всё разбросано кругом,
а Светлана, точно спьяну
чуть ворочит языком.
– Ванюшка, я умираю.
Отчего – сама не знаю.
То мне колет в область паха,
то трясусь я, то икаю.
тело, будто холодец,
знать приходит мне…
– Конец?
Что же делать мне, сестрица!
Чем же будешь ты лечиться?
Вот таблетки…
–Что ж таблетки!
Ими разве что травиться!
Помнишь наших лекарей?
Как ни лечат от соплей,
сопли в астму переходят
и текут всё зеленей…
– Так скажи, что делать мне?
Может плавить воск в вине?
Может, кровь пустить за ухом?..
– Кровь?
Мы чай не на войне.
Вот бывалоча у нас,
если мучит тело газ,
если давит что-то где-то -
мы к знахарке тот же час.
Глянет утром на восток,
потеребит лоскуток,
плюнет-дунет в область паха,
будто ток пройдёт меж ног.
Газы сразу отойдут,
раны сразу зарастут,
бородавки, швы, запоры
вмиг исчезнут-пропадут.
Сразу станет на душе,
как с любимым в шалаше:
то-то лёгко, то-то вольно -
как турецкому паше.
Он сидит себе средь жён
ими всюду окружён,
ни одна из жён не скажет,
что он неуч и пижон.
И блаженство на душе
хоть в шатре, хоть в шалаше…
Видит Ваня, хворь крепчает,
бред сплошной пошёл уже.
– Где же нам знахарку взять!
Где в безлюдье отыскать
ту, что может плюнодуньем
хворь любую разогнать?!
…
Дверь тихонько отворилась,
и знахарка появилась:
при мешке, при посошке
и с кошчонкой на руке.
Голос скрипнул в тишине:
–Подойди, Иван, ко мне.
А Иван понять не может:
– Как же ты прошла в огне?
– Ты попил воды с болот -
у тебя болит живот.
– О! Как будто забурчало…
– Забурчало? Щас прорвёт!
Вот настойка на спирту
подержи её во рту…
Я для этого лекарства
хвост отрезала кроту.
Затуманились глаза,
В небе буря и гроза…
Видно, вышла передоза,
в организм вошла шиза.
У знахарки глаз горит,
кошка чёрная шипит,
а Светлана ест ватрушки -
появился аппетит.
На полу раскрыт мешок.
– Сделай-ка сюда шажок,
и навеки свет померкнет…
Заорал Иван:
– Дружок!
Звон стекла, собачий лай…
– Ну-кася, Иван, вставай.
– Что со мной?
– Наверно, шок.
Ты зачем полез в мешок?
Ох, и мягок ты душой
своей лирической.
Ну, а шок, видать, большой –
анафилактический!
И косится на Дружка.
Рядом клочья от мешка.
А Дружок оскалил зубы
где-то так на три вершка.
3
У Ивана звон в ушах,
всё вокруг плывет в глазах,
а Светлана вновь в постели,
снова бредит там про пах.
И как будто даже герпес
появился на губах.
…
– Ты?..
– Знахарка!
– Да-да-да…
Видишь ли, у нас беда.
Болями сестра болеет,
вянет, точно лебеда.
– Щас ей снадобье спроворим,
всё исчезнет без следа!
Нужно луку, чесноку…
Сахар, соль берём, муку…
Две змеиные головки
и бутылку коньяку.
Всё в наличьи, всё со мной
(но коньяк, конечно, твой)
– А поможет процедура?
– Ну, а как же ж? Боже ж мой!-
Отвернулась, скалит зубы.
Во-он – железный за губой!
Ах, коварный Медный Лоб,
знать, сведёт Ивана в гроб!
Тот глядит – не понимает,
остолопом остолоп!
– Ах! – Знахарка хвать за лоб: -
Ах, я! Чтоб мне сдохнуть чтоб!
Чуть старуха не забыла –
керамиды и укроп!
– Вот подумаешь – беда,
я добуду без труда
наилучшего укропу.
Керамиды – что? Руда?
– Керамиды – не беда,
но еще нужна вода,
не простая, а – живая!
– Это тоже ерунда!
– Нужен нам стакан плевков.
– Наберем. Хоть не легко.
– Вот что, вот что… Нужно это…
Нам от зайцев молоко!
Почесал Иван затылок:
– Сколько надо?
– Пять бутылок.
А потом добавим медных
не окисленных опилок.
– Ты, знахарка, вижу сноб.
– Помогло все, Ваня, чтоб! -
отвернулась, чешет сволочь
под платочком медный лоб.
…
Ваня в поле ускакал,
зайцев до утра гонял,
Медный Лоб Светлану страстно
обнимал и целовал.
Чтоб в рассудок не вошла,
не расстроила дела -
песни пел и лил вина ей,
и она вино пила.
Был расчёт у волка прост:
где-нибудь подгнивший мост
может, рухнет под Иваном,
и Ивана – на погост.
Шутка ль – зайца изловить?
Можно голову сломить:
тут несёшься – за дорогой
просто некогда следить.
На худой конец стервец
разудалый молодец
в пропасть псов своих загонит,
а без псов ему конец!
…
Утром встали – тишь кругом.
Светит солнце за бугром.
Нет Ивана. Значит, сгинул!
Смотрят… Прётся с молоком!
И собаки вслед бегут,
неотступно стерегут,
не подступишься – наложить
на кадык надёжный жгут.
– По полям по перелескам
я летал, как занавеска
на окошке в бурный день,
крался степью, точно тень.
И собаки аж до драки
рвали чью-то шерсть во мраке,
вой катился над землёй,
заяц зверь ужасно злой.
Но и я, сестра, суров,
потому итог таков:
принимай, сестра, лекарство
от ушастых докторов.
4
Выполнил Иван задачу,
а знахарка чуть не плачет:
– Зелье слабое выходит,
надо все переиначить.
Видишь, если кошкин хвост
в этот опустить компост,
хвост нисколько не облазит
значит, наш составчик прост.
И Светлана вновь ночами,
с приоткрытыми очами,
стонет, мечется, урчит…
Или это кошка спит,
чакает во сне зубами
и когтями скребончит?
Слышать это нелегко.
– Близко или далеко,
но скачи, Иван, скорее
нужно… лисье молоко.
Было так еще три раза.