БОЖЕНЬКА для советского народа. Житие Владимира Ульянова-Ленина, том 1

В камеру ему приносили хлеб, молоко, минеральную щелочную воду, как больному с хроническим гастритом, о справках и облегчении режима позаботилась мама Мария Александровна, с помощью защитника Михаила Волькенштейна, который бесплатно не защищал, это была коммерческая услуга.

Хватало Владимиру Ульянову в «камере» и книг. Книги доставляла ему Анна Елизарова тюками, из библиотеки Петра Струве, чтобы он мог писать свой исторический труд «Развитие капитализма в России», «писал невидимыми чернилами, молоком и лимонным соком» согласно биографии, фактически такая необходимость просто отсутствовала. Режим содержания был свободный и кроме того Владимир Ульянов писал так, почерк его был такой, что прочитать его без расшифровки было невозможно, из-за чего его труды, не переписанные нормальным почерком, в редакциях не принимались.

Пётр Струве в это время стал главным руководителем и фактическим редактором «народнического» журнал «Новое Слово», который был перекуплен «марксистами» у «народников». После этого из тюрьмы, вполне легально, стали доставлять для публикации в журнале «рукописи» Владимира Ульянова, проходившие просмотр прокурором. Не требовались «невидимые чернила и чернильницы из хлеба», прокурор и так ничего не мог разобрать, любил Владимир Ильич «по фантазировать» в последующих своих воспоминаниях.

Жилось марксисту Владимиру Ульянову в «царских застенках» в Петрограде не в пример легче и веселее, чем марксисту Николаю Федосееву в Сольвычегодской ссылке под Вологдой и во Владимирском централе.

Если судить по тяжести приговора для каждого из осужденных по делу «Союза по борьбе за освобождение рабочего класса», наиболее тяжёлый приговор, «5 лет тюрьмы» получил Пётр Запорожец, где он и скончался, что больше соответствует статусу руководителя антиправительственной организации, а Владимир Ульянов был «наказан» поселением на 3 года в «Сибирской Италии», в селе Шушенском, с полным государственным пансионом 8 рублей в месяц.

Представителем СПб «Союза борьбы», на состоявшемся в 1898 году I съезде РСДРП был Степан Радченко, Владимир Ульянов, якобы руководитель «Союза борьбы», даже не был проинформирован о предстоящем съезде.

Биография: «Лето 1896 года ознаменовалось крупнейшими стачками в Петербурге, перекинувшимися затем в Москву. Петербургский „Союз борьбы“ развёртывает широкую агитационную работу. Только в течении одного месяца он издал 13 листовок».

Этим подтверждалось, что арест Департаментом полиции членов «Союза борьбы» в лице руководителя Владимира Ульянова и прочих, за причастность к агитации рабочих забастовщиков, не привёл к свёртыванию революционной и агитационной работы «Союза борьбы», а работа «Союза борьбы», даже интенсифицировалась, значит высшее руководство «Союза» уцелело, как всегда отвечали за противогосударственную деятельность рядовые исполнители.

В феврале 1897 года, по «высочайшему повелению» 22 участника организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» были сосланы в Восточную Сибирь, в Архангельскую и Вологодскую губернии, многие были высланы из Петербурга под надзор полиции.

После «разгрома» «Союза борьбы» его деятельность в 1897—1898 годах возглавил Александр Ванновский, из дворянской семьи, студент «Императорского Московского технического училища» и руководитель Московской группы «Союза борьбы». В 1912 году Александр Ванновский принял христианство и вышел из РСДРП, как он выразился в одном из своих писем, «через Шекспира перешёл от Маркса к Христу». Он участвовал в Первой мировой войне, служил в инженерных войсках, за смелость был награждён орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом. В 1916 году Ванновский был командирован в Хабаровск. В 1917 году он стал активным противником большевиков, написал два памфлета против коммунистов и коммунизма, служил в армии Колчака. В 1919 году Ванновский заболел нервным расстройством, был признан негодным к воинской службе и отправился на лечение в Японию, где пришлось ему остаться навсегда. После гибели Колчака, сдачи его французами большевикам в Иркутске, прожил Ванновский в Токио до 1961 года, скончался в возрасте 93 лет.

Следует сказать о благоприобретённом в юности Владимиром Ульянове желудочном заболевании, гастрите. Мать Владимира Ульянова, Мария Александровна, родилась и воспитывалась в протестантской среде немцев, где культивировались немецкие традиции. С детства в семье у Ульяновых, строгий распорядок дня, в том числе и питания. Завтрак в будни, в 8 часов утра. В праздники, в 12. Обед в будни, в 14 часов, в праздники, в 16. Ужин ежедневно в 20—21 час. Еда русско-немецкая. Супы молочные, растительные, крупяные, но редко, русские кислые щи, считавшиеся «тяжелыми» и «грубыми», для простолюдинов. Редко на столе, сравнительно с волжскими возможностями, появлялась русская уха, только иногда летом. Вообще супы не доминировали, интеллигентность не допускала следовать столь «вульгарному» столу. Это относилось и к хлебу. Черный употреблялся лишь в будни к обеду. К чаю, ужину полагался белый. В воскресные дни и праздники на столе появлялся ситный белый хлеб. А ведь именно в ситном и в черном хлебе содержатся витамины, необходимые для активной жизнедеятельности, группы «В» и «Е». Их Владимир Ульянов практически не получал, поэтому и вырос он щуплым и низкорослым, ростом не более 162 см.

Мощными, огромными и несокрушимыми, Ленина стали изображать в статуях-истуканах, как их любил называть сам Владимир Ульянов, когда в 1918 году он начал компанию по демонтажу «истуканов» деятелям царского режима. Советские скульпторы, согласно принципам социалистического реализма и партийности в искусстве, наставили «ленинских» истуканов по всей советской стране, по всем городам и сёлам, десятками тысяч, было где проводить «ритуалы поклонения вождю», митинги, парады и демонстрации.

Стоило Владимиру на два-три месяца лишиться даже такого несовершенного домашнего стола, когда он был студентом Казанского университета, как он приобрел «болезнь желудка», в связи с чем ему было рекомендовано пить щелочные минеральные воды. Мама, Мария Александровна, впоследствии предъявляла эти справки-рекомендации по всем судебным инстанциям, для облегчения приговоров и решений судов.

Через несколько дней после оглашения первого приговора Владимир Ульянов узнал, что его матери удалось выхлопотать для него другое место ссылки. Теперь он должен был проследовать на поселение в южную часть Сибири, а не в восточную, где были сильные холода. Мать добилась изменения приговора через присяжного поверенного Михаила Волькенштейна, родню и знакомства в СПб, и без «барашка в бумажке», взятки, дело не обошлось. Кроме этого Владимиру Ульянову разрешили ехать в ссылку за свои деньги, а не в арестантском вагоне с другими осужденными и под конвоем охраны, за казённый счёт, что больше походило на путешествие, а не на ссылку.

Защитником Ульянова на суде, в 1896 году выступал его шеф, Михаил Волькенштейн, в ходе расследования он принял меры к ослаблению тюремного содержания и освобождению Ульянова из-под ареста, чему очень помогала и мама Владимира, Мария Александровна, относя куда-надо и кому-надо соответствующие «прошения» и передавая «барашков в бумажке», взятки.

На сборы, для путешествия поездом в глубь России, в купейном вагоне, ему было дано трое суток. Выйдя из «предварилки», он сразу же сел в поезд и поехал в Москву, в Подольск, где проживала семья, которая стала первым кругом его «диктатуры». В Москве он посетил Румянцевскую библиотеку, где подобрал себе для работы необходимые материалы, и даже успел побывать на нелегальном собрании. У него осталось неприятное впечатление от посещения нелегального собрания. Он обнаружил, что за тот год, что он провел в «предварилке» русский марксизм претерпел изменения, он был заменен теориями некоего Бернштейна, который считал, что рабочее движение добьется значительно большего успеха, если будет бороться за экономические права рабочих с помощью профсоюзов, а не путем революционной борьбы с эксплуататорами, что и предусматривалось для смягчения отношений между «трудом» и «капиталом», пока капитализм частно-собственнический не дорастёт до социализма, капитализма государственного, как и вытекало из трудов Карла Маркса и Фридриха Энгельса, и как декларировалось в программе «Международного Интернационала». Владимиру Ульянову такие «извращения» марксизма были неприемлемы, ему больше подходило, «диктатура пролетариата и гражданская война», что вошло в круг его навязчивых, маниакальных идей.

Глава 4.
Дорога в Красноярск. Жизнь в Красноярске
и переезд в Шушенское. Жизнь в Шушенском.
Приезд в Шушенское Н. К. Крупской

Биография: «17 февраля 1897 года Ленин из Петербурга выехал в сибирскую ссылку. Марии Александровне удалось выхлопотать для сына разрешение ехать в Сибирь на свой счёт, а не по этапу. Это было большим облегчением, избавлявшим Владимира Ильича от кочёвок по пересыльным тюрьмам. По дороге в ссылку он заехал на несколько дней к матери в Москву. Даже эти дни он использовал для работы в читальном зале Румянцевского музея, где собирал материалы о развитии капитализма в России.

22 февраля В. И. Ленин выехал из Москвы. Путь в Сибирь был тогда долог…

Лишь 4 марта Ленин прибыл в Красноярск. Там, в ожидании назначения места ссылки, а затем открытия навигации, чтобы на пароходе добраться до пункта поселения, он жил в доме К. Г. Поповой, известном в городе как пристанище политических ссыльных… здесь Ленин встречался и беседовал с местными и ссыльными социал-демократами, с польскими революционерами, с народовольцами, познакомился с ссыльными В. А. Букшнисом, П. А. Красиковым и другими.

24 апреля В. И. Ленин получил уведомление об отправке его в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии…30 апреля Ленин вместе с Г. М. Кржижановским и В. В. Старковым, которые были осуждены на три года сибирской ссылки и направлялись в село Тесинское, на пароходе отбыл из Красноярска. В течении недели они добирались до Минусинска, откуда потом на лошадях Ленин был отправлен в назначенное ему село. Минусинский окружной исправник незамедлительно отрапортовал енисейскому губернатору о том, что надзор за Ульяновым «учреждён и он сегодня отправлен для водворения в село Шушенское» … «Вечером 8 мая Владимир Ильич прибыл на место назначения» … «От железной дороги оно находилось на расстоянии более 600 вёрст. Почта из Центральной России приходила на 13—14 день. Газет в селе никто не выписывал, и Владимир Ильич более месяца не видел их; лишь в середине июня он стал получать «Русские Ведомости» … «Он завёл обширную переписку с ссыльными социал-демократами, разбросанными по разным углам Севера и Сибири. Переписывался с находившимися в Верхоленске Н. Е. Федосеевым, в Туруханске-Ю. О. Мартовым, в Вятской губернии-А. Н. Потресовым, в Архангельской губернии-А. Л. Малченко, М. Г. Григорьевым, в Астрахани-Л. М. Книпович и со многими ссыльными Минусинского округа.»…«В. И. Ленин установил связи с центрами рабочего движения в России-Петербургом и Москвой, с единомышленниками в Нижнем Новгороде, Воронеже и других городах, через А. И. Ульянову-Елизарову наладил сношения с группой «Освобождение труда»…«Регулярной и частой была переписка Ленина с родными, особенно с матерью. Его письма к ней были проникнуты нежной любовью и вниманием» … «Вся семья Ульяновых помогала Владимиру Ильичу в работе. С помощью родных и находившихся на воле товарищей он получал необходимую литературу. Они посылали ему статистические сборники, каталоги, книги по политической экономии и философии… изданные на французском языке книги: «Нищета философии» и «К критике гегелевской философии права» К. Маркса… стенографические отчёты о прениях в парламентах, литературу по экономике сельского хозяйства в странах Западной Европы и по истории форм промышленности.

В. И. Ленин выписывал много журналов и газет, в том числе: «Русское Богатство», «Вестник Финансов», «Новое Слово», «Научное Обозрение», «Нива» и другие, а также немецкие журналы-«Архив Социального Законодательства и Статистики», «Социальная Практика», «Новое Время»».

До Тулы в поезде Москва-Красноярск Владимира Ульянова сопровождала мать с двумя сестрами, Анной и Марией. Никакого конвоя не было, он был необыкновенный пассажир. Он вез с собой около сотни книг, чемодан, набитый одеждой, в основной тёплой, для зимы, и тысячу рублей денег наличными. Вещи, для экономии денег за оплату багажа, в багажный вагон не сдавали, перетаскивали чемоданы мама и сёстры, Володе Ульянову это делать было запрещено, да он к этому и не стремился никогда, все кто был рядом с ним, всегда должны были прислуживать ему. Согласно полицейской инструкции, он должен был доехать до Красноярска, и по прибытии туда, явиться в полицейский департамент и получить дальнейшие указания на поселение. В Красноярске, на вокзале, Владимира Ульянова встретил Пётр Красиков, сослуживец ему по СПб по работе у Волькенштейна. Пётр был местным жителем и находился в это время в ссылке в родном Красноярске, как когда-то был выселен из Казани к родственникам своего дедушки в Кокушкино, Владимир Ульянов. Пётр так же был осужден за противоправительственную деятельность, провоз нелегальной литературы из-за границы, когда возвращался в Россию от Плеханова. В период следствия по своему делу, Пётр так же находился под адвокатской защитой Волькенштейна и был сослан в Красноярск, к себе на родину, где и работал в пароходстве и «по совместительству», по заданиям из Петербурга помогал ссыльным поселенцам, прибывавшим в Красноярск.

Владимира Ульянова Пётр поселил в доме у Клавдии Поповой, которая сдавала жильё политическим, сосланным в Красноярск, у неё Владимир занял две комнаты. В Красноярске он стал посещать библиотеку, которая принадлежала купцу Юдину. В ней насчитывалось восемьдесят тысяч томов разных изданий, помимо книг, там хранились подшивки газет и журналов, начиная с XVIII века. Подолгу Владимир Ульянов гулял, совершал прогулки на большие расстояния. Иногда заходил в городскую читальню, чтобы почитать бесплатно московские газеты, которые приходили в Красноярск с задержкой на одиннадцать дней. За время проживания в Красноярске Владимир Ульянов очень сошёлся с Петром, который был на полгода его моложе, но уже побывал в Швейцарии два раза, а не один, как он, и в Женеве Пётр был вхож к Георгию Плеханову не по делам, а в его семью. Жена Петра, из семьи польских ссыльнопоселенцев, окончившая красноярскую женскую гимназию, повенчавшись с Петром, уехала учиться в Женевском Университете и подружилась там с Розалией Марковной Боград, супругой Георгия Плеханова. Стал Пётр личным, законспирированным другом Владимира Ульянова на долгие годы, вошёл в «круг первый» его диктатуры, в его семью.

Пришла весна, 16 апреля, 1897 года, через полтора месяца после прибытия в Красноярск Владимира Ульянова, на вокзал Красноярска прибыл и поезд с арестантами, следовавшими по этапу, согласно полученных приговоров. В этом поезде были и безденежные «подельники» Владимира Ульянова по делу «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Министерство Внутренних Дел экономило на железнодорожных расходах и железнодорожные эшелоны с арестантами в центральной России формировались долго, по много месяцев. Это были те арестанты, которые совершили государственные преступления и не подлежали по закону «облегчению участи», даже те, кто и мог бы заплатить за собственный проезд по железной дороге.

Владимир Ульянов был заблаговременно проинформирован всеведущим Петром Красиковым о прибытии арестантов и встретил этап на вокзале. Он даже смог обстоятельно побеседовать с Николаем Федосеевым, который выполнял роль носильщика имущества других арестантов, и они встретились на перроне. От своей тысячной «заначки», Владимир Ульянов не помог Федосееву и рублём, хотя было видно, что Николай Евграфович находится в крайней нужде и сильно истощён. После прибытия в Красноярск, конвоируемых разделили на команды по месту ссылки. Николая Федосеева отправили в Восточную Сибирь, в самое суровое место, Верхоленск, где он вскоре покончил жизнь самоубийством, не выдержав суровых условий жизни и полного безденежья.

Что касается Владимира Ульянова, то 17 апреля он узнал, что его отправят в Минусинск пароходом, а пароходы по Енисею еще не ходили. Оба города, Красноярск и Минусинск, стояли на Енисее. Прошла еще неделя, и он уже точно узнал, где ему предстояло провести оставшееся время ссылки. Примерно в пятидесяти километрах южнее Минусинска находилось село Шушенское, туда-то и должны были его доставить. Места к югу от Минусинска славились как «Сибирская Италия». Ни один из ссыльных «революционеров», арестованных одновременно с ним, не был туда направлен. Мартова и Ванеева сопроводили жандармы в Туруханск, на север, Старков, Кржижановский и Лепешинский остались в Минусинске. Дело в том, что во всех бумагах и ходатайствах, направляемых в высшие инстанции его матерью, говорилось, что ее несчастный сын страдает от туберкулеза и ему предписан умеренный климат. Пётр Красиков помог Владимиру Ульянову подать прошение на имя губернатора «о прохождении медицинского обследования, в связи со слабым здоровьем». Медицинская комиссия, к членам которой у Петра был «подход», в лице Владимира Крутовского, который работал в Красноярске в комиссии по медицинскому освидетельствованию политических ссыльных, а у Владимира Ульянова была приготовлена «денежная заначка» в 1000 рублей. Медицинская комиссия, «нашла» туберкулезный процесс в легких Владимира Ульянова и сочла необходимым назначить местом ссылки южную часть губернии, Минусинский уезд. Она рекомендовала для Владимира Ульянова, по состоянию его здоровья, местом ссылки село Шушенское. «Зверский царский режим» проявлял законном предусмотренное послабление наказания из-за болезни, найденной у политического ссыльнопоселенца при медицинском обследовании в Красноярске. Село стояло не на самом Енисее, а на берегу одного из его притоков, реке Шуше, в степной долине. Километрах в двух от села начиналась тайга, а на горизонте светились ледники Саянских гор. Это были благодатные места для охоты и рыболовства. По берегам реки и в сосняке было полно дичи, а в тайге кто только не водился, медведи, олени, дикие козы, белки, соболь.

Больше всего Владимира Ульянова радовало то обстоятельство, что, живя в Шушенском, он будет почти один, никто не будет мешать ему работать с литературой и писать свои труды.

12 мая 1897 года, его затянувшееся в Красноярске ожидание закончилось. В комнаты, которые он занимал, явились два жандарма и приказали ему проследовать за ними, на пароход. Провожал его Пётр Красиков, который служил в пароходстве, он и перетаскивал имущество «ссыльного» на пароход, а имущества было немало, особенно книг и чемоданы с бельём и одеждой.

Вместе с Владимиром Ульяновым на пароход погрузились, Кржижановский, Лепешинский и Василий Старков с невестой, пароход из Красноярска отправился в Минусинск. В Минусинске каждый отправился к месту своей ссылки, Владимир Ульянов в село Шушенское, а Старков и Кржижановский, в село Тесь, Лепешинский остался в Минусинске.

Судно было тихоходное, оно часто и надолго причаливало к берегу, забирали и высаживали пассажиров и ссыльных, поэтому пароход почти на неделю опоздал с прибытием в Минусинск, а затем в сопровождении жандармов Владимир Ульянов трясся в экипаже до Шушенского, где был сдан местному приставу, который был одним из родственников жены Петра Красикова. Отдельно на телеге привезли в Шушенское его багаж ссыльнопоселенца. Село Шушенское было из богатых, свидетельством чего было наличие в селе храма Петра и Павла, построенного на деньги сельчан.

Вскоре Ульянов, в одном из своих писем, сообщает матери, «назначением своим я очень доволен, ибо Минусинск и его округ лучшие в этой местности и по превосходному климату, и по дешевизне жизни. Я назначен в село Шушенское. В селе есть волостное правление, почта ходит правильно, два раза в неделю».

От Москвы до Шушенского почта «шла» 11 суток. За постой ссыльный должен был платить хозяину 4 рубля, корова в Сибири тогда стоила 2 рубля. Ссыльному поселенцу Владимиру Ульянову казна платила денежное содержание от 8 до 9 рублей в месяц.

Отдаленность от города дарила еще одно преимущество, все было страшно дешево. Здесь можно было прожить на восемь-девять рублей в месяц, что соответствовало сумме денежного содержания, для оплаты жилища и питания, установленного для «осужденного» приговором к поселению.

Квартиранту выделили комнату в 14 квадратных метров, в которой поставили стол, несколько стульев, деревянную кровать, а потом навесили полки для книг, книг было привезено более 100 единиц.

За ссыльным сразу же был установлен гласный полицейский надзор, и урядник дважды в день, утром и вечером, приходил проверять его. Без разрешения этого надзирателя, Владимир Ульянов не имел права покидать село. Надзор осуществлял бывший фельдфебель Заусайлов, в обязанности которого входило также проверять корреспонденцию ссыльного. Фельдфебель Заусайлов вскоре перепоручил надзор за ссыльным хозяину квартиры, с которым Владимир Ульянов «подружился», а с проверкой корреспонденции Ульянова так же справиться в последствии Заусайлов не смог, из-за её большого объёма и невозможности прочитать написанное поднадзорным. Надзор за Владимиром Ульяновым осуществлялся не строгий, поскольку у Петра Красикова были родственные подходы в полицейском департаменте среди родственников его жены.

Хозяин его квартиры, Аполлон Зырянов, был местный богатей и держал кабак, следить за постояльцем ему было некогда, да и сам он был любитель выпить, и со временем он перестал придерживаться строгостей по отношению к жильцу. Стал отпускать Ульянова на охоту с местным жителем, «Сосипатычем», как прозвали его местные, а правильно, Иваном Осиповичем Ермолаевым. В округе была «богатая» охота, много дичи, дикие козы, а в горах и в тайге, белки, соболи, медведи, олени, но Ульянов предпочитал охотиться за зайцами, личная безопасность для Владимира Ульянова была прежде всего.

Владимир Ульянов, с местным жителем Мартьяновым, совершал походы в Саяны, поднимались они на вершину горы малый Борус, высотой 2200 метров. А это не один и не два дня пути, в тяжёлых условиях высокогорья.

Прошло лето и зимой Шушенское утонуло в снегах, вся жизнь в селе замирала. Владимир Ульянов официально и не официально, частенько покидал Шушенское и пребывал в Минусинске, где по рекомендации Петра Красикова познакомился с Семёном Райчиным, типографским наборщиком, сосланным в Сибирь за «соучастие в антиправительственной деятельности» с группой Плеханова. Ульянов старался установить сотрудничество с Плехановым и другими основателями группы «Освобождение труда». Особенно он старался бывать в Минусинске, когда туда иногда съезжались сосланные «политические», отбывавшие ссылку в близлежащих от Минусинска селах. На каждую поездку требовалось разрешение минусинского исправника, а он не всегда его давал, и Владимир Ульянов, нарушая правила, но отпросившись у хозяина, уезжал в город. За отлучку без разрешения полицейского начальства Владимиру Ульянову всё таки было сделано строгое внушение.

Одновременно с Владимиром Ульяновым в Шушенском отбывали ссылку, социал-демократ из Польши Ян Проминский, сосланный в 1895 году. По профессии он был шляпный мастер, иногда ходил с Ульяновым на охоту, в «политические» он попал за компанию, за то что распевал на демонстрации в Лодзи революционные песни, которые очень любил распевать и в Шушенском, Владимир Ульянов неоднократно в этом принимал участие вместе с ним. Проживал в ссылке в Шушенском и рабочий Путиловского завода, финн Оскар Энгберг. Финн был не грамотен, и Ульянов пытался обучать Энгберга грамоте и знакомил его с основами марксизма. У Владимира Ульянова это получалось неважно, пришлось это прекратить и обучение Энгберга было возобновлено и успешно завершено прибывшей позже Надеждой Крупской, которая имела многолетнюю практику обучения рабочих в фабричных школах.

У поляка Проминского было пятеро детей. Приходя к ним, Ульянов стремился их порадовать по мере своих возможностей, дети всегда его притягивали. В письмах к матери он просил её послать ему книжки для детей с картинками. Просьб к матери и родственникам в письмах было у Владимира великое множество, эти просьбы сопровождались жалобами на полное безденежье, припасённая тысяча рублей в основном ушла на медицинское обследование и нахождение туберкулёза, а остатки быстро разошлась на почтовые отправления. Владимир Ульянов вёл в Шушенском жизнь, насыщенную разнообразным общением, физической нагрузкой с выходами на охоту и походами в Саяны, ссылка больше походила на туристическую поездку с обильным и здоровым питанием.

Надежда Крупская, в своих воспоминаниях описывала холостяцкую жизнь Владимира Ульянова, «Дешевизна в этом Шушенском была поразительная. Например, Владимир Ильич за свое „жалованье“, восьмирублевое пособие, имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья. Правда, обед и ужин был простоват. Одну неделю для Владимира Ильича забивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест, как съест барана, покупали дополнительно на неделю мяса. В общем, ссылка проходила неплохо». Владимир Ульянов съедал по килограмму говядины в день, и отварной, и жареной.

К мясу и котлетам добавлялся картофель, огурцы, кислая капуста, свекла, а в качестве десерта сибирские ватрушки. Четыре месяца спустя, после начала ссылки, в письме к матери, Владимир Ульянов уже хвастался, «здесь все нашли, что я растолстел за лето, загорел и выгляжу совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь.»

Сразу все казанские, самарские и питерские болезни, следствие несбалансированного питания и юношеский гастрит, были Владимиром Ульяновым забыты.

Но кроме «дешевизны жизни» была дороговизна почтовых отправлений. Надо было заплатить 7 копеек за простое письмо, 3 рубля 50 копеек или 7 рублей за бандероль, в зависимости от веса по тарифу, если вес превышался, надо было оформлять следующую посылку. Кроме оплаты отправлений немалых денег стоили и присылаемые почтой книги, журналы, газеты и прочее. Почтовая корреспонденция для Владимира Ульянова обходилась «семье» в сотни рублей, сам он не тратил на это и копейки. Затраты несли Мария Александровна и семья Елизаровых. Никто не отказывал, все несли свою «ношу диктатуры» безропотно.

«Первым кругом» диктатуры Владимира Ульянова стал круг его семьи и близких.

Биография: «По делу „Союза борьбы“ была приговорена к трём годам ссылки Н. К. Крупская. Её назначили в Уфимскую губернию. Но Надежда Константиновна стала хлопотать, чтобы её, как невесту В. И. Ульянова, направили в село Шушенское. Владимир Ильич так же обратился к директору департамента полиции с просьбой разрешить его невесте переезд в Шушенское. Разрешение было получено. С нетерпением ожидал Владимир Ильич приезда Надежды Константиновны. Ещё в Петербурге, когда она была в тюрьме, он в одном из химических писем признался ей в любви. А потом, уже из Шушенского, написал, что просит приехать к нему и стать его женой».

Авторы биографии от ЦК КПСС целенаправленно создают образ Владимира Ульянова как тюремного сидельца, страдальца от царского режима. Владимир Ульянов никогда за свою революционную деятельность не осуждался царским самодержавием к тюремному заключению. И во время этого сидения Владимира Ульянова в предварительном заключении по делу «группы Бруснева» в СПб в 1897 году, никаких ограничений на него не накладывалось. К нему был свободный доступ посетителей, камера была завалена съестными припасами и книгами, которые приносила сестра Анна, прокурором было дано разрешение для Владимира заниматься литературной работой, как единственному кормильцу в семье. Под этим разрешением Ульянов писал произведения, рукописи которых передавал к прокурору на проверку. Прокурор, отчаявшись эти рукописи прочитать, из-за неразборчивых каракулей, передавал эти рукописи Анне Ульяновой-Елизаровой. Анна почерк брата уже понимала, переписывала рукопись каллиграфическим подчерком, редактировала и сдавала её в журнал Петра Струве или в другое издательство. Владимир Ульянов умел комфортно устраиваться при всяких жизненных неприятностях и мама, Мария Александровна, а позже и тёща Елизавета Васильевна очень ему в этом содействовали.

Одновременно с Владимиром Ульяновым, к поселению под надзор полиции, а не к ссылке, была приговорена и Надежда Крупская. Её выселили в губернский город Уфа, где проживала она в съёмной квартире вместе с неразлучной мамой-кормилицей Елизаветой Васильевной. Мама не могла оставить Надежду, без неё она не смогла бы выжить, родилась с «простинкой», как говорили в народе. Надежда Крупская и Владимир Ульянов начали подавать ходатайства о том, чтобы ей, как невесте, позволили отбывать выселение в Шушенском. Власти пошли молодым навстречу, и разрешение было предоставлено с условием их бракосочетания, это означало провести обряд венчания в церкви, Елизавета Васильевна была только за это. Владимир Ульянов с нетерпением считал дни до приезда Надежды, с возраставшими объёмами почтовой переписки и корреспонденции он уже не справлялся, да и денег на их отправку не хватало.

В области взаимоотношений с окружающими Владимир Ульянов был очень непрост, предпочитал личное одиночество, конспиративность, скрытность, переросшие в манию преследования, общался с людьми только по делу, ласков был только с теми, кого собирался использовать в своих целях или кого опасался. Будучи еще в Санкт-Петербурге, занимаясь с Надеждой общей революционной работой, Владимиру Ульянову понравилась её исполнительность, стремление участвовать в «революционном движении», работоспособность и «простота» характера. Бывая иногда у Крупских в семье, он видел их достаток и понимал, что у Елизаветы Васильевны денежки имеются. В то время Елизавета Васильевна держала в СПб большую квартиру и сдавала комнаты жильцам. В то время «признаваться в любви» Надежде Владимир не стал, любовь к Надежде у Владимира проснулась только в предварилке «тюрьмы» и обострилась в Шушенском, когда потребовалось увеличение революционной переписки, надо было готовить рукописи к отправке в издательства и стало трудно с деньгами. На предложение Владимира Ульянова стать «женой» Надежда, у которой предложений к супружеству никогда и не было, из-за её заболевания. Надежда ответила ему, «ну что ж, женой, так женой», для неё это тоже было не главным, отношения мужа и жены её мало интересовали, по российским меркам она считалась «старой девой», её было 29 лет. Владимиру Ульянову, который был на год её моложе, требовался секретарь-делопроизводитель для работы с корреспонденцией и с корреспондентами, писать им письма, переводчик с французского и немецкого иностранных книг, журналов и газет, переписчик его «революционных» статей и рукописей читаемым почерком для пересылки их в издательства и переписка с издателями и прочие дела. Всё это с успехом стала выполнять Надежда Константиновна, а мама её, Елизавета Васильевна, участвовала ещё и в оплате всего этого «революционного» процесса своими денежными накоплениями и обеспечивала бытовые условия, зятя она видела «на сквозь», зять это понимал и тёщу всегда побаивался, которая единственная из его ближайшего окружения имела право зятя «поругивать».