Снова пробежался взглядом по стене и мусоропроводу. А это что такое? Такого, вроде бы, никогда не было или я просто не замечал? Костя сделал два шага к стене за трубой мусоропровода и всмотрелся в нечто темное, в форме чернильной кляксы на серой побелке стены. Забавно… Может подтек какой?.. Что-то когда-то текло, наверное… Ладно… Мужчина быстрыми движением руки потушил о край банки сигарету и обратно водрузил «пепельницу» на подоконник маленького окна. Вялой, тяжелой поступью преодолел вверх пыльные ступени лестницы, после чего решил напоследок бросить взгляд на обнаруженную дотоле трещину. Ничего себе!.. А это уже как!.. Такого же при замене лампочки не было… Ну да, не было…
Мужчина несколько раз прошелся под вычерченной в потолке внушительной трещиной, пытаясь определить, что ее могло вызвать. Но только один вывод настойчиво напрашивался – дом каким-то непостижимым образом разрушается. Вытащил из пачки еще одну сигарету, но тут же, словно спохватившись, запихнул обратно. И с мыслью о том, что необходимо срочно вызвать для осмотра специалистов из управляющей компании, покинул площадку, скрывшись за дверью своей квартиры.
Андрей Степанович разлепил веки и уставился глазами в потолок, где желто-бирюзовые узоры плитки создавали бесконечные невыразительные линии. Полежав таким образом с минуту, старик заново закрыл глаза, но резкий грохот нечто упавшего за стеной у соседей заставил того вздрогнуть от неожиданности. Мужчина медленно, с большими усилиями приподнялся и присел на край кровати. Посмотрел в окно. Уже стемнело.
В который раз за стеной что-то грохнуло, а минуту спустя ударила мощный раскат молодежной танцевальной музыки, сотрясшая, казалось, не только стену комнаты, но и все, что было в квартире пенсионера. Ритмично задергался воздух, мощными хлопками ударяя по семидесятитрехлетним ушам.
«Замечательно!.. Снова началось… Пятница…»,– молнией пронеслось в голове.
Старик тяжело поднялся на ноги и проследовал на кухню. Там поставил греть чайник на плиту. Приоткрыл окошко и закурил, выпустив клуб дыма изо рта на улицу.
Музыкальный бедлам во всем своем безумии долетал и сюда. Андрей Степанович достал с холодильника старенький кнопочный мобильный телефон и, щурясь, проверил который час. Присел на табурет у раскрытого окна и стряхнул с сигареты пепел, с силой проведя ладонью по лицу. Он чувствовал себя разбитым и человеком, нуждающемся в покое и здоровом сне. С его постоянно шалящим сердцем это было крайне важно, то был вопрос его существования на белом свете. Мужчина также отчетливо понимал, что и пристрастие к никотину стремительно приближает к гробовому холмику, но выработанная более пяти десятков лет вредная привычка стала уже давно частью его целого, то, отчего практически невозможно было отказаться. Посему он курил каждую сигарету с особенным наслаждением, так как каждая последующая могла стать не только роковой, но и последним земным удовольствием на этом свете.
На плите засвистел чайник. Андрей Степанович, кряхтя и стоная, поднялся и погасил под ним огонь. В этот момент в соседней квартире на секунду прекратилась и тут же ударила звуковым рвущим ритмом новая композиция. Мужчина нервно швырнул дымящуюся сигарету в окно и медленным, слабым шагом проследовал в прихожую.
Спустя минуту Андрей Степанович уже стоял напротив двери соседей на тускло освещенной площадке. Из-за коричневой внушительного вида металлической двери неистово колотила и метала музыка, приводя этаж в некое пульсирующее движение. Пенсионер пребывал в нерешительности, растерянности оттого, что не имел представления, как разговаривать с шумными соседями, какие слова подобрать, чтобы до них хоть что-то дошло. Пробыв в таком положении некоторое время, Андрей Степанович все-таки нажал на кнопку дверного звонка. Но из-за пульсирующей музыки и голосящих где-то в глубине квартиры молодых людей мужчина даже не услышал звука сигнала двери. Он нажал еще раз. Все повторилось в точности, что и в прошлый раз. Собрался было вернуться в свою квартиру, как музыкальный кашляющий трек закончился, выплюнув из себя на волю разгоряченную весельем и явно алкоголем орущую компанию.
Старик помедлил, но все же решился заново нажать на кнопку звонка. Что-то пришло в движение за дверью, голоса стали отчетливее и ближе. Музыку приглушили.
– Погоди, Пьетро! – послышался молодой женский голос. – Сейчас открою, а затем к тебе подойду на кухню. Можешь не сомневаться. Это, наверняка, наши опозданцы явились!.. С них – штрафная по полной!..
Лязгнул механизм замка, и дверь широко распахнулась, почти вывалив наружу подвыпившую девушку лет двадцати.
– Ааа!.. Это всего лишь дед, – дерзко и растянуто произнесла она, поправив ниспадшие белокурые вьющиеся локоны на лицо, закрывавшие справа глаз. – Я уже подумала, куда же ты делся! Помер что ли или совесть заиграла?..
– Совесть? – у Андрея Степановича от такой наглости даже глаза округлились. – Это о какой такой совести вы, милочка, ведете разговор? Или о вашей, которой с самого рождения никогда не было и уже не будет? Дом ходуном ходит, а она еще издевается!..
– Слушай, хрыч маразматический!.. – девушка подавалась вперед и зло прищурила глазки. – Сейчас где-то половина восьмого вечера или чуть больше! А по закону мы имеем право до десяти у себя дома хоть на голове стоять!.. Так понятно, сосед? О!.. Сорри!.. Десять – это по-вашему двадцать два нуль нуль. Фирштейн, товарищ дед?
На такой выпад наглости Андрей Степанович сразу и не сообразил, что ответить. Он стоял, широко раскрыв рот, перед расфуфыренной девицей в неприлично коротких облегающих шортах, его дыхание от возмущения стало частым и, по всей видимости, все это стало видно невооруженным глазом, так как новоиспеченная соседка-студентка тут же произнесла:
– Что, дедуля, с моторчиком плохо стало? Может, пойдешь домой да там корвалолчика выпьешь!.. Слушай, а так у тебя, скорее всего, похмелье?.. Так давай я тебе сейчас соточку налью, а затем и с девушкой познакомлю! А?.. Как на такое смотришь? Анька у нас девушка ооочень общительная, тебе понравиться. Соглашайся!.. Перед смертью, напоследок… Прикинь?.. Ты когда вообще в последний раз голую бабу видел? В порнушке лет тридцать назад?..
Андрей Степанович с силой зажмурил глаза и замер. Его дыхание стало еще чаще, шумные и тяжелые вдохи и выдохи оглашали площадку этажа.
– Э!.. Ты чего, дед?.. Помирать тут удумал?
Но тут пенсионер сделал большой выдох, и свист старческого дыхания в миг прекратился. Казалось, сами легкие остановились в этот момент. Но с мужчиной ничего не произошло. Он продолжал стоять неподвижно с зажмуренными глазами перед наглой соседкой. Затем старческая голова медленно поднялась, так, что подбородок задрался вверх. Глаза распахнулись, а на лице застыла величаво-презрительная усмешка.
Пьяненькие глаза девушки приобрели удивленное выражение от всего увиденного. Она раскрыла было рот, желая сказать что-то, но мощный и безжалостный толчок старческого тела заставил ту, словно легкий мячик, влететь спиной в прихожую квартиры и с силой удариться о висящее на стене высокое зеркало. Девушка повалилась без сознания лицом о пол. Над ней со зловещим оскалом окровавленного рта присел на корточки Андрей Степанович, вид которого представлял сплошное месиво с обнаженными мышцами и сосудами без кожи и одежды. То был подлинным экорше, будто сошедшим со страниц анатомических учебников. Возле двери извилистыми неровными полосами лежала кожа Андрея Степановича и его домашний халат. Сам старик, забрызгивая прихожую кровью, схватил бесчувственную девушку за горло и, медленно напрягая большой и указательный пальцы, вошел ими в плоть, сводя на гортани.
Третий этаж.
Михаил потянул спину на сиденье кресла, пытаясь удобнее сесть, подхватил открытую бутылку водки за горлышко и с волшебным для слуха плеском налил спиртное в стакан.
– За вас, Алексей Панков!.. – мужчина вытянул руку с содержимым стакана к работающему телевизору, где на экране диктор новостной программы в великолепном голубом пиджаке рассказывал о последних событиях в мире и стране. – За ваш удивительный голос, что скрашивает мой досуг, и за ваше вечное вранье!..
Залпом выпил и со стуком поставил стакан рядом с собой на тумбочку. Легкое дребезжание колеблющегося мутного стекла несколько секунд подобно комариному писку неприятно жалило спертый воздух квартиры. Михаил с насмешливой гримасой скосил взгляд на неустойчивого зачинщика этого мерзкого звука, долго и неподвижно смотрел на него, затем заново подхватил неверным движением руки бутылку с водкой и заново наполнил его наполовину.
В наступившей тишине только невозмутимый голос диктора Алексея Панкова продолжал вещать о разных удивительных и очень обыденных событиях. Мужчина не слушал его и даже не пытался вникнуть в смысл слов столичного журналиста. Беспрерывный звук телевизора ему нужен был лишь для фона. И без разницы, что сейчас показывают, – фильм или очередная слезливая передача про потерянных и найденных. Это создавало для Михаила иллюзию полноты жизни. Мир никуда не делся, он рядом, он звучит, поет, ругается, взрывается и целуется. Все хорошо. Все отлично. Иначе и быть не может. Значит и с хозяином квартиры все хорошо, ведь он часть этого мира.
Михаил поднял перед собой вверх стакан с плещущейся прозрачной и пахучей жидкостью. Посмотрел на плавающие на самом дне хлебные крошки и темно-серые песчинки. Встряхнул, да так, что они стали закружили хороводом, врезаясь в прочное стекло. Крепко сжал стакан пальцами и затем швырнул его за телевизор. Десятки осколков дружно посыпались на деревянный пол, а на старых в царапинах обоях в виде кляксы прорисовалось серое мокрое пятно, от которого наперегонки вниз побежали тонкие струйки.