– Ой, батюшки, родимые, смертушка моя подходит, – начала причитать женщина.
– Будь по-вашему, идите, бабы-то больно жаль, – согласилась сердобольная Татьяна.
– Пошли тебе, Господи, доброе здоровье! – проговорил мужчина, тихо входя в открытые Татьяной ворота.
За ним, еле передвигая ноги, вошла и баба.
Татьяна заперла ворота и вернулась в избу. Гости ее уже расположились в ней. Миша спал. После предложенного Татьяной ужина, до которого женщина, все продолжавшая охать и стонать, и не дотронулась, хозяйка и гости стали укладываться спать.
Татьяна хотела было помочь раздеться больной бабе, но та отклонила ее предложение:
– Не замай, родимая, благодарствуй, теперь словно как и полегчало, это, должно, с усталости – много шли.
– А вы издалека? – полюбопытствовала Татьяна.
– Из-под Иркутска, родимая, давно идем, – отвечала женщина.
– Куда пробираетесь?
– К Томску, родная, к Томску.
– Далеко еще, – промолвила Татьяна.
– Неблизко, ну, да Бог даст, доберемся, – заметил мужчина.
Татьяна затушила свечу, но ей почему-то не спалось. Какое-то тяжелое предчувствие щемило ей сердце. Она то прислушивалась к тихому и ровному дыханию спящего около нее Миши, то к прерывистому, неровному храпу заснувших гостей, то к вою зимнего ветра на дворе. Вдруг она услыхала в том углу, где расположились ее гости, какую-то возню и шепот. Ей явственно послышались слова: «Пора, спит».
Вскочить с постели и зажечь свечу – было для нее делом одной минуты. Изба осветилась, и перед ошеломленной Татьяной вместо утомленного путника и его беременной спутницы оказались два рослых мужика: один постарше, а другой совсем молодой, безусый, игравший роль женщины.
В руках у старшего блеснул большой нож.
– Ну, Бог тебя спас, что пробудилась. Отдавай деньги добром! – воскликнул он.
– Кажи, где мошну хоронишь! – заметил другой.
– Родимые, нет у меня денег – хозяин увез, пощадите, не губите, – опустилась Татьяна на колени перед злодеями.
Разбуженный шумом Миша проснулся и, спустившись с кровати, робко прижался к матери.
– Нишкни [2], зря не болтать, а не то тут со своим щенком и ляжешь. Давай деньги! – загремел старший.