Эротический сон механической кукушки. Экзистенциальная сказка

Tekst
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa
***

И при чем тут музыка? Дурацкий этот эпизод с репетицией? Теперь, здесь, все это похоже на чью-то чужую жизнь. И все это вместо того, чтобы немедленно искать выход, двигаться.

Не очень-то продуктивная идея – копаться в собственной памяти в поисках неизвестно чего. Надо думать, ничего там конструктивного нет, только ощущение потом всегда остается отвратное.

И вообще, когда не думается, думать о чем-то важном бесполезно, а иногда даже опасно. Ничего хорошего из этого точно не выйдет.

Может, конечно, слишком легко я от всего отмахиваюсь. Не получается – и не надо. Но ведь есть такие тонкие вещи, которые очень легко спутать, потерять. Можно пройти их напролом и в итоге получить совершенно противоположный результат, окончательно зайти в тупик.

Теперь надо что-нибудь сделать, просто так, ради того чтобы что-нибудь сделать. Оставалось всего-навсего выбрать путь.

Я снова огляделся. Налево, прямо или направо? Не такой уж большой выбор.

Двигаюсь прямо.

Выбор в условиях полной неопределенности. Неопределенность внутри и неопределенность снаружи. Неожиданно обнаружена долгожданная связь между тем миром и этим. Может, это и есть объяснение?

Но что эта моя внутренняя вездесущая неопределенность по сравнению с теперешней неопределенной действительностью? Ведь это может быть, в сущности, что угодно!

Может быть, именно теперь вокруг происходит нечто значительное, как минимум необычное. И, может, именно в этом и есть выход? Распутать этот бесконечный клубок в своей голове, и распутается лабиринт коридоров, открывая передо мной выход отсюда?

Хотя если это так, если лабиринт, в котором я теперь нахожусь, является следствием моего путаного сознания, тогда дело гиблое. Есть вещи, к которым лучше не прикасаться.

Болото.

Правда теперь, здесь я смотрю на себя в той жизни будто со стороны. Со стороны должно быть виднее.

Работа – дом, дом – работа. Я слишком долго двигался по этому кругу как в полусне, молча. Иногда за секунды пешком пролетая кварталы и целые районы. И тогда город оставался как за стеклом.

Или же наоборот – застревая где-нибудь в чреве его, словно на чью-то целую жизнь. Наблюдая потом эту вечность из окна автобуса, застрявшего в пробке. Какую-нибудь подворотню, ведущую, похоже, в иную реальность. Или уснувший в этой же вечности тупиковый переулок, случайно выхваченный во тьме желтыми уличными фонарями.

И тогда реальность напоминает иностранный фильм с любительским переводом. Сам перевод слышно отчетливо, а настоящие звуки из фильма еле долетают до тебя, как через вату.

А потом вдруг реальность распахивается передо мной всеми пронзительными деталями и красками своими. Так, словно я в первый раз в этом городе и только что приплыл, прилетел, приехал на машине.

***

Все это невозможно объединить во что-то цельное. Я это хорошо понимаю именно теперь, отсюда, из этого моего коридора. Может, потому, что здесь ничего такого никому не надо. Здесь нет никого, кому что-нибудь из этого могло бы понадобиться. Здесь нет никого.

Вдруг я как-то сразу устал. Устал от этих бесконечных, никуда не ведущих вопросов и размышлений.

Уж лучше просто идти.

Коридор, качающийся из стороны в сторону, словно некий призрачный маятник, только усиливал подступающую тошноту. Бесконечные стены двигаются, как кажется, уже прямо на меня. Из ниоткуда в никуда. Бесконечные стены со всеми этими дверными проемами. То слева, то справа. С дырявым линолеумом на полу. С поворотами то и дело. Настоящий лабиринт.

Я с тоской оглянулся. Спереди и сзади, даже слева и справа ничего, кроме коридора. Весь мой мир сузился теперь до его нутра с закрытыми, будто мертвыми дверьми.

Однако я с удовольствием сейчас чего-нибудь бы выпил. Прекрасный выход из любого затруднительного положения. Хотя бы на время.

Мечтательно я посмотрел на тусклые лампочки, проплывающие над головой, и непроизвольно вздохнул.

Никогда.

Неужели в моей голове не осталось места для чего-то отвлеченного, простого и позитивного? Исключая, разумеется, алкоголь. Понятного и пригодного для использования. Без всяких там крайностей.

Все-таки окружающий антураж определенно придает особый ход моим мыслям. Все это результат продолжительного и бесполезного движения.

Шаркающие шаги то гулко шлепали по кафельной плитке, то скрипели по линолеуму. Любой поворот коридора налево непременно сопровождался поворотом направо. Или мне так только казалось?

До чего же мерзкой краской выкрашены стены!

Мучительно хотелось почистить зубы и помыться. А лучше всего принять душ, можно даже холодный. И чашку кофе. Я все бы отдал за простую чашку горячего крепкого кофе. И чем крепче, тем лучше. Про еду я старался даже не думать.

По бокам монотонно проплывали двери. Иногда над ними или рядом с ними попадались полустертые таблички, обрывки плакатов или схем. Но разобрать что-либо членораздельное мне не удавалось.

Стены и вправду были выкрашены отвратительно и по-разному. Сначала они были неопределенного поносно-желтого цвета. Потом, после первого поворота, стали бледно-зеленые. А теперь уже какие-то грязно-серые. Словно переходишь по одному и тому же коридору из одного здания в другое. Даже высота потолка, по-моему, менялась.

Или, может быть, этот коридор идет где-то глубоко под землей? Как туннель метро, например? Или бомбоубежище?

Что-то пока не видно ему ни конца, ни края. Пожалуй, это самый длинный коридор из всех, что встречались мне до сих пор. Интересно, когда и кто тут был в последний раз? Ведь кто-то когда-то тут проходил так же, как я, шаркающей походкой, куда-то там?

Наверное, в отличие от меня, он знал, куда он идет. У него была вполне конкретная цель. Или же он искал какой-то определенный кабинет, какого-то там человека. Или же кто-то брел по этому коридору, как я, не зная, где он находится. Без цели и без времени, неизвестно зачем и куда.

Когда-то здесь, наверное, было людно. Хлопали двери, сновали туда-сюда люди. Все такие деловые или, наоборот, мающиеся от безделья и обязательно в клубах сигаретного дыма.

Я внутри какого-то строения, какого-то дома. Это очевидно. Но если это просто здание, то оно поистине гигантское. По-моему, я шел уже несколько часов, не сворачивая, и, хоть совсем перестал ориентироваться во времени и пространстве, прошел довольно много. Я думаю, несколько километров. Какое здание может быть таких размеров?

Хоть я соображал теперь неважно, мне было ясно, что таких зданий не бывает. Это невозможно. Бред.

И тем не менее я нахожусь именно в таком. Если, конечно, никто не шутит со мною злую шутку. Или же я снова хожу по кругу, как заводная игрушка.

А если это здание бесконечно? Может ли существовать бесконечное здание? С одной стороны, почему бы и нет. А с другой, ведь должен же был его кто-то построить.

Такие коридоры я раньше видел разве в очень старых домах, где они вьются, как кишки, запутывая в себе любого человека, посягнувшего на их чрево. И то, что коридор не был абсолютно прямым, было даже хорошо. Я не видел бесконечной этой дали впереди и позади себя. Зрелище было бы не для слабонервных. Рискнул бы я отправляться в путь, наблюдая впереди себя лишь бесконечную пустоту?

А может, это какая-то моя основная стезя? Мой путь, предстоящий или уже пройденный?

Или это сам я? Мое Я, мой мозг, его извилина? Самая длинная и безнадежно распрямленная. Извилина, уводящая меня все дальше. Дальше всего остального сущего и уводящая в никуда.

Однако где-то уже ближе к ночи по моим приблизительным подсчетам, когда я уже был на грани отчаяния, коридор наконец-то закончился. Как будто его вдруг оборвали на полуслове. Он просто закончился и все.

Тупик.

Это было так неожиданно, что я не сразу в это поверил. Мне все казалось, что где-то есть еще какой-то поворот или ответвление. Что-нибудь.

Но нет. Никаких поворотов. Лишь сбоку уходила куда-то вниз обшарпанная винтовая лестница.

***

Потом была типография. Я сам ее так назвал. Просто чтобы как-то назвать, исключительно для удобства.

Лестница, по которой я спустился туда, оказалась чугунной, скользкой и очень крутой. Как в каком-нибудь музее.

Почему я подумал, что это типография? Даже не знаю. Мне показалось, что это помещение было похоже именно на древнюю типографию.

Длинный зал с высоким сводчатым потолком. Тут и там на потолке горели лампы дневного света. Но при этом было не намного светлее, чем в коридоре.

Весь зал заполняли огромные нелепого вида машины и разнообразные устройства. Ржавые, покрытые паутиной и пылью, они загромождали собой почти все пространство. Как будто их складировали сюда, отслуживших свой век где-то еще. Складировали в течение довольно продолжительного времени. Посередине между ними оставался довольно узкий проход вдоль всего зала.

Но при всем при том работали на них именно здесь. Это было видно по всему. По любовно организованным рабочим местам у каждого такого агрегата. По электрической подводке и грудам когда-то отпечатанных материалов, разложенных вдоль стен. Табуретки, столы, тумбочки, выцветшие календари, стаканы в подстаканниках, как в поезде, чайник, тускло поблескивающий под одним из ближайших столов и куча мусора на полу. Кое-где на стене на крючках висела рабочая одежда. Что-то типа халатов неопределенного цвета. На вешалке, слева от лестницы, висел зонтик, старое пальто со шляпой и старый плащ. Под вешалкой стояла пара калош и один ботинок. У стен, помимо отпечатанной продукции, громоздился огромный рулон бумаги, пожелтевшей от времени.

Какое-то время я просто стоял и разглядывал это новое для меня помещение и заполнявшие его детали и предметы. После целого дня ходьбы по коридору это было первое, что хоть как-то отличалось от собственно коридора и было достойно моего пристального внимания.

Я медленно и неуверенно побрел вглубь зала.

 

Пол был кафельный. Обычные такие красно-желтые плитки, какие можно увидеть в любом общественном туалете. Здорово потертые и местами побитые.

Стены покрашены в густой зеленый цвет, но местами краска так облупилась, что под ней пятнами проступала другая, то ли бледно-розовая, то ли красная. Все это, вместе с многочисленными трещинами и непонятными отверстиями, проводами, клочками чего-то и многочисленными подтеками, сливалось в неопределенный фон типичного промышленного помещения.

Железные машины, вздымающиеся местами чуть не до потолка, такие непоколебимые и величественные, выглядели вместе с тем абсолютно заброшенными.

Заинтригованный, я подошел к одной из них. Ржавчина и грязь уже начали придавать ей какие-то новые очертания, заполняя и сглаживая собой многочисленные технологические отверстия и отдельные мелкие детали.

Ее предназначение было для меня загадкой. Что-то типа пресса. Здоровенные чугунные колеса и шестерни. Длинные рычаги, торчащие во все стороны.

Было совершенно непонятно, сколько всему этому может быть лет. Год, десять или сто. А может, и все двести. Здесь, как и в коридоре, казалось, что время не существует. Или оно имеет совершенно другую протяженность и иной смысл.

Я дотронулся до металла. Он и на ощупь оказался металлом. Хоть какая-то достоверность. Не теплый и не холодный, твердый и безразличный. Я чувствовал этот металл, чувствовал пыль на его шершавой поверхности и больше ничего.

Я присел на стоявшую рядом с виду чистую табуретку, все так же опираясь одной рукой о станок, будто боясь потерять ту связь с материей, которую я уже для себя нащупал.

Посидев так какое-то время, я попытался в который уже раз посмотреть на все это трезвым взглядом. Вытянув ноющие ноги, в наслаждении от этой приятной перемены своего положения, я пытался размышлять, логически осмысливая то, чему я стал свидетелем. И, в очередной уже раз, я осознал свою совершенную беспомощность.

Тогда я снова решил действовать. В меру своих возможностей, конечно. Пересилив себя, я встал, встряхнулся и пошел дальше обходить это царство железа. От одной нелепой технологической формы к другой.

Будь что будет, не сидеть же сиднем. В общем, здесь было даже интересно. Как в музее.

И почему я решил, что это типография?

Я находил много интересных вещей. Это были всякие мелочи вроде предметов одежды, весьма неожиданных здесь. Вроде наполовину разодранного на тряпки фрака, совсем новых пляжных шлепанцев и огромных меховых рукавиц. Попадались различного рода инструменты. От отверток и пинцетов, валяющихся где попало, до гигантских кувалд и разнообразных разводных ключей. Был даже один ржавый топор и не менее ржавый, но непомерно огромный коловорот. Он стоял, прислоненный к стене, будто появился там в один прекрасный момент, да так и оставался не тронутый столетиями.

До конца зала я так и не дошел. Сделав небольшой круг, я вернулся к давешней табуретке и снова присел отдохнуть.

Голова гудела от усталости. Никакие мысли так и не приходили, зато пришла апатия. Я почувствовал, что глаза сами собой закрываются. Еще немного, и я усну прямо здесь, на этой самой табуретке.

Но я не хотел спать прямо здесь. Во-первых, неудобно, а во-вторых, что-то в этом зале напрягало меня. Потому, кое-как поднявшись, я побрел искать место для ночлега.

И справа от лестницы, по которой я сюда спустился, заметил небольшую дверь. Я ее сразу просто не заметил. Да и лампа на потолке в этом месте, видно, перегорела, и было довольно темно.

Я подошел и просто потянул за ручку.

Дверь оказалась незапертой, несмотря на многочисленные замочные скважины, зиявшие под и над ручкой. За дверью стояла непроницаемая темнота, но справа я нащупал выключатель.

Щелкнув, загорелся неяркий, но приятный желтый свет. Комната оказалась крохотной и довольно уютной. Уж не знаю, что было здесь раньше. У стены стоял небольшой с виду мягкий диван с тумбочкой и настольной лампой в изголовье. В другом углу приткнулся небольшой холодильник, а рядом с ним узкий высокий шкаф, под завязку забитый какими-то папками и бумагами. Еще посреди комнаты стоял письменный стол и стул. Что-то типа кабинета.

Я закрыл за собой дверь и еще раз оглянулся вокруг. Справа в углу я вдруг обнаружил кирпичный камин.

Камин? Откуда здесь камин? Действительно, камин и рядом стопка дров. Совсем немного, буквально на пару растопок. Кочерга висит на гвозде.

Под ногами был уже не шуршащий кафель, а деревянный скрипучий паркет, здорово потрепанный, но, в общем, достаточно чистый.

Удивившись сперва камину, я вновь почувствовал смертельную усталость. И уже ни на что больше не глядя, я плюхнулся на диван.

***

На этот раз снов не было точно. Да и бывают ли сны во снах? Это есть большой вопрос.

Проснулся я от непрекращающегося, надоедливого шума. Казалось, вся комната вместе с мебелью ходила ходуном. Будто где-то там внизу проходила линия метрополитена.

Хорошо, если бы это было так.

Но это был шум множества работающих механизмов. Иногда казалось, что среди лязгов, стуков, гула и рокота раздавались не то шаги, не то чьи-то голоса.

Первое время я не мог отойти от сна и осознать, что происходит вокруг. Не мог совместить вчера и сегодня.

Поэтому я не спешил вставать, мучительно долго продирая глаза. Наверное, я просто испугался спросонья. А может, просто не спешил разочаровываться.

Но бесконечно так лежать было невозможно. Я стянул с себя дырявое покрывало и сел, неуверенно глядя на закрытую дверь, из-за которой и раздавался весь этот шум.

Наконец решившись, я встал, тихонько подошел к двери и осторожно ее приоткрыл.

Звуки сразу многократно усилились. Так, что, оглушенный, я даже отпрянул назад.

Передо мной предстал все тот же зал и одновременно как будто совершенно другой.

Казалось, везде что-то двигалось. Некоторые механизмы работали. Они крутили своими огромными колесами, что-то перемещали внутри себя, прессовали и обрезали.

По всему помещению грудами валялись листки с отпечатанными текстами и непонятными графическими изображениями. Все это сопровождалось неимоверным грохотом, скрипом и лязгом. Не хватало только клубов пара да разинутых раскрасневшихся печей.

Казалось, было так много движения, что охватить взглядом все сразу я не мог. То тут, то там мне мерещились фигуры людей или их призрачные тени. Ведь за сутки тишины и забвения я впервые видел, что что-то происходит, причем прямо здесь и сейчас.

Я стал осторожно продвигаться вглубь зала, каждый раз осматривая пространства, открывающиеся за очередным аппаратом.

Вроде бы стало немного светлее. Так, будто откуда-то извне сюда проникал дневной свет. Хотя, может, мне так казалось со сна. Я до сих пор еще не проснулся окончательно.

По крайней мере, здесь что-то меняется. Я был уверен, что все это очень важно. Не то, чтобы у меня сразу появилась надежда. После вчерашнего хождения по коридорам отчаяние мое никуда не делось. Но я был более чем заинтригован. Во мне пробудился интерес. Я был далек от апатии, еще вчера посетившей меня перед сном.

Будь что будет. Только пусть что-нибудь происходит. Иначе можно сойти с ума.

Продвигаясь все дальше, я видел изменения, произошедшие здесь со вчерашнего вечера. Вещи лежали не на своих местах. Были передвинуты стулья и табуретки. Появились какие-то новые вещи.

Зрительная память быстро выявляла в общем хаосе эти незначительные изменения. Тут явно кто-то был.

И тут я увидел этого кого-то. Я увидел человека. Первого человека за сутки.

***

Он сидел на стуле, за очередной работающей махиной, чем-то похожей на прокатный стан, скрючившись над какими-то бумагами.

На нем был обычный рабочий халат черного цвета, а на голове маленькая черная вязаная шапочка. Довершали одеяние никчемные серые брюки и огромные ботинки, давно не чищенные и изрядно поношенные. Все в его одежде и его позе было обычным и скрюченным, будто он сидел так каждый день из года в год.

Он не слышал, как я подошел. Или просто не обращал ни на что внимания. Я же не решался обратиться к нему, стараясь рассмотреть его получше.

Тут он сам оторвался от бумаг, лежащих перед ним, поднял глаза на станок перед ним, казалось, размышляя о чем-то. Потом, взглянув в мою сторону и заметив меня, еле заметно кивнул и тут же снова вернулся к своим бумагам.

Мое присутствие явно его не удивило. Можно даже сказать, что мое присутствие его никак не заинтересовало. Хорошо, что он вообще меня увидел. Распознал как живое существо, равное себе, как человека. Можно было подумать, что люди здесь так и шныряют туда-сюда, как в метро в час пик.

Я был несколько удивлен, ожидая какой-то другой реакции. Меж тем реакции как раз и не последовало.

Я подошел к нему ближе. Рядом с его стулом стоял помятый коричневый портфель. Еще в углу появился какой-то рулон, наверное, чертежи или просто листы ватмана. На столе перед ним помимо бумаг валялась куча карандашей, ручка, линейка и резинка.

Вчера всего этого здесь не было. Я точно это запомнил, потому что именно отсюда я вернулся назад, отложив дальнейший осмотр на сегодня.

Я подумал, как бы его окликнуть. Иногда, если не сделать этого сразу, кажется, что это вообще невыполнимая задача. Совершенно непонятно как.

Но не мог же я уйти просто так. Я должен был с ним поговорить, задать пару вопросов. В любом случае надо попробовать. Вряд ли я чем-то рискую. Надо решиться и все, а дальше само как-нибудь.

– Извините! Здравствуйте! Послушайте, а вы здесь откуда? В смысле, что вы здесь делаете?

Он повернулся ко мне и уставился прямо в глаза, не проронив при этом ни звука.

– Я, похоже, заблудился. Вы можете сказать мне, где я нахожусь. Как называется это место?

Выглядел я, наверное, не очень. В голове со сна была полная каша. Вопросы я формулировал соответственно.

– Печатная мастерская городского архива. Типография, если угодно. И я здесь работаю. А вы разве нет? – наконец почему-то раздраженно проговорил он.

– Простите? Вы же меня здесь в первый раз видите. Как я могу здесь работать? – запутался я сразу еще больше.

– Разве? – равнодушно бросил он.

– Простите, что? Как мне отсюда выйти? Вы не подскажете?

– Куда выйти? Куда вам надо? – уже совсем раздраженно бросил он мне.

– Просто выйти, я не знаю куда. Я не знаю, что это за здание и где оно находится. Мне просто надо выбраться отсюда.

Я почувствовал неожиданный приступ легкой паники.

– Это совсем не так просто, как вам кажется. Не зная, куда вам надо, отсюда никуда не выберешься. Да и откуда угодно, пожалуй.

Он говорил медленно, одновременно четко и не очень внятно. Какая-то странная у него была дикция. Будто акцент, но вроде как и нет. Шум еще больше делал его речь неразборчивой. Он уже не смотрел на меня, глядя куда-то сквозь, в никуда, и, казалось, думал о чем-то своем, со мной никак не связанном.

Как только я увидел перед собой человека и заговорил с ним, я сразу моментально и окончательно проснулся. Но его ответы снова погружали меня в туман.

Не рассчитывая уже на внятный ответ, я продолжил разговор.

– И все-таки. Что находится за этим залом? Ведь в том конце зала есть выход?

– Для кого выход, а для кого и вход, – резонно заметил он.

– Ну, хорошо. А что там за входом? Куда я могу попасть, если пойду в ту сторону? Что там дальше?

– Там лестница, естественно. Вы будто не знаете? Вы же как-то сюда вошли.

– Простите, это может показаться странным, но я здесь уже сутки. И пока еще ни одного выхода или входа не видел. Я спустился сюда по той винтовой лестнице. Также до сих пор я не видел здесь ни одного человека.

Но мой собеседник был как кремень, абсолютно непроницаемый.

– Простите, но я вас не понимаю.

– Что же тут непонятного? Я брожу здесь уже сутки и до сих пор не знаю, как мне отсюда выйти.

– А куда вам надо? – снова вскинулся он.

– Ну, хотя бы на улицу. Я могу спуститься по той лестнице и выйти на улицу?

– Не знаю. На какую улицу? Я не совсем понимаю, чего вы все-таки хотите и куда вам надо?

Снова раздражение.

– А кроме вас тут есть еще кто-нибудь?

Я начал подозревать, что мой собеседник не совсем адекватен, ибо простой вопрос его откровенно ставил в тупик. Или я за вчерашний день разучился разговаривать с людьми? Вряд ли.

– А кто вам нужен? – спросил он и опять посмотрел на меня, неприятно сощурившись и разглядывая меня в упор.

Лицо у него было не старое и не молодое. Изрядное количество морщин придавало ему суровую строгость, и при этом лицо не выглядело умным и приветливым. Скорее бесстрастным и упрямым. Как у отставного прапорщика.

Я вяло уже продолжал.

 

– Я бы хотел поговорить с кем-нибудь еще. Здесь есть кто-нибудь кроме вас?

– Так кто вам нужен, молодой человек? Что вы, в конце концов, от меня хотите?

– Мне просто надо выбраться из этого здания. Наружу! Вы понимаете меня? Я спустился сюда по той винтовой лестнице, – я даже показал по какой. – Теперь, если я выйду отсюда через ту дверь, куда я попаду? Смогу я там выйти из здания?

– Молодой человек, я вас не понимаю. Вы выйдете там на лестницу. Куда еще здесь можно выйти? Если вам нужна лестница, то вам в ту дверь. Скажите, наконец, куда конкретно вам надо? И что вы вообще здесь делаете?

Он явно начинал раздражаться чем дальше, тем больше, и, видимо, откровенно меня не понимал. Или не хотел понять. Я тоже уже утомился, и, к тому же, понял, что добиться чего-либо от него мне не удастся.

Схожу, ей-богу, посмотрю сам, что это за лестница. Может, встречу еще кого-нибудь, более понятливого.

Сухо поблагодарив и распрощавшись с этим гражданином, я направился к видневшимся в другом конце зала дверям, за которыми должна была быть обещанная лестница.

При этом, оглядываясь по залу в поисках других людей, я более никого не увидел. Этот же тип после разговора со мной опять уткнулся в свои бумаги, как будто меня и не было в помине.

Пройдя через весь зал, до самого его конца, я подошел к дверям и взялся за ручку.

Скрипнув еле слышно, дверь открылась, и я увидел лестницу.