– А я бы выпил, – прозвучал откуда-то справа незнакомый мужской голос. – Не так уж кучеряво живешь, чтобы таким добром разбрасываться. Муки совести, муки совести… Все это хрень на постном масле!..
Михаил со злостью повернул голову. Неужели он забыл запереть дверь и кое-кто из дружков уже нагрянул без приглашения?
Ешкин кот! Да что же это такое?.. Допился что ли уже?..
Рядом, на таком же кресле, будто зеркальное отражение, сидел он сам. Волосы нечесаные, голый торс, а чуть ниже – единственная вещь из одежды, бывшая на нем, хоть и не в лучшем состоянии, – так это семейные трусы. Все до мельчайших деталей было Михаилом, будто искусно созданной копией. Точно брат-близнец. Нет!.. Нет!.. Это все не реально!.. Неужели глюки пошли, как у других бывает?..
– Привет, Михаил, – заговорил двойник, мягко улыбнувшись. – Что так смотришь, будто впервые видишь? А язык чего проглотил?.. Или водка его напрочь сожгла?..
– Ты…ты…ты…вообще кто такой?.. Откуда здесь нарисовался и как попал в мой дом?.. Не думаю, что ты есть на самом деле, но все же… К каким чертям ты тут забыл!?
Двойник неторопливо поднялся с кресла и стал напротив Михаила:
– Я давно уже за тобой наблюдаю. Нет, я не глюк. Мне просто скучно стало, смотрю и ты не весел. Подумал, дай скрашу тебе вечерок. Вместе-то лучше надираться, чем поодиночке. Ты ведь не против?
И, не дожидаясь какого-либо ответа, подхватил уже ополовиненную бутылку с водкой, находившуюся рядом с хозяином квартиры. Сделал два больших глотка и поставил на пол возле себя.
– Слушай ты!.. – Михаил вскочил и попытался ударить свою нагло ухмыляющуюся копию.
Кулак достиг цели, но как только он коснулся подбородка двойника, руку охватила резкая нестерпимая боль, будто мощный электрический разряд пронзил ее. Неспособный более к какому-либо движению Михаил повалился на кресло. Мужчина слабо застонал, с силой зажмурив глаза.
Двойник подошел вплотную к мужчине. Поставил свою стопу между ногами Михаила на протертое сиденье кресла и толкнул его от себя. Взвизгнули трущиеся о пол деревянные ножки, и кресло вместе с седоком с глухим хлопком врезалось в стену. Михаил, избавившись от временного паралича, тут же попытался встать, чтобы заново броситься на непрошенного гостя, как тут ощутил, что не в состоянии оторвать свое тело от обивки сиденья. То же самое произошло и с руками на подлокотниках. Ткань кресла пришла в движение. Она разрывалась на части, ровные, точно созданные аккуратным разрезом скальпеля или бритвенного лезвия. И эти самые полоски ткани обхватывали руки, ноги, кожу спины, шею и краями намертво впивались в тело мужчины, становясь крепкими и неподатливыми точно металл. Струйки крови потекли по бледной коже. От шока у Михаила пропал дар речи. Он молчал, как загнанный зверек, и с ужасом ожидал следующих событий.
– Я долго наблюдал за тобою, твоим образом жизни, вечными возлияниями алкоголя, – тем временем продолжил двойник, медленно, с некой игривостью ступая к креслу с мужчиной. – Ты потерял себя, растоптал свою жизнь, разум. Не видишься с дочкой, и на это тебе плевать. А я-то очень хорошо знаю тебя, ведь я – это ты. Не стоит больше скрывать свои истинные желания и подавлять фантазии. Раскройся полностью и увидишь, как это здорово быть самим собой. Не прячась и не обманывая больше себя. Закрой глаза, закрой. Я помогу тебе ощутить себя настоящего.
Он присел на колени перед хозяином квартиры и с силой сорвал с того трусы. Взял в руку толстый сморщенный член и начал его аккуратно мять, пытаясь возбудить.
– Расслабься, дорогой, все будет прекрасно, – двойник с улыбкой заглянул в глаза мужчине.
Михаил не мог до конца поверить во все происходящее. Ему казалось все это дурным сном, и что он скоро проснется и посмеется над ним. Но нет, ощущения сейчас реальны, как реален и он сам, а это значит, что все происходящее не плод воображения его воспаленного излишками алкоголя.
Тем временем двойник Михаила склонил к нему голову и обхватил губами оголенную головку члена. Голова ритмично принялась подниматься и опускаться. Обездвиженный Михаил наконец-то расслабился и закрыл глаза. Ему нравились эти новые для него ощущения.
Седьмой этаж.
Альберт и его жена Карина все также лежали спиной на полу, а их тела била дрожь. Но теперь она усиливалась, заставляя охваченных параличом мужчину и женщину совершать непроизвольные движения по кафелю плитки. Будто огромная незримая рука решила вытереть ими пол. И она, вероятно, входила во вкус, то приподнимая тела, то с остервенением снова вдавливая в холодную глазурь плитки.
И на самом пике истязающей Альберта и Карины лихорадки кожа на их телах не выдержала и принялась лопаться, образуя мелкие и крупные саднящие трещины, обнажая кровоточащие мышцы. Не в состоянии более справляться с возникшим внутри давлением с глухим хлопком по очереди разорвались от натуги животы, окатив стены кровью и содержимым кишечника. Мужчина и женщина даже не пискнули, словно весть этот кошмар происходил не с ними, а с кем-то другим. Глаза вылезли из орбит, а сквозь шорох обуреваемых дрожью раздался хруст костей. Ребра, ноги, руки, черепа сами с резким треском начали ломаться, они деформировались и разлетались, точно по ним прошелся мощный каток. Весь этот ужас продолжался до того момента, пока по всему полу кухни не распространилось кровавое крошево из рваной плоти, обломков костей, волокон внутренностей и бледно-желтых частиц мозга. Ленивые и тонкие светло-серые струйки пара от того, что недавно было еще живыми людьми, плавно вздымались вверх к потолку. Поначалу их было несколько, затем их число уверенно перекатилось за десятки и шло уже на сотни. Духота заполонила все пространство кухни. Казалось, что кто-то решил для себя испечь огромную мясную пиццу из человеческих тел. А красный пол тем временем забурлил лопающимися пузырями, выпуская из себя запах подрумянивающегося ароматного блюда.
Мужчина в такси нервно посматривал каждые полминуты на часы мобильного телефона. Он бросал тревожные взгляды за стекло автомобиля, пытаясь сориентироваться по месту, и все им примечаемое не нравилось ему.
– Нельзя как-нибудь побыстрей?.. Может другая, более короткая дорога до Банской есть? – хриплым простуженным голосом произнес пассажир. – Мне необходимо там быть как можно раньше. В полчаса уложимся?
– Не думаю, – ответил спокойным голосом водитель, бросив короткий взгляд через плечо на мужчину позади себя. – По такой загруженности не менее минут сорок-сорок пять. И это при том, если не станем в «пробке», которая на Большой Пролетарской вполне возможна.
– Черт! – прошипел пассажир, откинувшись на спинку сиденья и закрыв ладонью лицо.
– Все так серьезно? – таксист притормозил автомобиль у впереди идущей машины, ставшей на красный свет светофора, и вполоборота повернулся назад.
– Да,– не отрывая руки от лица шепотом и с каким-то легким стоном, пролепетал пассажир. – Вопрос жизни и смерти…
– Хммм… Могу через пару перекрестков свернуть во дворы и проехать на свой страх и риск по встречке, так мы попадем на Волжскую. А от нее уже до твоей Банской поближе будет, минут, наверно семь-восемь сэкономим. Идет такой расклад?
Мужчина на задней сиденье автомобиля встрепенулся:
– Идет!.. Значит, мы можем вложиться в полчаса?
– Попробуем. Но плата возрастает втрое. Так устраивает?
– Я заплачу, – без всякого колебания ответил незнакомец.
Первый этаж.
– Дима, ну что, я долго еще тебя ждать здесь буду!? – Раисин голос, будто лавиной, в который раз скатился по ступеням лестницы. – Мне уже надоело тут торчать. Давай-ка, негодник этакий, марш сюда поднялся! Да поживее!..
Но мальчик отказывался повиноваться. Он отвернулся ящиков и теперь стоял, прислонившись спиной к стене и с простоватой улыбкой наблюдая за соседкой возле лифта. Казалось, он решил сопротивляться до победного конца.
– Дима, не глупи, – снова вторглась в ситуацию Ольга. – Разве можно так над мамой издеваться? Она же тебя любит, кормит, одевает, различные красивые игрушки в магазине покупает. В конце концов, если бы мама, то тебя бы и на свете не было!..
– А я ее не просил!.. – злым голосом буркнул Дима, потупив взгляд.
– Вот так новости!.. – голос Раисы покрылся жесткостью тона. – И это за все, что мама для тебя делает?.. Спасибо, сынок, за благодарность! Вовек ее не забуду.
Оля, отпустив приехавший на этаж лифт, направилась к ребенку:
– Дима, да что ты такое говоришь? Разве так можно? Давай сюда ручку, и пойдем наверх к маме, будем просить прощения. А то мама очень расстроилась и может заплакать.
Мальчик пустыми глазами внимательно посмотрел на женщину и робко протянул руку. Держась друг за друга, они стали взбираться по ступеням.
Преодолев первый лестничный пролет, соседка с Димой повернули за шахту лифта. И тут женщина в шоке остановилась, глаза ее мгновенно округлились, а рот и щеки приняли испуганную и полную отвращения гримасу. Ноги от увиденного отказывали повиноваться, а тонкие пальцы руки еще крепче сжали маленькую ладонь Димы.
– О мамочки!.. – слабым задыхающимся голосом произнесла она. – О родненькие!..
Упершись спиной о перила, на нижних ступенях следующего лестничного пролета лежала Раиса, мама Димы. С кровавым овалом шеи вместо головы, которая болталась позади туловища. По всему телу стекали тонкие ручейки крови, впадая в небольшое и вязкое красно-бордовое озеро вокруг несчастной женщины.
– Дима, ну наконец-то, сколько я должная ждать?.. – уже не так громко, как ранее, откуда-то из-за спины послышался голос мамы Димы. – Пора домой уже… Хватит баловаться…
Ольга сделала осторожный шаг назад, пытаясь увлечь за собой ребенка, но тотчас мощный удар в лицо снизу и со стороны малолетнего спутника заставил ее потерять сознание. Женщина, словно большой и тугонабитый мешок, рухнула рядом с Раисой.