Свет будет потом

***

Самое начало зимы. По утрам землю покрывает то ли, как теперь, искрящийся иней, то ли свежий снежок. Если дует теплый ветер с залива, все это тает затем кое-как, капая отовсюду, оставляя после себя лишь мокрые грязные проплешины. И только в совсем укромных уголках снег лежит себе и не тает день ото дня, оставаясь эдакими белыми шлепками вдоль зданий и под заборами. Около нуля.

Огромный и просторный судейский корпус в современнейшем свежевыстроенном здании с закосом, впрочем, под старину, как это теперь принято ваять в самом центре. Самый что ни на есть тренд не может сам быть не в тренде. Бесконечные светлые коридоры, застекленные стены с видом на реку и сияющий белоснежный собор на горизонте, бесшумные лифты за каждым углом и фактически уже мой персональный кабинет, правда, пока только помощника, но уже свой собственный, с ковролином, необъятным столом, стеллажом, забитым разнообразными папками и бумагами, с роскошным окном с жалюзи, с кожаным креслом, оргтехникой и кофемашиной.

Времени на часах еще только полдвенадцатого, а уже основная масса дел на сегодня сделана. Бывает и такое. Не день, а праздник и полное удовлетворение собой и своим местом в жизни.

Даже самый главный босс, хоть и вставил по полной, но все же, в конце концов, почти согласился с некоторыми моими доводами. Что само по себе уже большое профессиональное достижение. И словно еще чуть-чуть и похвалил бы за что-нибудь, нашлось бы за что, не будь он самым главным боссом – все же истинному боссу не пристало хвалить кого-то там, а уж тем более, меня, какого-то там помощника. Обоюдное наше положение обязывает.

Но разошлись мы определенно преисполненные своим обоюдным профессиональным соответствием. Расстались, можно сказать, в теплой и даже почти дружеской обстановке. А уж если сегодня меня вызвали на ковер, значит, теперь какое-то время можно дышать спокойно. В одну воронку, как говорится. Это как в школе, если сегодня к доске вызвали, то уж завтра и послезавтра вряд ли.

И что бы такого теперь на радостях замутить? Правда, еще предстояло сбегать в поликлинику за справкой, а уж дальше, как птица, и до самого понедельника.

Я сварил себе чашечку черного крепкого кофе, уже четвертую или пятую по счету, и с наслаждением застыл у окна, разглядывая, как по набережной на другом берегу реки одна за другой в обе стороны мчат маленькие машинки, почти неразличимые отсюда. Было видно только, что автобус, к примеру, грузовик или легковушка. Небо, меж тем, уже затянулось привычной серой мглой.

Может, сразу к подруге рвануть, чего ждать до вечера? У нее классная, уютная комнатушка с камином на верхнем этаже, определенно, над всей этой суетой и серостью, да еще в таком экзотическом доме позапрошлого века в самом центре. Там даже город за окном выглядит по-другому. Что-то такое видится средневековое в этих крышах, шпилях и башенках. Ну и бокал красного вина, свечи и горящий камин очень органично вписываются в антураж.

Только ванная комната там вся раздолбанная и облезлая, с тусклой лампочкой под потолком, омрачала светлое воспоминание. Классика жанра – обвалившийся местами кафель, трубы кривые, ржавые отовсюду торчат, и все заставлено этими своеобычными модными женскими средствами, баночками, тюбиками и бутылочками. Только повернешься, да и вообще любое движение, и непременно что-нибудь из парфюмерии снесешь ненароком.

При мысли об этой ванной комнате мне сразу расхотелось ехать к подруге. По крайней мере, прямо теперь. Вот она, память проклятая, или вернее, извращенная фантазия. Никакого проку от нее, только настроение лишний раз себе испортишь на ровном месте и все.

Однако и в поликлинику вроде рано. Чем бы себя занять? Здесь сидеть тоже что-то невмоготу. Позвонит еще кто не в тему, или, что хуже, зайдет на удачу. А так нет никого, и спросу никакого, типа, за документами поехал, на встречу или еще куда. Работа такая, что почти всегда есть куда.

Напоследок я быстро посмотрел почту и сразу выключил компьютер, чтобы уже не передумать. А потом быстро вышел из кабинета и решительно запер за собой дверь.

Уже во дворе через арку прямо в глаза ударил солнечный луч низко висевшего солнца. Казалось только, что все небо было непроницаемо, скрыто от глаз и на тебе. Так, что я даже временно ослеп и чуть не на ощупь нашел свою машину, уже порядком заставленную со всех сторон другими автомобилями всех мастей и расцветок. И все сплошь дорогущие пижонские тачки. Если не спорткар, то уж огромный до неприличия джип какой-нибудь. А иначе нельзя. Так в этом мире заведено. Правила надо соблюдать, а то не поймут.

Пикнув сигналкой, я просочился в салон, зашвырнув сумку на заднее сиденье, опустил козырек от солнца и на какое-то время блаженно развалился на сиденье, тупо глядя перед собой и ни о чем больше не думая.

Это у меня уже привычный релакс был такой, типа медитации в конце рабочего дня. Ну или после суетного дела какого-нибудь. В машине ты словно прячешься ото всех, будто никто тебя здесь не увидит и не найдет. По крайней мере, мне было приятно так думать. Как в детской игре – меня не трогать, я в домике!

Заурчал двигатель, по панели побежали разноцветные символы и знаки, забубнил приглушенно очередной модный саундтрек, а я все сидел и смотрел в никуда, будто изо всех сил пытаясь именно там рассмотреть расплывчатые пока грани своего безупречного будущего.

***

До приема оставалось еще больше часа, и я решил, воспользовавшись случаем, просто так поколесить по городу. По всяким знаковым местам, ну и просто там, где давно уже не был.

В общем, я рассчитал все правильно, и даже дороги были почти свободны, по крайней мере, почти везде. Но, в конце концов, я все же встрял в довольно большую плотную пробку перед самым мостом, и после двадцатиминутного стояния на одном месте справедливо стал дергаться и периодически нервно поглядывать на часы.

– Не хватает еще свою запись к врачу профукать. Знаю я эти государственные поликлиники, из принципа никто не пропустит, и врач первый на хрен пошлет, – раздраженно размышлял я, нервически сжимая руль и тоскливо глядя вперед.

Где-то там, впереди, был мост, хоть я его теперь и не видел. Передо мной, как назло, встал огромный тонированный BMW, заслоняя собой своеобычно вообще весь мир. Но мост должен там быть, и мне надо было на другой берег, а там еще несколько кварталов направо-налево, туда-сюда, но уже рукой подать.

Солнце периодически прорывалось сквозь вереницу растянувшихся по всему небу пепельно-серых облаков. Ветер гнал их по небу с дикой скоростью, и, глядя на скукожившихся пешеходов, склонившихся навстречу ветру и придерживающих свои головные уборы, я удовлетворенно и благожелательно вздохнул, наслаждаясь заслуженным теплом и комфортом.

И вот, наконец, вереница машин впереди меня нехотя дрогнула. Сначала возникло неопределенное движение где-то впереди, которое я скорее почувствовал, чем увидел, потом тронулась машина через одну от моей и, наконец, дрогнул и медленно покатил ненавистный BMW. Тут и я, спохватившись, нажал на педаль и облегченно тронулся следом. У меня еще оставалась надежда успеть вовремя.

Потом как-то сразу пролетел мост. Вернее, это я пролетел по мосту. Так и не понятно, чем была вызвана пробка. Ни ДТП, ни поломки, ни каких-либо других пробок по бокам. Разве, кортеж очередной пропускали.

А дальше совсем просто – немного простоял на светофоре, но подъехал к поликлинике ровно за пять минут. И даже оказалось свободным парковочное место в двух шагах от входа. Аллилуйя!

Слава Богу, ветра здесь почти совсем не было, и я вылез из машины без истерики, ни капельки не опасаясь за свою жизнь. Только инстинктивно поднял воротник пальто и немедленно и безразлично засунул руки в карманы.

Так и не поймешь, что здесь поликлиника, если не знаешь. Обыкновенное здание классической безликой застройки, не отличишь от других таких же по соседству. Пять этажей, почти бесцветный фасад, ни таблички никакой, ни даже номера дома, еле заметная подворотня, такая низкая, что инстинктивно хотелось пригнуться.

Сама поликлиника располагалась во дворе, но туда заезжать я не рискнул. Что-то подсказывало, что туда заезжать не надо. То ли красноречиво зияла яма в подворотне, то ли неубранный сугроб, маячивший уже там, во дворе. Ну его на фиг.

Во дворе уныло торчали во все стороны какие-то куцые вязы или липы. Не знаю. Узкая протоптанная тропинка прямо через газон. Если, конечно, был газон. Теперь все покрывал ровный слой то ли утоптанного снега, то ли льда, скудно сдобренный песком.

Угрюмая деревянная дверь, стоптанная лестница с тусклым освещением, потертый холл с высоченным потолком и неизменная регистратура.

Странно, что справку эту дурацкую я не мог получить ни в своей поликлинике по прописке, ни в поликлинике на работе. Требовалось прийти именно сюда. Что за бред?!

Забрав талон и уточнив номер кабинета у сухого тщедушного старичка в свитере, я поднялся по лестнице и сразу увидел скомканную в одном конце коридора очередь, сбившуюся в кучу, словно в ожидании страшного суда.

«Мне, конечно, туда. Куда же еще?» – усмехнулся про себя я и неторопливо двинулся к очереди.

Некоторые оттуда сразу уставились на меня, с интересом рассматривая вновь прибывшего, другие только поднимали голову, кидая безразличный взгляд, кто-то так и не поднял глаз, продолжая читать, спать, пялиться на экран телефона или куда-то там еще.

В воздухе отчетливо повисла безразличная тоска и время тут же остановилось.

– Вы в двадцать седьмой? – громко спросил я, ни к кому специально не обращаясь, – кто последний? Я по записи.

В ответ мне вернулось молчание и неловкая возня по углам. Теперь на меня не смотрел уже никто.

***

Уже около получаса я сидел напротив непроницаемого субъекта в костюме и характерных очках в тонкой золой оправе, что расположился за обширным столом напротив, и медленно, но верно сводил меня с ума.

– Я очень хорошо вас слышу, так что не надо говорить так громко. И отлично понимаю все, что вы говорите – я и не глухой, и не идиот. Но при этом в десятый раз уже повторяю, что ошибаетесь как раз вы. Во-первых, это не дурдом. Во-вторых, вас зовут не совсем так, как вы себя называете. Вернее, почти совсем не так. В-третьих, живете вы и работаете тоже не там, где вы говорите. Вы не сомневайтесь, у меня тут все документы на вас. Все, все, все от и до, – в который раз повторял он мне одновременно веско, безучастно и устало.

Очки его здорово бликовали от настольной лампы, обращенной больше на меня, как на допросе, но отраженный от зеркал, в большом количестве развешанных по стенам, свет проникал почти везде и вовсю отсвечивал на стеклах и оправе его очков, будто специально, чтобы глаз его я рассмотреть не мог. А очень хотелось. Оставалась еще смутная надежда, что это какая-то особо извращенная и в конец дурацкая, но все же шутка. Ибо иначе приходилось допускать, что данный субъект непременно сумасшедший. Тут глаза собеседника сказали бы мне очень много, но увы.

Поверить я уже был готов во что угодно, только не в то, что происходило со мной. И чем достовернее и ближе, тем более дико и противоестественно.

Первой моей реакцией была попытка немедленно встать и уйти – вполне себе понятная и обоснованная реакция. Но вот так просто встать и уйти не получилось. Сразу не смог, а потом и подавно. То ли меня остановила полная неподвижность и формальная отстраненность моего собеседника – он обладал весьма убедительным спокойствием человека, обладающего властью и информацией, то ли, даже не знаю, может, профессиональный интерес сработал. Шокирующие сами по себе, но логичные построения, выводы и факты сплетались в нечто большее, чем простая фальсификация или случайная ошибка. Жизнь, личность человека, задокументированная и частично мне зачитанная, хоть и не напоминала мою, определенно имела к ней некоторое отношение.

Например, совпадали все физические параметры – черно-белая фотография, возраст, рост, цвет волос и глаз, даже небольшое отклонение зрения. Родители, школа, медицинская карта из детской поликлиники. Шрам на руке. Даже родимые пятна. А вот дальше уже шли расхождения – во-первых, армия. Я конечно, как и все, мог туда загреметь, но ведь не загремел. Дальше – больше, после армии какой-то левый областной колледж туристического менеджмента на окраине. Заработок на стороне – игра в музыкальном коллективе по ресторанам. Одновременно женитьба, ребенок. Хотя уже через два года развод. Алименты. Приводы в вытрезвитель. И на том, как говорится, спасибо. Дальше я слушать не стал.

Хотя, конечно, если допускать все, что угодно, я вполне мог бы быть этим другим человеком, как и любым другим, если бы… Если бы, я даже не знаю, что.

В общем, постепенно я впал в абсолютный ступор и не мог выйти из него, нащупать почву под ногами. Я не знал, за что ухватиться, что говорить и что делать. Меня застали врасплох, я не был готов ни к чему подобному. А кто был бы готов? Очевидно только, если это была какая-то игра, – а с другой стороны, чем еще все это могло быть? – первый ход был целиком и полностью за этим господином. И не зная правил этой новой игры, я растерялся и с треском провалился, окончательно запутавшись в фактах, во времени и пространстве.

– Еще совсем недавно, сегодня утром я был на своей единственной настоящей работе, которая, по вашим словам, моей работой не является, а значит, является чьей-то еще, кого-то совсем другого. Однако меня пропустила охрана, у меня есть пропуск, со мной здоровались мои коллеги, я открыл собственный кабинет своим ключом, работал на своем компьютере под своим паролем, ходил на ковер к своему самому главному начальнику – он меня видел и идентифицировал меня как своего подчиненного. В общем, я делал все то, что делаю там каждый рабочий день вот уже несколько лет, – наконец, осторожно нашелся я, – это, по-вашему, наваждение или наркотический бред, а может, сон или и впрямь сумасшествие? Но если сумасшествие, почему тогда именно мое?

Я специально подвинулся вместе со стулом, не скрывая своего намерения все же заглянуть в глаза этого необыкновенного субъекта. Но ожидаемого эффекта это не произвело. Магические блики никуда не исчезли, и я опять ни фига не рассмотрел – жесткие зачесанные волосы, то ли седые, то ли просто пепельно-серые, обыкновенный нос, нависающие кустистые брови, упрямый рот, плотно сжатые губы, вялый подбородок.

– Или это все же розыгрыш? – уже не в первый раз, оглядываясь по сторонам, растерянно предположил я. – Мне все-таки кажется, что что-то здесь не так. Это точно не какое-нибудь дурацкое телешоу, коих теперь, как пруд пруди? Предупреждаю, что в таком случае вы попадете на крупную сумму. Я доведу дело до суда и выставлю вам весьма круглый счет.

– О, уверяю вас, что это точно никакой не розыгрыш. Не розыгрыш, не телешоу, не наваждение, и ошибки здесь нет никакой, как бы это там ни выглядело. Сейчас у нас много подобных дел. Дел о несоответствии, если угодно. Так что не вы первый и не вы последний. И все эти истории, что, дескать, я прямо к вам со своей настоящей работы, что еще сегодня утром проснулся в своей кровати по своему настоящему адресу, вчера выпивал с тем-то, ругался с соседями, попрощался с женой, говорил по телефону с начальником, уже не производят на меня особого впечатления. Я ведь ничего не отрицаю, ничего не утверждаю – это не моя компетенция, хотя данные скорее обратные. Я просто довожу до вас официальную информацию и хочу вам помочь. Разрешить все малой кровью и побыстрее. Так будет лучше для всех, уверяю вас. Вам нужно просто занять свое законное место в социуме, согласно вашему формальному определению, не создавая лишней неразберихи и никому не нужной суеты. Смотрим – что у нас тут написано? А написано – продавец-консультант…

Зеркала по стенам создавали дополнительные пространственные иллюзии, вышибающие остатки почвы из-под ног. Где-то я что-то подобное уже видел, только давно… Комната смеха?

«Что он говорит? – эхом пронеслось в голове. – Продавец? Это невероятно! Только этого не хватало. Хотя, с другой стороны, наверное, не самый плохой вариант, раз уж на то пошло. По крайней мере, не тюрьма, не война и не кладбище…»

– Погодите, погодите, – начал раздражаться я, – какой еще продавец, какой консультант? В конце концов, продавец чего? Может, нижнего белья? А может, мне просто уйти? Прямо сейчас? Поеду себе домой. А то что-то мне не интересно стало с вами, нехорошо. Давайте так – я приду к вам в другой раз?

Внутри меня как-то все опустело и сжалось. Никаких разумных мыслей, ничего конкретного – закупорка. Лишь какие-то тени кружились по инерции в голове. Что-то там про нынешний вечер с подругой, про долгожданную поездку в Англию, про возможную покупку участка на тихом лесном озерце и про недоделанную еще с прошлой недели работу.

Все это было теперь лишним и несущественным, но никак не хотело из головы исчезать. Никакого толку продолжать этот разговор не было, но мой собеседник не разделял моего рационального предложения и, очевидно, отпускать меня никуда не собирался.

– Вы, видно, все же не совсем понимаете своего текущего положения. Вы сейчас выйдете отсюда и куда же отправитесь, позвольте вас спросить? На работу, где про вас никто ничего не знает и знать не хочет. Кто вы там, по вашему мнению – юрист? Или вы прямо к себе домой? Такого адреса, который вы мне сообщили, может, вообще не существует. Вполне возможно, что это нежилая застройка или вообще пустырь. Так часто бывает. Какая-нибудь бывшая заводская территория, арендованные помещения, склады-офисы. Вы живете на складе? Или, может быть, снимаете угол у сторожа? – он ухмыльнулся как-то недобро и, не отрываясь, смотрел теперь на меня. – Поверьте мне, вы заблуждаетесь. Это вчера, в той жизни, во сне, вполне возможно, все было так, как вы говорите. Но где оно, это ваше вчера, что это такое, вечно ускользающее несуществующее прошлое, за которое все так судорожно цепляются, будто это что-то там доказывает или определяет. Теперь, и через час, и вообще всегда есть и будет – сегодня! А сегодня вы тот, кто вы есть именно сейчас, сегодня, то есть. И нынешняя система, управляющая сегодняшним положением дел в этом государстве, обладает всеми подтверждающими документами насчет вас, и этого вполне достаточно для вашей идентификации. И ничего другого нет и быть не может. А если у вас проблемы с самоопределением, раздвоение личности, иные какие-нибудь психологические расстройства, направим вас к соответствующему специалисту на диагностику и последующее лечение. Но уверяю вас, до этого не стоит доводить, надо просто собраться с силами, с мыслями, еще раз все как следует обдумать, вспомнить, может быть, и все сразу встанет на свои места. Я так понимаю, на вашей работе – официальной работе – никто не в курсе, где вы сейчас находитесь? Сегодня вы там даже не появлялись? Хотите, я прямо теперь туда позвоню и все представлю в нужном свете? Попрошу для вас выходной на сегодня, отгул. А? А мы с вами пока с документами разберемся, подпишем пару бумаг. Все вопросы с движимым и недвижимым имуществом порешаем? У вас ведь машины нет, по крайней мере, по нашим данным у вас даже водительских прав нет, так мы предоставим транспорт, если потребуется. Мало ли, перевезти что-нибудь нужно. Вот даже телефон у вас в руках. Хороший аппарат, дорогой, наверное. «Айфон», так ведь? Вы уверены, что он вообще ваш? Не по вашим доходам игрушка. Да и номер наверняка чужой, левый или вообще заблокирован. Иначе с работы уже обзвонились бы. Ваша-то сим-карта у нас – непорядок! Опять же, медкомиссию пройти не дурно бы. Что-то у вас тут пусто в медкарте. Ни прививок, ни анализов. Ну и самое главное – вы когда в последний раз флюорографию делали?

На барже

Негромкое урчание двигателя, почти не слышное здесь, на носу, шелест воды и надвигающаяся гладь реки, обрамленная прозрачным туманом и отражающая небо. По берегам темнеющий лес – то непроницаемый лиственный, то взъерошенный хвойный. То заболоченная низина, словно повисшая в тумане, то довольно крутой берег с камнями и песчаными отмелями.

С тех пор, как мы выбрались на середину реки и поплыли довольно бодро по течению, досаждающие комары куда-то делись. То ли их напугала отдаленность берега, то ли налетающий временами легкий ветерок, то ли дым из трубы. С далекого берега порой доносились разве что птичьи крики, да редкий собачий лай. Впрочем, все затмевала сочная брань с кормы, то и дело взрывающая тишину вокруг, да периодические приступы гомерического хохота из капитанской рубки.

Калитка долго стояла рядом со мной, отмахиваясь от сигаретного дыма и бесконечно рассказывая о чем-то, как будто, страшно важном, а на самом деле очередную какую-то ерунду. Она почти всегда говорила, транслировала ерунду с таким важным видом, словно это открытие века.

У девчонок это часто бывает, в смысле, говорить ерунду, да и много говорить вообще. А уж если имеется образование и пусть даже мизерный, но опыт, то тут только подставляй карманы. В данном случае все это имелось в избытке. Силы были восстановлены, миссия не провалена, и ее понесло.

Терпеть Калитку можно было только за присутствие духа, проявляющееся хотя бы временами чувство юмора, неунывающий характер, длинные ноги и всю остальную фигуру, подтянутую и спортивную. Особенно в этом своем платье она была почти что с подиума. Ну и соображала она тоже неплохо. В общем, на нее можно было положиться в трудную минуту, и просто смотреть на нее было тоже приятно.

Но теперь я даже не заметил, как она сперва подошла, а потом ушла куда-то, видно, отчаявшись добиться от меня ответного внимания. Все же здорово мы намотались сегодня. Мне казалось, что я мог бы простоять так еще долго – застыть в любой позе на сколь угодно долгое время. Но сигарета давно потухла, да и отлучаться надолго от команды было как-то неловко. Я уж было решил прогуляться на корму, как за моей спиной незаметно возник Семеныч.

Видно, это была его отличительная особенность – подкрадываться и появляться вот так вдруг из неоткуда, а также немедленно вытаскивать сигарету.

Вот интересно, без сигареты я его вообще ни разу не видел, при этом, стоило мне обратить на это внимание, он эту сигарету непрестанно откуда-то из себя вытаскивал и смачно засовывал в рот, а чтобы видеть, как он, докурив, оставался хоть на мгновение без сигареты, так это ни разу.

Пришлось и мне за компанию закурить еще одну, вернее, даже с удовольствием, обнаружив для себя необходимое оправдание не менять позу и не двигаться еще какое-то время.

Семеныч шумно закурил и радостно посмотрел на меня, словно заранее подготавливая никому не нужный вопрос именно как формальный повод для разговора, не более того. По крайней мере, на его лице было написано нечто подобное.

– А ты давно спортом занимаешься? – вот так вот легко и непринужденно начал он разговор, хищно затягиваясь и мужественно глядя вдаль. – С шестом прыгаешь? Здорово! Видел как-то по телику. И ведь главное, как высоко получается! Без палки так высоко нипочем не получится.

– Да ведь я сам, собственно, не спортсмен, – говорю, – я всего-навсего врач, спортивный врач. Только-только устроился. Месяца три назад. Сопровождаю команду по легкой атлетике. Юношеская сборная. А сюда за этими самыми шестами ездил в качестве носильщика. Получилось, что больше некому. Какие-то очередные махинации тренера. Знакомый тут у него хороший в местной спортивной школе. И у того, видно, какие-то свои знакомые. В общем, вокруг одни знакомые знакомых. Наш тренер, он у нас вообще с фантазиями. А вся команда именно теперь в страшной запаре, к соревнованиям готовится. Калитку только со мной и отправили, чтоб посмотреть эти шесты, проверить. Так-то они дорогущие. Композитные материалы, технологии. А она все же помощник тренера, кандидат в мастера. Молодая, а разбирается лучше меня, что к чему.

Семеныч посмотрел на меня с некоторым разочарованием и сожалением. Еще бы, какой-то доктор, всего-навсего.

– То-то я смотрю, дымишь, как паровоз. Не больно-то похоже на спортсмена. Ну а для доктора в самый раз, – хлопнув меня по плечу засмеялся он, – за шестами он с девушкой поехал! Сочинил бы чего поинтересней!

Каверзную подковырку Семеныча я намеренно проигнорировал, пропустил меж ушей. Пусть его думает, что хочет. Через несколько часов мы все равно, скорее всего, расстанемся навсегда.

– А вот ты точно юрист по образованию? – в ответ спрашиваю. – Может, еще с красным дипломом?

– Да нет, конечно. Пошутил я малость. Какой из меня юрист? Это я нужное впечатление хотел произвести.

– На меня? А зачем? Или на Калитку, может? Так она любого юриста за пояс заткнет. Это она теперь не в форме. Умоталась здорово с этими шестами, а так быстро бы тебя на чистую воду вывела.

– Да сам не знаю. Само по себе как-то получилось. Экспромтом. Хотя Калитка твоя – девица симпатичная. Но не про нее, просто иногда находит что-то такое. Не вполне осознанное, что ли. У тебя, будто, не бывает неосознанных реакций? По-моему, вполне обыкновенная вещь в современном обществе. Иначе, если только осознанно и закономерно, все вокруг непременно стали бы меркантильными циниками.

– Циниками? Сильное утверждение. Даже не знаю. Может, и так. Просто выдавать себя так сразу за юриста – немного странно, на мой взгляд. Да и прозвучало странновато. Эдакий сельский гротеск. Юрист на барже!

Семеныч снова от удовольствия заулыбался и шумно почесал затылок.

– А что? По-моему, в самый раз. И не только ради колорита, а чтоб и с толку сбить. Потом проще общаться, ибо правильно ставятся акценты. Ну и чтобы понятнее было, кто у нас что. Где реальность, а где всяческие аллюзии. Где-то юристы в шикарных офисах выдуманными законами крутят, а тут настоящая жизнь без прикрас и без лоску. Ветер в ушах, качка и чайки эти сраные круглыми стуками орут, спать не дают. Короче, чтобы сразу мало не показалось. Вроде, контраст такой. Понял?

Внутренне я даже испуганно сжался, отдавая, впрочем, должное Семенычу. Но уж лучше занудные Калиткины истории, чем подобные конструкции-измышления старшего матроса. Разговор в подобном направлении продолжать не хотелось, но делать было нечего.

– Как будто я понял, хотя и не совсем. Да и не важно. А как оно с ветром в ушах получается? Мне просто сложно представить, каково это – плавать на барже изо дня в день. Это со стороны выглядит круто, а на самом деле, я думаю, это тоже здорово достает – по одной и той же реке вверх и вниз. Потом погрузка, разгрузка. Только лес возите или еще что?

Из-за поворота показалась сползшая к реке спящая какая-то деревушка с чередой разбитых лодок, лежащих на отмели и так и сяк. И проплывала она теперь мимо нас, колыхаясь в призрачном тумане, как Лапута.

– В основном лес, да стройматериалы всякие. Мы по мелким заказам специализируемся. Зато можем круглосуточно и под сведенными мостами проходить, если очень срочно надо – габариты позволяют. А что до самой работы, я до сих пор считаю, что это, и правда, круто! Река – она всегда разная, не приедается. Я, конечно, далеко не всю свою жизнь плаваю. Лет пять только. У меня ведь высшее образование все же имеется, какое-никакое. Только не помню уже, как точно мой институт назывался, давно дело было, но инженером я тоже успел поработать в свое время. Вот где скукотища, доложу я тебе. Вот где изо дня в день одно и то же. Дом, работа, дом, работа. Ну, пиво сходишь попьешь с друзьями в пятницу. Потом выходные кверху пузом перед теликом. Так и свихнуться можно, ну или превратиться в дегенерата. Деградировать, то есть. А тут если и есть деградация, ее совершенно не ощущаешь, ибо она естественного происхождения, не привнесенная. Работаешь руками, все время что-то происходит, картинка вокруг меняется. Такая жизнь по мне.

– Звучит классно, – осторожно согласился я, – сам всю дорогу бегу от рутины. То там, то здесь, много чего перепробовал. Но только баржа – это явно не мое. Тогда бы уж в кругосветное плавание на яхте или на полюс на ледоколе.

– Романтик ты, как я вижу, и максималист. Молодой еще. Вот в высоту бы и попробовал прыгать, раз такая возможность под боком и амбиции, может, и допрыгнул бы куда, где поинтереснее. Хотя по мне, это тоже странное занятие…

– Очень даже может быть…

Еще некоторое время мы молча курили и глядели вперед. Он, видимо, обдумывал сказанное им самим. Такое бывает, когда с языка слетает слово за словом, будто само собой. Я так ни о чем больше не думал. Бог с ним совсем. Все деградируют так или иначе. Только в этом и остается еще какое-то движение. Теперь лучше просто смотреть на воду.

Обернувшись, я увидел, как Калитка пристроилась недалеко от нас в спасательной шлюпке и лежит там неподвижно, глядя немигающими глазами в небо. Семеныч раздобыл ей ватник, который был ей чуть только не до колен, и из всего этого вороха, в который она тут же закуталась, смешно торчали голые ноги в модных ботинках. И было видно, что теперь ей хорошо. И словно время остановилось.

Впереди показался очередной какой-то мост. Наверно, железнодорожный. Высоченный, со сложно сплетенными железными арками. Под мостами проплывать было особенно здорово. Возвращалось потерянное ощущение движения. Берега своим отдаленным и монотонным течением наоборот заставляли думать, что двигаются лишь они, а мы наоборот стоим на одном месте. Все же река – это медитативное состояние. Никак не движение.

– А что ты был за инженер, если не секрет, в какой хоть области? Кем работал? – без особого интереса вдогонку спросил я, продолжая тем самым прерванную беседу.

Семеныч с готовностью выудил из ниоткуда очередную сигарету.

– В какой области, кем работал – масса вопросов! Кем работал… Как в другой жизни было и не со мной. За компьютером сидел, кнопки нажимал. Херней, в общем, страдал. И рядом со мной еще до черта народа страдали примерно тем же. Аналитика, расчеты, данные. Проектирование никому не нужных каких-то там систем – переделка из старого в новое и наоборот. Короче, занимался тем же, чем и все инженеры занимаются. По мне, так это была как чехарда бесконечная, кто кого пересидит. Вот у тебя нормальная специальность. Всем и каждому понятная и полезная. Это я понимаю. Иногда приходит в голову, о чем я только по молодости думал? Да ни о чем и не думал. Как и все вокруг. Вернее, думал о чем-то, да все не о том, видно. Впрочем, теперь я на своем месте, и с этой баржи я теперь никуда. Тут уж думай, не думай – не важно. Место – оно решает. На чужом месте ничего хорошего не высидишь.

Под мостом двигатель баржи сразу заработал гулко и значительно. И тем страшней показался внезапный крик капитана с кормы.