У Татьяны блеснула мысль.
– Будь по-вашему, берите, только своими руками сокровище свое не отдам, – годами коплено, – сами берите.
– Где? – в один голос спросили обрадованные злодеи.
– В подполье, – указала она на творило, находившееся среди комнаты, – в правом углу за верхней доской.
– Не врешь?
– Разрази Господи!
– Укажи сама… – сказал старший.
– Не… не могу! – вздрогнула Татьяна.
– Сынишка пусть с нами идет, – заметил молодой, – а то ты творило-то прихлопнешь, да с мошной и драло, – мы тоже из стреляных.
Татьяна нервно прижала к себе Мишу.
– Зачем! Клянусь, там, с места не сойду! – прошептала она.
– Товарищ дело бает, не финти, а то вот – и конец, – замахнулся старший на Татьяну ножом.
Татьяна отшатнулась. На лице у нее промелькнуло выражение внутренней борьбы. Она поглядела на сына, покосилась на печку… Глаза ее сверкнули каким-то странным огнем.
– Берите… – хрипло сказала она, толкнув сына к бродягам.
Младший взял его на руки. Ребенок залился слезами и с ревом рвался, к матери.
Старший зажег фонарь, поднял творило и стал медленно спускаться в подполье, за ним последовал и младший с Мишей на руках.
Татьяна стояла, как вкопанная, и бессмысленно глядела на происходящее.
Едва успели они спуститься в подполье, как Татьяна, словно разъяренная тигрица, бросилась к нему. С нечеловеческим усилием вытащила наверх лестницу и захлопнула творило… Затем подвинула на него тяжелый кованый сундук, на сундук опрокинула тяжелый стол, скамьи, кровать… Все это было сделано до того быстро, что злодеи не успели опомниться. Потом, подойдя к печке, она вынула один из кирпичей, сунула руку в образовавшееся отверстие и, вынув толстый бумажник желтой кожи, быстро спрятала его за пазуху.
В творило раздался стук. Татьяна дико захохотала и опустилась на пол. Стук продолжался.
Татьяна, сидя на полу около устроенной ею баррикады и прижав руки к груди, как бы боясь, что у нее отнимут бумажник, отвечала на него хохотом.
– Отвори, иначе щенка твоего прирежем, – раздались угрозы из-под полу.
Татьяна продолжала хохотать. Раздался крик ребенка: