Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ

Утром 2 октября состоялось торжественное восшествие на престол нового правителя Кордовского халифата Хишама II. Жителям Кордовы было приказано явиться во дворец. Молодой халиф восседал в тронном зале. Рядом с ним находится Джафар аль-Мусхафи, а справа и слева от него были Фаик аль-Низами и Джаудхар. Другие высокопоставленные лица также были на своих местах. Сперва верховный кади Ибн-ас-Салим принял присягу дядей и двоюродных братьев монарха, затем визирей, дворцовых слуг и знатных людей столицы. Ибн Абу Амир провёл церемонию присяги остальных жителей столицы.

Казалось, что с престолонаследием всё в порядке, и править новый халиф будет долгие годы. Но потомков Абд ар-Рахмана III осталось достаточно много, они затаились, понимая, что любого из них может постигнуть судьба аль-Мугиры. Что ж, придёт время, и они лично, а в основном в качестве подставных фигур новых политических группировок, снова вступят в очередной бессмысленный этап «Игры престолов», которая приведёт уже не к краху, а вообще к исчезновению Кордовского халифата.

Но это уже будет в следующем сезоне Кордовского сериала «Игры престолов». А мы же, продолжая пользоваться терминологией современного кинематографа, рассказав первый эпизод первой серии, опишем, что произошло после интронизации Хишама II.

Реально в Кордовском халифате верховная власть при малолетнем Хишаме II была поделена между Джафаром аль-Мусхафи и ибн Абу Амиром, принимавшими решения только после их одобрения матерью халифа Субх. Такое влияние женщин в то время не было в диковинку. Совсем недалеко, в королевстве Наварры, То́да Асна́рес, вдова короля Санчо I, была регентом (931—934) в малолетство своего сына, на правление которого она до самой своей смерти оказывала значительное влияние. Кстати закрепиться в регентстве ей помог халиф Кордовы Абд ар-Рахман III, сын её матери от первого брака.

Еще более интересной является фигура Шагаб (умерла в 933 г.), которая была матерью восемнадцатого Аббасидского халифа аль-Муктадира (годы правления 908–932). Эта невольница греческого происхождения, вошла в гарем халифа аль-Мутадида и была освобождена после рождения ему сына, будущего халифа. Аль-Муктадир в свои 13 лет был первым несовершеннолетним халифом в истории ислама, и в первые годы его правления, был создан совет регентства (ас-сада, «хозяева»), в состав которого, кроме его матери входили в основном женщины. Она имела значительное влияние на государственные дела во время правления своего сына. Еще в самом начале, когда верховный кади Багдада отказался признать ее сына халифом из-за его возраста, Шагаб приказала казнить его.

Очень возможно, что кордовский кади знал о багдадском прецеденте, и посему с его стороны никаких возражений не последовало. Однако возведение на престол малолетнего халифа не всем пришлось по вкусу, а слухи о его психическом расстройстве усиливают волну возмущения, порожденную убийством Аль-Мугиры. С помощью Субх Джафар аль-Мусхафи и ибн Абу Амир делают все, чтобы ослабить напряженность и сделать нового халифа популярным. 8 октября 976 г. новый халиф в парадной одежде и с пышной свитой проехал по улицам Кордовы, одновременно к радости народа был отменен налог на нефть. Так как ибн Абу Амир сумел распространить слух, что именно он предложил это, то за ним начинает закрепляться репутация защитника бедняков.

В этот же день халиф подтвердил назначение Джафара аль-Мусхафи хаджибом и назначил 36-летнего ибн Абу Амира одним из визирей. Но подковерная борьба во дворце продолжается. Благодаря Субх Джафару аль-Мусхафи и ибн Абу Амиру удается привлечь на свою сторону евнухов, всегда играющих большую роль при восточных дворах, и с их помощью ослабить роль сакалибов, и вывести из игры их главарей, что поддерживается населением Кордовы, уставших от их самоуправства и жадности.

Тем временем болезнь и смерть Аль-Хакама II и приход к власти очень молодого правителя побудили христианские королевства совершать рейды на пограничные регионы. Необходимо было срочно контратаковать, Галиб был в Магрибе, и Джафар аль-Мусхафи не находит никого, кто бы взял на себя руководство военной операцией, кроме ибн Абу Амира, который потребовал себе самые лучшие войска и непомерную сумму в сто тысяч динаров на расходы. Хотя с военной точки зрения успех первого похода в феврале 977 года был незначительным, но приведённые в Кордову пленники и военные трофеи произвели огромное впечатление на жителей Кордовы, которые уже отвыкли от военных успехов своей армии. Кроме того, желая завоевать расположение армии, которая испытывала определенное недоверие к этому бывшему кади, превратившемуся в военачальника, он, не скупясь, расточал полученное золото. В этом он полностью преуспел. Офицеры и солдаты были восхищены приветливостью визиря, его щедростью и даже талантами его поваров, так как на время всей кампании он держал стол открытым. Отныне он мог рассчитывать на их преданность, при условии, конечно, что он и дальше будет щедро вознаграждать их заслуги. А именно этой стратегии он будет придерживаться всегда.

В последовавших походах возглавляемая им армия разбила войска коалиции всех трех правителей Леона, Кастилии и Наварры. Хотя ранее этот недоучившийся юрист никогда не командовал войском, теперь ибн Абу Амир показал, что обладает талантом полководца. Это вместе с трофеями, полученными в результате военной кампании и снова торжественно привезенными в Кордову 17 апреля 977 года, снискало ему симпатию народа. Ибн Абу Амир почувствовал себя достаточно влиятельным, чтобы сместить с должности хаджиба Джафара аль-Мусхафи. Он осуществляет блестящую многоходовку. Новая военная репутация позволила ему получить без согласия хаджиба должность сахиба аль-мадина (префекта Кордовы), выполнявшегося ранее сыном аль-Мусхафи. Это привело к открытой конфронтации между аль-Мусхафи и ибн Абу Амиром, до сих пор верным и эффективным слугой хаджиба. Аль-Мусхафи попытался противостоять опасности, женив другого своего сына на дочери Галиба, Асме.

Ибн Абу Амир, умело вмешался, используя заступничество Субх и напрямую предлагая Галибу, уже одобрившему этот союз, отказаться от своего согласия и вместо этого позволить самому ибн Абу Амиру жениться на дочери Галиба. После пышной свадьбы тесть и зять отправились в совместный поход, завершившейся новыми победами. В качестве награды за свои победы оба они получили новые титулы, а именно ибн Абу Амир был назначен «двойным визирем» т. е. имел две наиболее важные визирские должности. Галибу присвоили титул хаджиба – беспрецедентная ситуация, поскольку никогда не было двух хаджибов одновременно. Это лишило Джафара аль-Мусхафи большинства его обязанностей. Ну, а дальше с помощью Субх, аль-Мусхафи было предъявлено обвинение в растрате средств из государственной казны, 26 марта 978 он и все его многочисленные родственники были смещены с должностей и арестованы. Суд над аль-Мусхафи затянулся, официального приговора так и не было. А ибн Абу Амир несколько лет все время (даже в походах) возил с собой закованного в кандалы Джафара, всячески унижая его, пока тот в 983 году умер при не совсем выясненных обстоятельствах.

Пытаясь хоть как-то оправдать садизм ибн Абу Амира по отношению к своему бывшему покровителю, Рейнгардт Дози считает, что ибн Абу Амир мстил аль-Мусхафи за то отвратительное преступление – убийство Аль-Мугиры, которое тот заставил его совершить. Но это лишь предположение, а пока что продолжим рассказ о том, как проходило дальнейшее восхождение ибн Абу Амира к вершинам власти. Сразу же после ареста аль-Мусхафи он был назначен новым хаджибом. Реальная власть была поделена между ним и его тестем. Галиб обеспечивал безопасность халифата, а сам ибн Абу Амир ведал делами в Кордове, постепенно собирая в своих руках все рычаги управления страною. Прежде всего он уменьшил доступность к халифу, становясь постепенно основным посредником между своим господином и остальным миром. Для этого он ограничил влияние на Хишама II его слуг-евнухов, проводит чистку среди телохранителей-сакалиба, заменяя их верными хаджибу наёмниками-берберами. Но теперь против него в Кордове объединяются все, и в конце 978 или начале 979 года была предпринята первая попытка заменить Хишама II на другого Омейяда. Новым халифом предполагалось сделать одного из внуков халифа Абд ар-Рахмана III. Бывший командир сакалиба Джаузар добился аудиенции у Хишама II, во время которой набросился на халифа с кинжалом, но был вовремя схвачен придворным. Ибн Абу Амир воспользовался эти инцидентом, как это потом не раз будет не происходить в истории, для того, чтобы расправиться со всеми возможными политическими противниками и запугать всех остальных. Кади, глава апелляционного суда, признанный руководителем заговора, был распят, сам претендент и многие важные сановники казнены. Те Омейяды, которые не скрылись, находились под пристальным наблюдением. Оригинальное наказание было вынесено поэту Юсуфу аль-Рамади. Этот, как сейчас бы сказали, певец богемной жизни, для пропитания слагавший панегирики как Джафару аль-Мусхафи так и ибн Абу Амиру, тоже оказался замешанным в заговор. Всем жителям Кордовы под страхом сурового наказания было запрещено разговаривать с ним, и поэт бродил по городу как мертвец. Ну, поэту еще повезло, певица, которая в своей песне, сделала какие-то намёки на Субх, было по приказу ибн Абу Амира казнена.

Не пострадали только богословы, которые тоже были замешаны в заговоре. Это было связано еще и с тем, что ибн Абу Амир, правильно или неправильно, считался недостаточно правоверным мусульманином. Его нельзя было обвинить, что он проявлял в вопросах веры либеральные настроения, для этого он был слишком осторожен; но ходили слухи, что он любил философию и втайне ею занимался. В то время это было ужасное обвинение. Чтобы умилостивить богословов, ибн Абу Амир совершает один из наиболее позорных с моей точки зрения поступков в своей жизни. Чтобы продемонстрировать своё благочестие, он призвал наиболее консервативных мусульманских богословов провести проверку библиотеки халифа Аль-Хакама, чтобы изъять из неё те книги, которые противоречат нормам ислама. Проверка обнаружила в библиотеке множество книг светского характера (в основном по философии, логике, математике, астрологии и другим неисламским наукам), которые ибн Абу Амир повелел прилюдно сжечь на одной из площадей Кордовы, при этом он сам бросал книги в огонь. Пощадили лишь книги о «приемлемых» предметах, каковых было немного: лексикография, грамматика и мусульманская юриспруденции.

Но не будем слишком возмущаться исламскими богословами. Как показал Люсьен Поластрон в своем очерке «Книги в огне. История бесконечного уничтожения библиотек» в истории человечества это происходило постоянно. А мы обратимся к своему совсем недавнему прошлому. В 1920 году Н. К. Крупская, жена В. И. Ленина стала председателем Главполитпросвета при Наркомате просвещения РСФСР. В сферу её деятельности вошли вопросы эстетического воспитания и искусства. И уже в 1920 году Главполитпросвет по инициативе Крупской разослал на места инструкцию о пересмотре каталогов и изъятии из общественных библиотек "идеологически вредной и устаревшей" литературы. Как признавала сама Крупская, "в некоторых губерниях потребовалось вмешательство ГПУ (то есть чекистов), чтобы работа по изъятию началась". Именно Крупская составляла первые "чёрные списки" книг, подлежащих запрету и изъятию из библиотек в Советской России. В 1924 году она включила в эти списки Платона, Канта, Шопенгауэра, Лескова и даже Вальтера Скотта, Фенимора Купера и Дюма-отца. Ну и, конечно, циркуляр, подписанный Крупской, запрещал выдавать читателям Библию и любую другую религиозную литературу⁸². Большая часть изъятых книг была, разумеется, уничтожена; но если исламские богословы устраивали публичные сожжения на городских площадях, то в СССР это делали подальше от людских глаз.

Безусловно, этот акт вандализма произвел нужный эффект среди улемов и простонародья, и в дальнейшем ибн Абу Амир продолжал демонстрировать себя врагом философов и опорой религии. Рейнгардт Дози, цитируя арабских историков пишет: «Он окружил улемов уважением и почтением, осыпал их милостями и слушал их набожные увещевания, какими бы длинными они ни были, с крайне поучительным вниманием и терпением. Более того: он собственноручно начал переписывать Коран, и впредь, отправляясь в путешествия, он всегда брал эту копию с собой».

Но его наиболее заметным актом выставленного напоказ благочестия было расширение Великой мечети Кордовы. В связи с ростом населения Мескиту расширяли уже не один раз, но, конечно, то что повелевает построить диктатор, должно быть «самым большим»! Площадь ее увеличили почти в два раза, была скопирована та же структура постройки и конструкция двухъярусных арок, однако все отмечают, что капители, изготовленные для сотен новых колонн, имеют более простой и менее детальный дизайн, что может отражать спешку, с которой они были изготовлены. Но некоторые исследователи ехидно замечают, что архитекторы, снизив таким образом затраты и удалив все ненужное, сделали эту часть мечети гораздо более похожей на военное сооружение, отражающее прагматизм и стремление к дисциплине хаджиба.

Обеспечив себе поддержку богословов, ибн Абу Амир мог теперь спокойно уничтожать всех своих потенциальных соперников. Делалось это различными методами. Вот как был устранен Абд ар-Рахман ибн ар-Румахис, ветеран, который командовал военно-морскими силами, отражая вместе с Галибом последние нападения викингов. Адмирал был выдающейся фигурой и который ничем не был обязан ибн Абу Амиру. На рубеже 979/980 годов ибн Абу Амир, отправляя армию, посланную для подавления восстания в Магрибе заехал в Альхесирас, где располагались главные верфи и основная база флота халифата. Делая вид, что отдает дань уважения адмиралу, он пригласил того в свой лагерь, а затем предложил им вместе поужинать. Приготовленный по этому случаю сладкий цыпленок был достаточно хорошо посыпан специями, чтобы их запах замаскировал вкус помещенного в него яда. Скончавшийся адмирал был заменен на посту губернатора Альмерии человеком, верным ибн Абу Амиру, ну а насколько он был силен в морском деле, летописцы не сообщают.

Увы, с самым знаменитым ветераном, Галибом так легко расправиться не удалось. Тот сам во время встречи в 980 году с хаджибом у себя в Мединаселли, выйдя из себя, бросился на зятя с мечом, и раненому ибн Абу Амиру чудом удалось спастись. Теперь борьба не на жизнь, а на смерть была неизбежной. Собрав все свои воинские силы, хаджиб направился на север. Так как воинский ресурсы Галиба были ограничены, то он обратился за помощью к своим вчерашним врагам. Христианские королевства с радостью предоставили Галибу свои войска, и с их помощью опытный полководец сразу же несколько раз разбивает армию ибн Абу Амира. Сподвижники ибн Абу Амира в панике и предлагают ему начать переговоры с Галибом, чтобы искать компромисс. Однако ибн Абу Амир отказывается и продолжает войну, веря в свою удачу. И она ему не изменяет. В очередном сражении 10 июля 981 г. войска Галиба начинают теснить отряды ибн Абу Амира. Торжествующий восьмидесятилетний полководец лично возглавляет атаку. Его конь спотыкается, он падает и больше не встаёт. В войсках Галиба начинается паника. Ибн Абу Амир поверил в свою победу лишь тогда, когда ему принесли отрубленную голову Галиба.

Последняя атака старого полководца

С устранением Галиба вся власть сосредоточилась в руках хаджиба, именно тогда он принял почётный титул аль-Мансур, которым я и буду его дальше называть⁸³. Не скоро, но противник появился у него и совсем под боком. Аль-Мансур стал слишком выделять, своего любимца Абд аль-Малика, сына, который родился от невольницы по имени аз-Зальфа, явно готовя его в свои преемники. Это вызвало зависть у старшего сына Аль-Мансура, Абдуллы, который установил слишком близкие контакты со всегда готовыми к мятежу губернаторами Толедо и Сарагосы, причем последний был его тестем. Но шпионы аль-Мансура раскрыли заговор, один из заговорщиков, тесть Абдуллы, был схвачен, а двое других бежали на север. Абдулла нашел приют у графа Кастилии. Аль-Мансур отправил графу Гарсиа Фернандесу письмо с требованием об экстрадиции беглеца, который и был незамедлительно доставлен отрядом кастильских рыцарей к мосту через Дуэро на границе Кастилии и халифата. Переданный в руки воинов аль-Мансура 8 сентября 990 г. Абдулла был тут же казнен, а его голова в мешке, как свидетельство выполнения приказа хаджиба, была отправлена отцу.

Теперь аль-Мансур мог спокойно заняться реформированием, но администрацию, которая была мудро реформирована еще Абд ар-Рахманом III, он не трогал, направив основную энергию на военные реформы, начатые его предшественниками. При этом он создал новые части, которые были верны в первую очередь ему и служили для контроля над столицей.

Чтобы устранить возможную угрозу своей власти и повысить военную эффективность, аль-Мансур окончательно упразднил систему джундов, племенных единиц, пришедшую к тому же в упадок в упадок из-за нехватки арабов и заменил ее смешанными подразделениями. Этническое соперничество между арабами, берберами и славянами в андалузской армии было умело использовано ибн Абу Амиром для сохранения собственной власти, например, теперь каждое подразделение армии состояло из различных этнических групп, чтобы они не объединились против его и тем самым предотвращая появление возможных соперников. Однако ядро новой армии все больше формировалось силами магрибских берберов. Эта реформа привела к перемещению на полуостров целых племен, прежде всего из племенных объединений Зената и Санхаджа. Их образ жизни на родине был кочевым или полукочевым, а теперь, как писал поэт «они живут во дворцах, которые не видели раньше даже во сне». К берберским силам были также присоединены контингенты хорошо оплачиваемых христианских наемников, которые составляли основную часть личной охраны аль-Мансура. Хаджиб проявлял к этим наемникам-христианам особое внимание, например, установив им выходной день в воскресенье и даже соблюдая их строгое равенство с мусульманскими солдатами. Завершение аль-Мансуром этой реформы, начатой его предшественниками, коренным образом разделило население на две неравные группы: большую массу гражданских налогоплательщиков и небольшую касту профессиональных военных, в основном выходцев из-за пределов полуострова.

В течение двадцати лет после смерти халифа аль-Хакама аль-Мансур официально выступал в качестве представителя Субх. Именно она формально принимала большинство решений, лишь консультируясь с регентами своего сына.

Политическая ситуация в стране могла измениться в 980 году, когда Хишам достиг своего совершеннолетия, но аль-Мансур с полного согласия Субх сумел внушить Хишаму, что главное предназначение халифа это показывать своим подданным пример истинно благочестивой жизни, а управление государством должно быть возложено на его преданных слуг. Однако в последующие годы хаджиб постепенно приобретал все большие полномочия, соответствующие полномочиям халифа. Он подтверждал официальные назначения своей печатью, а не печатью халифа, его имя также упоминалось после имени халифа в пятничных молитвах и т. д. По мере укрепления единоличной власти аль-Мансура Субх оказалась отстранена даже от формального одобрения принимаемых им решений. Такое положение перестало её устраивать, и с 996 года она пытается организовать заговор против аль-Мансура. Шпионская сеть сразу же доложила аль-Мансуру о ее замыслах, но в отличие от всех предыдущих противников на этот раз победа досталась ему не легко и не быстро. Искушенная в интригах, Субх использовала все доступные ей средства, от доверительных разговоров с сыном, взывая к его самолюбию, до финансирования губернатора в Магрибе, обещавшего ей «марш справедливости» на Кордову. В этот момент аль-Мансуру пришлось проявить весь свой политический талант, и он доказал, что он его не утратил, завершив противоборство с Субх эффектным спектаклем. Состоялась новая публичная церемония подтверждения власти халифа. Хишам II при полном параде проехал верхом из Мадины аз-Захра в Кордову, с аль-Мансуром и его сыном по бокам, а Субх с остальными приближенными позади него. Подданные халифа, запертого безвыходно во дворце, своими глазами увидели, что он все еще жив. Достигнув дворца, все присутствующие, в том числе и сам аль-Мансур, возобновили присягу на верность халифу, при этом тот публично доверил всю власть над государством хаджибу, который должен был осуществлять ее от его имени. В знак доверия аль-Мансур получил новые почетные титулы Сайид и Малик аль-Карим («благородный король»). Полностью побежденная, Субх вынуждена была удалиться в свое поместье, где и умерла два года спустя. Выражая искреннюю или показную привязанности, аль-Мансур шел босиком во главе ее похоронной процессии, читая как выражение глубокой скорби собственноручно написанную молитву.

Сохранилось немало рассказов и об обыденной жизни аль Мансура. Авторы этих книг старались как можно подробнее описать жизнь и деяния людей, о которых пишут, их внешность и характер. Хотя биографы пользовались главным образом письменными источниками, по в их сочинениях всегда имеется личная, «авторская» оценка того или иного правителя, поэта или катиба, критический взгляд на их поступки, попытка психологического истолкования их поведения.

Вот, например, эпизод из книги «Деяния великих мужей» Ибн аль-Хатыба: «Один из приближенных аль-Мансура, по имени Шала, рассказывал: «Я провел однажды бессонную ночь во дворце аль-Мансура, моего господина, когда он уже оттеснил от власти халифа, и там же застала меня заря. Аль-Мансур имел обыкновение скрываться на женской половине своего дворца. Он поднимался в зал, который носил название «Жемчужина», или сидел на одном из балконов, глядя на звезды и никого не допуская до себя. Он долго сидел, глубоко задумавшись. Перед ним стояла свеча, а рядом чернильница, калам и свиток пергамента. Когда ему в голову приходила какая-нибудь мысль, он записывал ее, и проводил так всю ночь, пока не наступало утро. Тогда он ложился на одну из подушек, которые были разбросаны во всех покоях его дворца. Он никогда не говорил, где проведет ночь, так что никто из его близких не знал, где он находится и где спит.»

Это вам никого не напоминает? Если нет, то почитайте книгу или хотя бы посмотрите передачу «Экслибрис» Евгения Киселёва от 21 февраля 2021 г.: «Дача, которая точно не принадлежит Путину», где есть эпизод, почему на "ближней" даче все диваны – особой конструкции. Впрочем, то, как аль-Мансур блестяще расправлялся с бывшими союзниками, с которыми ещё вчера боролся против предыдущего противника, многим уже напомнило этого политического деятеля.

Однажды ночью тот же Шала сказал аль-Мансуру: «Господин наш слишком изнуряет себя бодрствованием, ведь телу его нужен не такой краткий сон! Ведь господину известно, как вредоносно действует бессонница на нервы и какие случаются от этого болезни!». Аль-Мансур ответил мне: «Известно ли тебе, Шала, что, когда подданные вкушают сон, правитель, охраняющий их, не спит. Если бы я только и делал, что спал, то ни в одном из домов Андалусии не осталось бы ни одной пары глаз, которая могла бы спокойно спать!»

Это тоже до боли знакомо, я в детстве учил стихотворение: "Там в Москве в Кремлёвской башне Сталин думает о нас".

Ещё одной общей чертой обоих правителей было стремление производить хорошее впечатление на простых людей. Вот, что рассказывал один из известных катибов аль-Мансура Халаф: «Однажды аль-Мансур набросился на меня с бранью, и я растерялся, не зная, что делать. Заметив это, повелитель смягчил свои упреки и отправил меня по тем делам, которые, как он полагал, я выполнил недостаточно быстро и удачно. Через несколько дней я вернулся, исполнив все, что следовало, и аль-Мансур велел мне остаться, отпустив своих приближенных. Он повелел мне приблизиться и сказал: «Я видел, что ты непомерно испуган, и не одобряю этого. Ведь кто верит в Аллаха, свободен от страха, ибо знает, что нет силы, кроме как у него, а я лишь орудие в руках Всевышнего, – правлю по его велению и прощаю по его соизволению, и все, чем я владею, принадлежит ему. Успокойся и не волнуйся, ведь я сын женщины из племени Тамим. Долгое время мы жили только тем, что я каждый день продавал на рынке пряжу, которую пряла моя мать. Тогда я радовался несказанно своему заработку, а потом, по воле Аллаха, добился того, что ты видишь. Кем бы я был перед ликом Аллаха, если бы не заботился о бедных, не защищал обиженных и не удерживал могущественных обидчиков!».

Интересно сравнить отношение Иосифа Виссарионовича и аль-Мансура к застолью. На эту тему про Сталина написано много, но для тех, кто не знаком с документальными исследованиями типа достаточно прочитать главу "Пиры Валтасара" из романа Фазиля Искандера "Сандро из Чегема". Что касается аль-Мансура, то вот что пишет Ибн аль-Аббар «Рассказывают, что аль-Мансур ибн Абу Амир даже в часы, отведенные им для отдыха и веселья, больше увлекался делами управления и придумыванием различных хитростей против врагов, чем ароматным вином, которым обносили собравшихся, и волшебными звуками струн, которыми их услаждали. Его катибом в то время был Иса ибн Саид, который служил ему еще до того, как аль-Мансур взял власть в свои руки. Эмир был постоянно благосклонен к нему, ценя его верность и давнюю дружбу. В одну из ночей аль-Мансур созвал всех своих надимов, приказал принести вино и развлекать всех музыкой и пением, а сам сел рядом с Исой ибн Саидом и занялся делами. Иса, раздосадованный тем, что аль-Мансур не дает ему пить вино и слушать песни, лишая его любимого развлечения, наконец, воскликнул: «Прости меня бог! Или вино и наслаждения, или служба и ее мучения! Если ты хочешь, чтобы паша ночь не отличалась от дня, вели певицам замолчать, прикажи принести свитки и тетради, пусть придут писцы диванов, и мы займемся делом, как подобает. Ведь смешивать серьезное с шуткой – только дело портить. Дай нам часок отдохнуть, чтобы собраться с силами для вечных трудов». Эмир, засмеявшись, сказал: «Тот, кто испытал наслаждения, которые дает власть, не променяет их ни на одно другое наслаждение, доступное мужчине». Вряд ли современный политик позволил бы себе когда-либо такую откровенность.

Подражая Омейядам, аль-Мансур всячески покровительствовал "людям пера", собирая при дворе интеллектуальную элиту не только Андалусии, но и приглашая знаменитостей с Востока. Одним из них и был Саид аль-Багдади, претендовавший на звание энциклопедиста. Вот рассказ о нем, хорошо отражающий атмосферу, царившую при дворе аль-Мансура. Тамошним учёным не слишком понравилось появление конкурента. «И они подговорили аль-Мансура испытать Саида. И правитель повелел сшить толстую книгу из бумаги, которой предварительно придали желтый цвет и сняли лоск, чтобы она казалась старой, и на переплете написали «Книга остроумных изречений, составленная Абу-ль-Аусом ас-Санани», и положили эту книгу на видное место, чтобы мог ее заметить Саид. Когда же Саид заметил ее, он схватил эти переплетенные листы, на которых ничего не было написано, и стал вертеть книгу в руках, приговаривая: «Клянусь Аллахом, я читал это сочинение в таком-то городе вместе с таким-то шейхом, а заглавие написано его собственной рукой». Тут аль-Мансур отнял у Саида книгу, боясь, как бы тот не открыл ее и не увидел, что в ней одни лишь чистые листы. Положив ее перед собой, правитель сказал Саиду: «Если ты читал это сочинение, как ты утверждаешь, то расскажи нам, что в нем содержится». Саид ответил: «Клянусь твоей головой, я читал этот труд очень давно и не могу ничего припомнить и рассказать из него, но могу лишь сказать, что там имеются отдельные редкие слова и выражения, но нет ни стихов, ни каких-либо занимательных историй». Аль-Мансур воскликнул: «Чтоб тебе пропасть! Я не видел никого, кто лгал бы так, как ты!».

Всё же отношение аль-Мансура к поэтам носило явно утилитарный характер. Энциклопедия «Британика» не без иронии пишет: «Аль-Мансур собрал в Кордове группу придворных поэтов. Барды выполняли функции современных журналистов, сопровождая своего покровителя в военных походах и воспевая его подвиги в стихах, рифмы которых должны были запечатлеться в памяти жителей аль-Андалуса»⁸⁴.

Аль-Фатх ибн Хакан где-то через сто лет пишет об Альманзоре в антологии «История министров, писцов и поэтов Аль-Андалуса»: «Благодаря ему в провинциях царил порядок, дороги не оставляли желать лучшего, все путешествия стали безопасными, все караваны ехали мирно. Он правил более двадцати лет, и никто не мог упрекнуть его, что он не заботился о счастье страны, не было слышно ни о каком-либо заслуживающем порицании поступке, и все в государстве свободно дышали".

Но мне почему-то сразу вспомнилось очень сходное мнение об Империи Чингисхана и чингизидов: «Говорили, что в середине XIII в. девушка с золотым блюдом может пройти от Желтого моря до Черного, не опасаясь ни за блюдо, ни за свою честь»⁸⁵

Но, во всяком случае, мы хорошо знаем, какой ценой родился порядок в империи Чингисхана и чингизидов. И поэтому я добавлю сюда же еще одну цветистую цитату из рассказа о правлении аль-Мансура в книге «Деяния великих мужей» Ибн аль-Хатыба: «И всякую руку, что осмеливалась предупреждать его или грозить ему, он не оставлял до той поры, пока ее не поражала недвижимость, и всякое око, что глядело на него с подозрением или неодобрением, он не щадил до тех пор, пока оно навеки не закрывалось».

Что касается общей характеристики личности аль-Мансура, то создаётся впечатление, что все же этого человека нельзя отнести к категории самых жестоких диктаторов, фигурами которых переполнена всемирная история. Можно даже сказать, что его оволчевание еще не дошло до завершения. Под оволчеванием я понимаю термин, которым пользовался известный историк античности Александр Кравчук, объясняя процесс трансформации личности диктаторов со временем, описанный им на примере тиранов античной Греции. Стремясь удержать власть, эти люди начинают подозревать всех и видеть повсюду происки врагов, как внешних, так и особенно внутренних. Это ведёт к тому, что бывшие сторонники и соратники уничтожаются, а аппарат подавления постоянно разрастается и становится всё более жестоким. Примером крайнего крайней степени оволчевания, как раз и можно считать Сталина, который и после победы в Великой Отечественной войне, повсюду видел заговоры и врагов: ленинградское дело, дело врачей, чистка адмиралов и генералов. Иногда процесс оволчевания виден визуально. В польском журнале "Высокие каблуки" была большая статья, посвященная Муаммару Каддафи. Она сопровождалась десятком фотографий, на первой из которых представлен молодой офицер с одухотворенным лицом, а на последних мы видим обличье с поистине волчьим оскалом. Иногда процесс оволчевания прерывается смертью диктатора и благодаря этому некоторые правители, которые могли бы стать в конце правления кровожадными диктаторами, так и остались в истории вполне привлекательными личностями. Именно начальный процесс оволчевания описан Арнольдом Тойнби, когда он рассказывает о своём визите к Ататюрку незадолго до его смерти. Бывшие соратники Ататюрка ещё только изгоняются из страны. В случае аль-Мансура внутренняя напряжённость, в которой непрерывно живёт диктатор, разряжалась, возможно, непрерывными военными походами. За свою короткую жизнь он совершил более 50 военных походов, почти каждую весну и осень. И тут сразу следует отметить, что если в это время целью войн был грабеж и захват пленников, продаваемых в рабство, что хорошо описано у А. Перес Реверте в его романе "Сид", то аль-Мансур проводил более жестокую политику. Вот как описывает Ибн аль-Хатыб в книге «Деяния великих мужей» поход на Сантьяго де Компостела: