Присутствующие в комнате прервали свой разговор и с интересом принялись разглядывать солдата и девушку. А Маринка обхватила его руку и уставилась синими глазищами на своего "Динозавра". Она сравнивала его с тем одноклассником, с которым рассталась более полутора лет назад, отмечала произошедшие в его облике перемены, а в голову ей лезли какие-то совершенно не нужные в данный момент слова.

– Я мечтала об этой поездке… Мне Большая Гора до сих пор снится, но… судьба-злодейка!..

Он так же, не отрываясь, смотрел на нее. Несмотря на больничную бледность, она стала еще симпатичнее и привлекательнее. Отвечал ей тоже малозначительными фразами.

– Мы были на Мраморном. Вспоминали школьные годы, жаль, что тебя не было…

Под строгим взором матери и любопытными взглядами посторонних они стояли друг против друга, крепко взявшись за руки. Как герои фильма "Семнадцать мгновений весны", многозначительно смотрели друг на друга, не раскрывая своих подлинных чувств, и говорили какие-то пустяки для окружающих. Говорили совсем не то, о чем думали, что переживали. Они подпитывали друг друга своей энергией, своей любовью, одновременно, с помощью словесной шелухи, отгоняя от себя любопытные и назойливые взгляды посторонних. Такая странная беседа совсем незаметно для них затянулась на полчаса. Наконец подошел момент, когда оба почти одновременно поняли: пришла пора расставаться.

– Мне пора… Иначе я опоздаю на поезд, – с виноватой интонацией в голосе сказал он.

– Да, да… – закивала она, – ты только не забывай меня…, пиши и звони при первой же возможности. И обязательно сообщи дату твоей демобилизации…

– Сообщу, – улыбнулся он своей скромной улыбкой, – служить осталось шесть месяцев…

Он в последний раз сжал ее руку. Поцеловать девушку в присутствии матери и посторонних он так и не решился. После этого повернул лицо в сторону Елены Григорьевны, как-то стандартно, по военному отчеканил: "до свидания!", резко повернулся и твердой походкой уверенного в себе человека направился к выходу.

После его ухода у матери с дочерью состоялся непростой разговор. Елена Григорьевна повторила то, что перед этим внушала Димке.

– Дочь, ты не замуж ли собралась? В любовные игры тебе играть еще рано. Сначала ты должна окончить институт и стать независимым самостоятельным человеком.

Марина все еще находилась под впечатлением встречи. Сегодня она впервые почувствовала, что от ее избранника исходит сильная мужская энергия. Она первый раз восприняла его не как робкого и скрытного одноклассника, а как сильную личность. Поэтому она не пошла на соглашательство с матерью.

– Влюбляться, мама, в моем возрасте не рано. Вспомни себя и папу…

Елена Григорьевна, все это время анализировавшая Маринкину и Димкину "болтовню", на дерзкий ответ дочери разразилась целой проповедью.

– Да, мы с папой познакомились студентами, но поженились только после окончания института. В то время были нормальные нравы. А вы сейчас чуть не с пеленок торопитесь в постель. Без образования… Без работы… А расхлебывают родители. И потом, мы с папой были людьми одного круга. А тебе с этим деревенским парнем через полгода совместной жизни даже не о чем будет разговаривать! Не говоря уже о том, что он загубит твою карьеру.

Марина выдержала атаку матери и дала твердый отпор.

– Мама, я уже взрослая. Позволь мне в этой жизни кое-что решать самой! А тебе я обещаю: сидеть на вашей шее я не стану!

После этого разговора делиться с матерью секретами она перестала.

А Димка вовремя успел сесть на поезд. Он ехал под впечатлением встречи и обдумывал планы после демобилизации. Но поговорку: "Человек предполагает, а Господь располагает…" – люди придумали не зря. Впереди сержанта Кузнецова ждала "маленькая победоносная война", которую уже задумали те, кто "рулил" Россией, той самой Родиной, которой Димка присягнул на верность.

Как и всякая другая, эта война принесет кому-то высокий рейтинг, престиж или просто большие деньги. А кому-то причинит только горе. Кто-то после ее окончания ощутит радость победы. В ком-то останется горечь поражения и жажда реванша. А для некоторых молодых ребят из поколения "пепси" она станет войной самой первой… и последней…

Глава 4

О второй чеченской войне сказано и написано немало. Аналитики всех мастей исписали гору бумаги и стерли языки, разглагольствуя об ее причинах. Что только не приводится в доказательство того, что война была неизбежной.

Одни твердят о сепаратизме чеченцев, их "исторической" или даже "генной" ненависти к русским. Другие делают упор на геноциде, устроенном в Чечне по отношению к славянским народам, "склонности" чеченцев к терроризму. Третьи все сводят к "русскому шовинизму" и стремлению великороссов душить любое "национально-освободительное" движение.

Неискушенному человеку разобраться во всем этом не просто. Однако, если исходить из обычного в таких случаях вопроса: кому эта война была выгодна? – все более или менее становится на свои места. И вот здесь выясняется: война эта была выгодна и Западу, и российской власти, которую именуют обычно "Кремлем".

Официальная точка зрения Кремля, а, значит, и всей российской пропаганды, подчеркивает: война была своеобразной защитой от экспансии Запада. Запад во все времена не оставлял попыток разрушить Государство Российское до самого его основания. Уж слишком большие богатства хранятся в недрах Евроазиатского континента, всю северо-восточную часть которого контролирует Россия. И если вспомнить историю, все самые кровопролитные войны страны Западной Европы затевали именно с Россией. Затевали и неизменно проигрывали. И вот, наконец, победа в холодной войне и стремительное крушение государства СССР…

Ястребы Запада вдруг почувствовали запах полной и окончательной победы над "инакомыслящими" славянами. От эйфории у них закружилась голова. Почудилось: еще нажим, и развалится на части сама основа славянской цивилизации – Российская Федерация.

Лучшим фитилем для того, чтобы взорвать федерацию изнутри, на тот момент была Чечня. В случае ее отделения и получения полной независимости примеру мятежной республики могли последовать другие народы. Чтобы выжить, Россия должна была защищаться и задавить сепаратизм в самом зародыше. Такова главная официальная версия возникновения второй войны, версия для народа.

Но за высоким патриотичным фасадом этой версии были укрыты причины глубинные, внутренние. Эти причины лежали в сфере интересов тех людей, которые во время развала Советского Союза сумели "приватизировать" главные богатства страны. Войну затеяли воры высшего порядка, но не потому, что планировали нажиться на войне, а потому, что они испугались перспективы в одночасье потерять все, что им удалось хапнуть. Война им была нужна, чтобы спасти свою власть.

Новые хозяева кладовых природы почувствовали угрозу с двух сторон. Первая – внешняя. Распад России означал для них потерю контроля над богатствами, равных которым нет ни в одной стране мира. Не приходилось сомневаться: в слабой стране эти богатства очень быстро приберут к рукам акулы Запада. Значит, допускать распад страны было нельзя. Но одновременно нельзя было слишком усиливать государство и развивать в нем демократию по типу западной. В этом случае на волне народного недовольства, путем мирных выборов, к власти могла придти оппозиция.

Это была вторая угроза – внутренняя. Допустить победу ни правой, ни левой оппозиции силы, в руках которых находились реальная власть и богатства, не могли. При победе правой оппозиции неизбежно начался бы передел собственности. При победе оппозиции левой природные богатства снова могли отойти в собственность государства.

Внутренняя опасность была более реальной. На выборах девяносто шестого года население в большинстве своем проголосовало против действующей власти. С большим трудом, при помощи различных уловок и откровенных фальсификаций властям удалось "сделать" перевес голосов в пользу старого и немощного президента, но испуг остался. На повестку дня встал вопрос: как сохранить власть в руках кланов, поделивших Россию, и хорошенько приструнить оппозицию?

И серые кардиналы нашли красивый пиар-ход. Не дожидаясь очередных выборов передать власть в стране молодому энергичному преемнику, который бы стал гарантом "порядка", сложившегося в стране. А чтобы народ поверил преемнику и поддержал его, в ход был пущен старый, как мир, способ: сделать преемника героем небольшой победоносной войны. А так как неудовлетворенность исходом первой войны в Чечне ощущалась повсеместно, то нет ничего удивительного в том, что противником России и на этот раз стал "международный терроризм" в лице чеченских "боевиков-террористов". Те по-прежнему мечтали "отделить Ичкерию от империи" и потому лозунг преемника: "Замочим бандитов в сортире" – быстро приобрел популярность.

Народ поверил в молодого руководителя. Поверила в него и армия: "Этот даст наконец-то возможность добить бандитов в их логове".

Подлили масла в огонь и усиленно внедряемые в сознание людей призывы к толерантности (терпимости). В основе толерантности лежит принцип взаимного признания и уважения между людьми, способность их жить вместе и вести диалог. Принцип вроде бы хорош. Но в российской действительности все правила и системы запретов, направленные на поддержание толерантности, приняли одностороннее толкование.

К примеру, ты можешь сколько угодно ругать олигархов, можешь критиковать их жадность, называть их при этом "новыми русскими", никто на тебя и пальцем не покажет. Но если ты огласишь отличную от русского национальность олигарха, тотчас станешь "русским фашистом", экстремистом, тебя обвинят в разжигании межнациональной розни. Инородцы, которых Россия пригрела в своей лубяной избушке, успешно использовали эти односторонние запреты. А коренной народ почувствовал свою уязвимость. Это порождало у людей неудовлетворенность, которая частично нашла выход в войне с "кавказцами".

И все же главная причина перевешивала все прочие. Война была нужна как способ спасения обанкротившейся власти.

Непосредственным поводом к войне стало летнее вторжение чеченских боевиков в Дагестан и осенние взрывы жилых домов в Москве и других городах России.

Откуда толкали боевиков на провокацию в Дагестане из Кремля ли, как утверждал Запад, или с Запада, как утверждал Кремль, гадать нет смысла. Как бессмысленно и небезопасно искать виновных во взрывах жилых домов. Суть в другом. И Западу и российским властям эти провокации сыграли на руку. Каждая сторона стремилась к российско-чеченскому конфликту, чтобы достичь своих целей.

Достигать цели, поставленные российской стороной, должна была оплеванная правозащитниками и журналистами армия. Те самые нищие офицеры и прапорщики, которым уж какой год обещали достойную жизнь и зарплату. Да еще молодые ребята из поколения "пепси", только вчера вставшие под ружье.

Чтобы создать боеспособную группировку, командный состав и пригодные для ведения боя подразделения собирали по всей стране. К счастью, офицеров, имеющих боевой опыт, к тому времени из армии уволили не всех. Хуже обстояло дело с солдатами. Для того, чтобы воевать с опытными боевиками, нужен был опытный солдат. Его не было. Контрактников – кот наплакал. А те, кто служил срочную, из-за отсутствия средств знали о боевой подготовке только понаслышке.

Группировку войск приходилось собирать со всех военных округов по крупицам. В первую очередь на войну были отправлены части и подразделения постоянной боевой готовности.

Инженерно-саперная бригада, в которой служил Димка, входила в состав Северокавказского военного округа, и обойти ее война никак не могла. Война вошла в сознание всех, кто служил в бригаде раньше, чем начались боевые действия. В часть приехал начальник инженерных войск округа генерал-майор Красин. Бригада была построена для строевого смотра, и солдатская молва тут же разнесла негласную весть: предстоит марш на границу с Чечней, а значит – впереди новая война.

На войну отправляли солдат, прослуживших не менее года. Демобилизация тех, у кого осенью заканчивался срок службы, откладывалась на неопределенное время.

На строевом смотре Димка впервые увидел генерала Красина вблизи. Даже ответил на заданные генералом вопросы. Впечатления на него генерал не произвел. Может, оттого, что фамилия его была в чем-то созвучна с фамилией недоброй памяти предпринимателя Краснова. Может, не произвел впечатления внешний вид генерала.

Коренастый, среднего роста, пытливый взгляд и какой-то негромкий некомандный голос. Речь с преобладанием южнорусского говора, в котором только при отдаче приказа появляются категоричность и металлические нотки. И, что самое главное, генерал совершенно не выпячивал своего генеральского достоинства.

По какому-то интуитивному представлению, ну и по современным телефильмам, конечно, Димка считал: генералы должны быть высокими и надменными небожителями, к которым на простой козе въезд строго запрещен. А этот вполне миролюбиво разговаривал с офицерами и солдатами. Задавал вопросы и сам без всякой напыщенности и спеси отвечал, если задавали вопросы ему.

В силу своей молодости и отсутствия опыта Димка не мог пока знать, что генералы тоже бывают разные. И действуют на войне они по-разному. Есть рабочие генералы. Они собственно и организуют бой и операцию. А есть и те, которые "руководят" войсками не снимая белых перчаток. Эти – снимают пенки, если война идет успешно, и усиленно ищут козлов отпущения, если войска постигла неудача.

Предстоящая война не являлась исключением. Генерал Красин был типичным "рабочим" генералом. И этому генералу предстояло сыграть в судьбе юноши определенную роль.

В начале октября, чуть менее чем за три месяца до последнего года второго тысячелетия, российские войска вошли в Чечню. Начались боевые действия, и все споры о том, кто и зачем устроил провокации в Дагестане и взрывы жилых домов затихли. Нет, политики в столице по-прежнему толкли воду в ступе и продолжали вести дебаты о необходимости войны и ее вероятном исходе. Но тем, кто воевал, заниматься бесплодными дискуссиями стало некогда. Нужно было выполнять приказ.

Все время, пока войска продвигались к Грозному, война носила партизанский характер. Краткие стычки с противником происходили постоянно. Боевики чаще всего действовали из засад и нападали внезапно. Они учли опыт предыдущей войны и, чтобы отвести удар от мирного населения, редко занимали оборону в населенных пунктах. После стычек старались быстро отойти, чтобы перегруппироваться и атаковать на новом месте.

Все изменилось, когда война прикатила в Грозный. Здесь пришлось воевать лицом к лицу. Город был заблаговременно подготовлен к круговой обороне. Группировка боевиков под командой Басаева поклялась оборонять столицу Чечни до последнего солдата.

Периметр обороны был разбит на секторы. Эти участки самолюбивые чеченцы назвали "фронтами". Командиры отрядов стали именоваться "командующими". Здесь окружившие город федеральные войска вступили в постоянный огневой контакт с противником и боевые действия приобрели черты "настоящей" войны, суть которой прописана в Боевом уставе, точнее в его разделе "Бой в городе".

Федералы тоже учли опыт прошлой войны и воевали более грамотно. Шапкозакидательских настроений не было и в помине. Не было лихих атак "с шашкой на броне". Теперь любой, от генерала до солдата, понимал: противник не просто загнанный в угол фанатик, а опытный, по азиатски хитрый и коварный враг. Поэтому воевать с ним нужно "на полном серьезе".

Грозный был окружен внешним кольцом войск. Внутри этого кольца была создана группировка, непосредственно штурмовавшая город. В ней, на острие войск, действовали отряды и группы штурма и разграждения. В состав этих групп входили представители родов войск и специальных войск. Задача групп штурма – очищать квартал за кварталом и сжимать внутреннее кольцо до полной капитуляции противника.

Все это было хорошо спланировано в штабе группировки федеральных войск в Ханкале. Однако легко начертить все на бумаге. На практике дело обстояло хуже. Войска штурмовали город день за днем, а продвижения вперед почти не было. Обороняющиеся то и дело контратаковали и восстанавливали утраченные накануне позиции.

Почему это происходило? Причин неудач в таких случаях всегда много. Отсутствие должного опыта у наступавших, плохое взаимодействие и знание местности, деморализация психологически слабо подготовленного личного состава. Особенно от больших потерь, которые неизбежно несут в таких случаях наступающие. Не последнюю роль сыграло упорство и остервенение, с которым оборонялся противник, хорошо подготовивший город к обороне.

В результате штурм города затянулся на несколько месяцев.

Димка снова оказался в одной роте с Толиком Кашиным. Саперные батальоны и роты, отправлявшиеся на войну, формировались практически заново. Из них убрали всех молодых солдат и пополнили личным составом из других частей и подразделений. Дополнили до полного штата офицеров и прапорщиков. В роте старшего лейтенанта Марусева тоже произошли изменения. На должность командира взвода, которым временно командовал Димка, был назначен лейтенант Тягунов, только-только окончивший военно-инженерное училище.

Офицеры части в основе своей были настроены на войну решительно. Сказались неудовлетворенность исходом первой войны и обещания командования. В случае окончательного разгрома "боевиков-террористов" офицеры как герои-победители должны были получить многое. Награды, очередные должности и воинские звания, жилье и, конечно же, долгожданное повышение денежного содержания.

Солдаты, в отличие от офицеров, относились к войне по-разному. Некоторые, и таких было немало, считали войну ненужной и не хотели "умирать не понятно за что".

Другие, их тоже было много, прониклись чувством патриотизма и напускали на себя браваду: "именно нам предстоит замочить террористов в сортире".

К последним относился и Толик Кашин. За время службы он заметно изменился. Толик, как это свойственно слабохарактерным парням, попавшим в мужской коллектив, хорохорился и пыжился, пытаясь показать себя в армейской среде более весомым. Свою природную доброту пытался прикрыть грубоватыми манерами, шутками и совершенно несвойственным ему цинизмом. Теперь он не соглашался, как ранее, со всеми подряд, а пытался спорить и доказывать свою правоту. Правда, лишь с теми, кого не опасался.

Когда известие о том, что их отправляют в Чечню было объявлено официально, Димка поругался со своим другом чуть не до драки.

– Вот и хорошо, – искренне радовался Толик, – не добили бандитов в прошлую войну, добьем сейчас!

Димка не понимал, как можно радоваться войне. Он был убежден: конфликт можно было разрешить политическим путем, без войны, и попытался притушить не мотивированную радость друга.

– Дурак ты, Толик! Войной с этим народом ничего не решить. В прошлом веке уже пробовали.

– Не было бы дураков, не по кому было бы умных равнять! – как обычно отъелся Толик. – А раз ты умный, должен знать: горцы признают только силу. И чтоб притихли, им надо капитально расквасить морду!

– Так мы не на кулачную драку идем, а на войну. Нам придется убивать их, а они будут убивать нас. Так что мы можем не дожить до того времени, пока они поумнеют и притихнут.

– Ну и что? – нагло улыбался в ответ Толик. – Родина нас не забудет! Лучше умереть героем, чем от наркотиков и водки в деревне!

– Можно и не спиваться, все от тебя самого зависит. А вопрос с Чечней можно решить мирно. Для них изоляция от России – гибель. Куда они с общей упряжки денутся?!

– Вот и надо перебить у них всех, кто воду мутит. А то будем воевать с ними весь двадцать первый век.

– Тогда получается: надо перебить и тех, кто мутит воду у нас! Ведь жили же пятьдесят лет без конфликтов. А как пришла к власти всякая шушера, так война за войной! Только умирать-то на войне будут не они, а мы с тобой!

– О-о-о, Кузнец, да ты испугался! В штаны наклал! А корчил из себя Рембо!

– А-а-а! – махнул рукой Димка, – тебе самому надо морду расквасить…, чтобы поумнел.

На этом их перепалка заглохла. Они не разговаривали потом почти неделю.

Та часть мальчишек поколения "пепси", которая провела детство в достатке и воспринимала изобилие товаров и вседозволенность, именуемую "свободой", как нечто само собой разумеющееся, столкнувшись с войной, с ее несправедливостью, непредсказуемостью и жестокостью (обывателю все это кажется бардаком и неразберихой), вдруг начала переосмысливать жизнь. Переосмысление это напрямую зависело от количества интеллекта, заложенного в голове у каждого. Однако одно поняли практически все: реальная война была далека от той, что показывало телевидение и рисовало отформатированное пропагандой воображение. Опыт, приобретаемый ими во время стычек с противником, не шел ни в какое сравнение с опытом, приобретенным в мирной жизни.

Димка хорошо запомнил первое столкновение. Их колонну внезапно обстреляли из засады. Пять человек погибли сразу, не успев сделать в этой войне ни единого выстрела. Остальные спрыгнули с техники, попадали кто куда и принялись беспорядочно палить в сторону боевиков. Те отступили и скрылись, но ни одного убитого потом не нашли. Не было даже признаков того, что кто-то из нападавших был ранен.

Димка и сам не помнил, как расстрелял целый магазин. Вся приобретенная на стрельбище наука забылась в одну секунду. Тщательно целиться и стрелять короткими очередями он начал только после третьей или четвертой стычки.

А под обстрел саперы попадали часто. Войска медленно двигались к Грозному, и противник не только устраивал засады, но и минировал местность. В этот период рота старшего лейтенанта Марусева занималась разминированием дорог и проделыванием проходов в заграждениях. Саперы постоянно оказывались впереди основной колонны и становились добычей чеченских снайперов. В роте были уже и погибшие, и раненые.

Под Грозным задачи изменились. Саперный батальон подполковника Смирнова не попал в число подразделений, штурмовавших город. Роты батальона устанавливали заграждения перед позициями войск внешнего кольца и на стыках частей и подразделений.

Задача эта только на первый взгляд казалась простой. Саперы почти постоянно работали под обстрелом. Им приходилось часами ползать по остывшей земле, ковырять неподатливую землю, на холоде голыми руками устанавливать мины и взрыватели, растягивать колючую проволоку и заграждения МЗП (малозаметное препятствие из тонкой сталистой проволоки). Особенно болезненной была установка заграждений "Егоза" из специальной колючей проволоки, прозванной саперами "резункой". При малейшей неосторожности "резунка" впивалась в руки даже через толстые рукавицы. У всех, кто ее устанавливал, руки были в царапинах и порезах.

Работа перед передним краем под постоянным обстрелом изматывала. А после этого вместо отдыха приходилось оборудовать позиции. Саперы возводили командно-наблюдательные пункты, отрывали окопы для техники, строили укрытия и убежища, строили объекты тыла.

Батальон нес потери, оставшиеся в строю валились с ног. За неполный месяц саперная рота Марусева потеряла почти половину личного состава убитыми, ранеными, около десятка человек были госпитализированы с воспалением легких и другими болезнями.

И все же эти условия не шли в сравнение с теми, которые выпали на долю подразделений, воевавших в самом городе. Канонада там не прекращалась ни днем, ни ночью. Эту бойню не без основания называли "мясорубкой". Раненых и убитых из города везли постоянно. Так же регулярно в город направляли резервы. Штурм города затягивался, и войска внешнего кольца, закончив оборудование позиций, получили кратковременную передышку.

Марина Серова, как и многие москвичи, была далека от войны, пока в самой столице не принялись взлетать в воздух жилые дома. До этих взрывов обывателя мегаполиса война на Кавказе не интересовала. После взрывов ему стало неуютно и страшно. "Международный терроризм", которым его постоянно пугали, из далекого и мифического превратился в реальность, и общественное мнение дружно качнулось в сторону войны. Живущее мелкими личными интересами население быстро пришло к выводу, к которому его и подталкивали: пока в Чечне не будут добиты бандиты-террористы, спокойной жизни не жди.

Но вот война была объявлена. Взрывы в городах России прекратились и гремели теперь только в мятежной Ичкерии. Московское общество быстро успокоилось. Молодому премьер-министру, пообещавшему добить бандитов, поверили не только военные.

Теперь пришел черед потерять покой близким и родственникам тех, кто воевал. Марина была в их числе. Она узнала, что Димка в Чечне, и тревога в ее душе получила постоянную прописку. Эта тревога побуждала к действию. Девушка хотела найти поддержку, сочувствие со стороны других людей, а видела лишь безразличие и холод.

Шла война, убивали людей. Убивали мальчишек ее поколения, а огромный мегаполис смотрел на эту войну безучастно и равнодушно. Люди занимались обыденными текущими делами, среди которых преобладало главное: как получить деньги, и побольше… и побольше…

Ее тревога искала выход и находила его в неприязни к окружающему миру. Война послужила для нее толчком к переосмыслению жизни.

У нее появилось чувство отвращения к телевидению за постоянное вранье и нескончаемые развлекательные телешоу в тяжелый для страны час. За то, что новости о военных действиях были лишь способом привлечь людей к телеящику, средством для поднятия рейтинга телепередач.

Она возненавидела телерекламу, без конца рекламировавшую нахлынувшую на страну беду. Только бедой этой была не война на Кавказе, а пресловутые перхоть и кариес.

Девушка отказывалась понимать сверстников-студентов за их полнейшее равнодушие ко всему, что происходило вне Москвы. Однокурсники были заняты только собой, о войне говорили мельком, невзначай, как будто событие это происходило на другом конце планеты, в далеком никому не известном племени. А ведь это учащиеся не какого-то кулинарного техникума. Это будущие профессионалы, которым предстояло отстаивать интересы страны, интересы своей Родины.

Неприятной для Марины стала и сама Москва. Девушка уже знала: в столице крутятся основные деньги. Эти деньги не расходовались, как ранее, на нужды всего общества. Они оседали в карманах небольшой кучки сверхбогатых граждан. Но кое-какие "крошки" перепадали и элитному жителю столицы. И эти "крошки" были намного жирнее тех, что доставались людям на периферии.

В погоне за "легкими" деньгами в Москву, как когда-то в Клондайк, устремились миллионы людей. Столица становилась чужой. Она напоминала большую интернациональную гостиницу. Москвичи попросту растворялись в массе вновь прибывших.

И всей этой публике было наплевать на тех мальчишек, которые воевали за ее интересы. Тех, кто не был виноват в развязывании войны, но честно выполнял свой долг и присягу. Эти ребята жили настоящей мужской жизнью, полной лишений и опасностей. Они совершали реальные дела и подвиги, сражались и умирали, как настоящие мужчины.

Их смерть даже близко нельзя сравнить со смертью какого-нибудь бандюгана из солнцевской группировки, скурившего свою жизнь наркомана или спившегося от полного отсутствия воли маменькиного сыночка.

И ее Димка был там, среди этих парней. Маринка заочно уважала этих ребят, любила и жалела их всех. И все же больше всего страшилась мысли, что потеряет на этой войне своего любимого и единственного.

Начальник инженерных войск Северокавказского военного округа генерал-майор Красин летел в Ханкалу и гадал: зачем так срочно его вызвал командующий?

Больше месяца он со своими войсками претворял в жизнь идею, согласно которой граница Чечни с Грузией должна быть закрыта так, "чтобы мышь не проскочила". Именно через эту границу и с Запада и с Востока поступала боевикам помощь от сил, заинтересованных в разжигании конфликта на Кавказе. Задача – прикрыть наглухо границу, конечно, архиважная, но выполнимая ли? Сказать, "чтобы мышь не проскочила", легко. Попробуй сделать это на практике. На огромном по протяженности участке, в горах, где активно действуют отряды Хаттаба. Поэтому дело продвигалось туго. Во всяком случае, хуже, чем в группировке, штурмующей Грозный. Там все понятно. Противник окружен, лишен помощи из вне, и его капитуляция – дело времени. И вдруг внезапный приказ: передать руководство инженерными войсками, действующими в горах, заместителю, а самому прибыть в штаб.

Красин давно привык к тому, что его всегда посылали на самые трудные и ответственные участки. Кто тянет воз, на того больше и грузят. Командующий доверял ему, был уверен в нем и знал, что генерал выполнит самую трудную, для любого другого непосильную задачу. А Красин как человек честный и добросовестный стремился оправдать это доверие. Однако сейчас ему было не совсем понятно, почему его оторвали от выполнения задания, поставленного самим Исполняющим Обязанности Президента. Не иначе, как произошло что-то неординарное.

В Ханкале его без всякой передышки пригласили в штаб федеральной группировки войск. Совещание проходило в узком кругу. Кроме командующего и начальника штаба присутствовали командующий Грозненской группировкой со своим начальником штаба и начальник разведки.

Командующий выслушал доклад Красина, пригласил всех к карте и сразу перешел к делу.

– Похоже, осада города принесла свои плоды. У боевиков кончаются боеприпасы, продовольствие, они измотаны боями. Но капитулировать и сдаваться не хотят. По данным нашей разведки готовятся идти на прорыв из города, чтобы уйти в горы на соединение с отрядами Хаттаба. Они активно ищут слабые места в нашей обороне. Если найдут – прорвутся. Поэтому наша задача: укрепить оборону так, чтобы ни один из них не ушел из города живым. Я утвердил план перегруппировки войск. На бумаге все бреши перекрыты, слабые участки усилены. Но это только на бумаге. Вам предстоит претворить этот план в жизнь.

Командующий сделал многозначительную паузу и остановил свой взгляд на начальнике инженерных войск.

– Особенно сложная задача, Красин, у вас. Я вызвал вас затем, чтобы вы лично организовали прикрытие участков обороны инженерными заграждениями. В этом вопросе опытнее вас у нас никого нет. В штабе составлен план заграждений. Вам предстоит провести рекогносцировку, уточнить этот план и организовать его выполнение. Особое внимание обратите на прикрытие минными полями стыков между частями и подразделениями и участков обороны, слабо прикрытых огневыми средствами. На все про все четверо суток… Вам понятна задача?