его напарника. Он, лишившись прикрытия сзади, попытался набрать высоту и уйти от преследователей, но не успел. По рации передал на аэродром, что атакован восьмёркой «Мессершмиттов».

Его окружили и стали вести на свой аэродром с целью посадить. Оценив ситуацию, принял решение совершить «мёртвую петлю» Нестерова. Эту фигуру высшего пилотажа он всегда делал с блеском и сейчас она ему удалось. Последний снаряд (всегда оставлял на всякий случай один снаряд в пушке) он направил прямо в кабину немецкого аса, до этого показывавшего ему пальцем идти на посадку. Шквал ответного огня принял на себя самолёт. Его самого защитила бронеспинка сиденья, но жаром огня от горящего двигателя обдало лицо. Глаза защитили очки. Превозмогая боль, он всё же нашел в себе силы открыть кабину. Прыгая из горящего самолёта, он знал, что немецкие лётчики расстреливают пилотов, спасающихся на парашютах, поэтому сильно затянул с раскрытием парашюта и раскрыл его лишь где-то на высоте, примерно 300 метров…

В январе 1943 года военно – врачебная комиссия установила ему инвалидность и демобилизовала. Получив боевую награду Железный Крест второй степени, недельный сухой паёк и месячное денежное содержание, оформил проездные документы до Лейпцига, на окраине которого жили престарелые родители Отто Мюллера. Сел в вагон пассажирского поезда, идущего до Берлина. К родителям Мюллера он ехать, конечно же, не собирался. «Затеряться в большом городе будет проще, – думал он, – доеду до Берлина, а там будет видно».

В переполненном жёстком вагоне с трудом нашёл свободное место. В купе ехали преимущественно демобилизованные по ранению военные. Перезнакомились, разговорились. Были здесь и лётчики.

– Русская фанера ни в какое сравнение не идёт с нашими «Мессершмиттами», я их «ишаков» крошил, как капусту, – бахвалился один молодой однорукий немец.

– И много накрошил? – спросил Иоганн.

– Достаточно… Двенадцать!..

– А руку русский Дед Мороз откусил?..

– Нет, хирург в госпитале… Сбили мой «Фокке- Вульф» их новые «Ла-5».

Разговоры собеседников крутились вокруг Сталинградских событий и тут тон был не столь бравурный.

Иоганн не стал ввязываться в разговоры. Больше слушал. Стало понятно, что фашисты там терпят поражения. Так стало на душе приятно от этих вестей и обидно, что ничем не может помочь Родине. За двое суток пути он почему-то сблизился с немецким лётчиком. Тот оказался ровесником. Зовут Генрихом. Едет к родителям, живущим в небольшой деревушке, не доезжая до Берлина. Жена и родители знают о его ранении и ожидают возвращения домой. Отто – Иоганн тут же сочинил и рассказал ему легенду о том, что его никто не ожидает, родители умерли, а других родных у него нет и едет он с надеждой устроиться в Берлине.

– Послушай, Отто, поедем ко мне! – тут же предложил Генрих. – Зачем тебе нужен этот Берлин? – Работа тебе у нас найдётся. В нашей деревне мужчин почти не осталось, а те, кто не воюет, такие же, как мы с тобой – калеки… Захочешь жениться – невест у нас полно. Я уже женат, сыну три года…

– С удовольствием приму твоё предложение, – подумав, решил Отто. – Когда же ты успел жениться?

– Женился я в девятнадцать лет. Помолвлены были еще раньше. Пришлось жениться, когда моя Клара забеременела…

Сошли с поезда они на маленькой станции утром на третий день пути и сели в рейсовый автобус.

Радость не знает национальности. Она у всех народов одинакова. Отто смотрел на плачущих от счастья родителей и жену Генриха, и такая тоска резанула по сердцу, что готов был зарыдать, но не от счастья, а совсем от другого чувства. Там в Сибири его родители ожидают весточки о нём и неизвестно – дождутся ли?.. Генрих представил его родным, как товарища, которому ехать просто некуда.

К вечеру за столом собралась вся родня Генриха. Среди прочих тостов поднимали тосты за фюрера, за победу. Но дед Генриха, воевавший в первую мировую войну, вдруг сказал:

– Мы совсем забыли слова Бисмарка, который говорил: «Никогда не воюйте с русскими…». – Мальчики вернулись один без руки, другой без ноги, а многие положили свои головы и ещё положат тысячи… Ты, Генрих, воевал в небе, видел лицо противника только в прицел, а Отто воевал на земле, и он может полнее рассказать о духе русских солдат…

– Я скажу, что победы не будет. Когда тринадцатилетние дети берут в руки оружие и стреляют в упор – такой народ не победить.

За столом все притихли, а Отто подумал: «Перегибаю палку, но трудно сдержаться. Ничего, будет и на нашей улице праздник». Но дед его вновь поддержал: «Дай, Бог, нам всем пережить эту войну».

Поселили Отто в небольшой комнатушке во времянке с отдельным входом. Дед, с которым у него сложились дружеские отношения, смастерил ему простейший деревянный протез-подставку для колена. Она привязывалась к бедру и позволяла ходить без костылей. Февраль 1943 года принёс немцам печальные вести о поражении под Сталинградом. Был объявлен траур во всей Германии. Отто – Иоганн думал: «Дай, Бог, чтобы это был не последний траур».

Он не хотел быть обузой для семьи Генриха и стал выполнять различные работы по хозяйству. Ремонт сельскохозяйственной техники, вывоз в поле навоза, уборка в коровнике – всё это требовало рук, а у Генриха она было только одна. Отец его, оказывается, тоже инвалид детства, трудиться в полную силу не мог. Поэтому свой хлеб Отто даром не ел.

Стал замечать, что соседка из особняка напротив – молодая вдова, потерявшая мужа на войне, с нескрываемым интересом посматривает на него. Да он и сам сразу обратил внимание на неё. Было на что посмотреть – и лицо и фигура у неё соответствовали идеалу немецкой женщины. Рассказал Генриху о своей симпатии к соседке. Тот одобрил и посоветовал быть настойчивей.

– Я её знаю со школы. Мы учились в одном классе. Очень серьёзная и умная. И мужа её знал. Жаль парня. Твой выбор очень одобряю. Хочешь, посодействую?..

Отто от предложения отказался и сам стал искать с нею встреч, понимая, что надежды на взаимность у него маловато. Ещё в госпитале удалось посмотреть в зеркало на своё обезображенное шрамами лицо и тогда он даже обрадовался: отличить его изуродованное лицо от фотографий на документах было очень трудно. А сейчас он начал стесняться своей внешности. «С таким лицом женщину можно скорее испугать, нежели надеяться на её любовь», – думал он. Однако надежды не терял. Стал замечать – стоит ему выйти на улицу, как появлялась там же и она. Эти встречи становились всё чаще, а разговоры всё откровеннее.

Однажды вечером, возвращаясь с полевых работ, повстречал её у околицы деревни. Целоваться начали сразу после приветствий, а всё остальное длилось всю ночь. В его комнате она, целуя его изуродованное лицо, говорила, что влюбилась в него с первого взгляда и готова с ним до конца разделить все невзгоды, какие им выпадут в жизни.

Зовут её Хельга. Ей 23 года. Живёт вместе с родителями. Есть у неё четырёхлетний ребёнок – мальчик, родившийся перед самой войной с Францией, где и погиб её муж. Семья у них зажиточная, есть работники из числа привезённых из Польши и России женщин. Родители и она к ним относятся хорошо. Никого не обижают.

Стала она тайно приходить к нему каждую ночь. Но всё тайное, когда-нибудь становится явным. Первыми узнали о их связи родители Хельги. Отец Хельги решил откровенно поговорить с Отто.