Юля рассказывала о разных мирах, народах, культурах, о быте простых людей, о рабах и их незавидной участи. Рассказывала о войнах, которые ведут сиксфинги, о том, что рабство в Империи защищено законом, о голоде и народных восстаниях, о чудовищной классовой пропасти в обществе инопланетных завоевателей, об огромных массах бедных, с трудом добывающих себе хлеб, и о поражающих воображение роскоши и богатстве столичных миров. Она рассказала о том, что Империя Таррагона – милитаристская супердержава, стоящая на трех китах – армии, императорской власти и рабовладельческом строе. Но армия Империи сегодня переживала упадок, экономика давно была в застое, престиж Императора упал ниже нулевой отметки, а повсеместные восстания рабов расшатывали и без того ослабевшие государственные устои.
– Если бы у землян достало решимости, они могли бы в ближайшие двадцать лет сбросить иго Таррагоны, даже не давая генерального сражения, – говорила Юля. – Нужно просто перераспределить капиталы, и экономика Империи начнёт захлёбываться. Но кое-кто из людей выигрывает на марсианской гегемонии. И их не волнует ваша общая судьба… каждый стал за себя. Скорее всего, в течение столетия, люди так или иначе покинут Землю навсегда и наши цивилизации окончательно ассимилируются. Вашу планету постигнет та же судьба, что и Марс, когда сиксфинги покинули его, она превратится в безжизненные пески.
Услыхав эти слова, Кирсанов вступил с ней в яростный спор…
Так или иначе, я услышал от Юли достаточно, чтобы моё мировоззрение начало коренным образом меняться или, правильнее сказать, оно начало у меня формироваться, поскольку до этого каких-то конкретных, устоявшихся взглядов на мир у меня не было.
У Юли всегда была большая любовь к технике, ко всякого рода механизмам. Я узнал от неё не только как устроен двигатель нашего танка, но и устройство многих других машин, даже межзвездных кораблей. Хотя я так и не смог понять принцип работы термоядерного реактора, несмотря на все усилия Юли. Может она и думала, что я слушаю все это на голубом глазу, но у меня действительно ни разу не возникло вопроса, откуда у неё может быть такой громадный массив специальных знаний и навыков, которые люди приобретают в течение десятилетий тяжелого труда. Я был тогда наивен и глуп, как пробка. Для жизни я был девственно чистым листом белой бумаги.
Юля имела понятие о том, как устроена экономика Империи и на чем она основана, чем и как люди и сиксфинги торгуют друг с другом, где добываются те или иные ресурсы. Знала также и наиболее влиятельных бизнесменов и политиков Империи, владельцев крупнейших банков и компаний. Знала почти все о космических технологиях, кораблях, двигателях и тому подобном. Она знала и космическую навигацию, когда мы оставались на улице одни, Юля показывала мне звёзды, их названия, описывала их характеристики, расстояния до них. Я не заметил, что больше ни с кем она не делится знаниями, и вообще мало рассказывает о себе. И меня это не наводило ни на какие мысли, не озадачивало. Я просто ходил за хиншу, как привязанный, ловил каждое её слово, и я не понимал, что может быть только благодаря моей наивности она так ко мне расположена. Включи я хоть на минутку голову, разве тогда не иссяк бы мгновенно этот лимит доверия?
Иногда свидетелем наших бесед становился Александр и он прислушивался к словам хиншу гораздо внимательнее, чем я, и слышал, надо полагать, куда больше моего. Во всяком случае, в какой-то момент он начал всерьёз интересоваться прошлым Юли и задавать ей вопросы, которые мне бы и в голову не пришли. Осведомленность Александра была не в пример шире моей. Грубо говоря, я вообще практически ни о чем не имел понятия. Например, он сказал однажды такую фразу, которая на какое-то время поставила Юлю в тупик:
– Знаете, я тут немного пораскинул мозгами… – наклонившись к Юле, тихонько произнёс он. – Заранее простите меня, если я не прав, я могу ошибаться, так что поправьте меня. Дело в том, что… мне показалось, вы говорили Николаю Степановичу… по крайней мере, это были его слова… касательно резерваций Западного Побережья… вы говорили, вам удалось оттуда бежать. Скажите, это ведь было после Чёрного Понедельника?
Юля моргнула и рот её захлопнулся, словно ей дали по подбородку. Она смотрела на Александра широко раскрыв глаза и выражение лица у неё было такое, словно она впервые его видит.
– Чёрный Понедельник не коснулся некоторых зон на севере Калифорнии. – Юля, наконец, собралась с мыслями. – Патрульный Корпус выставил кордоны, на дорогах встали войска. Я точно не помню, в какой именно из зон находились мы с мамой. Но про Чёрный Понедельник я услышала гораздо позже, уже когда была далеко. Я не помню когда и где это было.
И она невинно улыбнулась.
Но её выдал голос, излишне напряженный. Может, она и не лгала нам прямо, но совершенно точно чего-то не договаривала. Лично я не понял ничего из этого короткого диалога, поскольку понятия не имел, что это ещё за Чёрный Понедельник, но Дима, который тогда был с нами в пассажирской части кабины, очевидно, имел представление, куда клонит Александр, судя по тому выражению лица, с которым он потом долго глядел на Юлю.
Подобные разговоры в моем присутствие больше не происходили, но я не раз замечал, что на остановках Александр ловит Юлю и что-то пытается у неё выяснить. Его попытки, судя по всему, терпели неудачу. Что касается остального экипажа, то мы продолжали оставаться в неведении. Если Дима и чуял неладное, то предпочитал молчать, пока его бок грел заветный кулёк с двумя сотнями банкнот достоинством в сотню долларов каждая. Но однажды я стал свидетелем разговора, который дал толчок размышлениям определенного характера в моей наивной голове.
На одной из остановок, проверяя крепления на внешней броне, я случайно услышал, как Александр спорит с Кирсановым.
– …откуда вы знаете, что можете ей доверять? Вы ничего о ней не знаете! Ты думал когда-нибудь, сколько ей лет? Ты знаешь, сколько живут сиксфинги? Откуда, по-твоему, она столько знает? И что ещё там в её голове?
Кирсанов отвечал очень тихо и продолжения разговора я не услышал, меня позвал Дима.
Все эти перипетии наших отношений оставались за спиной Кирсанова, поскольку он всецело был поглощён штурманскими обязанностями в то время, пока не спал или не вёл вездеход вместо Володи. Александра пускали за руль только по необходимости. Так что втянуть нашего командира в подковерные интриги у Александра не вышло, хотел он того или нет.
На следующий день после отбытия из предместий Белогорска, около четырёх часов пополудни, мы были уже в окрестностях Могочи, где решили сделать большой привал, как следует отдохнуть и выспаться, а на следующий день тронуться в дальнейший путь и совершить большой безостановочный марш до самой Читы.
Мы затаились в лесу, далеко от города, купили джип напрокат, в залог за деньги, в одной близлежащей деревне и на нем Кирсанов, Александр и Дима отправились в город за провиантом, снаряжением и кое-какими мелочами, в которых у нас была необходимость. В нашем путешествии мы постепенно приобретали все больше разнообразных полезных вещей. Юля ни сколько не жалела денег и мы быстро вошли во вкус. Александр очень хорошо разбирался в снаряжении, и вскоре у каждого из нас был превосходный походный костюм и рюкзак набитый добротными инструментами. Вот и сейчас мы решили наведаться в город за обновками. За старшего на борту танка оставили хиншу – среди оставшихся она, несомненно, была наиболее подготовлена к нештатным ситуациям, в чем не было сомнений ни у меня, ни у Кита с Володей. Александр вручил ей, на всякий случай, свой бластер, показав, как им пользоваться. Когда он давал пояснения, то внимательно следил за Юлиным лицом, но, если она и умела обращаться с таким оружием, то ничем себя не выдала, внимательно выслушав рекомендации и даже уточнив кое-какие моменты.
Кирсанов уехал в сумерках и не было его очень долго, мы даже начали беспокоиться. Но за пару часов до полуночи мы услышали, как ревет в лесу двигатель машины. Володя побежал им навстречу, и вскоре рядом с танком остановился джип, гружённый припасами. Мы настолько расслабились, что позволили себе заняться погрузкой только на следующее утро и пошли спать, все же оставив одного часового. Дежурить должны были Дима и Александр по очереди, по четыре с половиной часа. Мы явно теряли бдительность и даже Дима уже переставал это замечать. Но и на этот раз все обошлось благополучно. Мы были уже за пару тысяч километров от Владивостока, и наши страхи остались там, на берегу Тихого океана.
К утру лагерь поднялся, Диму уложили спать, джип был разгружен и отдан владельцу, деньги были возвращены. Вообще, за время похода мы не раз рассматривали вариант со сменой транспортного средства, но все так и осталось на словах. Не могли мы так поступить с нашим старым, верным другом, с нашим танком, который на своём горбу, точнее, в утробе, вытащил нас из такой грандиозной передряги. Дело было не только в сантиментах, но и в практической стороне вопроса – мы были уверены, что танк нас не подведёт, что он осилит ещё много сотен километров пути, в то время, как любой другой автомобиль, даже такой же вездеход, мог сломаться в самый неподходящий момент. Мы не хотели рисковать ещё больше, чем и так рисковали. Кит знал наш танк до последнего винтика и ведал всеми его слабыми сторонами. В случае аварии ремонт мог занять лишь десятки минут, в крайнем случае, несколько часов. Да, конечно, можно было бы постоянно перепрыгивать с машины на машину, выжимая из наших возможностей все – но разве меняют коней на переправе? Нас могли поджидать где угодно. И именно это было наиболее всего ожидаемо с нашей стороны – что мы пустимся в бегство очертя голову. На трассе, может быть, проверяют каждый автомобиль, все вокзалы и аэропорты под прицелом. Как говорится, тише едешь, дальше будешь. Даже Ахиллес ведь так и не угнался за черепахой…
Когда совсем рассвело, мы развели костёр, который Александр соорудил так, чтобы не было дыму. Мы растопили воду и смогли даже кое как по очереди помыться в багажнике, переоборудованным в ванную. Кит сотворил просто божественный суп, который мы дружно вылакали до последней капли, а Володя приготовил рис с мясом и овощами. Едва стемнело, мы завершили последние приготовления и тронулись в дальнейший путь.
До Читы нам оставалось около семисот километров.
Погода держалась сносная, иногда бывали снегопады, но не настолько сильные, чтобы мешать нам продолжать путь. Тем было лучше для нас, поскольку зима заметала за нами следы в прямом смысле слова. По ночам же небо было преимущественно ясное.
К полудню на следующий день мы приближались к Чите, остановились совсем ненадолго, только чтобы осмотреть и вычистить траки, и сразу же снова тронулись в путь. Проехали Читу ближе к ночи, немного поспорили, достаточно ли у нас провианта, и в итоге решили без остановок идти к Улан-Удэ. Ночью погода сильно испортилась, что не было для нас неожиданностью, поскольку во время наших остановок мы всегда наводили метеорологические справки и именно поэтому в этот раз спешили скорее двинуться в путь. Темп похода сразу резко упал, и нам вскоре снова пришлось остановиться, чтобы переждать буран. Время от времени Кирсанов проезжал вперёд на десяток метров, чтобы нас не занесло настолько, что нельзя будет выехать.
К утру метеоусловия не стали лучше, было по-прежнему очень трудно ориентироваться. Иногда снег прекращался, мы снова трогались в дорогу, но через пару часов буран начинался с новой силой. И снова вынужденный простой. Так продолжалось очень долго и мы почти утратили чувство времени. Через четыре дня, на тринадцатый день пути, мы встали на примерном расстоянии в пять десятков километров от Улан-Удэ. У нас заканчивалась еда.
Какое-то время мы пытались переждать непогоду, но вскоре поняли, что снегопад будет продолжаться долго, и тогда Кирсанов попытался совершить вылазку в близлежащую деревню. Но нас постигла неудача, деревню найти не удалось. Кирсанов и Александр весь день плутали по лесам, но вскоре стало ясно, что мы опять не можем определиться со своим местонахождением.
Мы могли сколько угодно греться за счёт энергии генератора и замерзнуть нам не грозило. Но без запаса еды на борту вся надежность и мощь нашего транспортного средства сводилась к нулю. Нечего будет есть и нам придётся бросить танк.
Поздно вечером погода стала улучшаться, Кирсанов с Александром снова ходили на разведку и нашли дорогу. В попытках понять, куда она ведёт, они прошли по ней с два километра и видели издали огни и множество людей. Подобравшись ближе, разглядели автостанцию. Кирсанов решил сходить туда, попробовать расспросить о направлении. Александр остался подождать его в лесу. Водитель одного из автобусов объяснил Кирсанову, куда идёт дорога, и что с автостанции все едут в Читу, потому что там за небольшую плату можно сесть на поезд идущий в Китай, в промышленные зоны, где легко можно устроиться на чёрную работу.
Когда путники возвращались, им все время казалось, что их кто-то преследует, и Кирсанов часто останавливался, напряжённо вслушиваясь в ночной лес.
По их возвращении мы кое-как поужинали и стали готовиться продолжать поход. Когда вновь вышли на улицу, совершенно отчетливо слышали вертолеты. Совсем недалеко. Что это могло значить? Что угодно. Но кто бы стал летать в такую погоду, при таком ветре?
Ночью установилась хорошая погода. Мы решили выехать на дорогу, которую нашёл Кирсанов, и узнать на автостанции, где ближайший населенный пункт, чтобы купить там провизии. Выезжая из леса, видели вдалеке лучи фонарей. Дорога была довольно оживленная, много автомобилей шло в обратном направлении. На станции сказали, что недалёко есть посёлок Онохой, там можно найти магазин и даже место, где переночевать. Мы поехали по дороге, но за нами неотрывно следовала какая-то машина… Кирсанов решил срезать через лес. Кто-то явно преследовал нас.
Поселение должно было быть совсем недалеко. Мы действительно вскоре увидели поворот, фонари и шлагбаум. Кирсанов решил оставить танк в лесу с усиленной охраной и отправил в город Кита и Володю. Он явно нервничал, велел тихонько закидать танк ветками и снегом, а самим отойти на пару километров, найти укромное место и там дождаться посланников.
Стоя в ночной тьме, на опушке, мы видели в глубине леса метущийся свет и слышали голоса, окрики и лай собак. Мы затаились и не решались пошевелиться. Было довольно страшно. А еще было холодно, и невыносимо хотелось есть.
Но огни вскоре исчезли. Мы довольно долго ждали, все прислушивались, пока окончательно не замерзли. Костёр разводить показалось нам рискованным предприятием, но у нас была палатка с термоизоляционным покрытием, мы включили в ней печку на маленькой батарее, напились чаю и даже кое-чего покрепче, и сумели кое как согреться. Из еды были только остатки сухарей и плитка шоколада, которую Кирсанов велел отдать нам с Юлей. Прошло довольно много времени, прежде чем мы начали беспокоиться. Мы с Юлей уже дрыхли, как сурки, Александр с Кирсановым подрёмывали, а вот Дима не смыкал глаз. Глубокой ночью лагерь был поднят. Наши посланцы не возвращались и мы не знали, что нам следует предпринять. Бежать или пойти на поиски?
Кирсанов уже собирался отдать приказ возвращаться к танку, как вдруг мы услышали шорох и условный сигнал. Они вернулись! Мы зажгли фонарь и увидели метрах в десяти от палатки Кита, стоящего на коленях и отчаянно размахивающего левой рукой. Правой он держался за бок. Холод стиснул наши сердца. Кирсанов и Дима рванулись к Киту, притащили его в палатку.
– Что? Что случилось? – Бил его по щекам Кирсанов. – Что стряслось, Кит?
Но тот явно утратил дар речи. Безумными глазами он шарил по палатке, никого не узнавая, мычал что-то нечленораздельное и все махал рукой. Дима взял его правую руку и Кит вдруг закричал, весь согнулся и затрясся.
– Ты что, ранен? – Кирсанов всё-таки отвёл его руку и мы увидели, что перчатка Кита вся в крови, а в куртке у него рваная дыра и вся одежда пропиталась кровью. – Всем собраться. Выходим через минуту.
Голос Кирсанова прозвучал так ровно и спокойно, так властно, что оказал просто-таки магическое действие. Со скоростью молнии мы бросились складывать палатку и собирать вещи, пока Кирсанов с Александром перебинтовывали Кита. Затем взвалили его на плечи и все бросились бегом в сторону танка, но не прошли и нескольких шагов, как совсем рядом услышали лай собак, а вскоре между деревьями замелькали лучи фонарей.
– Будь оно все… – не удержался Кирсанов и взревел, – бегом, едрить вас всех налево, если хотите жить!!
И как медведь, истинный хозяин тайги, бросился напролом в самую чащу. Александр на ходу расчехлил винтовку, отпустил нас на десять шагов, бухнулся в снег на правое колено, прицелился и выстрелил.
Яркий, как молния, белый луч, с оглушительным сухим треском разрезал ночную тьму пополам и где-то вдалеке от нас, в направлении лая собак, не шуточно так бабахнуло. Мы все так и присели.
– Чего разлеглись? – Гавкнул на нас Александр, поравнявшись с нами. – А ну, живо, руки в ноги и вперёд!
Но у нас уже не было шанса спастись.
Мы услышали, как над лесом кружат вертолеты, а вскоре увидели белые столбы света прожекторов, шарящие сверху по верхушкам сосен. Те, кто наступали нам на пятки, брали нас в стремительно смыкающееся кольцо, зажимая все глубже к северу, все дальше от танка. Александр выстрелил ещё пару раз, но ответного огня не было, значит, приказа стрелять на поражение никто не давал. Может быть, они все ещё не знали, сколько нас. Кирсанов вскоре устал, начал отставать, и пришлось Кита взять мне, как самому здоровому. Вскоре мы увидели, что лес редеет, и поняли, что нас теснят на открытое пространство.
Мы оказались на дороге, на том самом зимнике, по которому не так давно спешили, преисполненные надежд, навстречу своим несбыточным мечтам. А сверху над нашими головами кружили вертолеты, со всех сторон приближались машины и люди. Догонявшие нас в лесу поравнялись с нами, мы увидели солдат в форме Патрульного Корпуса. Они обгоняли нас и бежали к дороге, где уже тормозили грузовики и вездеходы.
– Пригнись! – Заорал вдруг солдат рядом со мной.
Когда я присел, он положил мне на плечи гранатомёт и выстрелил по зависшему над нами вертолету. Выстрел пришёлся в цель, воздушной машине разворотило хвост и он стал падать, кружась, объятый пламенем. Я был в таком шоке от произошедшего, что некоторое время не мог пошевелиться.
– Что за… – выдавил Кирсанов. – Что здесь происходит?
Мы сбились тесной кучей, озираясь кругом, не в силах осмыслить происходящее. Вокруг начиналась настоящая война. Все палили во все стороны, и совершенно не понятно было, кто здесь враг, и кто с кем воюет. Подъехали тяжелые бронированные машины, солдаты погнали нас к ним, затолкали в кузов. Рядом ударил снаряд, всех обсыпало снегом и пеплом. Взревели моторы и колонна, обстреливаемая со всех сторон, покатила на запад.
Нас не пытались скручивать, вообще не обращали внимания. Мы сидели, зажатые между солдатами, у тех были каменные лица, мы пытались задавать им вопросы, но либо они сами ничего не знали, либо получили инструкцию с нами не говорить. Ничего от них не добившись мы вынужденно смирились с ситуацией, решив дождаться, чем все это закончиться. Колонна быстро покидала поле боя и вскоре солдаты, стрельба, вертолеты и весь огненный хаос остались позади…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СИКСФИНГИ
…«Кариос-4» тормозит метрах в трехстах от горы.
Льюис и Майлз первыми ступают на песок и бегут к темному входу пещеры.
Мартин и Кэмпбелл отстают, бранясь, хватают камеру и несутся следом за экипажем первого марсохода.
Все входят в пещеру, по своду носятся белые лучи фонарей. Пройдя длинный коридор люди попадают в большой круглый зал, в купольном потолке которого, прямо посередине, отверстие, белый столб света оставляет на полу ярко освещенный круг.
Астронавты кидают инструменты, устанавливают камеру.
В центре зала, в пятне света, видно какое-то возвышение. Льюис подходит к нему, остальные окликают его, но он не отвечает, он замирает и стоит неподвижно целую минуту, пока обеспокоенные астронавты не подбегают к нему.
«Здесь отпечаток чьей-то ладони», – ровным голосом произносит командир.
«Чьей?» – Обращаются к нему с вопросом астронавты.
«Вроде человеческой. Но…»
«Что? Что?»
«У нее шесть пальцев».
***
Кирсанов вскочил и выключил телевизор.
– Не могу смотреть дальше, – зло сказал он и плюхнулся на диван, не отвечая на наши осуждающие взгляды. – Ненавижу этот фильм.
– И что было дальше? – с любопытством спросила Юля, сидящая справа от Кирсанова и с интересом на него глядевшая.
Тот скорчил такую непередаваемую мину, что я невольно прыснул и тут уж и остальные не удержались, грянул хохот.
– Так что было дальше? – Недоуменно озираясь, развела руками Юля.
– Да ничего хорошего, – мрачно произнёс Кит, поднял перебинтованную руку в подвязке и почесал переносицу. – Льюис сделал самое большое в истории одолжение всему человечеству – сказал марсианам: «добро пожаловать!»
Юля нахмурилась.
– Он положил туда свою руку, – черство произнёс Дима. – Хотя никто его об этом не просил. Нельзя говорить плохо о мертвых, но что касается Льюиса, я искренне надеюсь, что он горит в аду.
Кирсанов укоризненно взглянул на него, на что Дима только брезгливо поморщился.
– Если бы кто-то поставил ногу в отпечаток ботинка Нила Армстронга в Море Спокойствия и Луна бы треснула пополам, это не принесло бы вселенной столько бед, как этот чертов глупый жест Льюиса, – наставительно сказал Кит. – Так что, я согласен с Димой.
– Я по-прежнему не понимаю ни единого вашего слова, – неуверенно сказала Юля, уже потеряв надежду, что ей кто-нибудь что-то объяснит.
– Действительно, как можно было так сглупить? – Протянул Кирсанов. – А ведь американский астронавт, военный лётчик, специалист высочайшего класса, учёный… и попасться на такую детскую удочку. Верь после этого людям.
– Его товарищи тоже хороши, – добавил Дима. – Ведь все же видели, сразу получили приказ. Объект НЗП, особый статус, все дела… как их там готовят, если они сутки игнорили Хьюстон? Да, Марс был не в зоне связи, за Солнцем. Но это вообще не оправдание. А самое позорное – их доклад на Землю!
– «Я потерял равновесие и случайно оперся ладонью правой руки о кубическое возвышение, попав точно в отверстие, после чего запустился активационный процесс, и все камни в пещере задвигались, принявшись менять свою форму», – издевательски процитировал Кирсанов. – Идиоты, прости Господи.
– Туда уже на всех парах неслась евразийская миссия во главе с капитаном Алексеем Еременко. – До этого молчавший Александр вдруг подал голос. – Русские поняли, что американская миссия хочет залезть в объект НЗП, не дожидаясь согласия Центра, чтобы первыми заснять «инопланетные сокровища». Еременко хотел их остановить.
– А как потом все это умалчивали. – Дима помрачнел, его взгляд упёрся куда-то в пол, в одну точку. – «Мощный радиоимпульс, который могли фиксировать станции на Земле, был сгенерирован марсианской установкой дальней связи с базы миссии «Арес 2», как проверочный». Просто уписаться, проверочный, чтоб их всех! А то, что этот импульс пересёк полгалактики – об этом ни слова, а кто пытался сказать, тем быстро заткнули рот. Пять лет прошло, и все молчали, пока астрономы-любители с Гавайских островов не засняли изображение в телескопе – гигантские корабли, сходящие на орбиту Марса. И даже тогда они продолжали все отрицать…
– Тогда все и началось… – тихо сказал Кирсанов. – К Рождеству сорок девятого они украсили своим поганым видом небо сочельника. Вот уж рождественский подарок о котором я мечтал всю жизнь! А потом… да… больше не было у нас никакого «потом».
Юля замолчала и притихла. Она больше ничего не спрашивала.
– Самая короткая война в истории человечества. Одна ночь. Один день. Семь с половиной часов потребовалось вам, чтобы стереть все вооруженные силы всех стран мира с лица земли, – Кирсанов посмотрел на Юлю, но без осуждения. – Потопить флот… сжечь дотла все аэродромы. Вы даже не разбирались, куда бить. Даже не целились. Вы не имели ни малейшего понятия, с кем воюете. Думали, с равными себе. Только когда все было кончено, поняли, что разгромили в пух и прах цивилизацию, отстающую от вас в развитии на тысячелетия. Все равно что отряд спецназа громит деревню папуасов. Но было уже поздно, дело было сделано. Вам оставалось только уйти. И вы ушли. Но… вы оставили Землю на растерзание. Вы сделали нечто гораздо более ужасное, чем если бы просто поработили нас. Вы оставили нас в полной нищете, разрухе и грязи, чтобы на этой самой отсталой и опасной планете в Галактике процветала преступность, незаконная работорговля и прочие ужасы. Вы сделали этот мир адом.
Юля молчала и было похоже, что её сейчас вырвет. Краска сбегала у нее с лица, как последние отблески заката гаснут на вечернем небе. Она вдруг вскочила и выбежала из комнаты.
– Зря ты так. – Я укоризненно покачал головой. – Она ни при чем, это уж точно. К тому же она наполовину человек.
– Наполовину, – глухо проговорил Дима. – Ты никогда не должен забывать об этом, Андрей.
Кирсанов поднялся и подошёл к окнам. За ними была ночь, а где-то далеко внизу виднелось оранжевое марево городских огней.
– Полвека прошло, – сказал он. – На самом деле, все не так уж и плохо. У Земли есть шансы ассимилироваться. Во многом мы перспективней сиксфингов. Мы сможем построить лучшую межзвездную империю, чем получилось у них. Но как нам переломить ситуацию в свою пользу?
Кит пересел на диван и включил телевизор, но перешёл на другую передачу. К нему присоединились Дима и Александр. Юля не возвращалась. Я попрощался со всеми и пошёл спать. Когда вышел в коридор и пошёл к своему номеру, мимо меня прошагал офицер, козырнувший мне. Я обернулся и увидел, что он постучал в наш номер. Ему открыли, он вошёл и дверь было захлопнулась, но я успел скользнуть в неё. Офицер мельком взглянул на меня и только коротко кивнул.
– Есть новости? – Спросил поднявшийся из кресла Кирсанов.
– По вашему делу новостей нет, – ответил офицер. – Я пришёл сообщить кое-что другое. Вам разрешено встретиться с… Владимиром Мельных.
При звуке этого имени все замолчали, а оставшийся сидеть Кит вздрогнул и что-то невнятно прошипел. Открылась дверь и вернулась Юля.
– Если вы, конечно, все ещё этого хотите, – добавил офицер, с сомнением поглядевший на Кита.
– Хотим, – глухо произнёс Кирсанов. – Не сомневайтесь.
– Там будет много охраны, – сказал офицер, оглядывая нас. – Учтите это. Так что никакого рукоприкладства. Мельных находится под защитой правосудия. Пока что, губернатор на нашей стороне. Вам все ещё очень везёт. Вы должны понимать это. Цените доброту губернатора. Постарайтесь с пользой выйти из положения, вы по-прежнему в выигрыше, хотя все могло бы быть гораздо хуже. Сейчас то время, когда нужно отложить эмоции на заднюю полку, и проявить хладнокровие, для собственного же блага. Судьба улыбнулась вам, будьте ей за это благодарны, не многих она одарила подобной великой милостью. Что ж, договорились, желаю удачи. За вами придут в семь.
Мы поблагодарили офицера, Дима проводил его, запер дверь и все попадали, кто куда, и не сдерживая чувств, принялись галдеть.
– Не хочу видеть его мерзкую рожу! – Возмущался Дима. – Я не сдержусь, это выше моих сил, клянусь, пристрелю его, как собаку!
– Согласен! – Подтвердил Кит. – Боюсь, что я за себя не отвечаю!
– Ладно, успокойтесь, – повелительно сказал Кирсанов. – В конце концов, мы до сих пор так и не услышали его версию. Посмотрим, что он нам скажет.
– Да уж, посмотрим, – прошипел Дима. – Я с удовольствием послушаю, что он скажет.
– Хорошо. – Кирсанов оглядел всех. – Сейчас спать.
– Что еще за задняя полка? – недоуменно спросил я, но меня никто не услышал, либо сделал вид, что не услышал.
Мы попрощались и стали расходиться. Вернувшись к себе, я долго не мог заснуть, чувствуя странное состояние смятения и пытаясь понять его причину. Через какое-то время я понял, что меньше всего на свете хочу встретиться с Володей лицом к лицу, посмотреть ему в глаза. Это казалось мне чём-то мерзким, словно необходимость потянуться за какой-то нужной вещью упавшей в липкую, противную грязь. Мне казалось, что если он хотя бы посмотрит на меня, то эта грязь перейдёт и на меня и я уже никогда не смогу смыть её с себя. И безответный вопрос все бился у меня в сердце: «зачем?» И я мысленно задавал его Володе, но тот постоянно куда-то ускользал, я пытался звать его, ловил за руку, мы гонялись по каким-то мрачным коридорам, лестницам, Володя захлопывал перед моим носом железные двери, а я бежал по лестничным маршам вверх, мимо гнилостных стен и потолков, заплёванных, замусоренных каменных ступенек, и все не мог его догнать и только слышал смех и какую-то невнятную речь, а сверху постоянно шел снег и ветер завывал в подъездной шахте…
Я проснулся. Кто-то стучал в мою дверь. Вскочив, я бросился к ней нагишом, на пол дороги опомнился, вернулся обратно, натянул брюки и рубашку и распахнул дверь. Там спокойно стоял Александр.
– Доброе утро, – вкрадчиво произнёс он, охватывая мой дикий вид невозмутимым взглядом. – Через двадцать минут собираемся у Кирсанова.
– Ясно. Понял, – сказал я, застегивая рубашку. – Иду.
Встреча состоялась в зале суда. Заседание окончилось, все разошлись, но теперь зал наполнялся заново. Через заднюю дверь вошёл Владимир Мельных и его сопровождающие, а также солдаты Патрульного Корпуса. Через главный вход пришли мы.
Близко нас не подпустили, мы видели Володю с расстояния шагов в двадцать, а между нами встали в ряд солдаты корпуса, но так, чтобы мы видели друг друга.
Выглядел он отлично. Свежий, подтянутый, с округлившимися щеками и появившимся в глазах особым сытым выражением, какое бывает у человека, во всех отношениях довольного своей жизнью. Правда он явно старался удержать на лице виноватую мину. Он был в куртке летчика-космонавта, брюках и ботинках военного фасона, подстриженный, аккуратно выбритый.
– С тебя хоть портрет пиши, – громко сказал Кирсанов. – У тебя нигде не жмёт?
Володя поднял руки, наклонил голову, как бы говоря: «к чему это все?»
– Слушайте, у меня тоже спросили, хочу ли я прийти, – сказал он. – И я согласился. Ради вас. А мог бы и не приходить и, знаете, так было бы лучше. Я улетаю в Таррагону. У меня рабочая виза. Взяли матросом на танкер. Через пять лет получу паспорт и смогу купить землю и дом. Вы осуждаете меня, я знаю…