Из цикла «Неаполитанские стихотворения»{136}
(написанные на австрийском языке Яковом Хамом и переведенные Конрадом Лилиеншвагером)
Неаполитанские дела занимают теперь первое место между всеми вопросами, увлекающими внимание Европы; можно даже сказать, что пред ними кажется ничтожным все остальное, исключая разве нового журнала, который собирается издавать г-жа Евгения Тур, и новой газеты, обещаемой «Русским вестником»{137}. Но понятия наши о неаполитанских событиях очень односторонне, потому что все наши сведения приходят от врагов старого порядка, которые, очевидно, стараются представлять дело в свою пользу. Вот почему нам показалось необходимым представить нашим читателям несколько неаполитанских стихотворений известного австрийского поэта Якова Хама, рисующих положение дел и настроение умов совершенно не так, как обыкновенные журнальные известия. Яков Хам – прежде всего поэт; он постоянно находится под влиянием минуты и, следовательно, чужд всяких политических предубеждений. Он то хвалит упорство короля неаполитанского в режиме его отца{138}, то превозносит его за конституцию, то ругает освободителей Италии, то предается неумеренному энтузиазму к ним, то в восторге от жестокой бомбардировки{139}, то в настроении нежных чувств… Во всех этих видимых противоречиях сказывается весьма сильно художественность его натуры и вместе с тем дается полное ручательство в его искренности. И так как литература вообще и поэзия в особенности служат выражением народной жизни, а Яков Хам – поэт австрийский, то в стихотворениях его мы можем видеть, в каком настроении находился народ австрийский в последний год и какими чувствами преисполнен он к династии Бурбонов. Не выводя никаких политических результатов из представляемых нами поэтических документов, мы не можем не обратить внимания читателей на их литературное значение: во всей современной итальянской литературе нет ничего, подходящего по благонамеренности к творениям австрийского поэта. В нынешнем году какой-то человек с итальянскою фамилиею сочинил оду на именины австрийского императора – так на это указывали с ужасом, как на нечто чудовищное! Из этого одного уже достаточно видно, как много стесняется художественность, когда разыгрываются народные страсти, и как много выигрывает она при отеческом режиме, подобном австрийскому. Надеемся, что любители литературы, даже несогласные с г. Яковом Хамом в большей части его тенденций, оправдают нас в помещении его стихотворений уже в силу того одного, что они блистательно разрешают одну из великих литературных проблем – о чистой художественности, – разрешением которой так ревностно занималась наша критика в последние годы{140}. Вместе с тем мы надеемся доставить читателям удовольствие и самыми звуками перевода, над которым так добросовестно потрудился г. Лилиеншвагер. Мы должны сказать откровенно: со времени патриотических творений Пушкина, Майкова и Хомякова{141} мы не читывали ничего столь громкого, как стихотворения г. Якова Хама в переводе Конрада Лилиеншвагера.
1
Надежды патриота
(При начале итальянских волнений)
Опять волнуются народы,
И царства вновь потрясены.
Во имя братства и свободы
Опять мечи обнажены!
Скатились тихо с горизонта
Три солнца чудной красоты;[9]{142}
Честолюбивого Пьемонта
Осуществляются мечты!
Царит в Италии измена,
И торжествует в ней порок:
Тоскана, Парма и Модена
Безумно ринулись в поток;
И силой вражьего восстанья
Из рук святейшего отца
Отъята бедная Романья —
Стад папских лучшая овца!..{143}
Но против дьявольских усилий
Есть нам незыблемый оплот:
То королевство Двух Сицилий,
Бурбонам преданный народ.
Воссев на праотческом троне,
Как в небе солнца светлый диск,
Там в Фердинандовой короне
Сияет царственный Франциск.
Не поддается он лукавым
Речам политики чужой
И твердо правит по уставам
Отцовской мудрости святой;
Карать умеет недовольных
В тиши полиции своей
И в бой нейдет за своевольных
Против законных их властей…{144}
Вкруг трона вьется там гирлянда
Мужей испытанных, седых,
Хранящих память Фердинанда
В сердцах признательных своих.
К Франциску им открыты двери,
Страною правит их совет,
И вольнодумству Филанджьери
Нет входа в царский кабинет!{145}
И верим мы: Кавур с Маццини
Обманут бедный их народ{146},
И он придет, придет в кручине —
Просить Францисковых щедрот;
Министр полиции Айосса
Умов волненье укротит
И итальянского вопроса
Все затрудненья разрешит!..{147}
5
Плач и утешение{148}
(По поводу некоторых дипломатических советов неаполитанскому правительству){149}
Ужасной бурей безначалия
С конца в конец потрясена,
Томится бедная Италия,
Во власть злодеев предана.
Повсюду слышны крики шумные —
Народ изменой упоен…
Свободы требуют безумные
И рушат власти и закон!
И, к униженью человечества,
Проник неблагородный страх
В самих блюстителей отечества,
Держащих власть в своих руках.
Принципом странным невмешательства
Прикрыв бессилие свое,
Европа спит, когда предательство
Пожрать готовится ее;
И итальянские властители —
Одни бегут из их держав,
А те – становятся ровнители
Безумной черни мнимых прав!
Дают статуты либеральные,
Страстям толпы бесстыдно льстят,
И дни отечества печальные
Презренной трусостью сквернят!..
Один средь общего волнения,
Как некий рыцарь на скале,
Стоит без страха, без сомнения
Король Франциск в своей земле…
Утешься, бедная Италия.
Закон и правду возлюбя,
Франциск не даст разлиться далее
Злу, охватившему тебя.
Оп понимает все опасности
Льстить черни прихотям слепым;
Ни конституции, ни гласности
Не даст он подданным своим!
Не переменит он юстицию,
Не подарит ненужных льгот,
Не обессилит он полицию —
Свой нерушимейший оплот;
Не даст права свои священные
Толпе бессмысленной судить
И своевольства дерзновенные
Не поколеблется казнить!
И знаю я – он не обманется
В благоразумии своем:
Пьемонт падет, а он останется
Италиянским королем!
26 июня 1860 года
6
Неисповедимость судеб{150}
(На обнародование неаполитанской конституции){151}
Не видать ни тучки в небе знойном…
Солнце блещет, сушит и палит
И в теченьи царственно-спокойном
На поля засохшие глядит.
Все томится, все горит и вянет…
Надо влаги жаждущей земле!..
На работу пахарь завтра встанет
С безотрадной думой на челе
И, взглянув на солнце и на небо,
Не прельстится светлой их красой:
Без дождя ему не будет хлеба,
Он погибнет с бедною семьей!
И, томясь ужасной перспективой,
Даст он волю жалобным речам
И пошлет упрек нетерпеливый
Безмятежно-ясным небесам…
Но давно уж в области эфирной
Собрались и ходят облака,
Час настал, и над равниной мирной
Пролилась обильная река.
Поднялись поникшие растенья,
Освежился воздух и земля, —
И глядят с слезою умиленья
Земледельцы на свои поля.
А вверху по-прежнему спокойно
Над землей простерт небесный свод,
И, как прежде, весело и стройно
В ярком блеске солнышко плывет…
– —
Так сгорал Неаполь жаждой знойной,
Так искал воды себе живой;
А Франциск свершал свой путь спокойный,
Разливая блеск свой над страной…
И народ сдержать сердечной боли
Не умел и горько возроптал…
Но давно готов был в вышней воле
Для него целительный фиал!
Недоступен был Франциск народу;
Но пришла законная пора —
Даровал разумную свободу
Он единым почерком пера…
Ожил край. Все встало в блеске новом…
Правосудье царствует в судах;
Всяк спокоен под домашним кровом,
Всякий волен в мыслях и речах;
От шпионов кончилась опасность,
В мрак архивов пролит новый свет,
И в три дня уврачевала гласность
Край больной, страдавший столько лет!
Рад народ!.. С молитвой благодарной
Новый воздух он впивает в грудь…
А король, как прежде, лучезарный,
Продолжает царственный свой путь!..
4 июля
№ 8
«Свисток» Ad se ipsum[10]
Свободный, как птица, не связанный сроком
Журнальной подписки и выхода книжек,
Являюсь я редко, всегда ненароком,
Но яркими буквами след свой я выжег
В сердцах благодарных российских сограждан.
Мой свист облегчал их сердечные раны;
Как влага в пустыне, я был ими жаждан,
Когда их томили сухие туманы;{152}
Во мне лишь нашли они ключ разуменья,
Когда возникала российская гласность
И головы мудрых повергла в сомненье —
И розгу и взятку не ждет ли опасность;
Я был утешеньем, я был им опорой,
Когда населенье России смущенной
Пугал наш прогресс изумительно скорый,
Внезапно открытый в Москве умиленной{153}.
Вопрос о евреях{154}, вопрос о норманнах{155},
Великий вопрос об экзамене строгом{156},
Шестнадцать гусей, неповинно пожранных{157},
И опыт пощенья по волжским дорогам{158},
Короче – на все, что родным публицистам
Тревожило сердце и ум волновало,
На все отзывался я радостным свистом
И всех утешал я… Но этого мало:
В Европе свершалась великая драма;
И к ней обратил я родное вниманье,
Австрийской поэзией Якова Хама
Сограждан моих просветив пониманье.
Неаполю дал я благие уроки,
На все отозвался – ни слабо, ни резко —
И, всюду сбирая прекрасные соки,
Воспев Гарибальди, воспел и Франческо!..{159}
И ныне явлюсь я к читателю снова;
Хочу наградить я его за терпенье,
Хочу я принесть ему свежее слово,
Насколько возможно в моем положеньи!..
А впрочем, читатель ко мне благосклонен,
И в сердце моем он прекрасно читает:
Он знает, к какому я роду наклонен,
И лучше ученых мой свист понимает.
Он знает: плясать бы заставил я дубы
И жалких затворников высвистнул к воле,
Когда б на морозе не трескались губы
И свист мой порою не стоил мне боли.
Примечания
Условные сокращения
Белинский – Белинский В. Г. Полное собр. соч., т. I–XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953–1959.
БдЧ – «Библиотека для чтения».
ГИХЛ – Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч., т. I–VI. М., ГИХЛ, 1934–1941.
ЖМНП – «Журнал министерства народного просвещения».
Изд. 1862 г. – Добролюбов Н. А. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), т. I–IV. СПб., 1862.
ЛН – «Литературное наследство».
Материалы – Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861–1862 гг. (Н. Г. Чернышевским), т. 1. М., 1890 (т. 2 не вышел).
МВед – «Московские ведомости».
ОЗ – «Отечественные записки».
РБ – «Русская беседа».
РВ – «Русский вестник».
РСл – «Русское слово».
СПб Вед — «Санкт-Петербургские ведомости».
Совр. – «Современник».
Чернышевский – Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15-ти томах. М., Гослитиздат, 1939–1953.
Из «Свистка»
Созданный по инициативе Некрасова, «Свисток» был поистине детищем Добролюбова. Большинство материалов, помещенных здесь при жизни критика, принадлежало ему, в том числе почти все наиболее социально значительные и острые выступления. «Свисток» обнаружил новые грани яркого писательского дарования Добролюбова, который предстал здесь выдающимся мастером революционной сатиры, с блеском владевшим различными сатирическими жанрами – стихотворной пародии и перепева, фельетона, памфлета. Вместе с тем это было – в иных формах и частично на другом материале – продолжение, закрепление и развитие тех же идей и оценок, которые несла в себе добролюбовская критика. Уже одно это поразительное единство критики, публицистики и поэзии делают творчество Добролюбова уникальным явлением в истории русской литературы.
В настоящем научно-массовом издании добролюбовские материалы «Свистка» печатаются выборочно. Они отобраны таким образом, чтобы дать представление о проблемно-тематическом и жанрово-стилистическом многообразии этой стороны творчества критика.
№ 1
Совр., 1859, № 1. За исключением фельетона «Вредная добродетель», все материалы номера принадлежали Добролюбову.
Вступление
«Вступление» задает общую интонационно-стилистическую тональность «Свистка», стихией которого являлась ирония. Намечены и основные контуры тех приемов и сатирических масок, которыми будет пользоваться здесь Добролюбов: разоблачение и издевательство в форме панегирика, под личиной «благонравия» и «умеренности», либерального оптимизма и казенного патриотизма.
№ 2
Совр., 1859, № 4 Все материалы номера были написаны Добролюбовым.
Наш демон
Как и зачин статьи «Литературные мелочи прошлого года» (первая часть которой была напечатана в предыдущем номере журнала), стихотворение иронически воспроизводит, в форме перепева пушкинского «Демона», упреки и обвинения, посылаемые «Современнику». Будучи интересно уже как своего рода реестр тех тем и вопросов, по которым партия «Современника» обнаружила свое противостояние умонастроениям либеральных кругов, оно несет в себе и более общий смысл: идею полного, по всем пунктам, размежевания революционной демократии с прогрессизмом и гражданственностью либерального толка.
Письмо из провинции
«Письмо» – характерный пример упорной борьбы, которую вел Добролюбов за то, чтобы, вместо прекраснодушных восторгов по поводу вдруг открывшейся гласности, русская журналистика давала, с одной стороны, конкретный разоблачительный материал, а с другой – художественные обобщения гоголевской и щедринской силы.
№ 3
Совр., 1859, № 10.
Раскаяние Конрада Лилиеншвагера
Как акт общественно-литературной полемики, «Раскаяние…» явилось ответом не только на выпад либеральных «Московских ведомостей», где в № 95 за 23 апреля 1859 г. было помещено письмо к редактору, автор которого (Н. Ч.) именовал выступления «Свистка» «попытками литературного мальчишества и паясничества», но и – без прямого указания адресата – на статью «Very dangerous'!!» («Очень опасно!!!») А. И. Герцена (Колокол, 1859, 1 июня), обвинившего «Современник» в том, что он бьет по своим, что насмешками над «обличительной литературой» ослабляет единый фронт оппозиционных сил и оказывает услугу реакции. В форме иронического «раскаяния» Добролюбов и редакция «Современника» подтверждали верность избранной ими линии на отказ от единства с либералами, на следование собственной, революционно-демократической программе.
Из цикла «Опыты австрийских стихотворений»
Опираясь на объективное сходство официальной идеологии и имперской политики двух монархий: Австрии, тщетно пытавшейся удержать свои, итальянские владения, и России, продолжавшей завоевание Кавказа и находившейся накануне новой волны национально-освободительного движения в Польше, – Добролюбов вводит здесь новую сатирическую маску – «австрийского» поэта Якова Хама, с помощью которой подвергает осмеянию комплекс охранительно-монархических и великодержавно-»патриотических» умонастроений. В этом вопросе позиция Добролюбова была во многом близка к взглядам и оценкам Герцена, высказанным в его статьях 1859 г., в том числе в цикле «Война и мир», где он, в частности, писал: «У России своя Австрия и тем более опасная, что она внутри»; «Терзая Польшу, отнимая у нее то клочья земли, то торжественно данные законы, то язык, то детей, то взрослых, вырастив на польских жертвах целое поколение злодеев и доносчиков, правительство спутало ноги и руки не ей, а себе, приковав себя преступной солидарностью к Австрии…» (Колокол, 1859, № 44, 1 июня). Возможно, что замысел «австрийского» цикла возник у Добролюбова не без влияния «подсказки» Герцена.
№ 4
Совр., 1860, № 3.
Из фельетона «Наука и свистопляска, или Как аукнется, так и откликнется»
Стихотворение «Новый общественный вопрос в Петербурге» вошло в фельетон Добролюбова «Наука и Свистопляска, или Как аукнется, так и откликнется», основной сатирической мишенью которого явился М. П. Погодин. Консервативный историк, сторонник теории официальной народности, противник Белинского, издатель славянофильского «Москвитянина», он едва ли не но всем актуальным вопросам занимал позиции, диаметрально противоположные позициям «Современника». Непосредственным поводом для выступления против него в «Свистке» явился раздраженный ответ Погодина на статью Н. И. Костомарова «Начало Руси» (Совр., 1860, № 1) и рецензию Добролюбова (там же) на книгу Погодина «Норманнский период русской истории» (М., 1859), оспаривавшие его теорию норманнского происхождения первых киевских князей. Ответ Погодина содержал вызов Костомарову на публичный диспут и одновременно резкий выпад против «Современника» и его сотрудников, названных им «рыцарями Свистопляски», «кучей шарлатанов, невежд, посредственностей и бездарностей, которые, пользуясь исключительным положением, присвоили себе на минуту авторитет в деле науки и приводят в заблуждение неопытную молодежь» (СПб Вед, 1860, № 60, 17 марта; МВед, № 64, 20 марта). Диспут между Погодиным и Костомаровым, состоявшийся 19 марта 1860 г. в Петербургском университете, не принес Погодину успеха (см. продолжение фельетона Добролюбова, а также отчеты о диспуте – Совр., 1860, № 3; СПб Вед, 1860, № 67, 25 марта). В следующих номерах «Современника» были помещены еще две статьи Костомарова по этому вопросу: «Заметка на возражения о происхождении Руси» (1860, № 4) и «Последнее слово г. Погодину о жмудском происхождении первых русских князей» (1860, № 5, с «Замечанием» И. Г. Чернышевского),
Три стихотворения Конрада Лилиеншвагера
В пародийно-сатирической форме цикл воспроизводит некоторые основные мотивы добролюбовской публицистики: критика либерального понимания прогресса («Чернь»), преувеличенных восторгов по поводу «эпохи великих реформ» («Наше время»), уступок «секущей» педагогике («Грустная дума гимназиста…»). Первое стихотворение представляет собой перепев стихотворения Пушкина «Поэт и толпа» (первоначально – «Чернь»), третье – стихотворения Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…».