Czytaj książkę: «Коронация в сумерках», strona 8

2. Отступление.

Тебя я выволок куда-то,

Где жизнь на время дышит вольно.

И мы забыли, что солдаты,

И вдруг узнали, что нам больно.

Мы говорим не очень много –

Но бьется мысль в едином сердце

Души и тела, зная бога

И в каждом чтя единоверца.

Нам оставалось лишь спасенье.

Но и не грезя о победе,

Мы не застыли на коленях,

Чтоб стать последними на свете.

Нас оболгут потом, наверно,

Сказав бессмысленную правду,

Припомнив каждый шаг неверный,

Но умолчав о самом главном –

О том, как мы не дали тени

Нас поглотить, прорвались, вышли

На берег, к свежим подкрепленьям,

К их голосам и лодкам быстрым.

Вот до воды совсем уж близко,

Остались считанные метры…

И океан взорвался в брызгах,

Как в ледяных аплодисментах.

3. Сводка.

День сегодняшний будет страшный,

Это во всем сквозит.

Взойдут на костры из книг тысяч Фаустов

Тысячи Маргарит.

Отправятся тысячи юных Ромео

Подальше от милых Джульетт

Туда, где не птичьи разбудят напевы.

И скроют, что их уже нет.

Конец так конец. Я иду спокойно.

Это ли пустота,

Что с собою приносят войны

Знающему, что там?

Глупые будут искать в культуре

Тайну расцвета зла.

Что мне ответить салонной дуре

О том, откуда стрела?

День сегодняшний будет страшный.

Первыми сожжены

Те, о ком стихи и кантаты,

Те, кто лучше войны.

Невыносимо фальшивы будут

Будущие стихи

О тех, кто выживет. Но Бог рассудит.

Наши бы счесть грехи.

Слава пуста. Только бьется сердце,

Словно бы телом всем

Стало, и жизнью самой, и смерти

Словно бы нет совсем.

Люцифер

Если провожу тебя до рая –

Вдруг с тобой остаться пожелаю?

Спрячусь за деревьями в саду,

Утаю в груди свою звезду.

Как мне сделать вид, что я со всеми,

Принятым в крылатое быть племя,

Если светит мне одна всегда

Утренняя яркая звезда?

Если даже плод приносит хитрость –

Сорван будет он рукой быстрой,

И вручен Адаму до зари,

Чтоб заплакал горько сын земли.

Бог с тобою, скажет мне невеста,

Вырванная мной из душ небесных.

Я прошу, вернемся до зари.

Не смотри так, демон, не смотри!

Но могу еще не так я, дева.

Ночью ты всегда со мною, Ева.

Я тебя до рая проводил,

Бременем холодным наградил.

Ты в глаза Адаму лги и смейся,

Золотым дождем ко мне пролейся.

Я тебя своею нареку

Перед каждым, кто со мной в полку.

Слово дам. Не все слова – у Бога!

Провожу до райского чертога

Снова, всласть насытившись ночной

Радостью своей – чужой женой!

Я большой романтик был когда-то.

А убийца – пастушонку – братом.

Только та любовь прошла навек.

От нее остался человек.

Бродит он, дитя огня и праха,

От желаний слеп и глух от страха.

Верит он в одну мою звезду,

И горит со мной и с ней в аду.

Фауст умирает

Полночь. В доме тишина.

Скрипнет половица.

В небе – бледная луна,

Как тут утаиться.

Всхлипывая, взвоет пес

И умолкнет тут же,

Будто есть и с твари спрос

Гробовой и жуткий.

Все заброшено рукой,

Мыслью, злом и телом.

Поманил меня покой,

Будто мальчик смелый.

Чтоб я прыгнул наконец

В омуты и дрязги,

И невестой под венец

Был сведен согласно.

Но оборван фолиант

Строчкою последней.

Все обман, сплошной обман.

Снова жар и бредни.

Я выдумывать устал

Жизнь, которой нету,

Делать порченный металл

Чистою монетой.

Разве только мне мила

Ложь далекой песни.

В ней Икаровы крыла

Ангельских прелестней.

Но очнувшись, знаю я

Ясно и спокойно:

Тишина – моя семья,

Темнота мне воля.

Тем, кто и сейчас со мной,

Кто не оставляет

Даже в мертвый час ночной –

Как друзьям, киваю.

И, как принятый в ваш круг,

Мастера и боги,

В одиночестве умру,

Отказав свободе.

Ведь ничтожен смутный мир,

Мной не посещенный,

И болтает о любви

Только не влюбленный.

Помолись о сей душе,

Плакальщица, путник.

Мальчик-дева, хорошей

С каждою минутой.

На могилу приходи

Днем, мне неподвластным.

Там недолго посиди –

И ступай в мир ясный.

Я по-прежнему в ночи

Буду преставляться.

Кто тебя заполучил –

Пусть меня боятся.

Эра Водолея

Я выпотрошен. Нет сопротивленья.

Орудующий в глубине меня

Чужак не терпит с демоном сравненья –

Он вряд ли сын жестокого огня.

Но образы, которыми он мучит

Мой разум, безошибочны темны.

И гаснет детских лет последний лучик,

И я вступаю в зрелость сатаны.

Я свергнут с неба. Нет сопоставленья.

В безликого убийцу воплощен,

Я рыскаю за сестринскою тенью,

Тревожа взгляд пустой и черный сон.

Ужасная, тупая неотступность

Охватывает душу, если зла.

Кровавый путь топчу ежеминутно.

Горят вокруг в огне ночном тела.

Я радуюсь, сестры нащупав горло

И сжав до хруста шеи позвонки:

Она не ускользнет уже проворно,

Ей некуда теперь уже ползти.

Борись, сестра! Давай, сопротивляйся,

Плачь, судорожно корчись до конца –

Ведь схватки тел все наподобье вальса:

Вперед-назад, фигуры без лица.

И если прав подросток: все фальшивка,

И мир ничтожен в прелести своей –

Хочу, чтобы ужасная улыбка

На мне сияла ярче фонарей.

Неправота во мне – ошибка бога,

Который к свету воспарить не смог.

Вселенная полна миров-уродов,

Провал воображенья – их порок.

Они так отвратительно невинны

В растленности своей, в безбытной мгле.

Какой огонь в сердцах, какие силы

Потребны, чтобы выжить на земле?

Кто властен над погибелью несчастной,

Какие звезды в вышине встают,

Чтоб править нами, раз уж мы отказом

Ответили хранившему нас дню?

Разверзлось в нас ничто. Сентиментально

Мы смотрим, как герой стирает кровь

С лица, и бормоча, что все нормально,

Идет подохнуть снова за любовь.

И чью? Каких-то глупых новых бестий,

Которым мы воздвигли пьедестал.

Обман кричит, что нет его прелестней –

Но чем, скажи, он это доказал?

С иронией читая эти строки,

Ты помни, что написаны они

Совсем без смеха, друг мой. Будь как боги –

Расслабься, разожми кулак, усни.

Как плохо все, ей-ей, и подростково!

Но всяк певец знай жердочку свою.

Я музыку зову – и глохну снова,

И тишину высоко в звездах лью.

Последнее

Я не хочу видеть землю, когда умру,

Запертым в комнате быть, у окна лежать.

Кто бы нашелся, наружу вынес – тому

Буду я друг все последние минут пять.

Я не хочу быть со всеми, когда умру,

Старый матрасик вонюченький проминать.

Жизнь подбирает все время себе нору.

Смерть раскрывает объятья тому, что над.

Я не хочу видеть землю, когда умру:

То, как мы любим, сравнится ли с тем, как – нас?

Небо хочу чтобы было меня вокруг,

Блеск и природа могучая в светлый час.

Там, наверху, боги истинно, древний знал,

Там, наверху, не ущербен и я в конце.

Жил – и боялся я, но и мечтал, алкал.

Ненависть ясно читалась в моем лице.

Будет ли в сердце все то же, когда умру?

Я не хочу тосковать в четырех стенах,

Думать, что жребий мог быть и получше, друг

Преданней, и любовь ослепительна…

Плох, видно, был – не любил, не дружил, не знал.

Я не хочу отвернуться, застыть, простить

Всем и себе, я хочу, чтобы вместо сна

Яркость пришла, и ужасно б хотелось пить.

Антихрист

Воистину, спешим мы к разрушенью.

И там, где темен дух и час пустынен,

Я говорю: воистину, как будто

Кому-то доведется искупить нас.

Провал невыносимого сомненья

Нас окрыляет, как иных высоты.

Прощай, мой друг. Я счастлив был с тобою,

Но счастлив и теперь, тебя покинув.

Я в кровь макаю хлеб твоих причастий.

Он может стать опять животворящим –

Любовь моя не первая земная,

Печать на сатанинском первородстве.

Воистину, скажу я, и умолкну.