Тася подплыла, в своей светло-коричневой форме, и чёрном фартуке. В те времена все девочки ходили в школьной форме, с небольшими изменениями и добавками в фартуке и платье, такими, чтобы не бросалось учителям в глаза. В торжественные и праздничные дни одевался белый фартук, белый воротничок, а на рукавах платья белые манжеты.

–Ты вечером не убегай, дождись Ваню. Он тебя провожать пойдёт.

–Нет уж, пусть он меня ждёт, – улыбнулась Тася, посмотрев мне в глаза, в самую душу, удивительными глазами с рисунком на голубой радужке, словно у кукол. Я рассматривал необычайную голубизну её глаз, яркую, как не у кого больше, не сказав ни единого слова, которые были заготовлены.

А вечером пошёл провожать. И, кажется, нёс её портфель. И всё мне помнится: снег, точно серый крахмальный полупрозрачный клейстер, раздавленный и подмокший на дорогах, напитавшийся водой, со следами колёс и прошедших пешеходов, холод, запахи начала весны, а до весны было далеко, был конец декабря. Полнота и пустота души. И теперь, через много лет, я понимаю – это просто излишек гормонов в крови, но кто бы мне тогда скажи об этом… Да и теперь, оторопь берёт от этих доводов, неужели всё так просто? Со стороны просто и смешно, а всё загадка и тайна, и восторг и трагедия.

Проводив Тасю, я дождался, когда она поест, и затем у неё час для прогулки на свежем воздухе. Этот час мы и гуляли с нею. Гуляли по тротуару, о чём-то говорили. Об артистах, певцах, о фильмах, и как я радовался, когда наши чувства и мысли совпадали. Наверное, радовался я один, потому что Тася не любила меня, она любила Кольку, только я об этом не догадывался. И шёл её провожать, удивляясь тому, что могу нравиться ей. Провожая в какой-то раз, я обнял её одной рукой за плечи, она не противилась, не скинула мою руку. А во мне взрывались эмоции и чувства! А ещё через несколько дней, остановившись и придержав Тасю за руку, повернул к себе и спросил: