Разведчики бывшими не бывают

И тогда был сделан следующий шаг: следуя указаниям инстанций, следствие реанимировало старое уголовное дело за № Н-15222. «Служители Фемиды» вновь признали осуждение четы Серебрянских в 1941 году законным и обоснованным. Двуличие и подлость политической верхушки проявились в полной мере!

По представлению Генеральной прокуратуры СССР Президиум Верховного Совета СССР 27 декабря 1954 года отменил свое постановление от 9 августа 1941 года об амнистии Я.И. и П.Н. Серебрянских. На Полину Натановну также завели уголовное дело. Старое дело Серебрянского было поднято из архива и направлено в Верховный суд СССР с предложением заменить ему высшую меру наказания 25 годами лишения свободы с отбыванием срока в исправительно-трудовом лагере.

Но и после этого интенсивные допросы Серебрянского (теперь уже у следователей Генпрокуратуры СССР) продолжались. Меры физического воздействия к Якову Исааковичу не применялись, однако постоянно оказывали на него психологическое давление с целью получения нужных признательных показаний. Сердце много повидавшего и пережившего разведчика-нелегала не выдержало: 30 марта 1956 года в Бутырской тюрьме на очередном допросе у следователя Военной прокуратуры генерал-майора Цареградского Яков Исаакович скончался от сердечного приступа на 64‐м году жизни. Точное место его захоронения до сих пор неизвестно.

Борьба за реабилитацию Якова Исааковича и Полины Натановны Серебрянских была невероятно тяжелой.

Только 4 августа 1966 года Военной коллегией Верховного суда Союза ССР в составе председательствующего генерал-майора юстиции Терехова, полковника юстиции Курбатова и подполковника юстиции Смирнова в порядке статей 337 и 388 УПК РСФСР уголовное дело по обвинению П.Н. Серебрянской было пересмотрено.

Рассмотрев материалы дела и дополнительного расследования, Военная коллегия Верховного суда СССР, соглашаясь с заключением и руководствуясь ст. 50 «Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик»

ОПРЕДЕЛИЛА:

«Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 7 июля 1941 года в отношении Серебрянской Полины Натановны по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело прекратить за недоказанностью ее участия в совершении преступления».

Получив 8 августа 1966 года справку о реабилитации, Полина Натановна с неиссякаемой энергией повела борьбу за восстановление честного имени своего мужа.

Из воспоминаний Анатолия Яковлевича Серебрянского:

«Август 1966 года. Маму приглашают в ГВП на Кировскую, чтобы выдать справку о реабилитации. Майор административной службы ГВП Юрьева говорит: «Мы подготовили справки не только для вас, но и для Якова Исааковича. В последний момент Руденко не разрешил».

До реабилитации отца оставались еще долгие пять лет».

12 ноября 1968 года Полина Натановна получила из Главной военной прокуратуры ответ за № 4в-23053—39, подписанный старшим помощником главного военного прокурора полковником юстиции Н. Зарубиным:

«Ваша жалоба от 28 октября 1968 года по делу Серебрянского Якова Исааковича, адресованная в Главную военную прокуратуру, рассмотрена и оставлена без удовлетворения. Оснований для реабилитации Серебрянского Я.И. не имеется».

Следует заметить, что ни руководство разведки, ни иные компетентные органы в течение полутора десятков лет не предпринимали мер по реабилитации Я.И. Серебрянского. Разыскать рабочее дело Серебрянского и установить, какую пользу он принес советской разведке, не представлялось возможным. Однако затем ситуация изменилась.

В марте 1971 года Полина Серебрянская направила жалобу в адрес XXIV съезда КПСС. Примерно в то же время в КГБ при СМ СССР шла подготовка первого учебника по истории советской внешней разведки. Председатель КГБ при СМ СССР Ю.В. Андропов, узнав о героической и вместе с тем трагической судьбе Я.И. Серебрянского, распорядился провести серьезное дополнительное расследование. Проверку проводил A.Д. Бобков и он представил Юрию Владимировичу положительный отзыв. Слово Андропова, в то время кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, имело большой вес. И уже 12 апреля 1971 года Полина Серебрянская получила ответ из Верховного суда СССР за подписью заместителя председателя С. Банникова (№ 4в-02854/55):

«Сообщаю, что ваша жалоба от 3 марта 1971 года, адресованная XXI съезду КПСС, передана для рассмотрения в Верховный суд СССР, откуда она вместе с уголовными делами в отношении Вашего мужа Серебрянского Я.И., возбуждавшимися в 1938 и 1953 годах, направлена для дополнительной проверки Генеральному Прокурору СССР с просьбой сообщить о результатах Вам».

3 мая 1971 года Главной военной прокуратурой дело в отношении Я.И. Серебрянского, возбужденное 7 октября 1953 года, было прекращено на основании п. 2 ст. 208 УПК РСФСР, то есть за недоказанностью участия обвиняемого в совершении преступления (справка ГВП № С-5260038 от 5 мая 1971 года). Надо полагать, что в этом заслуга прежде всего Ю.В. Андропова.

В архивах соответствующих советских органов не обнаружено материалов, свидетельствующих о принадлежности Серебрянского Я.И. к агентуре иностранных разведок и, в частности, о его связях с английской и французской разведками.

Таким образом, говорится в заключении, дополнительным расследованием по делу Серебрянского установлены новые, ранее неизвестные суду обстоятельства, свидетельствующие о том, что Серебрянский осужден без достаточных к тому оснований.

Рассмотрев материалы дела и соглашаясь с доводами, приведенными в заключении, Военная коллегия Верховного суда СССР, руководствуясь ст. 50 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик,

ОПРЕДЕЛИЛА:

«Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 7 июля 1941 года в отношении Серебрянского Якова Исааковича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о нем за недоказанностью обвинения производством прекратить».

18 мая 1971 года Военная коллегия Верховного суда СССР выдала П.Н. Серебрянской справку за № 1/4н-02854/55 об отмене приговора от 7 июля 1941 года и о посмертной реабилитации Якова Серебрянского.

28 января 1972 года была изменена формулировка увольнения Я. Серебрянского из органов: он стал числиться уволенным в отставку «по возрасту».

7 февраля 1972 года Управление КГБ по Московской области выплатило П.Н. Серебрянской единовременное пособие 333 рубля 33 копейки – «в связи со смертью мужа».

Только 31 октября 1989 года Президиум контрольно-ревизионной комиссии Московского горкома КПСС принял решение о посмертной партийной реабилитации Я.И. и П.Н. Серебрянских.

22 апреля 1996 года Указом Президента РФ Б.Н. Ельцина Серебрянский Я.И. был восстановлен в правах на изъятые при аресте государственные награды. Их возвратили сыну Якова Исааковича – Анатолию Яковлевичу Серебрянскому.

Вечная память Человеку, легендарному разведчику-нелегалу Серебрянскому Якову Исааковичу.

Полагаю целесообразным далее в алфавитном порядке изложить список оперативных сотрудников, входивших в состав Специальной группы особого назначения (СГОН), а также руководящих работников внешней разведки НКВД, имевших непосредственное отношение к СГОН. У многих из них судьба оказалась трагичной, а у некоторых – неизвестной.

Список сотрудников, входивших или имевших отношение к СГОН

1. Ананьев А.Н. (он же Кауфман И.К.) – умер в 1935 г.

2. Атанасов Б.М. (он же Афанасьев Б.М.) – умер в 1981 г.

3. Аббиа Р. (он же Правдин B.C.) – умер в 1970 г.

4. Волков Ю.И. – расстрелян в 1939 г.

5. Волльвебер Э.Ф. – умер в 1967 г.

6. Григулевич К.Р. – разведчик-нелегал, умер в 1988 г.

7. Дейч А.Г. – погиб на пароходе «Донбасс» в 1942 г.

8. Захаров Н.А. – судьба неизвестна.

9. Зубов П.Я. – репрессирован, умер в 1952 г.

10. Каминский И.Н. – погиб в 1942 г.

11. Косенко Г.Н. – расстрелян в 1939 г.

12. Кукин К.М. – умер в 1979 г.

13. Малли Т.С. – расстрелян в 1938 г.

14. Перевозников С.М. (он же Перов С.М.) – расстрелян в 1941 г.

15. Робинсон Г. (он же Шнеэ А.) – погиб в 1944 г.

16. Серебрянский Я.И. – умер на допросе в 1956 г.

17. Судоплатов П.А. – репрессирован, умер в 1996 г.

18. Сыркин А.И. (он же Бернарди А.И.) – расстрелян в 1940 г.

19. Сыркина В.Я. – расстреляна в 1941 г.

20. Турыжников А.Н. – расстрелян в 1939 г.

21. Фишер В.Г. (он же Абель Р.И.) – судим в США, умер в 1971 г.

22. Фельдбин А.М. (он же Орлов А.М.) – бежал, умер в США в 1973 г.

23. Шпигельглас С.М. – расстрелян в 1940 г.

24. Эйтингон Н.И. – репрессирован, умер в 1981 г.

25. Эске Р.Л. (он же Рачковский) – судьба неизвестна.

Советский разведчик А.М. Коротков
(1909–1961)

В ночь на 22 июня 1941 года советское посольство в Берлине было на осадном положении. Война стала реальностью. Вход и выход из здания посольства были закрыты. Охранным отрядом командовал офицер СС Хейнеманн. Единственным человеком, кто мог выехать из посольства, был первый секретарь посольства В.М. Бережков (позже был переводчиком Сталина). Но он мог проследовать по строго определенному маршруту и обязательно в сопровождении Хейнеманна. Бережков, как дипломат, был выделен для связи с МИД Германии и по вызову из этого министерства выезжал для переговоров, которые касались в основном вопросов процедуры обмена дипломатическим составом посольств.

В один из осадных дней из гаража посольства к парадному подъезду подали служебную машину «Опель Олимпия». За руль сел Бережков, рядом с ним, как обычно, уселся Хейнеманн, а на заднем сиденье находился третий пассажир. Машина тронулась на выезд. На этот раз путь лежал не на Вильгельм-штрассе, в тот день советского представителя не вызывали в МИД, и поэтому машина проехала по городу и остановилась у большого универсального магазина. Пассажир вышел и на пожелание Хейнеманна «счастливого свидания» дружески махнул рукой. Машина тут же исчезла за поворотом.

Из машины вышел человек лет тридцати. Это был Александр Михайлович Коротков, заместитель резидента советской внешней разведки в Берлине. Он не торопясь прошел по магазину, смешался с толпой покупателей, поднялся на лифте на третий этаж и через пять минут оказался у выхода из магазина уже на другую улицу. За эти минуты он прошел короткий, но весьма надежный проверочный маршрут внутри магазина, которым пользовался раньше, и, не обнаружив за собой слежки, сел в подошедший к остановке трамвай. Через несколько остановок он вышел, поднялся по малолюдному переулку вверх. Никаких признаков наружного наблюдения замечено не было.

Примерно через час «Опель Олимпия» подъехала к уже упомянутому универсальному магазину. Разведчик уже был на месте. Он не спеша подошел к машине и через минуту занял прежнее место на заднем сиденье.

– Ну как, встретились? – обернувшись, спросил Хейнеманн.

– Да, все нормально, она была очень рада. Благодарю Вас, возможно, больше не придется увидеться с моей Гретхен.

– Что поделаешь, война, – вздохнул немец.

Машина въехала во двор посольства. Хейнеманн вышел.

Вылазка Короткова в город дала много. Она позволила разведчику провести инструктаж одного из руководителей антифашистской организации «Красная капелла» в отношении ее действий и поддержания связи в условиях военного времени.

Поездке А. Короткова в город предшествовала серьезная подготовительная работа. Сотрудники резидентуры обратили внимание на то, что офицер СС Хейнеманн, уже немолодой человек, был дружелюбно настроен по отношению к сотрудникам посольства. В беседах с В. Бережковым жаловался на трудности в связи с болезнью жены, высказывал беспокойство за судьбу сына, который заканчивал военное училище, говорил о денежных затруднениях в связи с лечением жены.

Посольство было заинтересовано в налаживании добрых отношений с начальником охраны. Особый интерес к Хейнеманну был также и у резидентуры. От него зависело многое. Поэтому Бережкову было рекомендовано руководством посольства проявлять повышенные знаки внимания к Хейнеманну и, в частности, приглашать его на кофе, на обед и т. д.

Так велась работа по подготовке выезда оперработника в город.

Хейнеманн был общительным человеком, скоро он вместе с Бережковым завтракал, обедал, а иногда и ужинал. Повар трудился во всю, и на столе всегда были хорошая еда и напитки. Хейнеманн был доволен отношением к нему сотрудников посольства и со своей стороны старался не создавать особых неудобств для дипломатов.

В резидентуре пришли к выводу, что немцу можно дать деньги, поскольку тот остро нуждается в них.

В одной из бесед, когда речь зашла о деньгах и Хейнеманн сокрушался по поводу предстоящих расходов, Бережков предложил ему рейхсмарки.

– Я был бы рад вам помочь, господин Хейнеманн, – заметил как бы вскользь Бережков. – Я довольно долго работаю в Берлине и откладывал деньги, чтобы купить большую радиолу. Но теперь это не имеет смысла и деньги все равно пропадут. Нам не разрешили ничего вывозить, кроме одного чемодана с личными вещами и небольшой суммы денег на карманные расходы. Мне неловко делать такое предложение, но, если хотите, я могу дать вам тысячу марок (на самом деле это были деньги резидентуры).

– Я очень благодарен за это предложение, – помолчав, сказал Хейнеманн. – Но как же я могу так запросто взять такую крупную сумму? Мне совсем это неудобно.

Уговаривать немца долго не пришлось. Вскоре деньги были у него в кармане. По окончании беседы Хейнеманн еще раз поблагодарил Бережкова и сказал:

– Я был бы рад, если бы имел возможность быть вам чем-либо полезным…

– Мне лично ничего не нужно, – ответил Бережков, – вы просто мне симпатичны, и я рад вам помочь.

На следующий день оберштурмфюрер вновь вернулся к разговору о деньгах и снова поблагодарил дипломата, выразив сожаление, что не может его отблагодарить.

– Видите ли, господин Хейнеманн, как я уже говорил, мне самому ничего не нужно. Но один из работников посольства, мой приятель, просил об одной услуге. Это чисто личное дело.

Бережков рассказал придуманную резидентурой историю о дружбе его друга с немецкой девушкой. Но ввиду того, что война началась внезапно, друг не смог попрощаться и хотел хоть на часок вырваться к ней. Немец задумался, затем предложил вариант выезда из посольства (что и было изложено выше).

Через пару дней Бережков договорился с Хейнеманном еще об одной поездке его друга в город. За два часа Александр Михайлович провел встречу с другим руководителем «Красной капеллы» проинструктировал его о работе в период войны, передал условия связи с Центром, снабдил деньгами и явками на другие страны.

Коротков внимательно следил за поведением Хейнеманна (не окажется ли он провокатором), будучи трезвым аналитиком и проницательным человеком, почувствовал, что немец не пойдет на провокацию, и твердо решил действовать. Это дало возможность, казалось бы, в немыслимо трудных условиях найти выход и решить сложнейшую разведывательную задачу.

Александр Михайлович, по отзывам хорошо знавших его товарищей, был одним из наиболее талантливых сотрудников внешней разведки, как говорится, разведчик с искрой божьей.

Еще до войны он успешно работал за границей, в том числе в нелегальных условиях. В последние дни войны руководил опергруппой, в Берлине, на которую, помимо разведывательных функций, была возложена организация работы по принятию союзными представителями капитуляции от немецкого верховного командования.

Сразу же по окончании войны Коротков был назначен первым резидентом советской внешней разведки в Берлине. В дальнейшем он неоднократно выезжал за границу, главным образом в страны с кризисными ситуациями.

В дальнейшем А. Коротков вырастет от рядового оперработника до заместителя начальника разведки.

Александр Михайлович Коротков (1909–1961) родился в Москве в семье банковского служащего. Отца никогда не видел – жена ушла от него еще до рождения Саши. Закончил школу-девятилетку и работал электромонтером, отдавая свободное время теннису. В девятнадцатилетнем возрасте один из его партнеров, бывший секретарь Ф.Э. Дзержинского Герсон, пригласил его на работу в ОГПУ в качестве… лифтового. Красивый, высокий (рост 185 см), старательный парень был, как говорится, «замечен» и уже через год, в 1929 году принят на службу в качестве делопроизводителя Иностранного отдела ОГПУ. Отделом в то время руководил Михаил Трилиссер, которого сменил Артур Артузов. По долгу службы Коротков знакомился со многими секретными документами, однако еще не был аттестован в качестве хотя бы младшего оперуполномоченного. Кандидатом в члены ВКП(б) стал лишь в 1932 году (членом – семь лет спустя), тогда же был назначен оперуполномоченным. От общественных нагрузок не уклонялся. Будучи пионервожатым в лагере, он познакомился с хорошенькой и умной вожатой Марусей Вилковыской, позже она станет его женой.

А. Коротков старательно изучал французский и немецкий языки. Немецким владел в такой степени, что мог отправиться за границу под видом иностранца. Его жена прекрасно владела немецким и другими иностранными языками. Поэтому появление «австрийской» семьи в Швейцарии ни у кого не вызывало подозрений.

Одним из первых заданий, с которым Александр Коротков успешно справился, было выяснение сущности «Гефы» – представительства германского Генерального штаба в Москве. Он установил, что если раньше, до Гитлера, оно действительно занималось вопросами сотрудничества штабов, то с 30 января 1933 года стало по-настоящему шпионской резидентурой. Его выводы, подкрепленные и другими источниками, дошли до самых верхов, и «Гефа» была прикрыта.

Затем Короткова стали готовить к работе за рубежом. Помимо иностранных языков, он изучал быт и нравы европейцев, географию и экономику зарубежных стран, специальные дисциплины, в том числе и наружное наблюдение, в процессе занятий по которому за свой высокий рост получил первую оперативную кличку «Длинный».

В 1933 году его направили в нелегальную резидентуру Александра Орлова («Швед»), будущего руководителя «кембриджской пятерки», резидента в республиканской Испании, а затем беженца, тихо скончавшегося в США в 1973 году. А в 1933 году «Швед» организовал в Швейцарии группу нелегалов, задачей которой стало проникновение ни много ни мало в Генеральный штаб Франции.

Через два месяца Коротковы переехали во Францию. Александр Михайлович вошел в состав нелегальной резидентуры, которая вела работу по сбору информации, связанной с военно-стратегической проблематикой. Приход Гитлера к власти в Германии оказал серьезное влияние на военно-политическую обстановку в Европе. Перед резидентурой стояла задача получения сведений об оценке боевых возможностей французской армии и ее способности противостоять растущей мощи германских вооруженных сил, о складывающихся военно-политических группировках на европейском континенте, а также характеристик новых видов вооружения и боевой техники. В это время Коротков поступает учиться в Парижский радиотехнический институт, который давал возможность не только расширить общеобразовательную и специальную подготовку, но и обеспечить надежную легальную базу для разведывательной работы.

Примерно через год, выполнив поставленную Центром задачу, Коротков вернулся в Москву.

В 1937 году Коротков выехал в загранкомандировку уже по линии «легальной» разведки в Берлин под прикрытием стажера советского посольства. Работал там успешно, приобрел источника информации в одном важном объекте страны.

Летом 1938 года по решению Центра разведчик прервал свою работу в Берлине и выехал для выполнения разведывательного задания во Францию. Эта поездка осуществлялась по нелегальному каналу с использованием иностранных документов. После выполнения задания в том же году он вернулся в Москву.

Прошло 10 лет с тех пор, как Александр Коротков впервые переступил порог здания ОГПУ на улице Дзержинского. Работа за рубежом многому научила, раскрыла такие его качества, как смелость, целеустремленность, решительность, добросовестность. И вот неожиданность…

1 января 1939 года А.М. Короткова уведомили о том, что он уволен из органов государственной безопасности. Этому решению предшествовала беседа у наркома внутренних дел Л. Берии.

Как показал один из ветеранов разведки, работавший в тот период в отделе вместе с Коротковым. к Берии была вызвана группа работников отдела. Берия начал с того, что стал у каждого спрашивать, кем тот работает, как идут дела, есть ли трудности. Одновременно задавал вопросы по биографии. Когда очередь дошла до Короткова, Берия спросил его, был ли тот за границей. Александр Михайлович стал подробно рассказывать, когда и в каких странах работал. Однако Берия прервал его и заявил:

– Раз был за границей, значит тебя завербовали.

Коротков побледнел и начал доказывать, что никто не сможет его завербовать, так как он патриот своей Родины и готов за нее отдать жизнь. Однако Берия повторил, что в разведке Коротков больше работать не будет. Присутствующие сотрудники пытались защитить своего коллегу, однако ничего не вышло.

Через пару дней появился приказ об увольнении А.М. Короткова из разведки. Однако комсомольцы отдела не согласились с принятым решением и направили делегацию к секретарю парткома с требованием пересмотреть дело. Комсомольцы заявили, что ручаются за преданность своего коллеги и полностью доверяют ему.

Сам Александр Михайлович написал рапорт, в котором изложил следующее:

«…Я считал, что шел на полезное дело и ни минуты не колебался, подвергая себя риску поплатиться за это головой… Отчетливо понимаю необходимость профилактических мер, но… я не заслужил недоверия… Не вижу за собой поступков, которые могли быть причиной лишения меня чести работать в органах. Оказаться в таком положении беспредельно тяжело и обидно».

Обращение в партком молодых сотрудников и рапорт Короткова сыграли свою роль. Александр Михайлович был восстановлен в должности, а вскоре направлен на работу за границу. Случай по тем временам редкий, но довольно красноречивый. Перед сплоченными действиями коллектива спасовал даже Берия. Во второй половине 1940 года Коротков прибыл в Германию в качестве заместителя резидента «легальной» резидентуры в Берлине.

Молодость и энергия помогли Короткову справиться с тем огромным объемом работы, который пришелся на его долю: по несколько встреч в день с агентурой, отчеты о состоявшихся беседах, подготовка телеграмм и оперативных писем в Москву и многое другое. В некоторых случаях приходилось выезжать на встречи с ценной агентурой за пределы Берлина. И, как всегда, Александр Михайлович тщательно готовился к каждому оперативному мероприятию.

Однажды возникла острая ситуация, которая поставила под вопрос дальнейшее пребывание Короткова в Берлине. Опытный агент Центра «Червонная» попала в засаду гестапо. Возникло опасение, что провалившийся агент может навести гестапо на след разведчика. Ему было приказано прекратить встречи с агентурой и срочно прибыть в Москву для выяснения ситуации.

Через некоторое время Коротков снова прибыл в Берлин. В числе первых он встретился с руководителем подпольной антифашистской группы Сопротивления «Корсиканцем» – Арвидом Харнаком, правительственным советником Министерства экономики.

Вопрос о выступлении Германии против СССР – дело решенное, сообщил «Корсиканец», едва обменявшись рукопожатием с Коротковым.

Информация о форсированной подготовке Германии к войне против СССР шла из Берлина в Центр непрерывным потоком, однако каким-либо заметным образом Москва на это не реагировала.

Обеспокоенный складывающейся ситуацией, Александр Михайлович 20 марта 1941 года направил личное письмо на имя наркома государственной безопасности СССР Л. Берии.

«Тов. Павлу (псевдоним Берии). Лично.

В процессе работы с «Корсиканцем» от него получен ряд данных, свидетельствующих о подготовке немцами военного выступления против Советского Союза на весну текущего года. Анализ этих сведений дает следующую картину.

В октябре 1940 года К. сообщил: «В ближайшее время предстоит военная оккупация немцами Румынии. Эта оккупация явится предварительным шагом против СССР, целью которой является отторжение от Советского Союза территории западнее линии Ленинград – Черное море, создание на ней полностью находящегося в немецких руках правительства.

В остальной части Советского Союза должно быть образовано дружественное Германии правительство».

Знакомый «Корсиканца», принц Э., имеющий связи в военных кругах, заявил ему, что подготовка удара против СССР стала очевидностью.

Об этом свидетельствует расположение сконцентрированных на нашей границе немецких войск. Немцев очень интересует железная дорога Львов – Одесса, имеющая западную колею. Другой подысточник «Корсиканца» Ц., знакомый с людьми из бюро Риббентропа и службы безопасности СС, ссылаясь на свой разговор с двумя фельдмаршалами, заявил, что Германия в мае выступил против СССР.

От других лиц «Корсиканец» получил аналогичные данные. Например, немцы подготавливают карты расположения наших промышленных районов; лица, владеющие русским языком, получили извещения, что в случае мобилизации они будут использованы в качестве переводчиков при военных трибуналах; двоюродный брат «Корсиканца» сообщил, что в процессе зондирования почвы об отношении к Гитлеру военного руководства также сложилось впечатление о подготовке войны против СССР. Состоялся разговор с уполномоченным «Форшунгсамта» (служба подслушивания Геринга). Он высказал личное мнение, что операции против Британских островов отсрочены, сначала последуют действия в районе Средиземного моря, затем против СССР и только потом против Англии. Как теперь сообщает «Корсиканец», царит общее мнение, что операции против Англии отложены…»

Далее Коротков просил наркома дать указание соответствующему отделу проанализировать всю имеющуюся по этому вопросу информацию и дать оценку развития событий в Германии. О результатах анализа и решении руководства он просил сообщить в резидентуру телеграфом, подчеркнув, что время не терпит.

Однако ответ в резидентуру так и не пришел. Письмо Короткова не получило заслуживающей оценки со стороны руководства НКВД и было списано в его личное дело.

В марте 1941 года Александр Михайлович по указанию Центра установил связь со «Старшиной», который входил в группу «Корсиканца». «Старшина» – Харро Шульце-Бойзен – оказался исключительно информированным человеком в военно-политических вопросах и убежденным противником нацизма. Он работал в 5‐м отделе Института исследований, выполнявшего функции разведки в Министерстве авиации.

Харро Шульце-Бойзен произвел хорошее впечатление на Александра Михайловича. Это был целеустремленный, решительный офицер, который пошел на контакт с советскими представителями по политическим убеждениям, понимая, что борьбу с фашизмом в одиночку не выиграть.

На основе полученной от «Корсиканца» и «Старшины» информации, а также используя материалы других источников, внешняя разведка регулярно информировала высшее руководство страны о нависшей над страной военной угрозе, ходе разработки планов военных действий и сроках немецкого наступления. Однако Кремль адекватной реакции не проявил. В немалой степени этому способствовало то, что фашистские специальные службы осуществляли большую работу по дезинформации СССР с использованием агентуры и технических средств, чтобы ввести советское руководство и командование Красной армии в заблуждение.

К сожалению, это им удалось сделать.

Разведка тем не менее сумела принять ряд мер по подготовке агентурной сети в Германии к работе в условиях военного времени.

С началом войны связь с группой «Старшины» прервалась, так как немцы заняли все города, где находились принимающие радиостанции. Надо было срочно восстановить связь, а также готовить новых агентов для засылки в Германию.

Попытки переправить связных в Берлин по тем или иным причинам закончились безрезультатно. Пришлось обратиться за помощью к руководству Разведуправления Генштаба. Нелегал ГРУ Анатолий Гуревич («Кент») сумел из Бельгии добраться до Берлина и восстановить связь. Но произошла трагедия: шифровка, в которой для Гуревича сообщались адреса, фамилии наших агентов и пароли, была немцами расшифрована. Так начался крах берлинской «Красной капеллы». Шульце-Бойзен, Харнак, Шумахер и другие ее участники – несколько десятков мужчин и женщин, были схвачены гестапо и повешены или гильотинированы. Но до своей гибели они все же успели передать через «Кента» ценную информацию о планах немцев под Москвой осенью 1941 года и наступательных операциях лета 1942 года.

В марте – апреле 1941 г. в берлинскую резидентуру было направлено указание руководства внешней разведки об организации прямой связи ценной агентуры с Центром. В этом указании, в частности, говорилось: «Создавшаяся обстановка требует принятия строгих мер по переводу основной, наиболее ценной агентуры на прямую радиосвязь с нами, то есть создания нескольких нелегальных резидентур, которые могли бы осуществлять связь с Москвой по радио».

Однако времени на создание нелегальных звеньев внешней разведки, обучение ее персонала работе на рации, закрепление этих навыков на практической работе, не хватило.

27 июля 1941 года А.М. Коротков вместе с интернированным составом посольства покинул Германию. В турецком городе Эдирне советские сотрудники были переданы немцами представителям турецких властей и сотрудникам советского посольства в Турции. Через несколько дней Александр Михайлович был уже в Москве.

В августе 1941 года Коротков был назначен заместителем начальника немецкого отдела ГУГБ НКВД. В ноябре он уже стал начальником отдела, на который во время войны было возложено ведение разведывательной работы на территории Германии, Польши, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии, Югославии, Греции.

Положение Короткова как начальника отдела было чрезвычайно сложным. Связь со многими источниками информации в Германии была с началом войны потеряна. Война с Германией сделала невозможным пребывание «легальных» резидентур в тех странах, которые выступили союзниками Гитлера против СССР (кроме Болгарии). В результате репрессий 1937–1938 годов из Германии и других европейских стран были отозваны разведчики-нелегалы. Многие из них были репрессированы.

А.М. Короткову приходилось прилагать в этих условиях огромные усилия, чтобы, по сути дела, воссоздать агентурный и нелегальный аппарат, решать возникающие сложные задачи, налаживать взаимодействие с соответствующими подразделениями НКВД, а в некоторых необходимых случаях и с Разведупром РККА.

Немало агентурных групп, подготовленных под руководством Короткова, успешно выполняли задания в тылу врага. Для переброски разведчиков в Германию и соседние с ней страны использовался метод внедрения агентуры в среду трудоспособного населения, вывозившегося в Германию из оккупированных областей СССР на принудительные работы.