24-ое апреля. – Многие аины говорили Дьячкову, что они слышали от других аинов, будто у Сиретоку (Анива) ходят два русских судна. Кажется, это уже 10-й раз с марта месяца, что видят судно у Сиретоку. Ловля идет у японцев очень лениво, хотя с тем числом работников, которое они имеют в Томари (около 100 чел. япон., аинов и аннок) можно бы гораздо более дела сделать. Они не убрали еще и одного невода, а несколько их стоит в воде с рыбою невытащенными еще на берег.
25-ое апреля. – Сегодня вновь пришедший аин потвердил, что два судна ходят у мыса Анивы, и что даже несколько человек съезжали на берег. Если это русские суда, то непонятно, отчего они нейдут внутрь залива Анивы. Надо полагать, что это китобои. Однако я решился поехать на шлюпке за мыс Эндоморо, закрывающий от нас м. Аниву, в надежде, что если горизонт будет ясный, то я увижу в трубу, если же туманный, то пошлю двух казаков в Сиротоку разузнать, правда ли, что жители видели суда, и если правда, то ожидать пока сами не увидят и тогда подать знать на судно, если оно русское, выстрелами из ружей. В 9-мь часу пришел Сумеди-Сама с Яма-Мадо и спросил слышал ли я, что русские суда пришли. Я сказал, что слышал. Тогда он спросил, поеду ли я сам, или пошлю кого-нибудь к ним. Я сказал, что я поеду к мысу Эндоморо посмотреть в зрительную трубу, когда марево пройдет. Он просидел у меня до того времени, когда мне дали знать, что люди готовы на молитву (это было в воскресенье). Я начал собираться, а Сумеди пошел к Рудановскому. Между разговором Сумеди сказал мне, что их начальник запретил, чтобы не пугать рыбу, бить в барабан, как это прежде делалось для сигнала идти в обеду и на работу. Я ему сказал на это, что вероятно они не полагают, чтобы наш маленький колокольчик, в который бьют часы и рынду, мог бы пугать рыбу. – «Колокол не мешает, но выстрелы из пушек могут прогнать рыбу; а я слышал что русские палят, когда приходят суда», ответил мне Сумеди. Я ему обещал, что буду просить свое начальство позволить не салютовать кораблям. Действительно, надо будет это сделать. После молитвы, в 1-м часу, я выехал на шлюпке. Обогнув м. Эндоморо, я увидел, что горизонт закрыт туманом и м. Анивы нельзя видеть. Я однако поехал далее, чтобы высадить двух казаков. Ветер, бывший от м. Эндомора совершенно противный, пошел немного в западу, и мы поставили паруса. Проезжая с. Хукуй-Катан, я увидел в зрительную трубу, что и в этом селении уже поймано много сельдей, они лежали большими кучами на берегу. Скоро мы обогнули мыс Хукуй-Катана и пошли мимо озера Отосам к следующему мысу, где и пристали в берегу. Я отправился с каз. Дьячковым и Березкиным вокруг мыса, чтобы выдти на открытое место. Обогнув его, мы увидели, что следующий мыс опять закрывает нам Аниву. Было уже часов пять, и надо было думать о возвращении домой. Мы вернулись к шлюпке, взойдя по дороге на вершину берега посмотреть в трубу. Идучи мы заметили на песке свежий след медведя. Я смерил величину следа – вышло две четверти: это лапа огромного медведя, каких в России кажется нет[6]. У меня естьшкура черного медведя, убитого в Хукуй-Катане: она имеет длины от шеи до хвоста 11 четв., т.-е. 1 с. без четв.; придя к месту, где вытащена была шлюпка, я застал готовый чай. Назначив казаков Березкина и Монакова идти к м. Аниве, чтобы разузнать о виденных судах, и отправил их с провиантом на неделю, а с остальными 3-мя гребцами отвалили от берега. Ветер был попутный, потому мы тотчас же поставили парус. Проходя не более как в полуверсте от берега, где находится оз. Отосам, мы увидели в саженях 20-и от нас, между берегом и шлюпкой, фонтан, пущенный китом. Скоро показалось туловище, а потом хвост чудовища. Не прошло получаса, как матрос на руле заметил, что-то лежит поверх воды перед носом шлюпки. Мы приняли сначала это за плавающее дерево, но приблизясь саженей на 5 к нему, я увидел, что не может быть такое толстое дерево и тотчас велел взять лево руля, чтобы отойти; едва мы отвернули, как вода с шумом и брызгами раздалась и хвост ныряющего кита поднялся во всю величину свою. Мы чуть-чуть не натолкнулись на спящего кита. Судя по хвосту он был из маленьких китов, т.-е. сажени четыре длины. Киты бывают в 12 и даже 13 сажен. Ужасное множество сивучей постоянно окружало нас. Сивучи, выныряя из воды, вытягивают к верху голову и так держатся совершенно вертикально, выказывая более аршина из своего туловища. Они имеют около одной сажени длины. Рев их похож на бычачий. Говорят, что их опасно стрелять лежащих на берегу потому, что раненые они с яростью бросаются на стрелка и чрезвычайно быстро бегут опираясь на свои лапы и хвост. Подъезжая к посту, я увидел, что пришли две японские джонки, находившиеся в Тиатонари, за японцами. Их приехало всего около 20-ти человек.
26-го апреля. – О судах нет никакого известия. Сегодня я смотрел на рыбную ловлю японцев, и теперь не удивляюсь, что они нуждаются в аинах. Способ вытаскивания невода так дурен, что действительно необходимо не менее 70-ти ч. на невод. У них нет тоней, какие делают у нас, где 10 рыбаков легко повертывают канат. У них тянут канат рабочие от начала до конца руками. Один конец впрочем наворочивали на вертящуюся тумбу, но она так тонка и канат делает столь малый оборот, что эта работа еще медленнее, чем просто руками тянуть. Необычайно количество рыбы, дешевизна найма аинов, или лучше сказать малость подачки, отпускаемой им.
27-го апреля. – Сегодня ночью пришли аины сел. Найпучи на работу к японцам. Один из них, узнав в часовом у южной казармы казака Дьячкова, подошел к нему и сказал; чтобы он вошел с ним в казарму. Дьячков вызвал смену пошел с аином. Тот ему дал трав, сказав, чтобы он не говорил японцам, потому что тогда они убьют его. Дьячков ему старался объяснить, что хотя русские дружно живут с японцами, но это не значит, чтобы они позволили японцам убить аина за то, что он служил им. Аин ответил на это, что если русские посылают аинов на работу к японцам, то значит они оставляют их беззащитными под начальством японцев[7]; сказав это, он попросил за траву табаку, и потихоньку ушел к аинским юртам. Вот ответ всех аинов на наши убеждения, чтобы они не боялись янонцев. Они не верят и совершенно справедливо; я вместе с ними не могу понять возможности, чтобы русские и японцы вместе жили в Аниве, и при этом чтобы аины оставались в прежнем отношении к японцам, т.-е. в рабстве. Это вещь невозможная; след. или японцы должны признать Кусун-Катан (Анива) русскою землею, и на этом основании изменив закон свой придти на русскую землю промышлять рыбою, уговариваясь с аинами насчет найма к ним в работники по вольной с обеих сторон цене; или русские должны перейти жить из Кусун-Катана в другое место, предоставя аинам оставаться работниками у японцев или перейти к русским поселениям для занятия пушными промыслами. В положении же, в котором мы теперь находимся, оставаться далее нынешнего лета нельзя. Я уже выше сказал, что аины дальних селений до сих пор нейдут в японцам на работу, отговариваясь тем, что они не могут верить тому, японцы с русскими будут мирно жить в Кусун-Катане. Чтобы собрать их, следует послать партию русских. Во-первых, теперь это невозможно, потому что вся команда больна цингою; а во-вторых, странно, если мы не только будем оказывать послабление японцам, оставляя аинов в их воле, но еще будем силою собирать их для отдачи в рабство к ненавистным для них господам. Поэтому не следовало, – решившись раз занять Аниву и встать в главное японское селение, употреблять увертливых приказаний, – стараться сдружиться с японцами и аинами и отнюдь не тревожить первых в их рыбных промыслах, не дозволяя только им привозить войска и пушки. Это возможно только тогда, мы встали бы севернее японских заселений. Объявив тогда японцам, чтобы они не привозили войска и пушек и доставили аинам свободно наниматься служить кому они хотят, мы могли бы рассчитывать на то, что хотя японцы вследствие этого и лишились бы в большой части аинских работников, но однако, дорожа своими промыслами и не имея над головами русских строений, они приезжали бы на Сахалин и не строили бы крепостей, лишь бы только не прогнали их.