Звездный час

Глава 5

И хотя это всего лишь расторопный Ахметкин дядя подогнал приведенный в порядок родстер, Лиза все равно была рада, что нашелся повод прервать завтрак. А на улице уже крякал новый гудок – не такой бархатистый и солидный, как у «мерседеса» Левандовского, а повыше тоном, отрывистый и нетерпеливый.

– Просила же не присылать за мной машину! – поморщилась Лиза, моментально входя в роль. – Сама бы как-нибудь добралась! Дуся, пойди скажи там, чтобы подождали, я сейчас соберусь!

Видно, в сыскном отделении Лизу не считали такой уж важной птицей – за ней приехал всего-навсего потрепанный фордик. Да и шофер ей достался какой-то несерьезный: коренастый толстячок в косоворотке, внешностью чем-то смахивавший на дворового кота-бандита. Он поджидал пассажирку, облокотившись на распахнутую дверцу, и, явно не оставшись безразличным к прелестям горничной, охмурял ее своим красноречием, разливаясь соловьем, а та слушала его байки, разинув рот.

– …Вообразите себе, Дарья Тимофеевна, этот прохиндей вдруг как завопит чистым русским языком: «Спасите, убивают!» – трепался посланец из полиции и сам заходился от своих баек свистящим смехом, будто исторгали из себя протяжный звук мехи гармошки.

При появлении Лизы он мигом забыл про Дусю, выплюнул изжеванный чинарик, чуть поклонился, в широком замахе сорвав с круглой, стриженной под бокс головы белый картуз, и воскликнул неожиданно высоким и сиплым голосом, ничуть не вязавшимся с его плотной фигурой:

– А вот и наша звезда! Заждались мы вас трошки, Лизавета Дмитриевна! Ну, попались вы нам как кур в ощип, теперь держитесь! – И он снова засмеялся, но осекся, когда вслед за Лизой на улицу вышел Левандовский.

Летчик с легким презрением окинул взглядом и этого субъекта, и его экипаж и осведомился с каплей барственной лени в голосе:

– Так это вы, любезный, из сыскного отделения? А документ какой у вас имеется?

– Сей момент, ваше благородие! – Развязности у шофера убавилось, услужливости, напротив, сильно прибавилось. – Пожалте, вот он, наш документ! Извольте убедиться, все чин по чину – Тарас Ковбасюк, помощник следственного пристава!

– Так-так… – Левандовский, заглянув в удостоверение, вернул его владельцу. – Вот что, любезный: для госпожи Тургеневой у вас лимузин слишком неказистый, да и неудобно ей в нем будет. Вы вперед езжайте, а я Елизавету Дмитриевну сам повезу – в мою-то машину ей сесть будет не стыдно.

Лиза, ждавшая этого приглашения, все же была задета тем, как по-командирски оно прозвучало. Опять он распоряжается, что ей делать и чего не делать! Но хватило бы одного взгляда на обшарпанный, пыльный фордик и на стремительный «мерседес», блиставший лаком и хромом, чтобы моментально сделать выбор. И посланец, назвавшийся Тарасом, тоже понял это, окончательно стушевался и даже воздержался от протестов, лишь попросив с фамильярным заискиванием:

– Тильки вы уж, ваше благородие, не подкачайте – если я Лизавету Дмитриевну не доставлю в целости и сохранности, с меня бошку снимут!

– Ладно, ладно, – махнул рукой Левандовский, – трогай!

Лиза опустилась на мягкое сиденье родстера, обтянутое скрипучей белой кожей, и утонула в машине так, что верхний край приборного щитка оказался на уровне ее глаз. Левандовский нажал кнопку стартера, мотор мгновенно завелся, коротко рыкнув, как злобный волкодав, и автомобиль плавно покатил вслед за фордиком, пофыркивавшим и испускавшим из выхлопной трубы синеватые струйки дыма.

– Очень мило с вашей стороны, что вы так цените мое общество, – сказала Лиза, – но могли бы сперва и меня спросить, кого я выберу себе в спутники!

– Если вас мой скромный транспорт не устраивает, мы в момент все исправим! – отозвался Левандовский. – А я-то был уверен, что угадал ваше желание!

– Не больно-то удачно это у вас получается, – возразила Лиза. – Слишком недолгим было наше знакомство!

– Надеюсь, у нас будет шанс сделать его долгим. А кроме шуток, думаю, со мной вам будет безопаснее, чем с этим субъектом…

– Ну, это еще неизвестно, с кем мне будет безопаснее… – заметила Лиза, не в силах сдержаться: колкости так и просились ей на язык.

Левандовский резко нажал на тормоз и даже приоткрыл со своей стороны дверь, готовый выйти из машины.

– Елизавета Дмитриевна! Раз вы меня опасаетесь – садитесь за руль, и я окажусь в полной вашей власти!

– Нет-нет, Евгений! – стала отнекиваться Лиза, поспешно вцепившись летчику в руку, чтобы он не вздумал уступать ей место. – Я и машину-то водить почти не умею, а в этом скопище точно кого-нибудь собью! Я вам доверяю, доверяю! – добавила она, желая поскорее ехать дальше, пока вокруг не собралась толпа.

И впрямь, многие засматривались на машину причудливых форм, узнавали летчика, показывали на него друг другу. Курортная суббота вступала в свои права, и выбраться из поселка было непросто. С одной стороны на мостовую вылезли стенды туристских бюро, обклеенные пестрыми открытками, на которых под надписью «С приветом из Крыма» бросали улыбки прохожим либо нафиксатуаренные усатые красавцы, либо завитые ангелоподобные девушки на фоне главных местных достопримечательностей – Воронцовского дворца, мисхорской русалки и прочего; с другой – надрывали голоса зазывалы, приглашая гуляющих испытать счастья у столиков лотереи-аллегри. Фордик Тараса пробирался сквозь столпотворение, временами издавая заливистые гудки, а родстер Левандовского степенно плыл у него в кильватере. Резвые пацанята, бежавшие вслед, казалось, вот-вот ухватятся за бампер машины, повиснув на нем ненужным балластом.

У входа на базар, где было особенно многолюдно, движение и вовсе застопорилось. Дорогу пересекал отряд скаутов-врангелят в белых рубашечках и шортах цвета хаки, видимо направлявшийся на пляж. Ломкие ребячьи голоса, перекрывая крики торгующих мальчишек и полные сладкой патоки голоса Козина и Лемешева из радиол, нестройно, но вдохновенно выводили: «Бейте с неба, самолеты!», а шедший впереди барабанщик задавал темп, так самозабвенно выбивая дробь, что казалось, сейчас вся улица пойдет чеканить шаг, заразившись маршевым ритмом. Колонну замыкал воспитатель средних лет – тоже в белой рубашке и в шортах. «Ага, ему без чулок можно, а мне нельзя!» – подумала Лиза, глядя на его волосатые ноги. А вот пошла бы она в Учительский институт, как хотела тетка, могла бы сейчас так же выгуливать девочек-скаутов, сверкая голыми коленками, не прикрытыми коротенькой юбкой, и никто бы ей и слова не сказал…

– Никогда бы не подумал, что вашему дяде станут строить лабораторию в таком месте… – заметил Левандовский.

Лиза желчно усмехнулась:

– Это Клавдия Петровна так настояла, потому что Аркадию Аристарховичу здешний воздух полезен. Что-то я, правда, не вижу пока от него большой пользы. Впрочем, если с утра до ночи, как дядя, в четырех стенах сидеть, здоровье испортить легче легкого! Здесь надо гулять, в море купаться, развлекаться…

– Это у него от сидения в четырех стенах нарывы? – усомнился Левандовский. – Ваш дядя, случайно, газы на себе не испытывает?

– Какие газы?

– Какие? Обыкновенные – фосген, люизит, хлор-циан…

– С чего бы это? – возразила Лиза, в первый момент испугавшись было при мысли о том, что дядя болен чем-то заразным и теперь, того и гляди, у нее самой начнут выпадать волосы. Но потом вспомнила, что у тетки никаких признаков облысения не заметно, и успокоилась. – Он у нас физик все-таки, а не химик…

– В наши дни между тем и другим разница невелика. Скажем, изотопы радия разделять – для кого задача, для физика или для химика?

– Какие слова вы знаете… – промолвила Лиза. – Если бы я еще понимала, что они означают!

– Неужели вы от дяди ничего не нахватались?

– Что вы, Евгений! Я – темная женщина, в гимназии по физике одни тройки получала, как меня дядя ни пытался натаскать… А вы, я вижу, интересуетесь наукой?

– Я же Императорское московское техническое кончал. Теперь почитываю Naturwissenschaften в свободное время, – признался Левандовский. – Не так уж у меня его много, к сожалению…

– Ну да, вы же и здесь на задании…

– Да, – кивнул Левандовский. – Вообще это секрет, конечно, но от вас у меня тайн нет. Мы на Каче проводим испытания нового сверхтяжелого бомбовоза «Пересвет» конструкции Петлякова. Колоссальная машина, настоящий крылатый линкор. Думаю, удастся устроить, чтобы вам на нем разрешили подняться в воздух. Вот приведу завтра на вашу премьеру коменданта аэродрома, он вам ни в чем не сможет отказать. Если пожелаете, разумеется.

– С удовольствием, я сама вас хотела просить! Меня тут зовут сыграть авиаторшу, вот и надо бы на пилотском месте посидеть, проникнуться ощущениями…

– Авиаторшу, говорите? А не понижение ли это в должности? – пошутил Левандовский. – Помнится, в «Первых на Луне» вы играли звездолетчицу…

– Ах, лучше не вспоминайте! – вздохнула Лиза, считавшая эту картину дурацкой, а свою роль – пустой и мелкой.

– Да почему бы не вспомнить? – возразил Левандовский. – С кем же еще к звездам лететь, как не с вами?

– Вы мне льстите! – улыбнулась Лиза. – И когда же мы летим?

– Боюсь, не скоро. Королёв который год денег не может найти, а Циолковский вовсе в нищете умер…

– Бедняга… – промолвила Лиза. – Я же его знала, – он «Первых на Луне» консультировал. Забавный был дедуля, только глухой как пень.

– Да… – кивнул Левандовский. – Вечная судьба изобретателей в России! Никому они тут не нужны, а между тем фон Браун в Германии строит одну ракету за другой. Но вряд ли это вам интересно…

– Почему же? И мне интересно, а моей героине – и подавно!

– Что же у вас за героиня?

Лиза, уверенная, что и новая роль не принесет ей больших лавров, объяснила с небрежной усмешкой:

– Осипенко, Ганна Рейч и Амелия Эрхардт в одном лице – такая себе амазонка, затеявшая беспосадочный полет вокруг света. Я за всем этим не очень слежу, но ведь никто еще так вроде не летал?

– Эх, Лиза, не травите душу… Это же был мой проект! Мне Туполев уже готовил машину для такого перелета, но сами видите, что в мире творится – куда ни полетишь, всюду пальба. Еще собьют ненароком. Придется ждать, когда они все отвоюются.

– То-то у нашего Бобы на вас такие планы образовались! Мне даже странно было – с чего это вы вдруг решили штурвал на руль променять?

– Одно другому не мешает. Прокатиться с ветерком приятно и в небе, и внизу!

– С ветерком? Вы про шестьсот верст в час? Да это какая-то безумная скорость!

Они были уже на Верхнем шоссе – главной магистрали Южного берега. Длинный капот «мерседеса», по-прежнему следовавшего за Тарасовым «фордом», был нацелен на стену Ай-Петри, в контуре которой отсюда, с западной стороны, при некоторой живости воображения можно было разглядеть силуэт лежащего на спине человека – и не кого-нибудь, а, по уверениям местных жителей, невинноубиенного императора Николая. Казалось, что дорога проходит под самым трехсотсаженным обрывом Яйлы, хотя до него оставалось еще довольно далеко. По правую руку во всю ширь распахнулось море, обволакивая горизонт гигантской чашей в мелкой сетке волн. Этот залитый солнечным светом простор, лазурь небосвода, блеск морских далей, рев мощного мотора – все подхлестывало к стремительному движению. И Левандовский, словно только и ждавший предлога, моментально откликнулся:

– Безумная, говорите? Лиза, если мы собираемся к звездам, так привыкайте к скоростям!

Мотор, негромко урчавший под капотом, басовито загудел, зарычал, взревел во всю мощь восьми цилиндров, и «мерседес» устремился вперед пулей, вырвавшейся из ствола. Лиза, вдавленная ускорением в мягкую подушку, тщетно пыталась вымолвить слово протеста. С легкостью обогнав фордик, неторопливо бежавший по дороге, родстер наддал еще сильнее. Миг – и полицейский автомобиль, за лобовым стеклом которого маячила очумевшая рожа Тараса, остался уже далеко за спиной, а Левандовский будто и не заметил, что впереди только что было препятствие.

– Стойте, стойте, Евгений! – воскликнула с восторженным ужасом Лиза, не услышав саму себя за воем мотора и свистом ветра, и едва не откусила язык – попавшая под колесо выбоина подбросила ее на сиденье, заставив лязгнуть зубами. Машина же после толчка потеряла направление, завиляла, шарахнулась вправо, потом влево – прямо под колеса выскочившей из-за поворота полуторки, шофер которой бешено жал на гудок. Вильнув еще раз, родстер каким-то чудом избежал лобового удара – полуторка левым краем бампера лишь задела машину по переднему обтекателю. Теряя скорость, «мерседес» влетел правым колесом на каменное ограждение, проломив в нем брешь, и повис мордой над крутым склоном. Всего этого Лиза уже не видела: она крепко зажмурилась с того момента, как машину понесло на грузовик.

После удара и скрежета, на смену которым пришла тишина, Лиза все так же сидела, не решаясь открыть глаза. Из оцепенения ее вывел голос Левандовского и его пальцы, схватившие ее за руку.

– Лиза, мы целы.

Она дернулась, как обожженная, и с затравленным «Не трогайте меня!» распахнула правую дверцу, нависавшую над ее плечом. Однако тревожный окрик притормозил ее порыв, на излете которого она лишь выглянула за борт и перестала различать, где верх, где низ, при виде уходящего прямо из-под ног, почти вертикального откоса в добрую сотню аршин высотой, упиравшегося в неровный строй сосен-спичек. Она отпрянула, увидев перед собой в боковом зеркале почти неузнаваемое бескровное лицо – белее креп-жоржета в мелкий цветочек, из которого было сшито ее платье.

Не ощущая тела, она сползла по покосившемуся сиденью и выбралась из машины, избегая поданной ей руки – возможно, чтобы не выдать, как ее трясет. С обеих сторон визжали тормозами автомобили. На противоположной обочине остановился открытый автобус-шарабан с торчащими над бортами раструбами граммофонов, и из него высыпала шумная толпа пассажиров-курортников, отправившихся в горы на пикник с шашлыками, игрой в фанты и менее скромными развлечениями и неожиданно получивших дополнительное зрелище, не входившее в программу. Подкатил и Тарас, с перепуганной физиономией выскочив из своего фордика.

– Елизавета Дмитриевна, Елизавета Дмитриевна! – вопил он в панике. – Вы живы?!

Его голос, так же как все прочие звуки и движения, Лиза лишь смутно воспринимала сквозь окутавшую ее пелену тумана. Сомнамбулически переставляя ноги, она доковыляла до дорожного ограждения и пристроилась на нем. Ее обоняние резанул запах духов – какая-то дама поднесла к ее лицу платок, на который вылила полфлакона брокаровского «Букета императрицы». Вокруг Лизы суетился Тарас – то принимаясь обмахивать ее, то встревоженно заглядывая ей в лицо и все время приговаривая: «Елизавета Дмитриевна, вас в больницу надо! В лице ни кровинки! Разойдитесь, господа, разойдитесь – даме плохо…»

На Левандовского набросился шофер полуторки – молодой парень, яростно тискавший и мявший в руках засаленную кепку.

– Вы бы, сударь, сперва проспались, прежде чем за руль садиться! – орал он, не разбирая выражений. – А то ишь, налил зенки и поехал с барышней кататься! – И он хотел прибавить что-то менее цензурное, но Левандовский прервал его:

– Потише, приятель. Давай-ка глянем, что с машиной случилось…

С этими словами он перемахнул через ограждение и чуть спустился по склону, оказавшись под автомобилем. К чему-то притронулся, что-то пощупал, нахмурился и, присвистнув, негромко произнес:

– Такие вот дела… – Затем обратился к своей спутнице: – Лиза, хотите посмотреть?

Она, начиная догадываться, что не лихачество водителя было виной аварии, но все еще лелея в себе испуг и негодование, нехотя нагнулась, чтобы заглянуть под брюхо «мерседесу», ничего не увидела, и тогда вслед за Левандовским сделала несколько шагов вниз по сыпучему откосу, оказавшемуся не таким уж крутым. Летчик подстраховывал ее, держа запачканной рукой за ладонь, которую Лиза на этот раз не пыталась отнять. Не так уж она была безнадежна в технике: тесное общение с Бобой, с юных лет азартно копавшимся в моторах и при всяком случае пытавшимся силой приобщить к этому занятию и сестру, не совсем прошло даром, и все же сейчас она едва понимала, на что Левандовский указывает в разверстом автомобильном нутре, полном механических кишок, еще дышавших бензиновым жаром: какие-то железки, провода, рычаги… Все грязное, покрытое пылью пополам с маслом.

– Вот в чем дело, – объяснил Левандовский, прикасаясь пальцем к свежему излому на свободно болтавшейся стальной штанге. – Это рулевая тяга. Очевидно, когда колесо попало в выбоину, она переломилась. И знаете почему? Потому что была подпилена!

– Подпилена? – переспросила Лиза, упрямо не улавливая в его словах скрытого смысла. – Кто же ее вам подпилил?

– Кто – не знаю, а где это случилось – догадываюсь. Подпилить ее могли в одном-единственном месте – в гараже у Мустафы.

– Но зачем?! – воскликнула Лиза, возмущенная не то коварством татарина, не то нелепостью этого обвинения, и, пытаясь найти в происходящем логику, предположила: – Может, он националист и ненавидит русских? А ведь как елей источал, когда машину возвращал! Или его Жорж подкупил?

– Разве ваш Жорж похож на человека, способного кого-то подкупить? Нет, дело не в нем, а в ком – я выясню, но за одно могу ручаться: наш Мустафа после таких шуточек еще пожалеет, что на свет родился, – я уж об этом позабочусь!

Глава 6

Тарас уже тянулся к Лизе, желая поскорее вытащить ее наверх.

– Едемте, Лизавета Дмитриевна! – торопил он. – Подымайтесь, пожалуйста, поспешать надо!

Продолжая суетиться, лебезить и рассыпаться перед ней мелким бесом, он настойчиво увлекал Лизу к «форду», цепко, но осторожно ухватившись за ее мизинец, словно за сокровище неслыханной ценности.

Про Левандовского он как будто забыл, очевидно полагая, что тот останется при побитой машине. Но летчик сам напомнил о себе.

– Не так быстро, любезный! – одернул он Тараса. – Сыскное отделение отменяется, едем в Симеиз!

– Но как же так, ваше благородие… – уперся Ковбасюк. – Мне велено госпожу Тургеневу срочно доставить в Ялту! У нас труп на руках, следствие стоит! И не могу я казенное авто туда-сюда гонять – с меня потом за это строжайше взыщется…

– Странно… – процедил Левандовский. – Труп в Симеизе, а следствие в Ялте ведется… Удобно устроились, господа полицейские! Короче, милейший, либо вы нас отвозите, либо мы сами доберемся, но в Ялте нас тогда пусть не ждут!

Тарас, по-прежнему скуля и причитая, взгромоздился на шоферское место, в три приема развернул свою машину на узком шоссе и погнал обратно в Симеиз. Лизе, не вполне еще опомнившейся после аварии, казалось, что никогда в жизни она не чувствовала себя так странно – словно у нее внезапно истончилась кожа, сделав нервы уязвимыми для малейших воздействий. Все вызывало у нее раздражение, все формы, которые принимал мир, воспринимались преувеличенно резко и остро, как что-то непривычное и неизведанное. Она с особенной отчетливостью ощущала, как темно и неуютно в тесном салоне фордика после открытого родстера, как неприятно бьет в лицо поток воздуха из-под нижней кромки приподнятого ветрового стекла, как сильно трясет машину на ухабах. Вместо благородного мерседесовского рычания мотор его хрипло тарахтел, немолодое авто на ходу скрипело кузовом и рессорами, хотя по дороге мчалось резво. На виражах машину сильно кренило; Лиза, не в силах удержаться на кожаной подушке, всякий раз съезжала, прижимаясь к летчику, и тут же спешила отодвинуться, отталкиваемая исходившими из него флюидами отчужденности. Все окружающее казалось ей каким-то ненастоящим, эфемерным, сделанным из песка: тронь чуть посильнее – и развалится, обратится в кучку мелкого праха. И потому, не зная, как еще выразить свою тревогу словами, она воскликнула:

– Не гоните вы так! Сами же говорили – вам голову снимут! Еще одну аварию захотели?

– Нам-то, Елизавета Дмитриевна, никто тягу не подпиливал! – ответствовал Тарас, злобно дергая изогнутый рычаг передач, словно пытался вырвать его из пола. – А такого, чтоб в пропасть улететь, со мной еще не бывало!

– Так, значит, вы все слышали! – упрекнула его Лиза. – И не хотели в Симеиз ехать! Помощник следственного пристава, называется! Помогли бы это дело раскрыть, повышение бы заработали!

– У нас не театр, – огрызнулся Тарас, – мы не актеры, нам самодеятельность ни к чему!

– Поосторожнее об актерах, милейший! – одернул его Левандовский. – Не забывайте, кого везете!

– Нижайше прошу у господ прощения! – заныл Тарас. – С них-то какой спрос, а мы люди маленькие, за нас никто не заступится, когда будут драть шкуру за неисполненный приказ… Ну что ж, подведут нас под монастырь, такая уж, значит, наша планида…

Лиза сама была не рада, что затеяла этот разговор. Ковбасюк, не собираясь умолкать, бубнил про обиды и несправедливости, словно был самым разнесчастным и угнетаемым человеком на свете, и не закрывал рта до тех пор, пока свернувшая на Симеиз дорога не превратилась в улицу, вдоль которой тянулись беленые домишки татарского предместья, сохранявшего трущобный облик: сюда модный курорт загнал коренных обитателей, низведенных до роли обслуги.

– Вот он, гараж Мустафы! – воскликнула Лиза. – Тормозите, что же вы?!

– Не останавливайся, любезный, – велел Левандовский. – Сперва отвезем Елизавету Дмитриевну домой, а потом с тобой сюда вернемся.

– Ну уж нет! – возразила Лиза. – Я домой не поеду, а пойду с вами к Мустафе, загляну в его честные глаза!

– Елизавета Дмитриевна, я бы все же предпочел…

Она отрезала:

– Для вас – Лиза, и мне неинтересно, что бы вы предпочли! Я вместе с вами чуть к праотцам не отправилась и теперь в стороне не останусь! Тормозите, тормозите! – снова приказала она.

Левандовский не стал больше спорить. Тарас, послушавшись Лизу, остановил машину и дал задний ход, высадив пассажиров прямо на заляпанный темными маслянистыми пятнами цементный порожек у широченных ворот под вывеской, написанной буквами с аляповатыми завитушками, видимо призванными изображать арабскую вязь: «Гараж Искандарова. Слесарные, кузовные работы. Мелкий ремонт. Починка шин». Ворота, впрочем, оказались заперты, и, сколько Левандовский ни молотил в них, никто не отзывался.

– Виданное ли дело, – промолвил Левандовский, – в такой час – и закрыто… Как пить дать, наш приятель в бега пустился!

Где-то совсем рядом, за глухими дувалами и черепичными крышами разморенную тишину вспорол, взревев корабельной сиреной, протяжный клич муэдзина из ближайшей мечети: «Ан ля иляха илля Ллаху…» – и на громаду Яйлы, на желтеющие пригорки у ее подножия и на высаженные вдоль дороги пирамидальные тополя сразу же наползла тень Азии.

– Может, он в мечеть пошел? – предположила Лиза, сама не слишком в это веря: над запертыми воротами витал дух глухого безлюдья, словно в последний раз их открывали еще при Девлет-Гирее.

– Сейчас проверим… – сказал Левандовский, направившись по узкому проулку в соседний дворик.

Мелькнула вдали тонкая женская фигурка, чуть ли не с головой закутанная в покрывало, и скрылась. Навстречу чужакам выскочила злобная собака, напугав Лизу, но Левандовский так цыкнул на псину, что та убралась, поджавши хвост.

– Где Мустафа? Почему у него закрыто? – спросил летчик у показавшейся в окне пожилой татарки.

– Шайтан его знает, Мустафу… – чуть нараспев отозвалась женщина, в глазах которой отражалось восточное безвременье. – С утра здесь был. Потом все запер и уехал. Сказал – в Ялту…

– А племянник его, Ахметка?

– У моря шляется, где ж ему быть, Ахметке… Там ищите.

Получив этот ответ, Лиза со спутником вернулись на шоссе, и здесь их ожидал сюрприз: перед воротами гаража было пусто. Тарас и его «форд» исчезли, и ничто не указывало на их недавнее присутствие.

– Ну и фрукт этот Ковбасюк! – проговорил Левандовский. – Того и гляди, еще окажется, что все они из одной шайки! Ну как, Лиза, вы еще намерены участвовать в расследовании?

– До моря как-нибудь дойду, не беспокойтесь! – заявила Лиза.

На берегу задувал свежий ветер. Он нагнал прибой, теребил синие ленточки на детских матросках и рвал с барышень легкие цветастые сарафанчики. Пляж превратился в пеструю мозаику из купальников, зонтиков, полотенец, мячей и первозданного бесстыдства оголенности. Это суетливое мельтешение заставило Лизу вспомнить теорию академика Ошпарина, частенько заходившего в гости к ее дяде и утверждавшего, что жизнь на планете самозародилась из доисторического бульона – и, наверное, вылезла на берег из такой же бурлящей пены, как и та, что покрывала сейчас сплошным слоем прибрежные камни. В детские крики контрапунктом вторгался глухой рев волн, хватавших за пятки визжащих купальщиц. Море перемигивалось мириадами сверкающих глаз, словно фантастические саламандры, поднявшись из пучины, подавали людям тревожные сигналы.

Вдоль набережной фотографы расставили ящики на треногах и несуразные холсты с прорезанными дырками для голов. Рукописные плакаты заманивали на рыбалку обещаниями невиданных уловов кефали, бычка, ставриды и чуть ли не белуги, и тут же другие объявления приглашали на незабываемые, романтические прогулки по морю под парусом. Попадались военные моряки с золотыми нашивками на обшлагах, узнавали Левандовского, козыряли летчику и пытались угадать, кто его спутница, всматриваясь в лицо Лизы, закрытое темными очками. Дамы же с завистью поглядывали на Лизины ноги в нейлоновых чулках – модной новинке, которую только в Америке и можно было добыть.

Не так-то просто было кого-нибудь отыскать среди кипения пляжной жизни, являвшей взору любые людские типажи и все виды отношений между ними. Внимание цепляли то разместившиеся с шахматной доской на скамейке двое выползших к морю старцев, сопровождавших рейды тяжелых фигур, прорывы укрепленных линий и отчаянные контрудары колкими репликами: «…Решили шотландский гамбит играть? Смело, батенька, смело! Только зачем же туру зевнули? Нет, не выйдет из вас Капабланки, Никодим Терентьич…», то нашедшая пристанище у воды громогласная мужская компания, состоявшая из тех, кого принято было называть «новыми россиянами». Явно не первая бутылка «Ай-Даниля», пущенная по кругу, помогала им весело проводить время; до Лизы долетали обрывки замшелых анекдотов, тонущие во взрывах хохота: «…это не саквояж, это кошелек…» А чуть поодаль загорелый красавец, по виду – инженер или архитектор, усиленно флиртовал с длинноногой дамочкой, бросавшей на него такие чувственные взгляды, что каждому было ясно: что бы тот ни сказал или сделал, мысленно она ему уже отдалась.

Лиза и сама знала толк в этой старой как мир игре, не раз позволяя кавалерам шептать себе на ухо заманчивые слова и не возражая, когда мужская рука обнимала ее чуть крепче, чем было допустимо, или ложилась на ту часть тела, к которой благовоспитанная барышня ни за что не разрешила бы прикоснуться, а затем небрежным, но рассчитанным движением отстраняясь, оставаясь, однако, в пределах досягаемости и легким поворотом плеч, загадочной полуулыбкой, едва слышным вздохом поощряя к продолжению. А вот, надо же, приходится куда-то бежать, кого-то разыскивать, волноваться, занимаясь тем, во что она никогда бы не ввязалась по доброй воле…

Туман над морем совсем рассеялся, а корабли, прекратив стрельбы, подошли ближе к берегу, и многие разглядывали их в бинокли, хотя приземистые силуэты со множеством надстроек и труб, волочивших за собой дымные шлейфы, и так были хорошо видны на горизонте.

– Вот видите, – сказала Лиза, – и на Ай-Петри ехать незачем…

– Ваша правда, – кивнул Левандовский. – Вон она, «Свободная Россия» – с изогнутой трубой. Это она вас своими залпами утром напугала.

– И как вы только их различаете?

– Ну, это не сложнее, чем отличить элерон от триммера, – усмехнулся Левандовский. – А вон тот, – указал он на серый корабль, вытянувшийся тонкой длинной линией, – крейсер «Слава». Только-только вступил в строй. Его командир – Ростислав Барсов, сын великого князя Михаила.

– Так называемый наследник престола? – переспросила Лиза. – А я была уверена, что все Романовы в эмиграции!

– У него даже на фамилию Романов нет права, – объяснил Левандовский. – Он же рожден в морганатическом браке.

– И как ему только крейсер доверили? – рассеянно покачала головой Лиза. – Смотрите, а это не Ахметка ли? – воскликнула она, указав на смуглого мальчугана, промчавшегося в сторону Дивы, с вершины которой на потеху отдыхающим ныряли ласточкой местные ребята. Зрители на верхушке скалы награждали самые удачные прыжки рукоплесканиями, а то и мелкими подачками, и это заставляло мальчишек рисковать жизнью, невзирая на полицейский запрет.

– Ну-ка, ну-ка… – прищурился Левандовский ему вслед. – И вправду, похоже, он! Что ж, пойдем побеседуем…

У подножия Дивы, около лестницы с хлипкими железными перилами, ведущей на скалу, бойкая цветущая девица – явная столичная штучка – во весь голос осведомлялась, шокируя чинных курортников: «А там хорошо целоваться?» Ее кавалер, приличного вида юноша, лишь смущенно улыбался, а на его еще не тронутое загаром лицо со светлым пушком на щеках наползал застенчивый румянец. Обогнув парочку, Лиза с Левандовским присоединились к праздношатающейся публике, гуськом поднимавшейся на вершину.

– Вон он, наш драгоценный друг. – Левандовский указал на стайку парнишек, которые кучковались ниже парапета на шершавой кромке скалы, словно и не подозревая о головокружительной высоте у себя под ногами.

Лиза подумала о том, что извлечь Ахметку с этого карниза будет непросто – по крайней мере, сама она лезть туда не собиралась. Впрочем, татарчонок пробыл там недолго. Он сделал короткий разбег, на миг завис над пучиной, но воздух не выдержал его веса, и мальчишка ухнул вниз. Пронзив телом воду, выбросившую тучу брызг, он саженками поплыл к пирсу. Левандовский, проводив его взглядом, неожиданно сказал:

– А не нырнуть ли и мне по старой памяти?

– Евгений, вы с ума сошли! Вы что, всерьез?!

– Конечно, – беспечно ответил Левандовский, расстегивая пуговицы кителя. – Вы, Лиза, не беспокойтесь. Мы люди привычные. Я же сам из Коктебеля родом, а там у нас на Карадаге скалы и повыше будут.

– Все равно не вздумайте этого делать! Я вас не пущу! – заявила она и пригрозила: – Если вы прыгнете, мы с вами поссоримся, и теперь уже насовсем!

– Лиза, не будьте эгоисткой! – хитро улыбнулся Левандовский. – Вы утром искупались, а теперь моя очередь! Вот, подержите-ка. – И он отдал совершенно сбитой с толку Лизе свой китель.

И публика, и мальчишки наблюдали за этим спектаклем с недоуменным интересом. Вскоре Левандовский остался в одних трусах и, выдав одному из ребят монетку, приказал:

– Хватай мои вещи и тащи на пляж к кабинкам.

– Евгений! – в последний раз попыталась остановить его Лиза.