С другой стороны, совершенно очевидно, что не только в отдаленном прошлом, но и в настоящее время также экзистирует определенное бесконечно малое число гиперантропологических субъектов, способных осуществлять визионерские трансгрессивные акты и переживать метафизические инсайты. Однако, даже если они сами лично и без каких-либо посредников продекларируют об испытанной – или здесь и сейчас испытываемой – ими мистической интуиции той или иной группе рассудочных акторов, не только никогда не сталкивавшихся с подобного рода экстраординарными и эксцентричными феноменами, и не только не обладающих конкретными врожденными и/или приобретенными пневматическими качествами, позволяющими им (акторам) – в той или иной степени – контактировать с апофатическим измерением, но и всегда склонных продуцировать исследование и интерпретирование всевозможных событий, вещей, процессов, предметов, явлений и т.д. посредством номиналистских взглядов и/или естественно-научных инструментов, то последние (акторы), в любом случае, не смогут произвести ее (интуиции) корректную и адекватную герменевтику и гносеологию. Поскольку, ранее уже неоднократно подчеркивалось, что ультрамодернистские сциентистские методы, принадлежащие к области естествознания и производных от нее позитивистских дисциплин, сфер и направлений, а также самые мегапередовые и гиперпрогрессивные технологии не имеют необходимой профильной и профессиональной эпистемологической компетенции для познания и экзегетирования экзистенциального семантического ядра присущего любому подлинному и аутентичному метафизическому инсайту. Таким образом, трансцендентная и имманентная эссенциальная природа последнего (инсайта), ретранслированная либо посредством сакральных текстов, либо самими осознавшими (или hic et nunc осознающими) ее сверхрассудочными субъектами, либо каким-то иным способом, представляет собой особый информационный пласт, доступный для апперцепирования и понимания исключительно абсолютному меньшинству персон, обладающих незаурядными и специфическими эндогенными духовными качествами, позволяющими им осуществлять данные неординарные процедуры. Все остальные же рациональные акторы – как уже отмечалось ранее – могут либо верить в существование транссгрессивных мистических инсайтов, либо воспринимать и осмыслять феноменологию последних каким-либо иным образом.
Одновременно с этим кристально ясно, что сами рассудочные субъекты, экзистирующие в настоящий темпоральный период и хотя бы один-единственный раз посредством своего личного опыта пережившие и испытавшие, в том или ином виде, метафизическую интуицию, безусловно, должны обладать неотъемлемой способностью предельно корректно, адекватно и строго отличать последнюю (интуицию) от разнородных имагинаций, сновидений, воспоминаний, галлюцинаций, фантазий и иных самых разнообразных видов сознательных и бессознательных апперцепций. Так, они (субъекты) обязаны совершенно отчетливо понимать (естественно, насколько, в принципе, данная операция возможна вообще) само полновесное и фундаментальное различие между первой (интуицией) и последними эмпирическими актами и процессами. Безусловно, в определенных случаях, осуществление самой дистинкции между подлинным и аутентичным мистическим инсайтом и гетерогенными имагинативными, галлюцинаторными, сомнамбулическими, мнемическими и другими разнородными эфемерными и химерическими индивидуальными фантазмами является либо весьма сложной и трудной, либо абсолютно утопической и невыполнимой задачей. Соответственно, любой рациональный актор (если, конечно, он не является тотальным мошенником, аферистом, шарлатаном и/или авантюристом, преследующим посредством эксплицитных мистификаций и откровенного обмана и надувательства достижения исключительно лишь собственных персональных утилитарных целей и корыстных интересов) прежде чем декларировать перед узкой или широкой аудиторией о пережитых – или hic et nunc переживаемых – им тех или иных экстраординарных и незаурядных экстатических состояний, непосредственно связанных с апперцепированием им каких-либо разнородных экстравагантных феноменов, с одной стороны, должен изначально достоверно, точно и неопровержимо определить и верифицировать их (состояний) неподдельную и истинную смысловую сущностную природу, а с другой – выражаясь формальным юридическим языком – обязан абсолютным и полнообъемным образом осознавать всю свою индивидуальную моральную ответственность за всевозможные негативные, деструктивные и катастрофические последствия, напрямую и/или косвенно вытекающие из подобного рода публичных перформансов.
Между тем, вышеизложенные ментальные замечания и заключения декларируют о том, что сама феноменология метафизической интуиции представляет собой сложнейшую и тончайшую многостороннюю, многоплановую и многомерную экзистенциальную проблематику. Так совершенно очевидно, что основополагающие трансцендентные и имманентные семантические аспекты присущие самому мистическому инсайту продуцируют непреодолимые трудности, непосредственно связанные с интеллектуальным, риторическим, концептуальным и иным описанием рассудочным субъектом пневматического измерения посредством последнего (инсайта). Соответственно, данный тип гносеологии максимально (если – вообще не абсолютно) препятствует ему (субъекту) осуществить какую-либо его (измерения) дискурсивную (текстуальную и/или фонетическую) фиксацию, артикуляцию и иллюстрацию. Поскольку, необходимо понимать, что любая трансцендентальная и вербальная дескрипция тех или иных апофатических уровней и структур познанных им (субъектом) при помощи метафизической интуиции является весьма утопическим и химерическим процессом. Безусловно, ранее уже неоднократно подчеркивалось, что вообще само трансцендентальное рассмотрение, экзегетирование и описание им (субъектом) духовного модуса посредством самых разнообразных видов эпистемологии, по целому комплексу объективных причин, будет репрезентировать собой предельно отвлеченный и отчужденный ментальный конструкт. Конечно, сами сакральные тексты (священные произведения, мифы, эпосы, саги и т.д.) содержат в себе апофатические, теологические, космогонические, символические, метафорические, аллегорические и иные глубинные, высочайшие и фундаментальные семантические сегменты, подробно, детально, нюансированно, полнообъемно и исчерпывающе иллюстрирующие многоуровневую и многомерную структуру мироздания. Однако вполне понятно, что само описание в них (текстах) метафизических измерений, инстанций и сущностей, находящихся по ту сторону феноменальной реальности, хотя и является по своему смысловому значению весьма пронзительной, умопомрачительной, ошеломляющей, головокружительной и грандиозной поливалентной уникальной и безальтернативной драматургической экспозицией, и тем не менее его (описания) формальная текстуальная экспликация не способна всесторонне и всеобъемлюще передать всю полноту их (метафизических измерений…) подлинной и аутентичной экстериорной и интериорной эссенциальной природы. Безусловно, кристально ясно, что сами протагонисты сакральных текстов, контактируя с апофатическими инстанциями и структурами, испытавали полноценную мистическую интуицию, сопровождающуюся бесконечным спектром гетерогенных духовных и ментальных эпистемологических откровений, а также многообразных психических и соматических чувственно-эмоциональных переживаний. Однако, вполне понятно, что сама концептуальная и вербальная дескрипция их (протагонистов) метафизических инсайтов абсолютно не способна, по целому ряду естественных причин, ни в какой степени и ни в каком виде передать хотя бы бесконечно малую часть обескураживающей нуминозности и эйфорической экзальтации свойственных последним (инсайтам). Поэтому конечно, хотя теоретическое и риторическое описание пневматического измерения, апперцепированного и постигнутого гиперантропологическим субъектом при помощи мистической интуиции, и представляет собой весьма ценный и бесспорно священный информационный субстрат, и тем не менее, несмотря на это, кристально ясно, что оно (описание) является лишь абсолютно одномерным, односторонним, одноуровневым и моновариантным его (измерения) изображением. Кроме того естественно, вполне понятно, что интеллектуальное схватывание и рациональное когитирование вообще представляют собой рафинированные и откровенные трансцендентальные гноселогические типы, позволяющие рассудочному исследователю осуществлять познание апофатических уровней и структур исключительно лишь посредством ментального аппарата и его предельно абстрактного инструментария. Однако, совершенно очевидно, что само текстуальное (и/или фонетическое) рассмотрение, интерпретирование и дескриптирование пневматического измерения максимально корректно, адекватно и разносторонне может продуцироваться лишь при помощи вышеуказанных двух разнородных видов эпистемологии. Таким образом, само инициирование познания и герменевтики его (измерения) экстериорной и интериорной эссенциальной природы, с точки зрения последних (видов), будет являться наиболее органичным и естественным концептуальным развертыванием.
Наряду с этим, после очередных вышеизложенных трансцендентальных замечаний и заключений необходимо перейти к самому рассмотрению и интерпретированию пневматической структуры. Естественно, кристально ясно, что экзегетированная посредством разнородных теоретических взглядов диалектическая методология будет являться основополагающим – хотя и не единственным – ментальным подходом для осуществления данного исследования. Поскольку ранее уже многократно иллюстрировалось, что она (методология), в отличие от всех остальных гносеологических инструментов, позволяет рассудочному субъекту наиболее поливариантно, многогранно и разносторонне проанализировать и осмыслить те или иные феномены, процессы, вещи, знаки, матрицы, события, симулякры и т.д.. Конечно, совершенно бессмысленно и абсурдно отрицать корректность, компетентность, легитимность и релевантность других концептуальных методов, используемых им (субъектом) для рассмотрения и герменевтики той или иной проблематики. Однако, вполне понятно, что именно диалектический подход, интерпретированный посредством самых разнообразных трансцендентальных взглядов, является максимально энантиодромическим, поливалентным и парадоксальным способом мышления, находящимся по ту сторону всех остальных рациональных методологий и обладающим целым рядом гетерогенных уникальных полемических и дискурсивных ментальных процедур, алгоритмов, постулатов и иных возможностей, отсутствующих у последних (методологий). В определенном смысле, его (подход) можно идентифицировать в качестве полноценного безальтернативного и оригинального интегрального интеллектуального мета-метода. Соответственно, само рассмотрение и познание пневматического измерения, с его (подхода) точки зрения, репрезентирует собой хотя и не единственно возможный, но в то же время – как уже подчеркивалось выше – наиболее полисемантичный, полиаспектный и многосторонний вариант его (измерения) исследования.
Итак, пневматический уровень присущий антропологической структуре представляет собой одну и ту же унитарную и целостную уникальную автономную матрицу, симультанно являющуюся и субъектом, и объектом, и субъект-объектом. При этом, каждый из этих трех репрезентирующих ее (матрицу) различных специфических конструктов должен идентифицироваться именно в качестве оригинального эманационного модуса. Поскольку, кристально ясно, что пневматическое измерение находится по ту сторону как спатиального, темпорального и иных аспектов многомерной структуры мироздания, так и разнородных сегментов и компонентов трансцендентальной сферы. Поэтому, само рассмотрение и интерпретирование любой из этих трех уникальных инстанций, относящихся к апофатической парадигме, в качестве либо момента, либо состояния, либо момента-состояния, либо и первого, и второго, и третьего будет носить некорректный и ошибочный характер. При этом, вполне понятно, что само осуществляемое – в том или ином виде – экспозиционирование пневматической матрицей своего собственного эссенциального ареала гетерогенным рациональным, иррациональным и другим акторам посредством различных мистических инсайтов, феноменов, событий, процессов и т.д. не позволяет ей (матрице) элиминировать непреодолимую и неотчуждаемую дистанцию, отделяющую последнюю от гилетических, интеллектуальных и иных сегментов и измерений многоуровневой системы мироустройства. Конечно, ранее уже подчеркивалось, что они (акторы) могут осмыслять и интерпретировать не только последнюю (матрицу), но и все ее эманационные модусы посредством всевозможных ментальных и иных инструментов и методов (и это, в свою очередь, реализуется в рамках настоящего текста). И тем не менее, подобного рода трансцендентальные практики и акты не смогут ликвидировать присущую ей (матрице) полнообъемную и неотъемлемую обособленность. Соответственно, можно констатировать, что метафизическая парадигма всегда и при любых обстоятельствах сохраняет свою безусловную автономность и полновесную суверенность. Наряду с этим, следует подчеркнуть, что субъект, являющийся ее (парадигмы) оригинальным манифестационным репрезентантом, может также экзегетироваться как тезис и инстанция-в-себе; объект – как его антитезис и инстанция-для-себя; а субъект-объект – как синтез между ними и инстанция-в-себе-и-для-себя. Кроме того, не только сама пневматическая сфера, но и любой из вышеперечисленных ее разнородных эманационных репрезентантов также являются структурами-для-другого. Таким образом, рассудочный актор способен симультанно рассматривать и интепретировать последнюю (сферу) в качестве одной и той же единой и цельной уникальной обособленной и интегральной парадигмы, экспозиционирующей себя посредством всех вышеобозначенных гетерогенных и оригинальных манифестационных модусов. Более того, важно подчеркнуть, что не только сама апофатическая матрица, но и все репрезентирующие ее специфические эманационные инстанции одновременно обладают как гносеологическим, так и онтологическим семантическим содержанием. При этом, она (матрица) также должна симультанно осмысляться и идентифицироваться в качестве и лексической единицы, и абстрактного концепта, и семиотического компонента.
Вместе с тем, с точки зрения диалектической методологии, экзегетированной посредством разнородных теоретических взглядов, между субъектом и объектом, являющимися специфическими конструктами, представляющими собой пневматическое измерение присущее антропологической структуре, симультанно наличествует как тождество (или сходство), так и различие. Так кристально ясно, что их идентичность друг с другом базируется не только на эпистемологическом статусе аллогенности, атрибутирующем как одного, так и другого, но и на одновременном репрезентировании каждым из них одной и той же унитарной и холистичной суверенной метафизической матрицы. При этом – и данный смысловой аспект уже неоднократно подчеркивался ранее – в первом случае, само тождество между ними носит совершенно тавтологический характер, эксплицируя себя, в свою очередь, при помощи строгой и бесспорной рациональной формулы: "чужеродность есть чужеродность", – отражающей один из основополагающих законов аристотелевской формальной логики. Конечно, наряду с самим трансцендентальным статусом аллогенности (или вместо него), можно также идентифицировать данные противоположные друг другу модусы посредством каких-либо иных самых разнообразных лексем и концептов, облалающих гомологичностью и гомогенностью друг с другом, а также фиксирующих и конституирующих тождество между ними (модусами). Соответственно, вполне понятно, что подобного рода плеоназматическая идентичность между любыми антитезами всегда имеет абсолютно экстериорное, акцидентальное и контингентное смысловое значение. Во втором же случае, во главе тождественности вышеуказанных конструктов (т.е. субъекта и объекта) друг с другом стоит апофатическая инстанция, продуцирующая всевозможные аподиктические предпосылки для возникновения последних (конструктов). То есть, можно констатировать, что она (инстанция) репрезентирует собой безусловный и абсолютный антецедент, генерирующий их (конструкты) в качестве своих гетерогенных производных консеквентов. Таким образом, интериорность, эссенциальность и облигаторность являются базовыми и доминантными семантическими качествами аналогичного типа неотчуждаемого и неотъемлемого тождества (или сходства) между теми или иными антитезами. Естественно, необходимо в очередной раз подчеркнуть, что любые процедуры, процессы, вещи, феномены, алгоритмы, методики и т.д. функционируют посредством разнородных режимов модальности.
Одновременно с этим, также важно понимать, что, с точки зрения интерпретированного при помощи гетерогенных теоретических взглядов диалектического подхода, субъект и объект, являясь оригинальными модусами, репрезентирующими собой пневматическую структуру, симультанно взаимно и дополняют, и исключают, и отрицают, и утверждают, и обосновывают, и обусловливают друг друга. При этом каждый из этих двух разнородных специфических конструктов одновременно выступает в качестве как эндогенной, так и экзогенной семантической матрицы. Так, совершенно очевидно, что любой из них (конструктов) обладает интериорным и экстериорным измерениями, являющимися его неотчуждаемыми компонентами. Соответственно, само симультанное манифестирование каждого из них в виде как внутреннего, так и внешнего модуса будет носить предельно легитимный и релевантный характер. При этом, последнее (манифестирование) будет обладать исключительно аподиктическими и эссенциальными смысловыми аспектами. С другой стороны, симультанное экзистирование любого из этих двух уникальных модусов (т.е. субъекта и объекта) относительно своей собственной оппозиции в качестве как внутреннего, так и внешнего компонента является совершенно бесспорной и верифицируемой эпистемологической данностью. Поскольку, с его (подхода) точки зрения, каждый из них (модусов) может рассматриваться и экзегетироваться по отношению к своей антитезе в виде определенной специфической матрицы, обладающей разнородными противоположными друг другу предикатами, атрибутами и параметрами. Естественно, подобного рода одновременное идентифицирование любого из них (модусов) в качестве и эндогенного, и экзогенного субстрата будет носить предельно стохастический и акцидентальный характер. Таким образом, из вышеизложенного можно констатировать, что в основании самого манифестирования каждого из них (модусов) в качестве как внутренней, так и внешней парадигмы лежат не только наличествующие в интериорном и интегральном ареале любого из них (модусов) противоположные друг другу сегменты, но и сами энантиодромические и парадоксальные диалектические взаимоотношения между ними (модусами).
Что касается самого субъект-объекта, являющегося уникальной инстанцией, симультанно (и/или сукцессивно) репрезентирующей собой, наряду с другими вышеуказанными специфическими конструктами, одно и то же единое и целостное суверенное апофатическое измерение, то он автоматически обладает всеми присущими последним сущностными предикатами и параметрами. Так, экспозиционируя себя в виде полновесного и всестороннего синтеза между ними (конструктами), она (инстанция) не только является носителем всех экстериорных и интериорных, контингентных и облигаторных, акцидентальных и эссенциальных свойственных им атрибутов и характетистик, но и превосходит по своим собственным качественным и количественным, трансцендентным и имманентным свойствам как всех их в совокупности, так и каждого из них в отдельности. Более того, необходимо подчеркнуть, что сама одна и та же унитарная и холистичная суверенная метафизическая структура, репрезентируя себя посредством такого оригинального модуса, как субъект-объект, иллюстрирует, с одной стороны, свою энантиодромическую, поливалентную и парадоксальную всеохватывающую и полифункциональную сущностную природу, а с другой – собственный серединный и центральный промежуточный эманационный репрезентант, не только являющийся органичным и естественным синтезом между абсолютными оппозициями, но и инициирующий сбалансированные, гармонизированные, структурированные и высокодифференцированные взаимоотношения между ними, препятствующие последним перманентно и безостановочно метаморфизироваться друг в друга.
Между тем, с точки зрения диалектического подхода, интерпретированного при помощи различных ментальных представлений, безусловную и автономную пневматическую сферу можно одновременно рассматривать и экзегетировать посредством таких классификационных параметров (и/или дефиниций), как уникальность, сингулярность и универсальность. Так, экспозиционируя себя при помощи всех трех присущих ей (сфере) гетерогенных манифестационных модусов (т.е. субъекта, объекта и субъект-объекта), она автоматически является носителем всех вышеперечисленных специфических свойств. При этом, кристально ясно, что каждый из них (модусов) также может симультанно рассматриваться и интерпретироваться посредством таких типологических характеристик (и/или концептов), как оригинальность, единичность и всеобщность. Поскольку, принадлежность любого из них (модусов) к метафизической сфере, являющейся одной и той же единой и цельной обособленной и суверенной интегральной матрицей, автоматически фундирует и легитимизирует данную эпистемологическую процедуру. Соответственно, не только сама пневматическая структура, но и любой из всех ее гетерогенных специфических репрезентантов могут осмысляться и экзегетироваться посредством таких классификационных параметров, как уникальность, сингулярность и универсальность.
Итак, принимая во внимание все вышеизложенное, необходимо подчеркнуть следующие основополагающие смысловые аспекты. Во-первых, пневматическая сфера, являющаяся одной и той же унитарной и целостной автономной интегральной парадигмой, может симультанно рассматриваться и интерпретироваться в качестве и субъекта, и объекта, и субъект-объекта. Во-вторых, последняя (сфера) манифестирует за пределами как феноменальной реальности, так и ментальной матрицы. В-третьих, между субъектом и объектом одновременно наличествует как тождество (или сходство), так и различие. В-четвертых, каждый из этих двух модусов симультанно может выступать в качестве и интериорного, и экстериорного элемента. Данное положение вещей конституируется посредством рассмотрения как эндогенного ареала любого из них (модусов), так и диалектических взаимоотношений между ними (модусами). В-пятых, сам субъект-объект, являющийся репрезентантом апофатической матрицы, выступает в виде центральной и серединной промежуточной инстанции, не только инициирующей предельно гармонизированные, сбалансированные и высокоструктурированные взаимодействия между субъектом и объектом, но и элиминирующей их неизбежную и бесконечную трансформацию друг в друга. И наконец, последнее, сама метафизическая парадигма, а также все репрезентирующие ее конструкты могут осмысляться и идентифицироваться при помощи таких типологических свойств (и/или понятий), как уникальность, сингулярность и универсальность. Наряду с этим, важно в очередной раз подчеркнуть, что, в отличие от всех остальных измерений и сфер свойственных полиаспектной антропологической матрице, исключительно лишь пневматическая структура представляет собой абсолютно безусловную, вечную и инвариантную апофатическую инстанцию. Таким образом, вполне понятно, что именно она (структура) является специфическим метафизическим началом, инициирующим всевозможные аподиктические предпосылки для ее (матрицы) полновесного и всестороннего онтологического, интеллектуального, фелитического, этического, эстетического, психического и соматического экзистирования в ареале многоуровневой системы мироустройства.