– Как долго планируете пробыть у нас, маркграф?
– О, я не смею злоупотреблять гостеприимством леди Менела́нны. Полагаю, что утром мы покинем Лорейн.
– Хорошо. Да будет так, – промолвил Локрен.
Весь вид советника говорил о том, что аудиенция закончена. В этот момент через боковую дверь в тронный зал вошел Микаэл. Он улыбнулся людям и произнес:
– Дорогой граф, как я уже отметил ранее, я лично рад принять вас и ваших людей в Лорейне. Здесь вы можете чувствовать себя как дома. И если дела не торопят вас, то нет нужды в том, чтобы отправляться в обратный путь так скоро.
Мартэл счел слова Микаэла лишь учтивой формальностью.
– Благодарю вас, князь. Но меня, правда, ждут дела. Я бы хотел как можно быстрее отплыть в Солина́р.
– Хорошо, граф, вам предоставят ладью, – сухо ответил Микаэл и в его тоне Мартэл как будто уловил нотки обиды.
«Ну и народ», – подумал Тулиан. – «Это у меня есть основания обижаться, а не у тебя».
Маркграфу захотелось выйти на воздух. Он уже развернулся, как вдруг до его ушей донеслась слабая, похожая на шепот речь Князя Тавэ́на:
– Подойдите поближе, граф, прошу вас.
Ту́лиан слегка удивился, развернулся и спокойным размеренным шагом подошел к трону. Лишь тогда Тавэ́н приоткрыл глаза. Они казались слегка затуманенными и были наполнены глубокой печалью.
– Откуда это у вас, – произнес Тавэ́н выцветшим голосом, не указывая ни на какой предмет. Его руки по-прежнему лежали неподвижно на подлокотниках тронного кресла.
– Простите, Князь. Что именно?
– Перстень… И еще меч… И там, и там шестиконечная звезда… Откуда это у вас, и что этот символ означает конкретно для вас? Ведь это не ваш фамильный герб, верно?
– Верно, ваше высочество. Эти вещи получены мной в дар от одного дорогого мне человека много лет назад. А символ означает обещание.
Взгляд Князя прояснился. Он посмотрел Мартэлу прямо в глаза, и смотрел так с минуту, как будто изучая. Затем произнес:
– Ступайте, граф, и пребудут с вами гармония и равновесие. – И тут же вновь закрыл глаза и опустил голову, как будто уснув.
Когда Мартэл развернулся, чтобы, наконец, покинуть тронный зал, то заметил, что Локрен и Микаэл выглядят удивленными.
Покинув княжеский терем, Мартэл направился к своим людям. Ро́нан, Амина́р, Ара́нт и Ди́лэн шли молча позади командира. Ронан выглядел таким же озадаченным, как и Мартэл, Арант – растерянным, а Ди́лэн был чем-то расстроен. Лишь Аминар улыбался.
Наемников разместили неподалеку от княжеской резиденции, в большом гостевом доме, где обычно располагались лесные братья. Ни Менела́нну, ни Годимира Мартэл не встретил, и не имел возможности задать им те вопросы, которые у него еще оставались. А, впрочем, какая разница.
У гостевого дома Мартэл застал ссору своих людей с рейнджерами. Один из наемников, диго́рец по имени Савма́к, энергично жестикулировал в попытке объяснить нечто важное двум местным ребятам. За его спиной стояли О́двин-полуорк и вита́нец по имени Я́рин. Вид у наемников был грозный. Здоровенные ручищи О́двина лежали на рукояти меча.
«Эльфийский городовой, этого еще не хватало», – выругался про себя Мартэл.
– Что здесь происходит, Савма́к? – властным голосом поинтересовался Мартэл, подойдя вплотную к наемникам и чуть оттеснив их в сторону от рейнджеров.
– Господин командир, простите великодушно, – диго́рец говорил извиняющимся тоном с заметным акцентом, – но вот эти люди не дают мне приготовить башама́к! Я хотел накормить ребят! Вы же знаете, как я умею готовить башама́к!
Мартэлу все стало ясно. Башама́к был национальным диго́рским блюдом, а Савма́к готовил его по старому семейному рецепту, который передавался из поколения в поколение от отца к сыну. Иногда Мартэлу казалось, что езда верхом и приготовление башама́ка – это та цель, ради которой каждый диго́рец мужского пола появляется на свет. Савма́к в совершенстве владел и тем, и другим ремеслом и страшно этим гордился. Но была одна проблема: башама́к готовился из мяса, а эльфы не ели мясо и на своей территории никому не позволяли готовить и есть мясо. Ситуацию усугублял тот факт, что мясо Савма́к привез с собой из Морской заставы, а во избежание порчи поместил его в специальный короб эльфийской работы. Маркграф проклял себя за то, что не предупредил диго́рца и остальных людей о том, что так делать нельзя. Но он и представить не мог, что Савма́ку вздумается готовить башама́к именно в Лорейне! Хорошо, что рядом не оказалось эльфов.
Мартэл заверил диго́рца, что поговорит с рейнджерами и попытается решить проблему. При этом маркграф понимал, что ни при каких обстоятельствах не получит разрешение на готовку мяса. Но также не хотел, чтобы Савмак чувствовал себя обиженным. Выход, однако, был найден довольно быстро. Рейнджеры предложили Мартэлу разместиться на ночь за пределами Лорейна, но в доме, в котором было все необходимое для приготовления еды и ночлега. Маркграф счел данное предложение вполне удобным, а наемники восприняли его с радостью.
Это был большой деревянный сруб посреди леса пелоров с мелкими хозяйственными постройками поблизости. Для ночлега двадцати пяти человек дом был маловат, но наемникам приходилось ночевать и в куда более жестких условиях. Здесь, по крайней мере, было тепло, сухо и была крыша над головой. Дом выглядел куда проще, чем строения в Лорейне, и вероятно был срублен рейнджерами, а не эльфами. Здесь практически отсутствовала резьба и другие декоративные элементы интерьера. Внутри дома было несколько помещений, включая просторную горницу, где наемники нашли длинный деревянный стол со скамьями, посуду и даже камин. Лесные братья снабдили отряд Мартэла едой, элем и заявили, что люди могут пользоваться всем, что найдут внутри дома и рядом с ним, включая баню. Неискушенные наемники сочли такие условия поистине райскими и даже заочно поблагодарили эльфов за гостеприимство. Пусть они разместились и не в самом Лорейне, но, пожалуй, так было лучше для всех.
После того, как люди вошли в дом, побросали свои вещи и разместились за столом, маркграф сообщил им, что эльфы отказались от услуг отряда, но компенсируют издержки. Не все нашли эту новость приятной. Многим показалось, что их обманули в третий раз подряд: после Ашрана́та и Морской заставы люди вновь лишись возможности хорошо заработать.
Больше всех о сорвавшихся планах сожалел ло́танец по имени У́льрих. Это был опытный воин сорока шести лет, уже давно состоявший в отряде Мартэла. Он не был искушен в тактике, но всегда добросовестно и честно выполнял любую работу, которую поручал ему предводитель. Ульрих любил повторять, что больше всех нуждается в деньгах, поскольку ему нужно заменить сгнившие зубы. Все, конечно, смеялись – не один Ульрих нуждался в этом. Но прежде остальных зубы нужно было вставить О́двину, поскольку его вид пугал клиентов, и, быть может, по этой причине отряд упустил ряд выгодных заказов. Мартэл, однако знал, что Ульрих давно подумывает о том, чтобы уйти на покой и вернуться в Ло́тан, где по его рассказам у него осталась семья. Хотя Ту́лиан и сомневался в том, что семья до сих пор ждет Ульриха, однако ценил его стремление разыскать детей.
Маркграф заверил воинов, что по возвращении в Солина́р найдет им работу и разрешил приступить к отдыху, однако наказал не злоупотреблять элем, поскольку утром планировал отправиться в обратный путь.
Наемники были рады немного расслабиться. Савма́к приготовил действительно отменный башама́к, который недурно сочетался с элем. А кроме этого ужин дополнили сыр, орехи, хлеб и разнообразные зелень и овощи, которыми в изобилии снабдили отряд Мартэла лесные братья. В этот вечер воины много ели, пили, шутили и рассказывали друг другу разные истории из своей жизни. Маркграф же в основном молчал и наблюдал за ними. Он любил и ценил этих людей, которые делили с ним хлеб и воду, трудности многодневных переходов и не раз выручали в битвах. Они были разные, каждый со своей личной историей. Кто-то в свое время оставил дом в поисках легкой жизни. Таким был, например, Ди́лэн, неплохой воин и талантливый бард. Кто-то, как Амина́р, был вынужден бежать. У кого-то, например, молодого Ара́нта, никогда не было дома и семьи. О́двин и Ки́ргур родились воинами. В их суровых варварских землях иначе было не выжить. Таким же был Гу́ннар из Ге́харда, отличавшийся от лысого Ки́ргура тем, что имел длинные рыжие волосы, которые почти никогда не мыл, любил одеваться в шкуры, а в бою предпочитал длинный меч. Оба были одинаково суровы и бородаты. В отряде были те, кто когда-то совершал преступления. Например, вита́нец Пи́нант по прозвищу Отмороженный. Когда-то давно он промышлял разбоем на дорогах Лаквитании. Отчасти по этой причине Мартэл доверил обучение молодого Ара́нта не ему, а Ли́насу. Был даже бывший служитель культа Савита́ра, ло́танец по имени А́йвен. В юные годы он был послушником в одном из храмов Лонди́на, столицы Ло́тана. Однако и у него нашлись обстоятельства, заставившие круто поменять жизнь. Айвен утверждал, что разочаровался в жрецах и больше не верит в Бога. Однако по-прежнему носил на груди главный символ веры в Савита́ра: медальон с символическим изображением Алтаря – пирамидой с исходящими из центра лучами. А некоторые воины время от времени просили у него благословения.
Мартэл сидел за столом около часа, лишь пригубив за это время кружку эля и съев тарелку башама́ка с овощами. А потом вышел на воздух. Его люди продолжали есть, пить и веселиться.
– Как думаешь, Го́ран, эльфы слабые и не носят оружия, потому что не едят мясо? Или есть другая причина? – тараторил Джо́нас, легко удерживая в тонкой руке огромную кружку эля.
Пожилой бородатый сиди́ец поедал кусок башама́ка и не ответил.
– Ты постоянно ешь мясо, Джо́нас, но такой же слабый как эльфы, – с улыбкой на лице ответил за Го́рана Амина́р. Поддеть брата по оружию было для него привычным делом.
– А вот О́двин – другое дело, – продолжал аморе́й, – он ест мясо и очень силен, но глупый и не красивый.
О́двин уже успел захмелеть несмотря на наказ предводителя и косо посмотрел на Амина́ра.
– Отстань, Амина́р, – произнес Джо́нас без какой-либо агрессии, – я знаю, что я слабый, но я меткий стрелок и за это меня ценит командир. Но мне интересно, что будет, если не есть мясо. Вот рейнджеры. Они тоже не едят мясо? Или жрут его в тайне от эльфов? А если перестать есть мясо совсем, то можно стать таким же умным как эльф?
– Я думаю, что у тебя еще есть шанс, Джо́нас, – произнес Амина́р, – а вот у О́двина, увы, нет. Если О́двин перестанет есть мясо, то он станет слабым, как эльф, но останется таким же глупым как О́двин-полуорк.
Некоторые наемники засмеялись. О́двину же надоели шутки аморе́я и он хлопнул огромным кулаком по столу, отчего опрокинул кувшин с элем.
– Осторожно, О́двин, – спокойно сказал Амина́р, – ты так лишишь нас выпивки. Тебе придется пойти за новой порцией к эльфам, а они решат, что к ним ночью пробрался огромный орк, и поднимут тревогу.
– Задрал, Амынар! – взревел О́двин, вскакивая со своего места, – О́двин покажэт тэбэ, клатый аромэй!
Амина́р сидел с той же стороны стола, что и димро́тец, но через четыре человека от него. О́двин мигом преодолел это расстояние и схватил аморе́я за плечо. Однако был остановлен Ки́ргуром.
– Спокойно, О́двин, остынь! – воскликнул кирга́рец. – Бёргар побери вас обоих!
О́двин-полуорк с трудом остановился. Амина́р почти не шелохнулся, оставшись сидеть на своем месте.
– Ты и вправду переходишь границу, Амина́р, – произнес Ро́нан. – Мне все равно, если однажды О́двин свернет тебе шею, а вот Мартэлу это может не понравиться. Только ты уже не сможешь загладить свою вину. На твоем месте я бы извинился, пока еще есть возможность.
– Прости меня, О́двин, – сказал аморей с улыбкой и с той же интонацией, с которой подделывал варвара.
О́двин не ответил. Он все еще чувствовал обиду и ярость и хотел было уйти, но Ки́ргур остановил его и здесь.
– Посиди с нами, О́двин, – сказал кирга́рец. – Только не налегай сильно на эль.
Ди́лэн достал лютню и провел пальцами по струнам, извлекая пробный аккорд. Многие повернулись в его сторону в ожидании песни.
– Ки́ргур, давно хотел спросить, – произнес Ди́лэн мягким баритоном, желая разрядить обстановку. – Кто такой Бёргар, который уже должен был прибрать всех наших врагов, да и всех нас заодно? Грозный бог Кирга́ра?
– Нет, хуже! – прорычал лысый варвар. – Это мой тесть, который заставил меня жениться на его дочери. Она была настолько страшна и любвеобильна, что я не выдержал и бежал из деревни!
– Ты с такой яростью произносишь это имя, что я думал, Бёргар и есть твоя жена, – произнес Аминар.
Ки́ргур заржал и воскликнул:
– Ты бы ей понравился, Амина́р!
Теперь уже все засмеялись, а Ди́лэн начал играть на лютне и петь.
Я в юности своей мечтал
О славе и деньгах,
О лёгкой жизни, и летал
Орлом я в облаках.
Покинул рано отчий дом,
Невесту и друзей.
Эй, Одвин, спать пойдешь потом!
Садись за стол и пей.
Я годы в странствиях провёл,
Певцом и воином был,
Но честь и славу не обрёл,
И денег не скопил.
Мой дом везде, где небосвод,
Трава – моя постель.
Эй, Одвин, не криви свой рот!
А то прольется эль.
С тех пор, как я оставил дом,
Проплыл я сто морей,
И стал великим знатоком
Явлений и людей.
Я в этой жизни знаю толк,
Всё расскажу о ней.
Эй, Одвин, что ты, брат, умолк?!
А ну, и мне налей.
Стать можно воином, купцом,
Владычицей морской,
Но главное, не быть ослом,
И думать головой!
Вот я орлом себя считал,
Когда пустился в путь.
Да, Одвин, вижу, что устал,
Но потерпи чуть-чуть.
С тех пор, как я оставил дом,
Грызет один вопрос:
Как можно, будучи орлом,
Жевать всю жизнь овес?
Ослы рискуют головой,
Но денег про запас,
Увы, не копят. Да, друг мой,
Я говорю про нас.
Казался я себе орлом,
Но правда только в том,
Что не орлом был, а ослом,
Когда покинул дом.
Своей не думал головой,
А только рисковал…
Зато, брат Одвин, я с тобой
Дружил и пировал.
Все молчали. О́двин сидел, уткнувшись в кружку с элем.
– Это моя новая песня, – произнес Ди́лэн. – Написал ее в Морской заставе и по пути сюда. Думаю, назвать «Баллада наемника».
Мартэл все это время был на улице и не застал ни конфликт между О́двином и Амина́ром, ни балладу Ди́лэна. Маркграф любовался лесом и размышлял.
Хоть Ту́лиан и обещал своим людям работу по возвращении на Юг, но, по правде говоря, у него не было готовых решений. Да, наемники были нужны. Разгорался очередной военный конфликт между Лаквита́нией и альянсом западных королевств, в который входили Ло́тан, Нидэ́я и Нево́н. Однако Мартэл не желал участвовать в конфликтах, в которых народы людей сходились в битвах между собой за территории, деньги и влияние. Мартэл никогда не слышал о подобных конфликтах среди эльфов, предтеч и гномов. Быть может, дело было в малочисленности этих рас, а может и в том, что человечество являлось самой кровожадной расой. И если бы не моральные ограничения, не вера в Савита́ра и других добрых богов, то именно люди ввергли бы Латэ́йю в хаос и тьму. Впрочем, даже имя Савита́ра и его учение не останавливало людей в желании творить зло, именуя это добром или необходимостью. С тех пор, как Савита́р вошел в Алтарь в восьмом году до новой эры и своим подвигом спас народы Латэ́йи, во славу его было пролито немало крови. Мартэл давно оставил попытки изменить мир, давно разочаровался в людях, но у него оставались кое-какие принципы из его прошлой жизни. И им он не мог изменить, не потеряв себя. И, наверное, поэтому он был сейчас здесь.
А, впрочем, здесь было не так уж и плохо. Мягкий серебристый свет пело́ров заполнял окружающее пространство. Серебро искрилось в разноцветной листве, растекалось по могучим веткам и древним стволам. Сверкающие серебряные нити струились вниз и оседали в лиловом тумане, который стелился по траве легким шелковистым покрывалом. Воздух наполняло стрекотание цикад, и Мартэ́лу казалось, что если прислушаться, то можно услышать грустную музыку. Далекие воспоминания поднялись из глубин памяти, словно обволакивающий ноги лиловый туман. Маркграфу казалось, что он уже слышал эту музыку когда-то давно, лет двадцать назад, в подобном же месте, но в другой жизни.
– Ты их слышишь, Мартэл? Их музыка прекрасна, правда?
Воспоминания материализовались перед маркграфом в образе рыжеволосой эльфийки. В серебряном сиянии пело́ров леди Менела́нна была особенно красива. В отличие от Ту́лиана два десятилетия никак не отразились на ее внешности. Зеленые глаза горели все тем же молодым задорным огоньком.
– Я слышу только цикад, Менела́нна, – произнес Мартэл.
– У моего народа есть поверье, что музыку пело́ров могут слышать только эльфы. Но иногда она открывается и другим, людям с чистым сердцем и благородной душой.
– Ты опять мне льстишь, Менела́нна. Я наемник, солдат удачи. Все мое благородство осталось в прошлом… Зачем ты пришла?
– Выпьешь со мной, граф? – спросила эльфийка, доставая из маленькой корзинки, которую держала в левой руке, бутылку вина. – Здесь поблизости есть беседка, можем посидеть там.
Мартэл улыбнулся. Такую же бутылку вина они пили в той прошлой жизни, и он не забыл об этом.
– Надеюсь, я не ошиблась. И это твое любимое вино.
– Ты не могла ошибиться, Менела́нна, ведь эту бутылку я оставил тебе двадцать лет назад. Как ты ее сохранила?
– Я должна была сохранить хотя бы что-то, в память о тебе. К тому же, эльфы почти не употребляют алкоголь, ты же знаешь.
Беседка находилась неподалёку от дома, но сюда почти не доносился шум, издаваемый веселой компанией наемников. Мартэл и Менела́нна сели на деревянную скамью. Эльфийка достала из корзинки два бокала. Тулиан откупорил бутылку. Плотное вино кирпичного цвета наполнило бокалы. Маркграф сделал глоток.
– Да, отменный вкус, я почти забыл о нем. Если бы у нас было чуть больше времени, можно было бы дать вину немного подышать.
– У тебя по-прежнему тонкий вкус, Мартэл, – ласково произнесла Менела́нна.
– Так зачем же ты пришла? Не верю, что просто выпить вина и рассказывать истории.
– Истории… – задумчиво сказала эльфийка после короткой паузы. – Если позволишь, еще несколько слов о музыке. Мелодия пело́ров обычно плавная и радостная, деревья как бы возносят благодарность солнцам, воздуху, небу, звездам, лунам, самой жизни. Эта музыка способна восстанавливать силы и лечить душу и тело. Но иногда, очень редко, можно услышать грустную мелодию. Это происходит, когда деревья становятся свидетелями печального события. Если же случается трагедия, то спустя время деревья могут повторять свой плачь, и минорная мелодия может звучать с периодичностью в память о случившимся. Сегодня именно такая ночь.
Мартэл задумался. Если бы деревья Юга исполняли грустные мелодии в память о трагических событиях, и люди могли слышать их, то музыка леса уже давно превратилась бы в один бесконечный плач, от которого некуда было бы деться. Но не по этой ли причине в зачарованных лесах Солина́ра никто не живет?
– Говорят также, – продолжала эльфийка, – что когда эльф покидает этот мир, то он может услышать, как пело́ры провожают его в последний путь песней, спетой специально для него…
Менела́нна замолчала. Мартэл видел, что ей трудно продолжать. Маркграф сходу мог назвать несколько причин, почему ему не нравились эльфы, но что его всегда привлекало в них, так это невероятная чувствительность, которая в наивысшей степени проявлялась в молодости. Молодым эльфам было сложно контролировать свои эмоции. Их сопереживание и сочувствие ближним были настолько велики, что могли свести их с ума. Быть может, по этой причине эльфы были вынуждены отгородиться от мира. Лишь с возрастом сострадание эльфов переходило в эмпатию.
Маркграф налил Менела́нне вина. Пожалуй, оно сейчас к месту.
– Деревья исполняют эту мелодию в одну и ту же сентябрьскую ночь на протяжении восьмидесяти двух лет, и продолжают петь еще пять ночей, в память об Анариэ́ль, дочери Князя Тавэ́на. Она исчезла в ту ночь. Ей было всего шестнадцать.
Мартэл был удивлен. Он никогда прежде не слышал об Анариэ́ль, и сама Менела́нна не рассказывала о ней.
– Но разве сейчас речь не идет об исчезновении Иринэ́ль, младшей сестры Микаэ́ла и единственной дочери Князя? – изумился маркграф. – Я был уверен, что пропала она, и это произошло совсем недавно, несколько дней назад.
– Нет, с Иринэ́ль все в порядке, она сейчас гостит у родственников в Ларио́нене. Я знаю, что Годимир рассказал тебе о ней. Но у Князя Тавэ́на была еще одна дочь.
– Но восемьдесят два года?! Тогда действительно не было смысла в том, чтобы просить нас о помощи…
– Смысл был и есть, Мартэл. Ты когда-нибудь слышал о великих печатях?
Печати… Конечно же, он слышал эту легенду. Шесть великих печатей были созданы Савита́ром, когда он вошел в Алтарь в восьмом году до новой эры, когда мир находился на краю гибели и Тьма уже была готова сомкнуть костяные фаланги пальцев, чтобы поглотить Латэ́йю. На пути Тьмы стояла лишь армия иле́тов, последняя сила свободных народов Латэ́йи. Орки, гномы, люди и даже эльфы либо склонились перед Тьмою, либо были разбиты и деморализованы. Пали бы и иле́ты, поскольку не успевали завершить Алтарь – лучшее произведение разума и магии, когда-либо созданное в мире. Алтарь создавался иле́тами, как последняя надежда в войне с Тьмой. Но такой надеждой оказался Савита́р – Бог в теле человека, который пришел в этот мир как мессия и принес себя в жертву ради его спасения. Шесть великих печатей были последним даром Савита́ра – магические артефакты, наделенные его силой и светом, мощное оружие в противостоянии с Тьмой. Каждый народ получил по одной печати, включая орков и драконов, которые до этого служили Тьме, но узрев сияние Бога, перешли на сторону Света. Носители печатей стали Хранителями, последователями Савита́ра на земле. Благодаря печатям союзу свободных народов удалось одержать верх над силами Тьмы. Но с тех пор, как на заре новой эры завершился первый совет Лиги Народов, судьба печатей и самих Хранителей остается неизвестной. Не в последнюю очередь благодаря илетам, подвиги Савита́ра и его учение стали основой новой религии. Илетов с тех пор называют предтечами, как тех, кто первыми предрек появление мессии в лице Савита́ра. Наместниками же Савита́ра на земле стали не исчезнувшие Хранители, а первосвященники Эрато́на и Тасмо́лы. Лишь немногочисленные фанатики, объединившиеся в рыцарские ордена, сохранили верность легенде о Шести Великих Печатях. Данные ордена для удобства стали называть орденами хранителей. В начале новой эры церковь поощряла их существование, но по прошествии девяти веков верхушка церкви охладела к ним. Кто-то из высоких жрецов даже высказывался о хранителях как об еретиках. Своим символом хранители выбрали шестиконечную звезду – древний знак равновесия…
– Конечно, я слышал о великих печатях, Менела́нна.
– Анариэ́ль была последним Хранителем эльфов, – произнесла Менела́нна. – С тех пор, как она исчезла, мы ничего не знаем о судьбе эльфийской печати.
Мартэл был поражен. Он никогда не думал о том, что Хранители могут открыться кому-либо. Даже его причастность к ордену не позволяла ему знать, где сейчас находится печать его народа, и сохранилась ли она вообще. Он слышал мнение о том, что с тех пор, как девятьсот семьдесят шесть лет назад завершилась война с Тьмой, печати больше не нужны, поскольку выполнили свое предназначение. Однако были и те, кто утверждал, что действительное предназначение печатей еще только предстоит узнать, что настанет день, когда Тьма возвысится вновь, и свет Савитара, хранящийся в древних артефактах, вновь понадобится свободным народам.
– Тьма просыпается, – произнесла Менела́нна, словно уловив мысли Мартэла. – С севера всё чаще приходят тревожные вести. А теперь и с юга…
– Быть может, стоит предупредить Лигу? – поинтересовался Ту́лиан.
– Ты же знаешь этих бюрократов, они потребуют доказательств, а у нас есть только предчувствия и отдельные донесения лесных братьев. Кроме того… Совет не считает возможным информировать Лигу Народов.
– Потому что исчезла печать и Совет чувствует свою вину? Уверен, всю эту историю о шести великих печатях в Лиге считают не более, чем легендой.
Мартэл и Менела́нна молчали с минуту. Затем эльфийка продолжила:
– Несколько дней назад Совет получил известия о том, что Анариэ́ль может быть жива и находится на юго-восточной окраине Лайви́ниена. Годимир не ошибся, когда сказал тебе, что эльфы ищут поддержки в поисках дочери Князя Тавэ́на. Но мнения разделились. Есть те, кто не считает возможным принимать помощь со стороны.
– Локре́н?..
– Да, и большинство советников его поколения. Совет умеет хранить секреты нашего народа. Долгое время мы ничего не знали о судьбе Анариэ́ль, мы считали ее погибшей, а печать утраченной. Известия о ее появлении это и радость, и печаль для нас. Мы не знаем в каком она состоянии. Старейшины считают, что Анариэ́ль долгое время находилась в плену у черных колдунов, обитающих в Лихолесье к северо-востоку от Гиуре́йских гор. Должно быть, она и сейчас в плену. Но ее появление здесь может быть вызвано тем, что колдунам не удалось завладеть печатью.
– Ловушка?
– Мы не знаем. У Локре́на есть предположение… Дело в том, что лес пело́ров питает нас энергией, лечит… если ее пытали…
Менела́нна не смогла больше сдерживать слезы и разрыдалась. Мартэл обнял ее за плечи. Он знал, что слова в такой ситуации бесполезны.
Прошло несколько минут прежде, чем эльфийская леди пришла в себя.
– Совет предполагает, что колдуны привели Анариэ́ль в эльфийские леса специально, чтобы восполнить ее силы. Они жаждут заполучить секрет печати, и готовы ждать еще сто лет…
– Но Совет ведь намерен что-то предпринять?
– Да. Локрен считает, что Анариэ́ль находится под серьезной охраной. Возможно, кто-то из сильных колдунов с ней. Он хочет атаковать большими силами. И в данный момент заканчивает сборы эльфов и лесных братьев.
– Я не могу критиковать его за это, – произнес Мартэл. – Из того, что ты рассказала, следует, что Анариэ́ль либо действительно охраняют, либо это ловушка, а, может, и то, и другое. Если собрать силы, то можно нивелировать оба фактора. Главное, успеть вовремя…
– Ты не понимаешь! – воскликнула Менела́нна таким тоном, будто Мартэл нес совершеннейшую чушь. – Если Локрен так поступит, колдуны узнают о приближении армии раньше, чем она сможет атаковать! Да, эльфы отказались от оружия, но по-прежнему являются сильными магами, и колдуны почувствуют эту магию. Особенно, если в войске будут Локрен и другие старейшины.
– Чего же ты ждешь от меня, Менела́нна?
– Твой отряд мог бы подойти незаметно, Мартэл, и спасти Анариэ́ль. Я слышала, ты мастер таких операций.
Маркграф улыбнулся.
– Я знаю, ты считаешь нас наивными, граф. И в чем-то ты прав. Мы живем дольше людей, но наши чувства не всегда позволяют нам мыслить трезво.
– О, Менела́нна, если бы ты только знала, сколько безмозглых идиотов встречается среди людей. Но у них нет и чувств. Биомасса, способная только есть и отправлять естественные потребности. А иногда они еще и обманывают или убивают друг друга ради власти и денег.
– Это печально, – искренне произнесла эльфийка.
– Раньше я думал также, но теперь уверен в том, что сам являюсь ископаемым, а они – венец эволюции. Ты права, Менела́нна, Лига Народов состоит из бюрократов. Они считают себя элитой, но прежде, чем приступить к спасению мира, потребуют доказательств, что мир нуждается в спасении. А если ты их предъявишь, будут долго рассматривать и скажут, что время еще не пришло. Я давно не верю в союзы и объединения.
– И поэтому ты собрал свою лигу? – улыбнувшись, промолвила эльфийка. – Я заметила, в твоем отряде есть представители всех народов Солина́ра.
– Это вышло случайно, Менела́нна. К тому же, в моем отряде нет эльфов и гномов.
– И еще илетов, верно? Этих высокомерных созданий с голубой кожей и глазами без зрачков. – последние слова Менела́нна произнесла с легким пренебрежением.
– Да, их тоже. Но илет в таком отряде будет претендовать только на место командира, а оно занято.
Менела́нна улыбнулась. Они помолчали какое-то время.
А что Князь Тавэ́н? – спросил Мартэл после паузы.
– Князь давно болен, и, к сожалению, ему становится только хуже. Несчастье с Анариэль стало для него тяжелым бременем. Он заболел уже давно, и его состояние только ухудшалось. Боюсь, сейчас он уже не в состоянии самостоятельно править.
– Ты должна знать, Менела́нна… Если даже я вызовусь помочь, это будет и мое желание, и мой долг. Но мои люди не обязаны следовать за мной в этом деле.
– Я знаю, они наемники…
– Да…
– Им заплатят, как изначально и предлагал Годимир, – сухо ответила Менела́нна. Вероятно, эта мысль была ей неприятна.
– Та часть Совета, которая не поддерживает идею Локрена?
– Да.
– Ты можешь не отвечать, но позвать меня было твоей идеей или Микаэ́ла?
Менела́нна насупилась и надула губы. Это было по-детски наивно, но очаровательно.
– Микаэ́л не знал о тебе, я не рассказывала… Но, когда рассказала, недавно, он поддержал… Именно он попросил Годимира разыскать тебя. Для нас обоих было большой радостью известие о том, что ты оказался рядом именно в такой момент. И еще Милена…
– Милена?
– Да, тебе это покажется странным, но она первой предложила позвать тебя.
Мартэла позабавила эта новость. Менела́нна скрыла от мужа факт его существования, но зато рассказывала о нем дочери. И, по всей видимости, изрядно приукрасила истории.
– Кто я для тебя, Менела́нна? Герой, который может сокрушить армии Тьмы? Я не являюсь таковым, и я не волшебник.
– Ты очень хороший друг, Мартэл, – ответила эльфийка после паузы. – Да, тебе это кажется наивным, что моя дочь назвала тебя. Но эльфы верят в предчувствия. И, кроме того, ведь ты оказался рядом, когда мы больше всего нуждались в этом, мой добрый рыцарь. Тебе и твоим людям не обязательно сокрушать армии. Если вы будете действовать осторожно, но быстро, то сможете спасти Анариэль. И мы снабдим вас амулетами, которые уберегут людей от темной магии. Думаю, что колдуны не ожидают, что столь малый отряд может попытаться спасти княжну – это станет вашим преимуществом.
– А ты хороший стратег, Менела́нна. – улыбнулся Мартэл. – Хорошо, я поговорю со своими людьми.
Мартэл коротко рассказал воинам о предложении эльфов и заявил, что никто не обязан следовать за ним. Однако наемники спокойно выслушали его, и дело разрешилось довольно быстро.
– В чем вопрос, командир, – с улыбкой сказал Амина́р, – мы же вроде и приехали сюда, чтобы разыскать дочь Князя. Вот только этот напыщенный индюк Локре́н хотел было нас выпроводить. Хорошо, что у тебя нашлись связи при дворе.
– Да и на легкую прогулку никто и не рассчитывал! – воскликнул Ки́ргур. – И Бёргар всех нас побери, если мы не разыщем эту эльфийку!